Мы еще полетаем

– Смотри, Коль, что они делают! – откидывая одеяло в сторону, смеялась Нина. – Ты только посмотри! Он из живота толкается, а она лапой ловит эти толчки. Да еще и катается на них! Вот умора!

Тебе не больно? – беспокоился Николай. – Может, согнать ее?

– Да что ты! Совсем нет! Только я же не могу быть площадкой для их игр. Надо бы и честь знать! Я позавчера лежала до последнего, ждала, насколько их хватит. Что ты думаешь? Устала уже через час, а им хоть бы что, – мягко отдирая от живота и прижимая к себе цепкую Асю, Нина пыталась встать с постели. – Пойдем! Уже завтракать пора, игрунья. И ты тоже утихомирься хоть на немного, – поглаживая живот и направляясь на кухню к кошачьей миске, нежно щебетала она.

Ежедневные милые хлопоты: утренний туалет, завтрак, проводы мужа на работу, приготовление обеда, чтение книг и работа в саду – вполне удачно вписались в новую жизнь Нины в ожидании родов. И уже после очередной УЗИ-диагностики узнали, что родится мальчик, и почему-то очень обрадовались. Хотя и девочка обрадовала бы не меньше! Николай был на вершине счастья!

Нина удивлялась себе самой, своему тихому счастью, вспоминая, как отрицала беременность, презирала спокойную и размеренную жизнь, считая ее никчёмной и застойной. Глядя через окно на распустившуюся зелень деревьев и на цветущие клумбы, вслушиваясь в музыкальную перекличку птичьих голосов, она стыдилась этих воспоминаний, стыдилась себя и своего постоянного нетерпения в достижении каких-то целей, желания быть свободной и независимой ни от кого, с каждым днем осознавая, что счастье, оказывается, совершенно в другом. И, может быть, самое лучшее в жизни – это то, что ты окружена любовью своих близких со всех сторон и даришь им свою любовь, заботу и нежность! Она, конечно, продолжит свой научный путь, вернется в профессию, может, даже сделает какое-то открытие! Но уже никогда не поставит это на первое место в своей жизни. Потому что главное открытие для себя она уже сделала: сначала она жена, мама, дочь, ну а потом уже научный сотрудник! И от этого осознания сразу становилось легко и светло на душе…

– Я еще никогда не жила такой счастливой жизнью, – провожая очередной день на скамейке в саду и любуясь закатом, прошептала она, еле сдерживая накатившиеся слезы, тесно прижимаясь к мужу.

– Я знал, я верил, чувствовал, что все будет хорошо, – нежно обнимая жену, Николай одной рукой гладил по плечу её, а другой – свернувшуюся у него на коленях в клубочек пушистую Асю.

– Я даже не знала, что это такое счастье – никуда не торопиться, никуда не опаздывать, жить своей размеренной жизнью. Наверное, в женщине заложено на генетическом уровне сохранять очаг, – продолжала рассуждать она. – Ну а вам, мужчинам, тащить к этому очагу мамонта или еще кого-то… Кому что дано тащить, короче.

– Вот видишь, как все меняется в жизни. А помнишь, как ты кричала мне, что тебе не нужна синица в руках? Что хочешь только журавля в небе, – улыбнулся муж, целуя ее в щеку.

– Я и сейчас думаю так же, – она заглянула ему в глаза. – Ты знаешь, Коль, и не устану повторять: для меня все равно важно, чтобы мой журавль был и в небе, и в моих руках. Потому что для меня это обычное дело. Я привыкла к этому… – она прищурила глаза и повернулась к мужу, повышая голос. – Да, кому-то другому, может быть, трудно с ним. Клином они по ясному небу пролетают и курлыкают для тех, кто, запрокинув голову, только и может, что смотреть, сожалеть и мечтать: «Вот бы мне одного такого!», – она глубоко вдохнула и заговорила громче. – А если по-настоящему захотеть удержать журавля в руках, то у них обычно кишка тонка! Ведь с ним надо вместе суметь через грозовые тучи пролететь, несколько раз, может быть, и упасть, и даже покалечиться, но потом снова встать и взлететь через бурю, грозу, молнию – и только тогда ты сможешь удержать его! Да даже удерживать не надо! Он сам из твоих рук не захочет улетать! И мне интересно так жить! Я бы состарилась от тоски раньше времени с одной синицей – скукотища!

Ася подняла голову и заспанными глазами посмотрела на хозяйку, явно не понимая, почему вдруг блаженную тишину нарушают громкие и резкие звуки.

– А для чего он тебе нужен, твой журавль в руках? Чем плоха синица? – спокойно отреагировал Николай.

– Да ничем не плоха! – выкрикнула Нина. – И для меня не плоха тоже! Только мне мало ее! Мы все разные! А для чего журавль нужен? Да чтобы тебе дать подержать! Может, кому другому, если удержит, конечно! Да, всем, кто не может сам поймать. Мне не жалко! У меня их много!

– Мяаа-ааааа-ааяяяя-ааауу-ууаааяяя, – вскочив на лапы и перебивая хозяйку, громко заголосила кошка. Ее взъерошенная дыбом шерсть быстро превращалась в иракез дикообраза.

– Ты чего? – строго посмотрела на нее Нина. – Тебя бешенный муравей, что ли, укусил?

– Мяаа-аааа-аууу-аааа-яяя, – в тон ее голоса проголосила Ася.

– Вот так-то, мама Нина! Поняла? Крик в нашем доме отменяется, – засмеялся Николай, погладив кошку по голове. – Нельзя так кричать. Правда, Ася? Тишину будить не разрешается!

– Ты что, на меня ругаешься, что ли? Да еще таким противным мяуканьем? – удивилась хозяйка, смягчив голос. – Ничего себе приютили любителя спокойной жизни!

– Мяяя-яяаа-ааа-ууу, – Ася забралась к ней на колени и, упершись передними лапами в грудь, пыталась своим мокрым носом тыкнуть ей в лицо.

– Фу, Ася! Фу! – отворачивалась Нина. – Ну что ты прилипла? Все! Все, тьфу, тьфу, – сплюнула она. – Больше не буду. Дождалась, рот мне уже затыкает, – прижимая к себе и успокаивая кошку, запричитала она.

– Ну вот, жили-жили и нажили! Это у нас теперь с нашей голубиной фамилией целый птичий двор получается! – продолжал смеяться Николай. – И журавли, и синицы, и мы Голубевы – два голубка, и даже кошара, которая лопает за двоих, – он потрепал Асю по спине. – Только ты не думай, что я абсолютный любитель подержать только синиц в руках, – обратился он к жене. – Ты у меня журавлиха еще та! Тебя прежде всего надо уметь удержать. Да еще и вместе с твоей стаей журавлей, как оказалось! Хорошо, что предупредила! Правда, Ася?

– Я тебя люблю, Колька! И тебя, Аська, тоже, – облегченно вздохнула Нина, – я вас очень люблю, очень… – прижавшись щекой к плечу мужа, снова повторила она.

– И я вас тоже, – целуя жену и прижимая к себе замолчавшую Асю, прошептал Николай. – Кончай разговоры про своих птиц. Сегодня утром грибников встретил. Уже грибы в лесу появились.

– Давай сходим. Так в лес хочется, – потянулась Нина. – Ты только посмотри, как уже быстро скрылось солнце.

– Завтра в лес не получится, а потом посмотрим. Пойдемте в дом. Пойдешь с нами, кошка? – Николай поднялся со скамейки, подал руку жене, и, обнявшись, они медленно направились к дому. Обгоняя их, с поднятым пушистым хвостом вышагивала их любимица.

– Как я без нее жила? – тихо сказала Нина. – Ты посмотри, насколько она умная и чувствительная.

– Как ты вообще без нас жила? Только не принимай в штыки… Одни журавли в руках – вот где скукотища настоящая. Жизнь украшается разнообразием. И всем этим руководит только… любовь. Главное видеть это и ценить.

– Ты у меня очень умный… Спасибо тебе.

Они остановились около крыльца, наслаждаясь вечерней прохладой еще одного уходящего дня. Птицы допевали свои вечерние колыбельные. Природа затихала.

– Пошли укладываться, – предложила Нина. Сегодня был на редкость чудесный спокойный день. И даже наша Ася не разрешила его взбудоражить.

– Да уж. Чего от нее теперь ждать? Просто человечек в кошачьей шкурке. Вон смотри, ждет нас около дверей.

– Главное – молчит, не торопит, – улыбнулась жена. – Пошли. С ней не соскучишься. Теперь член семьи как-никак. Надо уважать и ее мнение.

****

Утром после уже вошедших в привычку скачек и игр на животе, завтрака, проводов мужа на работу Нина в сопровождении Аси направилась в сад и в свой небольшой огородик. Обрезая увядшие цветы и поливая из небольшой лейки огород, Нина обдумывала план действий. Магнитом тянуло в лесок за полем. Совсем недалеко от их дома. Она вглубь заходить не станет, только по краешку, – уговаривала она себя. – Зато приедет Коля, а у нее грибной суп. Вот удивится! А если получится, то еще и на жареную картошечку с грибами насобираю. Под ложечкой засосало от удовольствия.

Какая-то неукротимая сила тянула в лес. Она помнила запреты и предостережения мужа, но она ведь ненадолго и совсем чуть-чуть! Зато столько радости будет! И почему она не может сходить сама! Столько раз была в этом лесу, там даже заблудиться негде! Все! Решено! Быстро штаны, куртку, сапоги… Да еще маленькую корзинку, зачем ей большая! Она ведь ненадолго… и ножик…

– Ура! Так, все взяла. Ася, я скоро!

Она быстро зашагала по тропинке в сторону леса, но кошка обогнала ее и побежала вперед.

– Ася, нет! В лес ты со мной не пойдешь! А вдруг потеряешься. Ну-ка, назад!

Нина взяла ее на руки и направилась к дому. Положив Асю на диван, она на секунду задумалась. «Надо написать записку, что я в лесу… Хотя зачем? У меня с собой телефон. Пошлю СМС, если уж задержусь. Или ладно! На всякий случай». Нина оторвала от блокнота листок и быстро написала: «Ушла на часик в лес. Зачем пишу, не знаю. Для порядка. Люблю. Целую». Чмокнув Асю в лобик, она быстро выбежала из дома и, поддерживая одной рукой вновь оживший живот, уже медленнее направилась в сторону леса.

Дорога через поле, ярко освещенная солнечными лучами, пение птиц, стрекотание кузнечиков – все приводило в восторг! А главное – ощущение полной свободы! Она и природа! Нина, оглянувшись вокруг, вдруг тихо запела любимую украинскую песню про любовь, про суженого, который ждал ее в саду. Еще в детстве она слышала эти песни от своей бабушки и ее подружек-старушек. Ей нравились украинские напевы, их голоса для нее обладали магнетической силой, как будто переливались и смешивались разные яркие краски, и начинало бурлить в груди от смешивания разных чувств: любви, нежности, тоски, ожидания, замирания и восторга от встречи с любимым!

Пара песен – и она незаметно оказалась на опушке леса. Дорога в лес оказалась изрыта лесовозами. Наваленные друг на друга бревна отдельными гуртами лежали посреди оставшихся в живых деревьев.

– Вот уж постарались! – вслух удивилась Нина. – Не успели вывезти? Как тут теперь ходить-то? И есть ли грибы? Все вытоптано.

Она, стараясь не споткнуться, осторожно переступала через следы от тяжелых шин, медленно, но верно пробираясь вглубь леса. В сознании уже метались мысли: «Может, оставить эту затею? Где-нибудь все равно подведет равновесие и свалюсь под дерево…» Но тут же отогнала от себя все сомнения. Она что, слабачка? Раз начала дело – значит, доводи его до конца! Малыш в животе затих. Это был хороший знак, подумала Нина, продолжая движение. И – о чудо! Вдали мелькнула красная шапочка подосиновика. Нина завизжала от радости:

Ура! Ура! Мой первый гриб в этом году! Какой красивенький! Высокий, крепкий, – присматривалась она, пробираясь к нему, – хоть бы не червивый, хоть бы не червивый, хоть бы не червивый!

Срезая гриб, она осмотрела его и, довольная, поцеловала его в шляпку:

– Мой золотой! Мой подарочек от леса! Молоденький, свеженький, не червивый! Половина супчика уже есть, – радовалась она, оглядываясь вокруг. Не успев пройти несколько метров, она наткнулась на полянку таких же красивеньких, свеженьких и не червивых красавчиков. Восторгу не было предела! Со знанием дела она срезала подарки леса, осматривая их и складывая в корзинку, забыв обо всем на свете. Азарт охватил ее!

– Вот это место я нашла! Вот Колька порадуется! Надо сделать селфи и послать ему, – пронеслось в голове.

В корзинке уже красовался десяток подосиновиков. Она достала телефон, но только настроила камеру, оглядываясь вокруг и выбирая красочное место для фото, как вдруг взгляд наткнулся на что-то краснеющее под елью чуть вдали от нее.

– Ура! Урашечки! – замерло в груди. – Сначала срежу еще и этот, чтобы картинка была полная!

Оставив телефон и корзинку в выбранном для красочного фото месте, она направилась к соседним деревьям, куда звала красная шляпка нового подарочка.

– Вот будет фоточка – почти полная корзинка грибов! И почему я взяла маленькую? Вот всегда так бывает, – щебетала она, пробираясь под тяжелыми ветками елей к манящей красной шляпке. Поднимая тяжелую нижнюю ветвь старой ели, она увидела необыкновенное зрелище: два больших и три маленьких подосиновичка смотрели на нее, как ей сразу показалось, радуясь встрече с ней. Нина, низко наклоняясь, рванула к ним с желанием немедленно спасти их от одиночества и расцеловать.

Вдруг неожиданно правая нога непослушно ушла куда-то вниз, выворачивая голеностопный сустав из привычного положения наружу, резкая боль пронзила ногу. Она ахнула и молниеносно присела на землю, хватаясь за больную ногу. Сверху, уже никем не поддерживаемая, со всей своей стремительной силой земного притяжения упала тяжелая лапа старой ели, больно ударив ее по голове. В глазах потемнело. От боли в ноге и голове, зажмурив глаза, она упала набок, закусив губы. Боясь почему-то закричать, она только застонала, чувствуя, как к болевому шоку присоединяется быстро напрягающийся и деревенеющий живот. Придерживая живот одной рукой, она ощутила, как он будто бы весь съежился, сжался в комок и потянул вниз тянущей болью. Второй рукой она начала помогать выбраться попавшей в яму ноге.

«Ох… Вот тебе и супчик, и картошечка, идиотка прибабахнутая на свободу передвижения… Так тебе и надо! – пронеслось в голове. – Что будешь делать?» – спросила она себя.

Боль пронизывала все тело. Она попыталась присесть, но тяжелая ветка ели мешала ей. Пришлось отползать из «гостеприимного» убежища, отталкиваясь здоровой ногой. Кое-как женщина выбралась на свободное место, соображая больной головой, что до телефона не рукой подать, а надо как-то доползти несколько метров. Нина решила все-таки присесть, но резкая боль в животе не дала ей даже сделать одного рывка.

«Нога, голова – шут с ними, – молнией пронеслось в мозгу, – я же подвергаю опасности своего ребенка… Хотя что значит – подвергаю? Я уже подвергла!!!» – слезы ручьями хлынули из глаз. Она чувствовала, что с каждым ее движением или поворотом тела живот деревенел еще сильнее, превращаясь в стальное ядро.

– Господи, Ты где? – вдруг закричала она. – Я знаю, мне говорили, что Ты… всегда рядом! Помоги мне! Помоги… мне, дуре окаянной! Прошу… Тебя! – сквозь рыдания кричала она, обливаясь слезами. – С верой прошу Тебя, как… Ты учил! Знаю, что кроме… кроме Тебя, никто… Только Ты… спасешь моего ребенка и меня!

Остро осознавая, что время идет на часы, а может, и всего на час и что малыш может не выдержать такого выброса адреналина и болевого шока, Нина, кое-как отталкиваясь от земли здоровой ногой, очень медленно, но все-таки двигалась к своему недавно выбранной красивой полянке, где бездумно оставила телефон, намереваясь порадовать мужа красочным фото.

– Порадовала… Всех порадовала… – шептала она, делая передышку перед следующим рывком. Боль в животе уже перекрывала боль в ноге и голове. – Отец Небесный… Матушка Пресвятая Богородица.. святая Нина… святой чудотворец Никола, – кричала она, – помогите моему ребенку… Не о себе прошу, а только о нем! Спасите его! Помогите ему! Не дайте ему умереть от моей глупости!

Она медленно ползла к своей корзинке, глубоко и часто вдыхая свежий лесной воздух, задерживая дыхание, умоляя Бога, чтобы весь кислород доставался только ее мальчику, который сейчас так сильно нуждался в нем. Сквозь слезы она смотрела на синие окна неба между тесными верхушками мощных деревьев, ярко залитых солнечными лучами, и молила, молила, молила своего Спасителя, всю себя заливая солью своих слез…

****

– Асечка, ты одна меня встречаешь? А где наша мамочка? – поставив пакеты с продуктами около холодильника, расправляя плечи, осмотрелся Николай.

– Мяауа, – поздоровалась кошка и побежала к дверям дома, оглядываясь на хозяина.

– Нина, ты где? – позвал муж. – А ты что, гулять собралась? – обратился он к кошке. – Пошли, выпущу тебя.

Открывая входную дверь, Николай ждал, когда Ася выбежит на улицу. Кошка села около его ног, подняла голову и смотрела на него.

– Ты что хочешь? Не понимаю, – развел руками Николай.

– Мяуа, мяуа, мяуа, – потершись о его ноги и как будто жалуясь на что-то, проскулила Ася, посматривая то него, то на дверь.

Тут Николай заметил листок бумаги, приколотый к дверям: «Ушла на часик в лес. Зачем пишу – не знаю. Для порядка. Люблю. Целую», – прочитал он с удивлением.

– Осталось понять, когда этот часик начался и когда он закончится. Да, Ась? – подмигнул он кошке. – Давно ушла наша грибница? – не надеясь на ответ, спросил он.

– Мяау, – услышал он ответ. – Мяау, – озабоченно ответила Ася.

Николай достал телефон и быстро набрал номер телефона жены. Длинные долгие гудки оставили его без ответа. Он повторил попытку еще и еще раз. Телефон молчал.

– Вот это сюрприз, – прищурился он, раздумывая о дальнейших действиях и чувствуя нарастающую тревогу в груди.

Ася, привстав на задние лапы, оперлась передними лапами в его коленки и призывно замяукала, переводя взгляд то на него, то на двери.

– Поехали! Решительно сказал он. – Только в какую сторону?

Он пустил кошку в машину. Выехал к полю и с молитвой попросил направить его по правильному пути.

«В дальний лес она не пойдет, – рассуждал он. – В записке указано на часик. Значит, в березнячок. Так… так… Сейчас подъедем к лесу, и буду ориентироваться по звуку телефона. Господи! Помоги!»

Они быстро доехали до опушки леса. Ася металась в машине, мяукала, просилась, чтобы ее выпустили. Николай открыл дверь и, не успев набрать номер телефона, увидел быстро удаляющуюся в лес их кошку, мелькающий среди высокой травы пушистый хвост которой только и мог определить ее передвижение.

Затем вдруг услышал громкое мяуканье, затем левее мелодию телефона Нины и пошел на звук телефона, удивляясь тому, как изменился лес, изрытый колесами лесовозов, замирая от мыслей о самом страшном…

Крепко сжав в кулаке свой телефон, Николай пробирался сквозь деревья, пытаясь разглядеть жену между плотной броней листвы. Аська надрывно мяукала где-то справа.

– Нина! Нина, отзовись! Ты где? – закричал он. – Ася, замолчи! Я, кроме тебя, ничего уже не слышу! – подходя к маленькой полянке, он увидел корзинку с грибами и телефоном, надрывно, уже в который раз завывающим голосом Джо Дасена песню о вечной любви.

Справа рядом с Асиным уже хриплым мяуканьем Николай явно услышал вздох, или стон, или какое-то движение. Он молниеносно рванулся на незнакомый звук, быстро раздвигая тяжелые ветви елей, и чуть не споткнулся о лежащую на траве в неестественной позе Нину, сжавшуюся в комок, с вытянутой куда-то в сторону ногой и искривленной стопой. Кошки было не видно. Каким-то образом она протиснулась внутрь застегнутой куртки женщины и, уткнувшись носом в живот, мяукала что было силы, срываясь на хрип.

У Николая в груди все похолодело. Он быстро подбежал к жене и стал осторожно переворачивать ее на спину, пытаясь заглянуть в лицо.

Больно… – еле услышал он. – Больно… все болит.

Николай быстро расстегнул молнию на куртке жены. Ася лежала на животе Нины плашмя, прижимаясь и обнимая его со всех сторон своими лапами. Лизала его, терлась, тыкалась мордочкой, мяукая и поскуливая при этом.