Пароход

– Паршивец, – сказал Алябьев по-русски, и, видимо, в его голосе было такое негодование, что грабитель понял его и спросил:

– Не хотите ли вы взять господина Тетерина на абордаж, мсье?

– Надо бы, но пока воздержусь. Он пока интересует меня с другой стороны, а именно, как работодатель. Кстати, Тибо, у вас кроме умения обращаться с кулаками, ногами и ножом, есть ещё что-нибудь в личном арсенале? Например, навыки ладить с разными незнакомыми дверными и иными замками?

– Те, с какими я ладил, не жаловались, – улыбнулся Тибо. Он, конечно, понял, что имел в виду Сергей Сергеевич, и всё же уточнил: – Мсье, вы говорите о том случае, когда нужно проникнуть в квартиру без ведома её хозяев?

– Именно об этом.

– Это можно, – снова улыбнулся Тибо. – У меня были хорошие учителя.

И по глазам грабителя было видно – он не лжёт. Сергей Сергеевич три секунды смотрел в эти дерзкие глаза и принял решение:

– Тогда вы именно тот, кто мне нужен.

– Не хотите ли вы сказать мне, мсье, что намерены взять меня в долю?

– Я буду вас ждать послезавтра в этом же кафе, в это же время, с информацией о господине Тетерине, – прямо не отвечая на вопрос Тибо-Колотушки, ответил Алябьев, потом чуть подумал и добавил: – Тогда и насчёт доли поговорим, то есть, о части моего обязательства, которую вы возьмёте на себя.

– Мсье, а если я не управлюсь до назначенного вами времени?

– Тогда на следующий день. Но это уже самый крайний срок.

Тибо согласно кивнул, и мужчины крепко пожали друг другу руки.

После того, как они расстались, Алябьев направился к арендатору гаража, где покоился его сломанный автомобиль. В какой-то миг посетила мысль: «А что? Деньги сейчас есть. Может быть, потратиться на запчасти, починить машину, плюнуть на этого самого Тетерина и продолжить работать, как работал? Жить, как жил, пока не придёт тот день, когда отнесут в яму на Сент-Женевьев-де-Буа!1» Но одновременно и подумалось: «Но жить, как жил, что-то больше не хочется: в бедности и в вечных долгах. А Лилиан? Думать о ней каждый день и понимать, что кроме своей любви и бедности ничего не сможешь ей предложить – это … это даже и слов-то таких нет, как тошно. Да что тошно – катастрофично! А четверть миллиона франков на дороге не валяются!»

То есть, в этот четверг, час и минуту Сергей Сергеевич Алябьев на шестьдесят процентов был согласен с предложением Дмитрия Ивановича Тетерина: ехать в Россию и привезти из неё в Париж некую шкатулку, умещавшуюся в большой дорожный саквояж.

Расплатившись с господином Дюпоном за аренду, Алябьев сообщил ему, что арендовать гараж он больше не будет, и в завершение предложил:

– Мсье, нет ли у вас желания купить мой фургон за приемлемую для вас цену?

– Ха! Зачем он мне, мсье? Разве что в металлолом.

– Это вы зря, – возразил Сергей Сергеевич. – Достаточно только купить нужные запчасти, повозиться с мотором, и автомобиль ещё послужит. У меня у самого, к сожалению, нет на это денежных средств. Арно! – окликнул он большого механика с пасмурным лицом, и когда тот подошёл, спросил: – Можно ли починить мой автомобиль?

Арно Бонье, надо сказать, всем механикам механик, вытер запачканные маслом руки о такую же грязную тряпку, сунул её в карман халата, подумал и уверенно сказал:

– Были бы деньги. Насколько мне известно там проблема с цилиндрами, а так… Авто ещё вполне крепкое, и внешний вид у него тоже ещё вполне приличный – не чета некоторым.

– А ты возьмёшься починить? – заинтересовался Дюпон.

– Отчего нет? Возьмусь. Я и не таких мертвецов оживлял. Были бы деньги.

– Тьфу, заладил: деньги-деньги! – с досадой плюнул Дюпон и спросил Алябьева: – Сколько вы хотите, мсье? Если сговоримся, то я куплю вашу колымагу.

После недолгого торга они сговорились, и Дюпон отсчитал Сергею Сергеевичу как будто вполне сносную сумму. Хотя выражение лица механика Арно и говорило Алябьеву, что он продешевил, он не расстроился. Что поделаешь – не было у него стяжательской жилки.

Следующим местом, где появился Алябьев, был ломбард. Господин Видаль, получив от Алябьева выкуп, вернул ему заложенные золотые часы отца и ласково сказал:

– Только из уважения к вам, мсье, я попридержал их, а мог бы продать ещё вчера.

– Поэтому я и переплачиваю вам больше чем положено, мсье Видаль, – отозвался клиент.

Тот склонил седую облысевшую голову: мол, согласен, как никто! и в очередной раз, думая о том, что попридержать товар в некоторых случаях выгоднее, чем продать его в срок.

Наконец, последним, кого в этот день навестил Алябьев, был некто Гастон, торговавший в конце рынка ла Шапель разным скобяным товаром. Видимо, торговля у него не шла, и к моменту, когда подошёл Алябьев, он уже закрывал свою лавочку.

– Что принесли, мсье?– выжидательно прищурился Гастон – он узнал в Алябьеве своего недавнего клиента, хотя и видел его всего второй раз в жизни.

– Ничего, – ответил Сергей Сергеевич. – Хочу выкупить у вас то, что продал.

– Уже нет, – развёл руками гасконец. – На то, что вы мне продали, всегда есть спрос.

– Меня устроит и аналогичный товар, – сказал Алябьев и назвал свою цену.

Гастон пошевелил губами, почесал переносицу и шепнул Сергею Сергеевичу на ухо:

– Добавьте ещё четверть суммы и получите назад свой пистолет со всем боекомплектом, – и добавил: – В полности и сохранности, – снова почесал переносицу: – А шпалер с концами ушёл, – это так он отозвался об Алябьевском офицерском «нагане», проданным им одному налётчику ещё две недели назад.

– Сначала пистолет, потом деньги, – обещал Алябьев. – Я подожду вас на скамейке у входа.

Ещё через сорок минут небольшой «маузер» образца 1914-го года привычно опустился в карман его пиджака. Теперь мужчина уже на целых семьдесят процентов был уверен в том, что он примет предложение господина Тетерина.

на Сент-Женевьев-де-Буа!1 – кладбище в Париже, прозванное «русским», т.к. на нём в основном хоронили русских эмигрантов.

Часы показывали 17.05. Обеденное время Алябьев пропустил, а время ужинать ещё не наступило. Собственно, день прошёл хоть и в бегах, но довольно удачно. И деньги были.

Он вернулся домой. Никого не встретив ни в вестибюле, ни на лестницах, он поднялся к себе в комнату, заперся, разделся и лёг, погрузившись в думы. Около семи часов вечера в дверь постучали и спросили его. Это была консьержка Мари, но Сергей Сергеевич не открыл ей и не поинтересовался, зачем он вдруг понадобился. «Уж если что-то неприятное случится, то тогда и объявлюсь, а до тех пор меня нет», – решил он. Но в тот вечер ничего неприятного не случилось, а таким неприятным могло быть, например, обрушение штукатурки с потолка в комнате какого-нибудь жильца, ведь произошло же подобное обрушение на прошлой неделе в доходном доме мсье Бошана, не уступавшего по возрасту доходному дому мсье Мартена. Или этим неприятным мог быть такой же пожар, какой возник вчера в соседнем здании, когда из-за неисправного примуса полыхнуло в кухне, но, слава богу, огонь вовремя потушили. Впрочем, пожар из-за примуса – это вряд ли, потому что Лилиан рьяно следила за всем тем, что могло оказаться неисправным. Хотя, почему примус? Почему не сигарета в руке какого-нибудь подвыпившего и уснувшего в кровати жильца? Но ничего подобного не произошло. Постояльцы доходного дома на улице Лепик тоже вели себя прилично, как и подобает добропорядочным гражданам. Вот в выходной день кто-нибудь из них, наверняка из числа жильцов первого этажа – разного рода публики, и поскандалит по пьяному делу, опять же, к примеру, певичка Жюли и музыкант Реми, оба считавшие себя непризнанными гениями, и оба работавшими в дешёвеньком кафешантане. И ведь пошумят они обязательно ночью, ближе к утру, когда вернутся с работы. Опять ему придётся к ним идти, говорить им «ай-яй-яй!» и пугать их полицией. Неужели нельзя выораться где-нибудь в укромном месте и только после того возвращаться в свою съёмную квартиру, где тихо улечься спать? Впрочем, и обрушение штукатурки, и пожар, и бывающие временами скандалы между жильцами – это такие пустяки в сравнении с тем, что предложил ему господин Тетерин. Но, почему именно ему, совершенно незнакомому человеку? Это оставалось загадкой.

Теперь, пожалуй, нужно остановиться на ужине, как всегда бывшем в пятницу у Миланы, вернее, на времени после ужина.

– Серёжа, что тебе предложил Тетерин? – спросила у Алябьева госпожа де Маршаль.

– Поездку в Россию, – не стал скрывать он. – Нужно кое-что привезти ему оттуда. Как ты думаешь, чтобы это могло быть? Ведь не цветочек аленький?

– Не знаю. Кажется, у него есть всё, что только может быть. – Она помолчала и сказала: – У меня почему-то такое ощущение, что этот Тетерин скользкий персонаж. Не знаю, почему, но такое – скользкий… – она ещё помолчала, подумала и рассказала: – Знаешь, Серёжа, у него всегда хорошее настроение, он никогда не бывает задумчивым, у него на всё есть свой ответ – просто какое-то жизнерадостное чудо. Впрочем, мне показалось, что в последнее время он бывает чем-то озабочен, но это едва заметит опытный глаз. Да, вот ещё что я вспомнила: примерно месяц назад между Этьеном и Тетериным должна была состояться какая-то сделка, но её пришлось отложить, так как у Тетерина умер брат, и он был должен его хоронить.

– У Тетерина был брат?

– Да, кажется, сводный. Но об этом лучше спросить у Этьена. Этьен! Иди сюда!

Господин де Маршаль подтвердил, что накануне сделки Дмитрий Иванович позвонил ему по телефону и сообщил, что не сможет день-два заниматься делами, так как будет хоронить своего умершего сводного брата, и это всё, что ему об этом известно.

– Если не секрет: что была за сделка? – поинтересовался Алябьев.

– Он предложил мне большую партию великолепных обручальных колец и перстней по довольно сносной цене. Потом за неделю их разобрали нарасхват.

– Не краденые?

– Что вы, Серж?! У меня с этим строго! Мимо моих специалистов краденое не проскочит, не говоря уже о подделках. Я с полицией никаких дел иметь не хочу!

– А откуда был товар?

– По документам из Бельгии. Вы, что же? Подозреваете, что Тетерин не чист на руку?

– Нет, что вы, мсье Маршаль. Просто полюбопытствовал, – ответил Сергей Сергеевич.

Вот такой разговор состоялся в пятницу после ужина в квартире Этьена и Миланы. После него интуиция подсказала Алябьеву, что его предстоящая поездка в Россию непосредственно связана с умершим братом Дмитрия Ивановича Тетерина.

В субботу Тибо-Колотушка появился в кафе «У друзей» опять же ровно в девять утра. Но сегодня на сладкое его не тянуло, видимо, потому, что он вчера изрядно хватил горького, и ему нынче для поправки здоровья хотелось постного. Он предложил пройтись. Мужчины вышли из кафе, дошли до парка и уселись на первую попавшуюся скамью.

Грабитель огляделся, достал из кармана плоскую фляжку и предложил Алябьеву:

– Будете, мсье? Не побрезгуете?

– Спасибо, Тибо. Мне в эти дни нужна свежая голова. Итак?

Колотушка сделал несколько глотков, посидел с минуту, закурил и рассказал:

– То, что по заказам интересующего вас субъекта для него совершаются кражи ювелирных изделий вы, надеюсь, мсье, уже поняли.

– Понял, – кивнул Алябьев.

– У Тетерина есть два сына, оба живут за границей. Один в Швейцарии, другой в Штатах. Супруги у него нет – умерла… – Сергей Сергеевич слышал уже то, что было ему известно от самого Тетерина, но не перебивал собеседника. – Двадцать два дня назад у этого господина скончался младший брат – Белов Викентый Львовч.

– Викентий Львович, – догадался Алябьев.

– Может, и Викентий Львович… – теперь уже кивнул Тибо. – Чёрт бы побрал ваши русские имена – язык сломаешь. Хорошо, что у меня с детства хорошая память, Но, я как услышал от других, так и повторяю. – Он сделал из фляжки ещё два глотка. – Почему Белов, а не Тетерин – не знаю, видимо брат был сводным или двоюродным. Этот Викентий приехал из России сразу же после вашей революции, жил на Вожирар и вроде бы… – Тибо покрутил в воздухе пальцем. – Вроде бы… был каким-то там учёным. А ещё вот что: как-то осенью прошлого года Одрик-Тихоня «сработал» для Тетерина брошь с камушками. Дорогая брошь! Заказчик рассчитался, как было оговорено, а на следующий день Тихоню нашли мёртвым, полученные им деньги пропали. По неофициальной версии полиции Тихоню отравили каким-то сильным ядом, но следов этого яда в его организме не обнаружили. Так-то! А зимой этого года, уже по нашим каналам, выяснилось, что его отравил Астор-Лис… Он же и деньги забрал. Это я вот к чему: девица Лиса видела, как он встречался с двумя господами. Один по её описанию – Тетерин, а второй на него внешне был чем-то похож. Видимо, это и был Белов. И именно Белов дал Лису пузырёк, из которого тот потом подлил в стакан Тихоне. Об этом сам Лис этой девице на следующий день после смерти Тихони за бутылкой вина и проболтался.

– Интересно. И где же мне найти этого Астора-Лиса? – заинтересовался Алябьев.

– На кладбище. Ибо вечером того же дня он последовал за Тихоней.

– А девица? Она, случаем, не последовала?

– Если бы она последовала, так откуда бы я об этом узнал? Но сегодня разговаривать с ней бесполезно – пьяная в стельку. Завтра с утра – может быть. Если хотите, я вас отведу к ней. Но без бутылки она говорить не станет. Впрочем, вряд ли она расскажет вам что-то новое.

Тибо опростал фляжку, погладил себя по животу и с удовольствием констатировал:

– Кажется, я окончательно пришёл в себя.

– Вы устойчивы к алкоголю. По вам не заметно, что вы опохмелились.

– Я редко пьянею на второй день. Только голова побаливает. Но к обеду, как правило, она проходит, – отозвался Тибо. – Я, собственно, редко выпиваю. Если разве для дела, – и словно спохватился: – Да, о деле: не пройдёт и часа, мсье, как я узнаю, кем был этот Викентий. Хотя я уже и так догадываюсь.

– Кем же? Не тяните, Тибо!

– Нет-нет. Всё-таки дождёмся моих источников, мсье, – и пояснил: – Ваш Тетерин человек прагматичный. Он бы не потащил своего брата в похоронный дом на другой конец Парижа… Выходит, что перед отправкой на кладбище он поручил покойника какому-то похоронному дому в районе улицы Вожирар, а там их всего два, и в каждом всегда можно узнать: кто туда прибыл, когда и откуда. А если так, то найдётся и всё остальное. Погодите полчаса. У меня ребята шустрые, найдут… – Тибо помолчал и сказал: – И Одрик-Тихоня был не первым. За последние два года уже четверо хороших парней, согласившиеся поработать на Тетерина, отправились на тот свет без видимых к тому причин. Знакомые полицейские шепнули, что все они умерли от сильного яда, и, опять же, от этого яда не нашли никаких следов. Однако прямых доказательств причастности Тетерина или его брата к смерти этих парней ни в полиции, ни в нашей среде нет, только одни догадки.

– Но, как я вижу, догадки уверенные.

– Уверенные. И если бы эти парни входили в какую-нибудь банду, то тогда бы с Тетерина и спросили, но парни были ворами-одиночками. Полагаю, что поэтому Тетерин их и нашёл.

– Скажите, Тибо, не было ли в последнее время кражи большой партии обручальных колец и перстней?

– Нет, мсье, я о таком не слышал. Разве что украли не в Париже. – Он улыбнулся: – Как я догадываюсь, ваш вопрос тоже связан с Тетериным.

– С ним, – не стал отрицать Алябьев.

– Тогда забудьте об этом. Где он приложил руку, там будет всё чисто.

– Пока ждём ваших шустрых ребят, дойду до киоска за свежей газетой, – сказал Алябьев, но едва он встал со скамьи, как Тибо ответил:

– Не торопитесь, мсье. Нам уже несут нужные вести.

К Колотушке подбежал худенький пацанёнок и протянул ему вдвое сложенный листок.

Тибо развернул его и прочитал:

– Белов Викентий Львович, русский, родился 05.03.1860 года, умер 01.08.1928 года, скоропостижно… Так… Место жительства… так… Вот! Профессия: химик. А где химия, там и яд. Не удивлюсь, мсье, если Белов оставил Тетерину в наследство целую бочку химической дряни, способной отравить всю Сену на ближайшие сто лет. Узнать бы только, где находится эта бочка? Где прячет её ваш будущий работодатель?

Честно говоря, версия Тибо-Колотушки была занимательной. И как ведь ровненько он всё выстроил, имея в обиходе только ту куцую информацию о Тетерине-работодателе, которую он получил от Алябьева позавчера в кафе. Сергей Сергеевич из интереса спросил:

– А как вы думаете, Тибо, какую именно работу предложил мне этот человек?

– Не знаю, но полагаю, что схожую с работой Одрика-Тихони. А иначе, зачем вы ему? Просто эта работа будет чем-то отличаться от кражи бриллиантовой броши из дома богача, оставшегося ночевать у любовницы. Вы ведь, насколько я знаю, русский офицер?

– Да, разведка в вашей воровской армии работает на высшем уровне. Я не в обиду говорю, с восхищением, – похвалил Алябьев.

– Так вы тоже не промах: обратились именно ко мне, а не к какой-нибудь мелкой шпане. То есть, тоже сообразили на уровне, откуда можно зацепиться.

После обмена любезностями Алябьев сказал Тибо:

– Как я слышал, в вашей банде весь доход делится справедливо – поровну.

– Вы не теряли времени даром, мсье.

– Услышал случайно, – поправился Алябьев. – Теперь о моих обязательствах: я согласился работать на Тетерина за 250 тысяч франков. Хотите получить половину моих обязательств?

– 125 тысяч? С удовольствием! А что для этого нужно, мсье?

– Поехать со мной в Советскую Россию и привезти оттуда в Париж некую вещь.

– И вы запросто говорите мне об этом? Фактически первому встречному?

– А чем я рискую, практически зная не больше того, о чём вам сейчас сказал? К тому же вы умный и физически сильный мужчина. И, как профессионал своего криминального дела, вы меня тоже устраиваете. Что бы мне не пригласить вас в напарники?

– Но я же совсем не знаю России, мсье. Не знаю языка, и почему бы вам…

– Это как раз и к лучшему, – перебил Алябьев. – Сантиментов не будет. А на счёт языка, так можно прикинуться и немым. – Сергей Сергеевич кивнул в сторону женщины и мужчины: те сидели на соседней скамье и активно объяснялись жестами. – Вы хотели спросить: почему бы мне не пригласить в эту поездку своего знакомого соотечественника? Тоже вам отвечу: есть такой человек, но у него скоро будет свадьба, а поездка может оказаться крайне опасной. Приглашать кого-то из вашей преступной среды я не хочу – не доверяю.

– А мне доверяете? Вы даже моей фамилии не знаете.

– И вам не доверяю, но вы мне симпатичны.

Тибо захохотал. Отсмеявшись, он признался:

– Вы мне тоже. – Потом показал глазами на немых: – Между прочим, я понимаю, о чём они говорят. Если мы выкроим время в нашем путешествии, и нам это потребуется, я обучу вас этому тихому языку. Между прочим, он международный. Я общался на нём и с итальянцами и с бошами. Все понимают. – И добавил: – И в моей банде есть такой парень, и моя младшая сестра тоже была немой.

– То есть, вы согласны? Без раздумий?

– Что же нет? И к чему раздумывать? И почему бы не побывать в той стране, где в 1812-м погиб мой прапрадед? А за своих ребят я не беспокоюсь. Мой старший брат меня заменит.

– Вы богаты роднёй, Тибо, – в словах Алябьева проскочила грустинка.

– Увы, остался лишь он. Мать, отец и младшая сестра умерли, и ещё два брата-близнеца погибли под Верденом в 1916-м, – и в голосе грабителя тоже весёлости не прозвучало.

– Тогда передавайте ваши дела своему старшему брату. Времени у нас с вами в обрез.

– Мне для этого потребуется всего пять секунд: сказать при некоторых, что Ален остаётся за меня. Чем я ещё могу быть вам полезен, мсье?

– Передайте сутенёру Мишелю деньги, которые я у него забрал. Достать мне их удалось раньше срока, – Алябьев передал Тибо четыреста франков и взглянул на свои часы: – Если вы управитесь до обеда, то после него нам нужно ещё раз встретиться и совершить небольшую прогулку. Например, давайте встретимся в 14.00. Вас устраивает?

– Устраивает.

– В каком месте Парижа вас знают меньше всего?

– В Монпарнасе на левом берегу Сены меня в лицо точно не знают. Там, видите ли, живёт творческая интеллигенция, а я, хотя и грабитель, но не хочу отбирать у кинематографистов, художников и писателей. Я предпочитаю чистить людей другого сорта.

– Хорошо. Второй вопрос: насколько вы дружны с полицией, и есть ли среди полицейских люди, способные продать вас за хорошие деньги тем, кто вами вдруг заинтересуется?

– Флики, разумеется, зуб на меня имеют, хотя замечу, что официально я ни по каким делам никогда не проходил, а если где-то и засветился, то только на уровне слухов. Кто из них может продать меня за хорошие деньги? – Тибо-Колотушка пожал плечами, и уже не обзывая стражей порядка, жаргонным словом рассудил: – Полицейские – они тоже люди. Тут вопрос в том, сколько дадут. Но опять же замечу: и среди них есть те, кто сразу же сообщит мне или моим друзьям о том, что я нахожусь в чьём-то интересе, а этот интерес, как я догадываюсь, будет исходить от господина Тетерина. – Он улыбнулся и подвёл черту под своим ответом: – Не сомневайтесь, меня вовремя предупредят.

– И это замечательно, – кивнул Алябьев, а Тибо снова улыбнулся и сказал: – Предвидя ваш третий вопрос, доложу: и документами на чужое имя я тоже располагаю. Какое больше всего вам нравится: Арман Бонне или Жирард Руже?

– Арман Бонне, – выбрал Сергей Сергеевич. – Оно звучит жёстче.

Да и правда: Жирард Руже – это как метлой по глубокой луже, разлёгшейся на мостовой – одно звучное шарканье: «Ж-рад! Р-уж! Ж-рад! Р-уж!» Машешь-машешь, гонишь-гонишь, а водяная грязь, подавшись от взмаха на ближайшие камушки, всё равно норовит скатиться назад в свою ямку.

– Принимается! – согласился Тибо.

– Тогда вот что! – определил Алябьев: – Оденьтесь как можно проще, соберите скромный скарб и приготовьтесь ближайшие неделю-две прожить в трудах праведных, в бедности и одиночестве на съёмной квартире на левом берегу Сены. И всё это время вы будете немым – это самое главное условие.

– К бедности и одиночеству мне не привыкать. Всё?

– Поскольку вы не задаёте лишних вопросов, я убеждаюсь в том, что не ошибся в вас, поэтому поясню, зачем нужен весь этот маскарад. Завтра утром я сообщу Тетерину, что для поездки мне потребуется помощник и предложу вашу кандидатуру, Тибо. Я скажу ему, что вы кладезь честности…

– Ну?! – не выдержав, перебил грабитель, ярко-весело сверкнув глазами.

– Да, именно так и не иначе: кладезь честности. Я скажу Тетерину, что знаю вас пять лет, что однажды вы спасли мне жизнь, и что я, разумеется, вам обязан. Я скажу ему, что на днях случайно встретил вас, и вы мне поведали при помощи карандаша и блокнота, или как там будет правильно – сами придумаете, что недавно вы приехали в Париж в поисках работы, например, из Марселя или Тулузы, и остановились на левом берегу Сены, на улице и в квартире, которую мы для вас нынче подберём. Вам ясно?

– Вы думаете, что Тетерин заинтересуется моей личностью?

– Однозначно. Он будет наводить о вас справки так же, как наводил обо мне, везде, где только сможет их навести, включая полицию, и эти справки должны соответствовать тому, чем вы все эти дни будете: немым, бедным и честным.

Видимо, эта роль привлекла Тибо, и он уже стал в неё входить, ибо, сделав озорную рожу, Колотушка поковырял пальцев в ухе и предложил:

– А можно я приеду не из Марселя или Тулузы, а из Орлеана? Он мне больше нравится.

– Если хотите, пусть из Орлеана. Чем крупнее город, тем труднее найти в нём маленького человека. Мне ли вам объяснять?

Тибо хлопнул в ладоши и потёр ими, выражая своё полное согласие:

– А с вами не соскучишься, мсье! То есть, ранним утром я буду уходить из квартиры на поиски работы или на саму работу и лишь на ночь возвращаться обратно. Понятно!

– Совершенно верно. И если ваша кандидатура господина Тетерина не устроит, то я даю вам слово: я тоже никуда не поеду, – обещал Алябьев.

– Поедете, мсье! Я буду стараться, и вряд ли кто-то сыграет эту роль лучше меня! Кстати, пять лет назад – то есть, когда мы с вами познакомились в Орлеане, или в том месте, где я умудрился спасти вам жизнь – вам лучше знать – я как раз собирался стать актёром, причём, комедийным, причём, собирался затмить собой Чарли Чаплина. Да-да! Не улыбайтесь! Так что вы поедете в свою Россию, мсье! Вместе поедем! Это вам обещаю я – Тибо Дюран! И… спасибо вам за оказанное доверие. В свою очередь я отплачу вам тем же, поскольку найти меня непросто. Запоминайте номер телефона, мсье. Если я вдруг вам срочно потребуюсь – позвоните, мне передадут… – он дважды продиктовал Алябьеву цифры.

Мужчины условились о точном времени и месте встречи, скрепили свой союз крепким рукопожатием и разошлись.

Глава IV

Механик и грузчик

Алябьев не стал тянуть кота за известное интимное место. Окончательно взвесив все «за» и «против», где решающим «за» была сумма сделки, он достал из шкафа запасной ключ от кабинета Лилиан, доверенный ему девушкой, спустился в вестибюль, открыл её крохотные апартаменты, в которых находилась такая нужная штука как телефон, и позвонил Тетерину.