Парадигма греха

Глава 1

Вошедший в кабинет Калошина Дубовик выглядел торжественно и немного смущенно.

– Андрей Ефимович! Дорогой, ты откуда? Наря-ядный! Никак медаль получил? – майор приобнял Дубовика за плечи.

– Какая медаль? Что ты меня заговорил? Я к тебе по делу! – подполковник прошел к окну, открыл форточку: – Накурил-то!

– Ладно-ладно! Давай своё дело! – Калошин присел на подоконник.

Дубовик расстегнул пальто и повернулся к нему:

– Геннадий Евсеевич! Я прошу руки твоей дочери! – сказал и замер.

Калошин ожидал когда-нибудь такого предложения, но сейчас он растерялся:

– А?.. А Варя-то как, согласна?

– Не знаю, я у неё не был! Вот, зашел за тобой! Полный портфель деликатесов, подарки! Пойдём, Геннадий Евсеевич, а? – Дубовик вдруг страшно заволновался.

– Так сначала у девушки спрашивают! Эх, ты, жених! – майор достал папиросы, руки его почему-то предательски задрожали.

– Да откуда ж я знаю, как надо! Я что, каждый год женюсь, что ли? Не искушен в этих делах, так что ж! – подполковник выхватил портсигар из рук Калошина, достал папиросу, но в волнении сломал и выбросил в форточку. – Чёрт! Пошли, а?

– Ну, хорошо, пойдем! Только дай мне полчаса, чтобы дела свои закончить! Посиди пока спокойно, покури, подумай, что скажешь девушке! – Калошин, как маленького, усадил Дубовика на стул. – Да успокойся ты! Всё будет хорошо! Я свою дочь знаю! Ломаться, цену набивать себе не станет!

В это время в кабинет вошел Гулько. Он тепло поприветствовал подполковника, потом обратился к Калошину:

– Слушай, Геннадий Евсеевич, я к тебе по поводу смерти библиотекарши Слепцовой, – он присел к столу.

– Что там не так? – заволновался Калошин, зная, что Гулько никогда не станет беспокоить его понапрасну.

– Расскажу, а ты сам решай! Значит так. Помнишь, труп её лежал в проходе между книжными полками параллельно им, а лестница сверху на ней. Так?

– Так-так, не томи, говори!

– Говорю: полка со скрепляющим штырем, о который она ударилась, стоит слева по положению тела, рана на голове располагается сзади также, слева. Только вот трасология показывает, что при таком падении рана должна была быть сзади справа. А так, получается, что она финт в воздухе сделала! – Гулько крутанул рукой. – Я уж и в библиотеку сам сходил, попытался падать по-всякому – не выходит!

– Так что же, ты хочешь сказать, что её толкнули? – Калошин подался всем телом к эксперту.

– Ты, Геннадий Евсеевич, сам это произнёс! – поднял указательный палец Гулько. – Пишу, что вижу, а разбираться вам, товарищи оперативники.

– Ну и «жук» ты, Валерий Иванович! – погрозил ему Калошин. – Ладно, пиши, разберёмся! Не впервой!

Гулько кивнул и вышел.

– Ну, что? Успокоился? Идём свататься? – Калошин направился к вешалке, Дубовик встал.

Но тут раздался звонок, и майор, чертыхнувшись, поднял трубку. Выслушав звонившего, бросил её с силой на рычаг:

– Не успели! Снимай пальто, подполковник, полчаса ещё придётся потерпеть! Сухарев звонил, просит принять одну учительницу!

– Хорошо, что только одну, – мрачно пошутил Дубовик и стал стягивать пальто, осторожно вынимая раненную руку.

– Ладно, не хмурься! Зато потом с чистой совестью – домой! Рука беспокоит?

– Терпимо… Ты лучше скажи, Варя никуда не уйдет? И вообще, дома ли она? – вдруг забеспокоился подполковник.

– Я позвоню и всё узнаю, не трепещи, как муха! Ты сегодня на себя не похож! Возьми себя в руки! Боевой офицер! – Калошин покачал головой, с улыбкой глядя на Дубовика.

– Ладно, убедил! Болтай со своей учительницей, а я буду «брать себя в руки»! – подполковник повесил пальто и закурил.

Калошин же позвонил домой и наказал дочери ждать его самого и «свою судьбу в чине подполковника». Что ответила девушка, Дубовик не слышал, но, когда майор весело подмигнул ему, улыбнулся.

В дверь постучали.

Высокая статная женщина с властным голосом сразу заполнила собой всё пространство кабинета. Очки в роговой оправе и узел тяжелых волос на затылке дополняли облик учительницы классического образца.

Кивнув Дубовику, она по-хозяйски села к столу Калошина.

– Как дела у Вари? Всё художеством занимается? Пора начать серьёзно учиться! Марать холсты можно и в свободное от учёбы время! Или замуж собирается? У них это сейчас больно быстро происходит! – она обернулась к Дубовику. – По-моему, с вами, молодой человек, я видела Варвару на празднике? – она с осуждающим видом посмотрела на него и покачала головой.

Дубовик настолько опешил от этой эскапады, что, буквально, проглотил язык. Но потом внезапно встал, расправил плечи и подошел к столу. Наклонившись к лицу женщины, обдавая её запахом дорогого одеколона, раздельно и чётко произнёс:

– Не терплю, когда вмешиваются в мои дела! А на Варе обязательно женюсь! – и сел на место, закинув ногу на ногу и с ироничной усмешкой глядя сквозь очки на властную учительницу.

Теперь пришла её очередь изумляться. Она открыла рот, чтобы достойно ответить наглецу, но тут вступил Калошин:

– Прасковья Петровна! Простите, что перебиваю вас, но позволю себе напомнить, что Варя уже не ваша ученица, а мы с вами не на родительском собрании! Давайте беречь время друг друга! У вас, насколько я понимаю, какое-то очень серьёзное дело! Вернёмся к нему! Я вас слушаю!

Дубовик показал ему большой палец.

Женщина обидчиво одёрнула пиджак, но, чувствовалось, что слова Калошина возымели своё действие. Единственное, с чем она была не согласна – присутствие в кабинете «постороннего лица», каковым по её мнению являлся Дубовик, но Калошин и тут нашёлся:

– Это наш проверяющий из КГБ, я не имею права его удалить!

Учительница ещё больше выпрямила и без того прямую спину, поправила очки и произнесла:

– Извините! – откашлялась. – Так вот, Геннадий Евсеевич, меня к вам привело очень серьёзное происшествие: у нас пропал учитель химии, – при этих словах Дубовик фыркнул, но понял, что смешок его неуместен, и тут же завуалировал его кашлем. – Вы должны его помнить: это Арбенин Денис Иванович. Вот уже второй день он не является на занятия. Его нет дома, соседи сказали, что позавчера вечером он куда-то ушел и с тех пор больше не появлялся.

– По-моему, он живет один? – спросил Калошин.

– Да, жена его умерла в прошлом году, а сыновья живут отдельно, даже в разных городах. Вот так наши дети бросают нас на старости лет, – не удержалась она от нравоучительного замечания, бросив при этом многозначительный взгляд на Дубовика, вызвав у него лишь недоумение. – Человек он положительный, за все годы ни разу ни то, что не пропустил без уважительной причины уроков, но и не опоздал. Дисциплина для него не на последнем месте! –опять взгляд на подполковника, который в этот момент пожалел, что не надел военную форму, цивильный костюм её не впечатлил. Но потом он вспомнил, что с Варей на празднике был в кителе со всеми регалиями, но и тогда это не удержало женщину от таких же колких замечаний, и просто решил игнорировать их. Видимо, на свете существовало только одно мнение: её личное.

Прасковья Петровна между тем продолжала:

– В день, перед своим исчезновением Денис Иванович был чем-то очень озабочен, скажу больше, мне показалось, что испуган. Я спросила его, всё ли в порядке, он только кивнул, хотя обычно был более многословен. Один момент меня просто насторожил: он подошел к окну и о чем-то задумался, я его окликнула, так он, представьте, буквально, подпрыгнул, а в глазах – страх! Уж это чувство я умею распознать! – тут и Калошин не удержался, и вслед за Дубовиком хмыкнул. – Да, умею, и считаю это важным качеством педагога!

– Может быть, у него появилась женщина? Всё-таки, год прошёл со времени смерти жены, он ещё не старый, мало ли… – майор с надеждой посмотрел на учительницу, хотя понимал, что это ожидание призрачно, и не ошибся.

Прасковья Петровна с таким жаром стала уверять Калошина, что этого не может быть, потому что не может быть в принципе, чем вдруг убедила его в своей личной заинтересованности в судьбе учителя, но он не стал заострять на этом внимания.

– Понимаете, после исчезновения Лёни Науменко в прошлом году, – при этих словах Дубовик поперхнулся и закашлялся, уже без смеха. Женщина терпеливо дождалась, когда он успокоится, и продолжила: – Так вот, когда мальчик исчез, вы, наверняка, помните, что в этом обвиняли именно Арбенина, но тогда ничего не смогли доказать, а пятно на преподавателе, тем не менее, осталось. Это сильно подкосило Дениса Ивановича, но весь преподавательский состав встал на его сторону. Мы поддержали своего коллегу, и вроде бы всё поутихло. И вот сейчас такой странный случай!.. Мы склонны думать, что это каким-то образом может быть связано с прошлогодним происшествием.

– Откуда такая убежденность? – с сомнением спросил Калошин.

– Я никому не говорила этого, но сейчас вынуждена рассказать один наш диалог с Денисом… Ивановичем, – Прасковья Петровна кинула взгляд в сторону Дубовика, как бы сомневаясь в правильности своего решения, но чувство долга пересилило опасения за возможность наказания. – Когда мальчик пропал, мы просто не знали, что и думать. Денис Иванович терзался, даже плакал, и когда я стала его успокаивать, он вдруг произнес: «Поверьте, я не виноват в его гибели!» Так и сказал: «гибели». Тогда я вдруг ясно поняла, что ему известно, что же всё-таки произошло с мальчиком. А Денис Иванович, как будто, испугался, что нечаянно проговорился, стал убеждать меня в том, что это был просто нервный срыв. Сказал, что не имеет представления, как и все мы, куда исчез ребенок. А ведь в тот день, когда мальчик не пришел из школы, Лёня был дежурным в кабинете химии. Именно поэтому, подозрения, в первую очередь, падали на Арбенина.

– Хорошо. Напишите всё в своем заявлении, зарегистрируйте его у дежурного. Тот передаст следователю, и мы будем разбираться, – Калошин встал и протянул учительнице руку на прощание.

Когда она откланялась, в прямом смысле, и вышла, осторожно прикрыв дверь, Дубовик взорвался:

– Геннадий Евсеевич! Что у вас здесь происходит?! Это не Энск, это же Бермудский треугольник! Слышал о таком? Там, правда, без следа исчезают корабли и самолеты, а у вас люди! – он стал натягивать пальто. – Сейчас едем к тебе, по дороге расскажешь о пропаже мальчика.

Калошин довольно хмыкнул.

– Не радуйся! Если и буду помогать, только консультациями! У самого дел по самые погоны!

– В общем, так, попытаюсь рассказать, как можно короче. Осенью прошлого года к нам обратились родители Лёни Науменко, когда однажды мальчик не вернулся из школы. Конечно, организовали поиски, прошли, буквально, по его следам, от дома до школы. Если никуда не сворачивать, пропасть-то на этом пути некуда! Мальчишка дисциплинированный, пионер, готовился в комсомол вступать. Без разрешения или предупреждения никогда никуда из дома не уходил. Учился хорошо. В тот день дежурил в кабинете химии. Арбенин сказал, что он после уроков заходил в кабинет, там мальчик мыл полы вместе с одноклассницей, но она спешила забрать сестру из детского сада и поэтому ушла раньше. А Лёня убрал всё, зашел в учительскую, спросил Арбенина, это подтвердили другие учителя, но тот выходил куда-то, поэтому мальчик повесил ключ на доску, где все ключи висят, и ушел.

– Почему дело закрыли?

– Примерно через две недели нашёлся свидетель, который якобы видел, что мальчик шел в лес, который от школы недалеко. Только в другой стороне от дома Лёни. Так и решили, что заблудился. На этом основании Моршанский и написал постановление. Хотя в это мало кто поверил, но кое-кому это было очень удобно. Дело шло к зиме, начинались холода, понятно, что в лесу никто в такое время не выживет.

– А что это был за свидетель такой? – с подозрительностью спросил Дубовик.

– Вот и я о том же! Старик один, который, если и соврал, то уже отвечает перед Создателем.

– Слушай, Геннадий Евсеевич, ты возьми это дело из архива. Я потом почитаю. Чёрт! Сколько раз говорил себе не лезть, куда не следует, так нет же – тя-янет! Ладно, я эту неделю буду в районе работать, постараюсь чаще приезжать. – Дубовик резко крутанул руль – дорогу перебегала черная кошка. – Твою …!

– Так ты ещё и с предрассудками? – засмеялся Калошин. – Говорю тебе, всё будет хорошо!

Золотое колечко и признания сделали свое дело: Варя только нежно улыбнулась на предложение Дубовика, у которого от волнения побелели скулы, и кивнула. Она ждала этого дня и была уверена, что это обязательно произойдет, потому что глаза человека, стоящего перед ней не могут обмануть – это она поняла с первой встречи. И его недавнее объяснение в любви было слишком горячим и пылким, чтобы не произнести его от всего сердца, которое под Вариной рукой, когда она робко дотронулась до его груди, стучало так громко, что отзывалось в ней самой любовным эхом.

Калошин, видя радость дочери, вдруг пустил слезу:

– Ну, что я тебе говорил? Ладно, жених и невеста, давайте, что ли, праздновать! – ему было немного грустно, хотелось, чтобы рядом с ним сегодня сидела Светлана, но она уехала по делам в область, поэтому майор предложил повторить празднество в ресторане в другой день, на что получил полное одобрение.

Когда ужин был закончен, уставшую и разомлевшую от вина и волнения Варю отправили спать, мужчины перебрались на кухню, где завели свой разговор под оставшийся коньяк.

– Ну, что, жених, успокоился? – Калошин присел рядом с Дубовиком, обнял его за плечи и ласково потрепал: – Не знаю, как ты, а я точно теперь спокоен за дочь. Веришь, нет, иной раз проснусь ночью, и душа ноет: что будет с девчонкой, ведь росла без матери, как устроится в жизни? Отцу-то не всё расскажешь!.. А вдруг, какой хлюст привяжется, влюбится она и пропадёт!.. А ты у нас – стена!

– Ага, китайская! – засмеялся Дубовик. – И зови ты меня теперь, Геннадий Евсеевич, просто, по имени! Дома… А то как-то неудобно…

– Вот за это и выпьем!

– А что там с вашей библиотекаршей случилось? – поинтересовался Дубовик, когда они оба, смачно крякнув, выпили и закурили.

– Да-а, ты неисправим! Хотя мне лично это на руку! Голова у тебя светлая, мозгов на десятерых хватит!

– Не захваливай! Давай рассказывай! – пуская колечки дыма, нетерпеливо произнес Дубовик.

– До сегодняшнего дня вроде и рассказывать-то нечего было: упала женщина с лестницы на работе, ударилась головой о металлический штырь, который скреплял полки стеллажа, оступилась, что ли? Во всяком случае, так мы думали. А тут!.. Ты слышал сам, что сказал Гулько. Теперь уж не знаю, что и думать! Экспертизу без внимания не оставим, значит, надо начинать следствие.

– Она одна работала, или есть напарница? – поинтересовался Дубовик.

– Да, пожилая женщина, но, дело в том, что смерть наступила поздно вечером, напарница была дома. Этому есть свидетели, причем, незаинтересованные.

– Во сколько же закрывается библиотека? – удивился подполковник.

– В десять часов. Многие читатели приходят с работы поздно, поэтому библиотекарям приходится работать посменно: одна – с утра, другая – с обеда. Потом меняются. Но умерла женщина в районе двенадцати часов. Хотя один свидетель видел, что она закрывала дверь на замок сразу после десяти вечера.

– Значит, вернулась? Зачем?

– Да кто ж её знает… Теперь вот думаю, что, может быть, её кто-то вернул?

– Да, интересно… Слушай, дай мне завтра почитать протокол осмотра места происшествия? – Дубовик налил коньяк, протянул рюмку Калошину и выпил сам.

– Дам, без вопросов! Свежий взгляд, «незамыленный»! Вдруг что найдёшь! У тебя нюх на всякие мелочи! – Калошин посмотрел внимательно на Дубовика – тот о чем-то сосредоточенно думал.

– У тебя, Андрей, никак мысли какие-то возникли? – подозрительно спросил он.

– Пока только неясные их очертания… – Дубовик потер подбородок,– но надеюсь, что за этим и сами последуют. Давай сходим завтра с утра в библиотеку…

– А мальчик как же? – поспешил напомнить Калошин.

– И мальчика не оставим без внимания!

– Да, магнето у тебя в одном месте стоит, точно! – на эти слова подполковник только засмеялся.

Глава 2

Диван был убран, на плите кипел чайник, пахло кофе.

Дубовик, чисто выбритый, пахнущий одеколоном, на кухне делал зарядку.

Калошин, в который раз, подивился его способности оставаться бодрым после двух часов сна.

– Варвара не проснулась? Вижу, справляешься с хозяйством?

– В комнату к ней я не заглядывал – неприлично! А девушка должна высыпаться, чтобы выглядеть красиво! Это мое мнение! Поэтому веди себя тихо! – в шутливой манере произнёс подполковник. – Давай завтракать, и – вперёд на «баррикады»! Времени у меня в обрез!

– Да кто же тебе откроет библиотеку в шесть часов утра? – посетовал Калошин.

– Чёрт! Не подумал, что рабочий день у них начинается в восемь! – Дубовик сокрушенно потер лоб.

– В девять… – поправил Калошин.

– Ну, это уж совсем непорядок! Что же делать? Я уже настроился! – подполковник с надеждой посмотрел на майора.

– Ладно, не переживай, я эту женщину – Капитолину Васильевну – знаю лично, скажу, что мы должны провести необходимые следственные мероприятия. Она человек дисциплинированный, думаю, согласится.

Через полчаса мужчины уже подъезжали к библиотеке, но Капитолина Васильевна добралась только через двадцать минут.

Дубовик выскочил из машины ей навстречу, взял за руку и повел к двери, выражая нетерпение.

Женщина с симпатией посмотрела на «столичного», как она сама определила, мужчину и проворно открыла замок. При этом она часто кашляла и чихала:

– Простите, приболела, но заменить теперь меня некому…

– Это вы нас извините, – смущенно пробормотал Дубовик, чувствую за собой некоторую вину.

–Ничего, я человек старой закалки. Проходите! – она распахнула двери.

Тишина стояла такая, кокой она может быть только в библиотеке. Запах книг, как проводник в детство, щекотал ноздри и навеивал теплые воспоминания.

Дубовик хозяйским глазом окинул помещение, потянул носом воздух и, поморщившись, повернулся к Калошину:

– Где женщина лежала?

– Пойдём, проведу, – майор махнул рукой в сторону книжных полок. Сам пошел впереди, между стеллажами остановился и показал, где и как лежал труп библиотекарши.

Дубовик подошел к стремянке, покачал её – лестница стояла прочно. Посмотрел край полки, на который указал Калошин, повертелся туда-сюда и стал разглядывать корешки книг. Потом одним пальцем подозвал Калошина и показал на книжный указатель, висевший на правом стеллаже. На нем значилось: «Научная литература». Калошин вопросительно посмотрел на подполковника, а тот позвал Капитолину Васильевну:

– Скажите, по какой системе вы располагаете литературу на стеллажах?

– У нас расстановка семантического типа, то есть содержательного, – пояснила она.

– Значит, на этой полке строго та литература, которая обозначена на указателе? – уточнил Дубовик.

– Разумеется!

– Скажите, а каков у вас контингент людей, читающих эту литературу?

– Ну, берут инженеры, бывают студенты, немного учеников и кое-кто из учителей, – загибая пальцы, стала перечислять женщина.

– А кто именно, я имею в виду учителей, учеников? Сможете сказать? – Дубовик постарался не акцентировать особо внимание на этом вопросе, и задал следующий: – Какие больше книги из научной литературы берут?

– Всякие, тут полный разброс в интересах. А вот кто из учеников и учителей берет?.. М-м… Кузовкин – физик, Арбенин – химик… – она задумалась, а Дубовик многозначительно посмотрел на Калошина, тот только одобрительно покачал головой. – Если нужны фамилии, я вам выпишу! – женщина направилась к столу. – У нас школьники отдельно числятся, так как учителя иногда просматривают, что именно читают дети. Ведь у них есть своя библиотека, школьная.

Дубовик с Калошиным последовали за ней.

– Тогда что же дети у вас просят почитать? – спросил майор.

–Вот, как раз, научную литературу, а остальное мы не выдаем, – женщина строго посмотрела на мужчин.

– В общем, так, уважаемая Капитолина Васильевна, – обратился к ней Дубовик, – я попрошу вас сделать следующее: выпишите всю научную литературу, которая находится сейчас на руках читателей. С указанием их фамилий и должностей. Понимаю, что работа займет у вас немало времени, но тем не менее… А пока покажите мне формуляры Кузовкина и Арбенина.

Библиотекарь вопросительно посмотрела на него.

– Без вопросов, – поднял ладони подполковник. – И полная конфиденциальность нашей беседы.

– Я поняла, – кивнула женщина.

Дубовик пролистал карточки педагогов и добавил:

– С этих карточек снимите копии. И ещё: прошлогодние формуляры у вас сохраняются?

– Да-да, всё на месте, – поспешила заверить библиотекарь.

Дубовик попрощался с женщиной, сказав, что они пришлют помощника. Калошин поблагодарил её за беспокойство и тоже распрощался.

– И почему тебе пришло в голову вдруг проверить формуляры педагогов? – спросил Калошин Дубовика, когда они вышли на улицу. – То, что они являются читателями этой библиотеки, вполне логично – общественная библиотека у нас в городе всего одна. А в школьных не так много литературы. Вот они и пользуются.

– Знаешь, Геннадий Евсеевич, меня всегда настораживают странные совпадения, – Дубовик прислонился к перилам крыльца и закурил. – Маленький провинциальный городок. И вдруг!.. Пропадает школьник – раз! Через год его учитель – два! А перед этим погибает библиотекарь, которая почему-то вдруг поздно вечером возвращается на работу, лезет на стремянку и падает с неё! Не странно ли это?

Калошин хотел что-то возразить, но подполковник поднял руку:

– Допускаю, допускаю, допускаю! Может быть, это все не связано друг с другом, или: исчезновение мальчика и педагога – это одно дело, гибель женщины – другое, и наоборот: исчезновение мальчика – совершенно не связанное с сегодняшним днём, событие, а библиотекарь и Арбенин в связке по одному делу. Надо, Геннадий Евсеевич, искать либо точки соприкосновения, либо отсекать все возможные связи одного происшествия с другим. Это лично моё мнение, но заниматься придется тебе.

Уже в кабинете Калошина, читая протокол осмотра места происшествия, Дубовик вдруг сказал:

– Всё-таки я вернусь в библиотеку, и кое-что ещё посмотрю.

– Что тебя, Андрей Ефимович, не устраивает в этом документе? – пожал плечами Калошин.

– Это вас устраивало, потому что вы считали это просто несчастным случаем, но теперь-то, когда уже появились сомнения, перечитай сам этот протокол, и поймёшь, что всё в нем поверхностно. И ведь должна же была она зачем-то вернуться! Чайник забыла выключить, плитку, или что-то ещё, не знаю, но считаю, что следует проверить. Ну, не думаешь ы, что кто-то мог её встретить по пути домой и срочно вернуть за какой-нибудь книгой! – он отвернул манжету рубашки и посмотрел на свои часы: – Ага! Могу выкроить ещё час.

– Дело об исчезновении мальчика будешь смотреть? – хмуро спросил Калошин. – Или мне уже не суетиться, не бегать за ним?

– Не злись! Сам же будешь потом благодарить меня! Во всяком случае, я очень на это надеюсь, – Дубовик похлопал его по плечу. – Признаюсь, заинтересовало меня это дело! А в архив, пожалуйста, сходи! – и уже от двери услышал, как майор пробурчал: «Пинкертон, черт бы тебя подрал!», но подполковник только улыбнулся на это и вышел.

Капитолина Васильевна сидела за столом и, по всей видимости, выполняла задание Дубовика. Увидев его, она удивилась:

– Что-то случилось?

– Нет-нет, но у меня есть несколько вопросов к вам, – Дубовик присел к столу. – Скажите, у вас есть какое-нибудь предположение, почему ваша коллега вернулась сюда уже после десяти вечера?

– А она разве вернулась? – ещё больше удивилась Капитолина Васильевна.

– Пока это только предположение. Надеюсь на вашу помощь. Может быть, она забыла ключи от дома? Могло такое быть?

– Нет, иначе она не закрыла бы дверь библиотеки. У нас все ключи – и от работы, и от дома на одной связке, что у меня, что у неё. По-моему, так делают все? – она вопросительно посмотрела на подполковника.

– Хорошо, это исключаем. Теперь предположим, что Раиса Владимировна по дороге домой встретила кого-то, кто попросил или потребовал её вернуться. Какова могла быть причина?

– Ну-у, это вряд ли… Только если кто-то что-то оставил, когда брал книгу? Например, ключи от дома? Нет, не могу себе представить такого! – женщина всё пожимала плечами.

– Тогда я вас попрошу выписать фамилия и адреса всех, кто в тот день посетил библиотеку, – подполковник уловил её обреченный вздох, хотя она старалась не выдать своего настроения. – Я обязательно пришлю вам толкового помощника, просто рабочий день только начался, и я пока никого не застал в отделении милиции.