Огнь поядающий
– Первый раз слышу! – встрепенулся Иоанн. – Когда?
– Да, говорят, вчера… – пожал плечами спросивший.
– Не может быть, я бы знал… – решительно покачал головой архиепископ. – Но не удивлюсь, если это рано или поздно случится… Евтропий хитер и коварен, давит на василевса. А тот…
Он пожевал тонкими губами и махнул рукой.
– Нет, что ни говори, Аркадий не то, что его отец! Тот был заступник, а этого самого защищать надо…
– … от его жены, – вставил широколобый.
Все засмеялись, и архиепископ тоже.
– Да, жену надо бы построже держать… – кивнул он головой. – Не дело, если женщина в семье становится главной. Нет у нее этого права, – за прегрешение Евы, на которой лежит основная вина за наше грехопадение…
– Вáрварка она – вот и вся причина, – пробурчал широколобый.
– Ты прав, Серапион, – согласился Иоанн. – Вáрварка, да дочь полководца и консула к тому же. Однако надо отдать ей должное, – в ней есть то, чего не хватает ее мужу: ревность и пламенность. Я все еще не теряю надежды перевоспитать ее в добрую христианку. В вере горяча, этого не отнять…
– Да не вера это у нее, а суеверие! – перебил его Серапион. – Благополучия хочет, да за детей боится. А Христос ей не нужен!
– Ну, я бы не стал выносить такое скоропалительное суждение, – возразил архиепископ и, помешав ложкой содержимое своей миски, сделал первый глоток.
– А разве василисса новокрещенная? – удивился Палладий. – Я слышал, еще до замужества епископ Пансофий ее наставлял.
– Наставлять-то наставлял, – вздохнул Иоанн, – а свое бабье место знать не приучил. Да и избалована она, как и большинство из них… Что ни день – бани, притирания, ароматы… Тьфу! Но не будем. Из всех наших сложностей эта – наименьшая. Вот Евтропий – матерый волк…
– Как ни меняются времена, а истинная церковь всегда гонима… – вздохнул Палладий. Да и что говорить, если Самим Христом так предречено?
– Да, верно, верно, – согласился Иоанн. – Последние времена, конец мира приближается…
– А как здесь насчет иудеев, – спросил Севериан, доедая последние горошины. – Дозволяется ли им жить в Городе? Можно ли сносить синагоги?
– В Городе синагог я не потерплю, – Иоанн нахмурился и сжал руку в кулак. – С иудеями по-прежнему боремся, но решительности правительству недостает. Я бы сказал, что их надо совсем изгнать за пределы царства. А им привилегии, то да се… Государству нужны деньги, вот и продает Христа.
– Я совершенно с тобой согласен, твоя святость! – подхватил Севериан. – С иудеями надо бороться решительнее. У себя в Гавале и в ее окрестностях я снес все имевшиеся синагоги. Как писал наш с тобой общий учитель, Мелитон:
Неблагодарный Израиль, прииди и судись передо мною
о твоей неблагодарности!
Ты же, не оценив их, воздал Ему неблагодарностью,
воздал Ему зло за добро,
и скорбь за благодать,
и смерть за жизнь,
за что и должно было тебе умереть…
Севериан читал нараспев, а Иоанн, захваченный ритмом чудесного слова, кивал в такт и пристукивал костяшками пальцев по столу. Мальчик Кандидий переводил восторженный взгляд то на одного, то на другого собеседника. В конце концов архиепископ, не выдержав, подхватил:
…Ведь если у народов царь похищен врагами,
из-за него война начинается,
из-за него стена сокрушается,
из-за него город расхищается!
Потом, прервав речь на полуслове, решительно стукнул кулаком и устремил на Севериана почти обожающий взгляд.
– Слава Господу, приведшему тебя в столицу. Я счастлив заполучить такого соработника!
– Но, мне кажется, последние законы вполне в духе тех, которые издавались при покойном Феодосии, – заметил Палладий.
– Пока – да, но в недрах двора зреет сопротивление, – Иоанн, нехотя сделав еще один глоток, откинулся на кресла и прижал ладонь к своему впалому животу. – Евтропий – страшный человек, влиятельнее самого василевса. Если он чего захочет, добьется!
– Ну, видели мы уже таких, – вступил в разговор седоволосый старик, сидевший напротив Севериана и до сих пор, как и большинство присутствующих, не проронивший ни слова. – Руфин тоже высился, как кедры ливанские, а оказался колоссом на глиняных ногах и рухнул в одно мгновение…
– Будем надеяться, что Господь не оставит свое малое стадо, – подытожил Иоанн, поднимаясь. – Возблагодарим же его за дарованную нам пищу…
С этими словами он прочитал благодарственную молитву и направился к выходу.
Все остальные последовали за ним.
У самого выхода из архиепископии, в просторном атрии, служившем для приемов, архиепископа ожидали несколько клириков, но он шел вперед решительной походкой, как будто не замечая их.
– Ваша святость, помилуйте, – клирики, один за другим повалились ему в ноги, преграждая путь.
– Кто такие? – спросил архиепископ, нехотя замедляя шаг
– Это провинившиеся, ваша святость, – пояснил Серапион. – Кто за поборы, кто за роскошь. Отстранены от своих приходов и должны отправиться в изгнание.
– Ваша святость, не слушайте его, послушайте нас, – быстро заговорил один из провинившихся, рыжеволосый человек лет сорока с мясистым лицом. – Да, я виноват! Взял деньги из церковной кружки и потратил на свои нужды… Но…
– Так чего ты от меня хочешь, волк в овечьей шкуре?!! – Иоанн повысил голос почти до надрыва. – И знать ничего не желаю! Убирайся прочь и не смей ко мне больше подходить!
– Владыка святой, пощади! – не унимался рыжеволосый. – Жена была больна, деньги нужны были для врача!
– Ври больше! – грубо оборвал его Серапион. – Не слушай его, твоя святость! На наряды бабе своей он деньги потратил. Как же, больна она была без шелковой паллы! И сам себе вон какую харю наел!
Рыжеволосый схватил Иоанна за полы длинной одежды, но тот резким движением вырвался, отчего чуть не потерял равновесие, и, немного попятившись назад, обошел просителей стороной.
– Так-так, твоя святость, – одобрительно кивнул Серапион. – Жезлом железным их надо упасать, иначе толку не будет! А ну вон отсюда все!
Севериану стало неловко, что он невольно сделался свидетелем столь некрасивой сцены. Иоанн же, который обещал, что распорядится препроводить гостя в предназначенные ему покои, как будто забыл о нем и направился к двери, возле которой стояли двое стражников.
– А как же я, твоя святость? – окликнул его Севериан.
Иоанн резко обернулся. Лицо его все еще было искажено гневом. Но поняв, что вопрос на этот раз исходит от ни в чем не повинного гостя, слегка смягчился.
– Кандидий, проводи его в гостевые покои!
И исчез за захлопнувшимися створками медных дверей.
– Где твои вещи, господин Севериан? – спросил Кандидий.
– Я оставил их в гостинице, но мой слуга принесет.
– Пойдем, я покажу тебе твою комнату, – Кандидий быстро направился в один из криптопортиков.
– А ты здесь кто? – спросил Севериан.
– Я келейником служу у аввы Иоанна.
– Но я смотрю, ты тут за все про все… – удивился Севериан.
– Ничего, я расторопный, – улыбнулся юноша. – При архиепископе в основном госпожа Олимпиада состоит, а я по всяким мелким поручениям.
– Женщина? – удивился Севериан.
– Да ты не подумай чего! – Кандидий испуганно оглянулся. – Авва Иоанн – святой жизни человек, ему все эти страсти чужды, он как ангел. У него все… эти уды омертвели еще с тех пор, как он в пустыне подвизался. Он тогда и желудок себе испортил, язва у него. Есть почти ничего не может. Госпожа Олимпиада следит, чтобы ему подавали то, что полезно. Да и она совсем не такая… Не как все женщины. Будто и не женщина вовсе. Ты же видел ее, она еду авве приносила.
– А, я не обратил внимания, – Севериан поймал себя на том, что совершенно не запомнил лица диакониссы. – Да я и не сомневаюсь, просто удивился.
Больше они не говорили. Севериан думал, что характер у архиепископа непростой и, несмотря на первые восторги, надо быть всегда начеку. И окружение у него своеобразное. Да, конечно, строгий подвижник, но… было бы проще, если бы он был… как все.
– Вот, пришли! – Кандидий распахнул дверь и Севериан вошел в просторное помещение, из которого выходили еще три двери.
– Это приемная, там спальня, вон там уборная, а это для прислуги, – пояснил юноша. – Там еще кладовая есть, для одежды.
Стены в помещении были голые, никаких ковров, никаких тканых завес. Не слишком уютно… Солнечный свет пробивался через застекленное отверстие в крыше.
«Ничего, – подумал Севериан. – Это хорошо. Архиепископ принял. Это уже успех. И это только начало».
Глава 5. Кружок Троила
«Недоброй смерти я желал бы тому корабельщику, который в недобрый час доставил меня сюда. Вот уже четвертый месяц длится мое пребывание в Городе, а дела мои все с том же положении, царь меня так и не принял, и не знаю, получат ли мои прошения ход. Если бы ни Омир, внушающий надежду на то, что бывает в жизни событие “позднее, поздний конец, но которого слава бессмертна”, и если бы не невозможность вернуться в Пентаполь ни с чем, я бы уже точно пал духом. Но пока я смотрю, слушаю, стараюсь узнать все, что можно, о расстановке сил в Городе. Аврелиан, мой покровитель, – божественная душа, человек, способный принести много пользы отечеству, но в нынешнее смутное время отставленный от дел. При власти и на коне ныне родной брат его, Евтихиан, – полная противоположность моего благодетеля. Как известно, родство душ и родство по плоти – отнюдь не одно и то же. Евтихиан, ныне занимающий должность эпарха претория Востока, всячески угождает варварам, коих тут больше, чем в болотах Германии. Это грубые люди, истинные свинопасы, которые недостойны называться врагами, но – разбойниками, грабителями или еще каким-нибудь более презренным именем. Несколько месяцев тому назад один из их вождей, Тривигильд, облеченный полномочиями и посланный во Фригию с целью следить за сбором налогов, учинил там погром. Беженцы потекли в столицу с жалобами, припадают к алтарям, умоляют и требуют защиты. Между тем Евтихиан заливает огонь серой и направляет для наведения порядка к варварам – варвара же, в итоге непонятно, сдерживает ли один другого или оба занимаются грабежами и разбоем…»
Синесий оторвался от письма брату Евоптию, которое сочинял, отложил обкусанный калам, – он не доверял содержание своих частных писем ушам нотариев, и задумался. Государство, действительно, подобно было дымящемуся вулкану, готовому взорваться в пламени и камнепаде, залив кипящей лавой и засыпав пеплом окрестные селения. То, что он слышал по секрету то от Аврелиана, то от Троила и людей его круга, к которому в последний месяц тесно примкнул, разбалтывать было небезопасно, даже притом, что письма в Пентаполь он отправлял только с доверенными лицами. Поэтому написать всего он не мог, да и сам с трудом понимал, в чем корень зла. Он писал о Евтихиане, но страшился написать о Евтропии, всецело поработившем себе молодого царя и тиранически управлявшем от его имени. Щупальцы гидры, похоже, тянулись с Запада. Как ему объясняли, покойный царь Феодосий любил варваров с их не рассуждающей отвагой, с ними ему было проще, чем с воспитанными на философии потомками эллинской знати. Сам василевс, выходец из Испании, хорошего образования не имел и, как многие люди подобного рода, делал ставку на церковь. Варвары, хотя и принадлежали в большинстве своем к иному, преследуемому им самим, направлению, называемому арианским, были ему удобны. И они платили ему преданностью. Перед смертью он возвысил одного из них, Стилихона, до небес, женив его на своей племяннице и поручив ему опеку над младшим сыном, Гонорием, перевезенным на Запад. Но аппетиты варвара не удовлетворились половиной царства, он желал поглотить и Восток и начал предпринимать попытки установить покровительство и над старшим сыном Феодосия, василевсом Востока.
Поначалу этим намерениям противостоял Руфин, человек бесчестный, но в чем-то полезный для государства. Однако евнух Евтропий, не лучше Руфина нравами, но еще хитрее и коварнее, вошел в союз со Стилихоном и, привлекши молодого царя на свою сторону тем, что устроил ему желанный брак, лишил Руфина надежды на господство. Тогда Стилихон прислал с Запада отряд готфов под предводительством своего старого друга Гайны, тоже варвара, и эти варвары мгновенно расправились с Руфином, заколов его в присутствии царя. Гайна так и остался в Константинополе якобы блюсти порядок, но на деле – интересы Стилихона. Евтропий получил неограниченную власть и на этом его дружба со Стилихоном закончилась, но Гайну он продолжал терпеть, не понимая, что тот становится опасен. Год назад Евтропий своими силами успешно справился с новой угрозой – диким племенем уннов, тревожившим области, прилегающие к Истру. За эти заслуги он был удостоен консульского звания. Тривигильд, нынешний мятежник, за что-то был обижен на Евтропия, – за что, никто толком и не знал. Евтропий согласился на просьбу Гайны отправиться на усмирение Тривигильда и от себя направил еще одного полководца, Льва. И теперь из Малой Азии доносились слухи один страшнее другого: кто там за кем гонялся, кто кого усмирял, уже было не понять, а беженцы все стекались в Новый Рим.
– Господин, письмо принесли! – скрипнув дверью, вошел слуга Афр, губастый, смуглый и курчавый.
Синесий протянул руку и принял кипарисовые дощечки, обтянутые красным сафьяном. Это от Троила, нет сомнений!
Действительно, софист писал собственной рукой:
«Друг Синесий! Если ты расположен, буду рад тебя видеть у себя в двенадцатом часу дня. Соберемся нашим узким кругом. Черкни ответ, будешь ли».
«Благодарю за приглашение, достопочтеннейший Троил, буду непременно!» – быстро начертал Синесий на воске и, запечатав дощечки, передал слуге.
Взглянув в окно, понял, что пора уже собираться. Солнце светило по эту сторону Воспора.
До дома Троила – четверть часа пешком. По летней жаре, конечно, путь не в радость. Лиловые тени так коротки, что в них не укрыться с головой. Невесть откуда взявшаяся мелкая, колкая пыль проникает в ноздри, в легкие. Вечный уличный сброд снует по залитым горячим светом улицам: нищие попрошайки, выставляющие напоказ страшные раны, настоящие и поддельные, хищные воришки, серыми тенями мечущиеся по толпе, разнузданные девицы легкого поведения, призывно покачивающие бедрами. Какие бы пламенные проповеди ни произносил с амвона грозный архиепископ Иоанн, быт и нравы столицы остаются неизменными. Обогнув ипподром, и встретив грудью душный ветер, гуляющий по переулкам, Синесий направился мимо площади Августеон, над которой в плавящемся воздухе переливалась, паря на высокой колонне, серебряная статуя царицы Елены, и рядами возвышались статуи выдающихся деятелей государства. Подняв глаза на первую, попавшуюся ему на пути, Синесий понял, что изображает она евнуха Евтропия, и поразился дисгармонии его лица, красивого по чертам, но искаженного избыточной полнотой и заметной асимметрией нижней челюсти.
Дойдя до заключенного в колонны мильного столба, точки отсчета всех дорог царства, киренянин свернул в переулок, протянувшийся мимо длинной базилики Софии, очертаниями напоминающей эллинский храм, а потом через ворота и – в сторону Золотого Рога. Дом софиста прятался в глубине двора, заставленного упряжками лошадей, возле которых в тени здания, истекая потом, томились праздные возницы.
Визит к Троилу внешне всегда как будто визит в прошлое. Синесий вспоминал детство, своих киренских родственников, гордящихся происхождением от Батта. Странно, что островок прошлого уцелел в этой новой, мятущейся столице. Вышколенный раб встречает у входа, предлагает омыть ноги, руки и лицо – таков порядок. Потом, освободившись от сандалий и легкого паллия, ступая по мягким коврам, Синесий погрузился в прохладный полумрак мраморных криптопортиков, освещаемых лишь редкими масляными лампами, не дававшими тепла.
В просторном триклинии, тускло освещаемом тремя высокими окошками, на покрытых пестрыми египетскими тканями ложах, поставленных буквой П, по-старинному возлежали гости, шесть человек. Троих из них Синесий уже знал: сам хозяин, Анфемий, Флорентий, Асклепиодот и, к его удивлению, Аврелиан, который обычно у Троила не бывал.
Увидев входящего гостя, Троил поднялся навстречу:
– Как хорошо, что ты нашел время посетить меня. У меня потрясающие новости.
– Что-то случилось? – встрепенулся Синесий.
– Гайна прислал царю категорическое требование отставки Евтропия, – с расстановкой проговорил Троил, возвращаясь на свое место.
– Так это… хорошо, разве нет? – Синесий непонимающе оглядел присутствующих.
– Пока сложно сказать, – покачал кудрявой, с проседью, головой Анфемий, тонколицый человек, похожий на египтянина, возлежавший на почетном месте рядом с Троилом. – Во-первых, василевс еще не дал согласия на эту отставку. Во-вторых, Гайна, диктующий условия, куда более опасен, чем Евтропий.
Слуги внесли легкий столик из красного дерева с большим серебряным блюдом, заваленным кусками жареного мяса. Затем смешали в стеклянном кратере розовое вино и разнесли по гостям. Воздух сразу наполнился соблазнительным ароматом жаркого, пряностей и винограда.
– Угощайтесь, друзья, – предложил Троил. – Мясо охлажденное, так что его приятно вкусить и в летний зной. Какие бы бури ни бушевали в государстве, будем, как омировские герои, есть прекрасное мясо и сладким вином утешаться, наподобие олимпийских богов, чтобы они благосклонно ниспослали государству мир и процветание.
Аврелиан нахмурился, складывая руки на коленях, и хозяин заметил это.
– Не бойся, друг, это не идоложертвенное, как вы это называете. Я законопослушный гражданин, а потому с утра просто приказал забить барашка в моем пригородном имении и доставить к столу.
– Ты так серьезно все это воспринимаешь? – спросил Аврелиана Анфемий, отделяя кусок мяса от кости и отправляя в рот.
– Я следую заповедям Господа моего Иисуса Христа, – сухо ответил Аврелиан, выбирая кусок попостнее.
– Ну, я тоже принял крещение, – пожал плечами Анфемий. – но до фанатизма архиепископа Иоанна мне далеко.
– Я не считаю архиепископа Иоанна фанатиком, – твердо ответил Аврелиан и плотно сжал губы. Видно было, что этот разговор ему неприятен.
– Не буду спорить, тем более что мы с тобой вроде как единоверцы, – ответил Анфемий, устремляя взгляд ему в глаза – Но, прожив в Городе всю жизнь и наблюдая ее течение, я только удивляюсь, как вчерашние благочестивцы вдруг оказываются в числе еретиков, борцы за чистоту веры – ее врагами. Однако больше всего мне жалко обычных людей, которые не разбираются в богословских тонкостях. Тех, кто всей душой устремляется к этому учению, а потом оказывается обманут. Кого потом запугивают выселением из собственного дома, лишением права передать имущество сыну, я не говорю уж о лишении того, ради чего и посвящался в эти мистерии, – надежды на загробное блаженство.
– Ты можешь думать, как хочешь, но истина, одна и она в истинном учении Христовом, – отчеканил Аврелиан.
Анфемий посмотрел на него, потом горько усмехнулся и, махнув рукой, замолчал.
– Я думаю, Христос не обидится на мои риторические излияния, – вставил Троил, запивая мясо вином из синего стеклянного кубка, и указал на него пальцем, украшенным перстнем с темно-желтым топазом. – Вино десятилетней выдержки, очень советую…
Когда первая радость насыщения миновала и слуги подали каждому розовую воду для омовения рук, Троил продолжил.
– Как бы то ни было, поворотный момент настает и грех будет не воспользоваться им. Если удастся избавиться от Евтропия…
– …То главное, чтобы на его месте не оказался Гайна, – подхватил Флорентий, часто моргая слегка близорукими глазами, и тоже обратился к Аврелиану. – У тебя есть, чем заменить варварскую военную защиту?
– Да, – кивнул тот. – Я уже продумывал этот вопрос. Хотя последние годы армия не набиралась, как надо, и многие предпочитали откупаться, можно вернуться к обычному и законному порядку…
– Но это войска, которых еще нет, – Флорентий пристально посмотрел на него.
– Среди варваров тоже есть верные государству люди. Например, Фравитта. Я спокойно доверил бы ему начальствование над войсками.
– Фравитта? – Это тот варвар, который кого-то убил в присутствии самого царя? – спросил Асклепиодот.
– Да, он заколол своего соплеменника Эриульфа за то, что тот призывал к мятежу.
– Вот, не нравится мне, что к власти прорываются люди, которым ничего не стоит просто так зарезать человека, как поросенка… – пробормотал Троил.
– Мне тоже это не нравится, – согласился Аврелиан. – Но Фравитта – человек вполне цивилизованный, urbanus, как говорят римляне. И женат на женщине из хорошей семьи. Такие эксцессы ему не свойственны, это был исключительный, вынужденный поступок…
– Ну, хорошо, но кем будет командовать твой Фравитта? – продолжал Флорентий.
– Есть несколько легионов, состоящих не из варваров, а из граждан, – Аврелиан откинулся на подушки. – Во Фракии, в Иллирике, в Элладе. Моя задача – перебросить их поближе к Городу. Есть и в Малой Асии, но через нее сейчас путь затруднен из-за действий Тривигильда и Гайны, который только делает вид, что борется с ним, а на деле – дает своим подчиненным возможность обогатиться. Но в любом случае, ты знаешь, что в Городе зреет возмущение против готфов, в таких условиях многие готовы сами взяться за оружие…
– В случае чего, я тоже могу, – вставил Синесий. – В Кирене для меня стало привычным держать в руках оружие. Конечно, влеммии выглядят немного не так, как германцы, но…
– Спасибо, друг Синесий, – повернулся к нему Аврелиан. – Но речь не о тебе. Германцы очень сильно отличаются от влеммиев, потому что не совершают набегов, но уже выучены римской тактике и имеют опыт регулярных военных действий. Надеюсь, дело не дойдет до того, чтобы жертвовать философами и поэтами.
– Ну, что ж? Мне кажется, Аврелиан говорит дело, – подытожил Троил. – Но как убедить василевса дать отставку Евтропию? Он слишком верит в него.
– А что, если попробовать действовать через василиссу? – с лукавым прищуром черных глаз произнес Анфемий. – Насколько мне известно, она тяготится опекой Евтропия…
– Да, верно, ее милость недовольна тем, что Евтропий хочет, чтобы она не покидала женской половины дома, – подтвердил Аврелиан. – С ней он явно просчитался. Она совсем не та птичка, которую он надеялся видеть рядом с Аркадием. Старый мошенник думал, что пока молодые будут миловаться, как голубки, он приберет к рукам всю власть в государстве. А девочка быстро повзрослела и хочет быть царицей…
– Может быть, попросить Иоанна поговорить с ней? – нерешительно предложил Троил.
– Какого Иоанна? – переспросил Анфемий. – Архиепископа?
– Нет-нет, Иоанна, друга детства Аркадия.
– А он заслуживает доверия? Мне кажется, это довольно легкомысленный молодой человек.
– Можно попробовать, – согласился Аврелиан. – Я бы мог поговорить с василиссой сам, но мне это сделать довольно сложно, не привлекая внимания того же Евтропия.
– Кстати, удалось ли Евтропию продавить закон о лишении церкви права убежища? – спросил Троил.
– Насколько мне известно, нет, – не очень уверенно произнес Аврелиан. – но он очень усердствует и, боюсь, скоро добьется своего.
– А чем ему помешало это право убежища? – спросил Асклепиодот.
– Сейчас он хочет расправиться с Пентадией, женой или вдовой, уж не знаю, как сказать, оклеветанного им Тимасия, – ответил Аврелиан.
– А Тимасий жив? – поинтересовался Троил.
– Кто ж его знает? – пожал плечами Аврелиан. – Пропал вместе с сыном. Думаю, что оба убиты. Но у Евтропия есть повод добиваться своего. Он будет пугать василевса призраком Тимасия, готовящего заговор. И несчастная Пентадия в его рассказах превратится в осьминога, из церкви Софии протягивающим щупальца по всему царству.
– Ненасытная утроба, – поморщился Троил. – Все ему мало…
– Так могу ли я рассчитывать на вас, благородные господа? – Аврелиан окинул взглядом собравшихся. – Если все получится, мне нужны будут соработники.
– Разумеется, – кивнул головой Троил. – Иначе бы мы здесь не собирались. Я думаю, что каждый из присутствующих готов со всей ответственностью подойти к любому поручению, если оно во благо государства.
Гости одобрительно закивали.
– У меня вопрос, как ты справишься с собственным братом, – обратился к Аврелиану Анфемий. – Евтихиан, насколько я знаю, предпочитает слыть другом готфов.
– Если бы я мог положиться на брата, то не обращался бы к вам, – Аврелиан опустил голову. – Но все же я надеюсь, что у него хватит здравого смысла оценить опасность Гайны.
– Как странно, – вздохнул Троил. – Два брата, и прямо противоположных убеждений…
– Мы получили разное воспитание, – ответил Аврелиан. – Евтихиан рос еще в Испании, а я – уже в Константинополе. И учителя у нас были разные. Но мой брат – порядочный человек. Я надеюсь, что мне удастся его переубедить.