– Молчать, щенок! – В фойе вновь послышался грозный рык. – К концу дня – на стол объяснительную, а я подумаю, что с тобой сделать.
– Слушаюсь. Разрешите идти?
– Пошел вон, болван!
Полковник плюнул под ноги и повернулся к Фомину.
– Прошу ко мне… Посидим, вспомним былое. Надеюсь, найдете несколько минут в своем плотном графике?
Фомин, кивнув, пошел в след за полковником. Поднявшись на второй этаж, вошли в помещение, на двери которого не было никакой таблички. Перед ним сидели, уткнувшись симпатичными носиками в монитор компьютера, за барьером две девицы, слева – дубовая дверь. Полковник повернул к двери, что направо. Фомин боковым зрением заметил рядом с дверью, на стене табличку: «Начальник управления П. М. Молчанов».
Хозяин кабинета распахнул обе входные двери и, отступив чуть-чуть в сторону, широким жестом пригласил Фомина войти, потом, вернувшись в приемную, девицам сказал:
– Меня ни для кого нет.
Послышался миленький голосочек, переспросивший:
– Ни для кого?
– Непонятно выразился?
– Извините.
Вернувшись и прикрыв плотно обе входные двери, стал раздеваться и вешать полушубок и шапку в шкаф, вделанный глубоко в стену. Потом пригласил жестом и гостя:
– Прошу, товарищ подполковник!
«Товарищу подполковнику» не оставалось ничего иного, как сделать то же самое.
Слева, возле огромного окна стоял журнальный столик, поверхность которого была из светло-голубого стекла, а с той и другой сторон стояли глубокие импортные кресла в чехлах из голубого велюра.
– Присаживайтесь, – пригласил хозяин.
Гость присел и утонул в кресле.
– Удобно, – сказал гость.
Хозяин поинтересовался:
– Может, чашечку горячего кофейку?
Фомин отрицательно мотнул головой.
– Не стоит.
– А что, если чего-нибудь покрепче? Например, коньячку? У меня – крымский, семилетней выдержки, отличный напиток. Не сопоставим ни с грузинским, ни с молдавским.
Фомин вновь отрицательно мотнул головой.
– Тем более.
– Очень жаль, товарищ подполковник. – Хозяин устроился в другое кресло и протянул вперед ноги, положив их одну на другую. – Давно, – хозяин вздохнул и покачал начисто облысевшей головой, – не встречались… Сколько же лет прошло? Не меньше, пожалуй, пятнадцати.
– Простите, а мы разве встречались когда-либо?
– Ну… как же?! Неужели забыли? Помните, грандиозное уголовное дело, по которому проходило не меньше, если мне не изменяет память, двадцати подонков, активных членов нашего организованного преступного сообщества? Вы, между прочим, тогда показали образцовую сыскную работу. Нет-нет, забыть вы не могли.
– Если вы имеете в виду так называемую «школу олимпийского резерва»7 и главаря…
– Именно так!
– Ту работу помню… Как не помнить… Полгода без малого пахали староуральскую землю… Выпахали кого следовало, вывернули наизнанку…
– Блестящая работа, я вам скажу. Я своим оперативникам часто привожу в пример вашу работу.
Фомин усмехнулся.
– Не преувеличивайте. Работа как работа… Ничего особенного. Да, те оперативно-розыскные мероприятия помню, но вас, извините… Запамятовал… Не обижайтесь только, ладно?
– Не вопрос, товарищ подполковник. Кто я и кто вы? Я – тогдашняя зелень, только-только выпустился из Нижнетагильской школы милиции, какой-то лейтенантик, писавший на первый снег, а вы… О, вы были асом сыска. Нам еще на занятиях часто рассказывали, как вы в Нижнем Тагиле разворошили и уничтожили опасное «осиное гнездо»8.
Фомин покраснел. Отрицательно замотав головой, сказал:
– Если речь идет об ОПС «Высокогорье» и тамошнем пахане Курдюкове, то там много людей работало – и следователей, и оперативников… Я один из них… Всего-то…
– Не скромничайте. А на кого тогда покушались? Кто, если не вы, лишь по счастливому стечению обстоятельств остались живы?
– Позвольте уточнить… «Счастливое стечение обстоятельств» в той ситуации ни при чем: жив остался благодаря сообразительности, ловкости и отваге капитана Курбатова.
– Постойте-ка: это не тот ли Курбатов, который в настоящее время в должности заместителя начальника уголовного розыска Главного управления внутренних дел области?
Фомин усмехнулся.
– Он, паршивец, он… Карьеру делает только так… Не успеваю следить… Вроде, еще вчера был майором, а сегодня уже на погонах имеет три звезды, как и вы… Шустрый Алёшка, до ужаса шустрый.
Полковник Молчанов кивнул.
– Скорее всего, «мохнатую лапу» заимел в верхах. Кто-то двигает.
Фомин, демонстрируя недовольство, скривился.
– Чепуха! Чрезвычайно умен, поэтому и растет.
– В наше время только лишь на уме далеко не уедешь.
– Считайте, что тут налицо исключение из правила.
– А вот о вас, господин подполковник, слышал…
Фомин прервал и довольно резко:
– Знаю-знаю: в неудачниках ходил, поэтому за четверть века службы еле-еле докарабкался до двух звезд. Хотя… Моя проблема другая: неучем остался. Поленился, в отличие от других, пойти хотя бы в Высшую школу милиции. Застрял на среднем образовательном уровне. Мы, русские, как сказал один классик, ленивы и не любопытны… Я не сожалею. Потому что начальства из меня, даже став академиком9, все равно бы не вышло.
– Почему?
– Как выразился советский классик, рожденный ползать – летать не может. – Фомин взглянул в окно, где метель, похоже, не только не стихает, а даже набирает обороты. – Так-то вот.
Молчанов неожиданно спросил:
– А знаете, по какой причине я вас запомнил?
– Интересно.
– Потому что вы меня, тогдашнего сосунка, осадили, поставили на место.
– Извините, бываю иногда грубоват. Обиделись, наверное?
– Ну, что вы! Благодарен за преподанный урок. Вы были правы: проявил высокомерие, за что и получил щелчок по носу.
– Язык мой – враг мой. Талдычу эту банальность всю жизнь, однако…
– Хорошо, не будем об этом. – Молчанов также взглянул в окно. – Кстати, господин подполковник…
Долго крепился Фомин, но все-таки не стерпел и, прервав собеседника, поправил:
– Был подполковник, да весь вышел.
– Вот как?
– Как только отсчитало положенное время на моих часах, так написал рапорт.
– А я не слышал.
– Не могли слышать: невесть какое событие для области. Таких, как я, тысячи.
– И… давно в отставке?
– Десять лет.
– Боже, как время летит!.. Я было подумал, не видя вас, что теперь проходите по другому ведомству.
– Я – вольный человек, как та птица, которая летает, где хочет и куда хочет.
Молчанов покачал головой.
– Не верю, что вы можете тратить время на копание в дачных грядках.
– Правильно. Не хватало еще, чтобы я рвал сорняки, что-то там окучивал или подрезал – это не мое.
– Теперь времени свободного много и… чем же занимаетесь?
– Тем же самым, что и прежде.
– Не понимаю…
– Открыл в Екатеринбурге частное детективное агентство.
– И… есть спрос на ваши услуги?
– Немалый. Кстати, к вам заглянул не ради праздного любопытства.
– Я так и понял. Слушаю…
– Во-первых, решил по прибытии на вверенную вам территорию представиться.
– Разве это обязательно?
– Необязательно, но для себя посчитал желательным. Могут пойти слухи, дойдут до вашего управления и… В общем, сами понимаете.
– С трудом, – полковник полиции теперь уже натянуто ухмыльнулся, – но понимаю.
– Во-вторых, – продолжил Фомин, – располагаю информацией, что два дня назад в управление обращался некто… м-м-м, – Фомин сделал вид, что затруднительно вспоминает, – Ромашин…
Начальник управления, услышав фамилию, смутился, возможно, по этой причине перебил:
– Если не секрет, по какому поводу?
– Приходил, чтобы оставить заявление об исчезновении жены.
Молчанов опять-таки искусственно улыбнулся, что не прошло незамеченным. Фомин подумал: «С каждой минутой благожелательность с лица полковника исчезает».
– Могу предположить, какой ответ получил от оперативного дежурного.
– Хорошо, что для вас не новость: это избавляет меня от лишних слов.
Молчанов, насупившись, довольно сухо спросил:
– Чем могу помочь?
– О, сущий пустяк: мне бы убедиться по журналу регистрации, что названный гражданин действительно обращался.
– И только-то?
– Да. Пока больше ничего.
– М-да, – хозяин кабинета застучал пальцами по стеклянной столешнице, – в наших делах вы не новичок и понимаете, что названный вами журнал для служебного пользования и по требованию каждого посетителя…
Фомин прервал; изобразив на лице неподдельное огорчение, вздохнул.
– Понимаю вас… Что ж, придется с этой пустяковой просьбой письменно обращаться в Главное управление внутренних дел, чтобы полковник Курбатов запросил от вас необходимые сведения. Жаль, что потеряю драгоценное время, но выбора у меня нет.
Фомин встал и направился к шкафу, где находились его полушубок, шапка и шарф.
Хозяин кабинета также встал.
– Извините, товарищ подполковник…
Фомин обернулся.
– Не товарищ подполковник, который когда-то поставил вас на место, а всего-то частный детектив Фомин Александр Сергеевич.
– Извините, Александр Сергеевич, но я подумал вот о чем: голову не снимут, если я отойду от правила, не так ли?
– Согласен: голову не снимут. В худшем случае, пожурят немного.
– Ну, к этому мне не привыкать. – Фомин стоял одетым и держался за дверную ручку. – Пойдемте, Александр Сергеевич.
Они спустились на первый этаж и вошли в дежурную часть.
– Лейтенант, – сказал, хмурясь, начальник управления, – покажите гражданину… нет, товарищу… Фомину Александру Сергеевичу журнал регистрации обращений граждан…
– Товарищ полковник, но по инструкции…
Товарищ полковник совсем не по-товарищески заорал:
– Молчать!
– Извините. – Он повернулся к Фомину. – За какое число?
Фомин ответил:
– Сегодня девятое декабря, стало быть, мне надо за седьмое число.
Лейтенант, перелистнув несколько страниц, спросил:
– Вам распечатать?
– Не надо.
– Секундное дело, Александр Сергеевич.
– Не надо.
Фомин быстро отыскал нужную запись и вернул журнал назад.
– Благодарю, лейтенант.
– Александр Сергеевич, – обратился начальник управления, – вы, как мне показалось, не обратили внимание, какое решение было принято по обращению.
– Непринципиально… пока.
Ответив, Фомин вышел из дежурной части и направился к выходу. Следом шел Молчанов. Фомин уже взявшись за ручку, обернулся.
– Благодарю за содействие.
– Извините, Александр Сергеевич, но у того Ромашина какое имя и отчество?
Глупее вопроса Фомину, наверное, не приходилось слышать. Чтобы узнать имя и отчество, совсем не надо обращаться к гостю, а достаточно посмотреть в журнале регистрации: эти-то данные там есть. Однако Фомин, несмотря ни на что, ответил:
– Ромашин Сергей Юрьевич.
Молчанов побледнел и в ужасе воскликнул:
– Боже, но это же сын главы администрации города!.. И мы… Проявили формализм… Вот тут-то мне не сносить головы. Ольга Валерьяновна мне не простит, нет, не простит.
Фомин, саркастически ухмыльнувшись, сказал:
– Не трепещите перед начальством: оно не настолько опасно, как вам кажется.
Не подавая руки, Фомин вышел на улицу. И только тут, поёживаясь от порывов холодного ветра, подумал: «Вот! Опять распустил свой длиннющий язычок! А мне ведь с ним еще не раз придется пересечься. Поганец не преминет подгадить. Страшен не сам человек, а его язык, беспрестанно источающий яд… Мне это надо?»
Помощник
Хмыкнув и для чего-то притопнув правой ногой, достал из полушубка сотовый телефон (долго упирался, игнорируя эти новомодные, как он любит выражаться, штучки-дрючки, но сдался-таки, когда получил в подарок на пятидесятилетие; в самом деле, подумал он, дарёному коню в зубы не смотрят, особенно, если подарок от человека, которого бесконечно ценит) и набрал номер. Звучал звонок, но никто не откликался. Хотел было уже звонок прервать, но…
– Слушаю!
– Привет! Надеюсь, не успел забыть?
– Какое там!..
Не давая собеседнику разговориться, Фомин прервал:
– Я – в городе. Нуждаюсь в randevu10. Прямо сейчас.
– Где? – Спросил собеседник.
– Напротив тебя… В кафе «Уральское»… Жду…
– Лечу, – ответил собеседник и отключился.
Фомин подумал: «Знает, чертяга, что по пустякам не тревожу, вот и…»
Он, войдя в кафе и оценив обстановку, удивился: оказывается, в отличие от прежних времен, нынче здесь самообслуживание. Подошел к стойке, изучив меню и блюда, выставленные на раздаче, взял два вторых (котлеты по-демидовски с жареным картофелем-фри, выглядевшим довольно аппетитно), по кусочку им любимого ржаного хлеба и по чашечке горячего кофе без сливок. Поставив на разнос и уплатив на кассе, пошел в дальний конец обеденного зала, выбрав столик на двоих, в притык к большому окну, сквозь которое видна была площадь, в глубине ее, за фонтаном, который на зиму был отключен, помпезно смотрелся Дворец культуры трубного завода, а слева – серое пятиэтажное здание администрации города, где когда-то размещался штаб коммунистов города, справа же – жилой дом (хрущёвка), на первом этаже которого несколько квартир занимала и занимает редакция газеты «Городские известия».
Расставляя на столике кушанья, Фомин подумал: «Без перемен. Вид тот же, что и тридцать лет назад. разве что на фронтоне серого здания нет неизменного партийного лозунга: ленинским курсом вперед к победе коммунизма».
Открылась дверь и вместе с клубами морозного воздуха вошел молодой стройный и высокий мужчина в новомодных очках. Окинув взглядом зал, направился в сторону Фомина.
– День добрый.
– Должно быть, добрый, – улыбчиво ответил Фомин и рукой показал на стул. – Присаживайся. Надеюсь, не успел пообедать?
– Н-нет, Александр Сергеевич.
– Вот и отлично. Сообща чуть-чуть потрапезничаем. И, – он окинул взглядом пустовавшие соседние столики, – поговорим.
Взяв вилку и приготовившись к началу трапезы, молодой мужчина спросил:
– Насчет чего, Александр Сергеевич?
– Возникла снова в тебе нужда, точнее, в твоем остром и правдивом пере. Не притупилось ли оно?
Мужчина отреагировал вопросом на вопрос:
– А если конкретнее?
Фомин в двух словах познакомил с ситуацией, из-за которой он оказался в городе. Его собеседник слушал настолько внимательно, что, позабыв про еду, отложил в сторону вилку.
Фомин подумал: «Если не ошибаюсь, зацепил». Вслух же сказал:
– Ешь-ешь, а то котлета остынет и утратит свой специфический вкус.
Тот, отрезав от котлеты кусочек, зацепив вилкой, отправил в рот, став медленно пережевывать.
– Значит, Ромашин… Сыночек любимый… Принц наш… Понимаю свою задачу, но на этот раз вряд ли смогу эффективно вам помочь.
– Это еще почему?
– Проблема – в шефине.
– На ножах? – Спросил Фомин.
– Не то, чтобы…
– Понятно: отношения все-таки – ни к черту.
– Отношения, можно сказать, никакие.
– Как это?
– Ни хорошие, ни плохие… Дает задание – выполняю… Так сказать, левой пяткой… Ну, как все в коллективе… А чтобы что-нибудь острое, задеть кого-нибудь за живое – ни под каким соусом. Тут же… Принц… Нам шефиня строго-настрого запретила даже упоминать его имя. Как, впрочем, и имя его маменьки… Ни каких намеков по части ее… Только хвалебное – это приветствуется… Тут коллеги, стараясь выслужиться, лихачат напропалую.
– А ты?
– Увиливаю.
– Удается?
– Вроде бы.
– Неужели вообще ничего критического?
– Почему? Критика есть. И даже беспощадная… Если госпожа градоначальница11 точит зуб на кого-либо. Наша шефиня, то есть редакторша, нос держит по ветру, в коридорах городской власти ориентируется прекрасно, поэтому бьет безошибочно. Что там говорить? Профессионалка, поэтому и держат ее уже много лет. Под ней вряд ли когда-либо зашатается стул – не допустит.
Фомин покачал головой.
– Ну и атмосфера!
– Александр Сергеевич! Ну что вы в самом деле? С Луны свалились, что ли?
– Нет, не с Луны.
– Наша «атмосфера» ровно та же, что и везде. Давно уже. Цензурного комитета нет, а рты нам намертво заткнуты. Есть одно мнение, а все другие – вредные для страны. И вопят со всех сторон: не надо раскачивать лодку; долой, мол, агентов иностранного влияния. Ярлыки-то приклеивают пострашнее, чем в советское время.
Фомин покачал головой.
– Не все… Есть и те, которые пытаются противостоять.
– И кто же, Александр Сергеевич?
– Знаю таких, – упрямо повторил Фомин.
– Кажется, догадываюсь, кого вы имеете в виду, но и там ведь не все гладко.
Фомин, нахмурившись, спросил:
– Ты о чем?
– Про газету, на которую вы намекаете.
– И что с этой газетой? Выходила и выходит, а другого ничего и не надо.
– Потихоньку душат.
– Не понимаю: как это возможно?
– Попробую раскрыть вам глаза, а для этого приведу конкретный пример. Не думаю, что вы забыли громкую криминальную историю, поскольку вы лично были задействованы. Потом был опубликован откровенный судебный очерк, который назывался, если мне не изменяет память, «Банда, которой все нипочем».
– Все равно не понимаю: там был чистейшей воды криминал и никаким боком не касался политики или вашей власти. Та история была о том, что одни бандиты запросто «мочили» других бандитов. Вот и все.
– Все да не все, Александр Сергеевич. Видеть надо было, как в коридорах власти плевались по адресу газеты и того очерка.
– И пусть! Собака лает, ветер носит, а караван все-таки идет своей дорогой.
– Наивный вы человек, Александр Сергеевич! Газета вот-вот будет задушена. Дело к этому идет. Газета распространяется только в розницу. Что надо сделать, чтобы задушить? Надо, чтобы перекрыть доступ к читателю.
– Но это невозможно.
– Власть нынешняя все может! Возвращаюсь к тому очерку, о котором говорил. После его появления в отделение «Роспечати» позвонил некто и от имени мэра попросил впредь не брать газету на реализацию. Вот и все. С тех пор издание не продается в наших киосках. Не потому ли, в частности, тираж катастрофически падает?
– Сволочи! – Воскликнул Фомин и даже топнул ногой.
Собеседник рассмеялся.
– Еще те сволочи.
– Хорошо… Оставим это… До других времен.
– Наступят ли?
– Я – оптимист.
– Значит, вы плохо информированы, – мужчина вновь рассмеялся. – Потому что… Кто такой пессимист? А это хорошо информированный оптимист. Старая шутка, но в ней глубокий смысл.
– Пусть будет так… Ты мне не сказал, готов ли к сотрудничеству со мной.
– Готов… Только будет ли польза?
– Поверь, будет. Обещаю. А ты уже знаешь, что свои обещания я выполняю.
После того, как обсудили детали совместных действий, в кармане собеседника зазвонил телефон. Он вынул.
– Да, это я… И что?.. Имею я право пообедать или нет?.. Скоро буду.
– Шефиня? – сочувственно спросил Фомин.
– Она… Достала уже!
Допив остывший кофе, мужчина встал. Взглянув в окно, пробурчал:
– Вот и он нарисовался.
– Ты про кого?
– К администрации подкатил на «Мерсе» главный полицейский начальник. Вы с ним знакомы?
– Шапочно, но знаком.
– Еще один жополиз. Верный слуга хозяйки, готов беспрекословно выполнить ее волю. – Фомин нарочно выразил сомнение. Собеседник грустно усмехнулся. – Уж я-то это хорошо знаю.
Собеседник убежал, а Фомин остался сидеть за столиком. Он задумался. О чем? А о том, что только что услышал от своего знакомого, его последние слова насторожили. В голове – рой мыслей. И главная из них: не связан ли визит начальника управления с ним; неужели помчался докладывать?
Фомин решил: не исключено. Конечно, для него это не представляет никакой угрозы. Пройдет пару суток и он все сделает, чтобы общественность узнала, чем он занят сейчас. Не всё, разумеется, а лишь то, что необходимо ему. Его интуиция, которой бесконечно гордится, подсказывает: будут проблемы с властью. Может, он как та пуганая ворона, которая каждого куста боится? Ведь факт: он выполняет личное желание сына главы администрации. Нет, он перестраховывается. Кто, как не свекровь должна быть и, наверняка, является, самым заинтересованным лицом в этой истории? Пусть так, но все равно: зачем прежде времени дразнить гусей? Он встал и вышел на улицу. Подождав на остановке автобуса, уехал на автовокзал, где купил билет до Екатеринбурга. Через час с небольшим уже был у себя, то есть в офисе детективного агентства «ФАС».
Глава 5
Детектив избирает наступательные позиции
Муравьев
С утра, хорошенько подумав и взвесив все имеющиеся на сегодняшнее утро сведения, Фомин решил, не заходя в офис, ибо в этом крайней нужды не видел, в первоочередном порядке нанести визит в редакцию единственной в области частной и независимой правовой газеты, с журналистами которой знаком давно, сотрудничает, как он считает, весьма-таки плодотворно. Цель визита? Как и прежде. Фомин надеется, что и в этот раз найдет общий язык, прежде всего, с главным редактором и получит оперативную поддержку со стороны инструмента гласности. Не стал, понадеявшись на удачу, звонить. Понимает, что поступает не совсем прилично (нагрянув внезапно, поставит журналистов в неудобное положение, помешает их планам, тем более, что и сам этого не любит), однако… Надеется, что его там поймут и, возможно, отнесутся к нему более-менее снисходительно.
Войдя, увидел пустую комнату и светящиеся на письменных столах мониторы довольно стареньких компьютеров. Он подумал: «Все в разгоне». Он помнит расхожую поговорку среди газетчиков, как, впрочем, нравится она и ему: волка – ноги кормят.
Слава Богу, главный редактор оказался на месте, то есть в своем кабинете. Он сидел и близоруко набивал какой-то текст. Краем уха Фомин раньше слышал от подчиненных, что их руководитель пишет не меньше их и мотается по области не реже их. Труженик, а, значит, близок по духу Фомину. Противны ему начальники, способные лишь раздавать (подчас, довольно глупые) налево и направо «ЦУ». Их роднит и другое: нетерпимость к неправде, к любой фальши, а того и другого в обществе хоть отбавляй. Главный редактор не умеет лицемерить; Фомин когда-то, чтобы лишний раз не дразнить гусей, пробовал, но однажды ему сказали в глаза – что плохо получается, того и не надо делать. Фомин возразил: многого не умею, вынужден учиться. В ответ услышал: лицемерие – это привычка, но она подвластна не каждому. Подумал. Перестал, И рад очень. На душе стало куда спокойнее.
Фомин еще в дверях произнес:
– Доброе утро, Георгий Иннокентьевич.
Муравьев оторвался от монитора, поправив сползшиеся с мясистого носа очки, сказал:
– А-а-а… Александр Сергеевич… Лучший сыщик всех времен и народов… Проходите, присаживайтесь… Рад видеть.
Фомин, устраиваясь на стуле поудобнее, мог и пропустить мимо ушей подобного рода иронию, но это оказалось выше его сил. Он, улыбнувшись, возразил:
– Насчет «лучшего сыщика», а тем более «всех времен и народов», Георгий Иннокентьевич, – это не просто преувеличение, а просто-таки чудовищное преувеличение.
Муравьев рассмеялся.
– Ха-ха-ха! – Фомин увидел на его щеках появившиеся две выразительных ямочки. – Хотел польстить… Не получилось… Извините.
Фомин отрицательно мотнул головой.
– Пустое… Это вы меня извините, что пришел без предварительного согласования и… Видите, прервал творческий процесс… Некрасиво с моей стороны.
Муравьев посерьезнел.
– К чему церемонии? Оставим их. Всякий журналист априори должен радоваться каждому посетителю.
– Далеко не всякий, – поспешил возразить сыщик.
– Возможно, но в таком случае – это не журналист, а формалист-чиновник, случайно оказавшийся в редакции газеты или журнала. Как увижу, так я от таких избавляюсь, несмотря на возможные творческие способности человека.
Фомин кивнул.
– Как выражается современная молодежь, стопудово я на вашей стороне.
Кивнув в сторону электрочайника, стоящего на подоконнике, Муравьев спросил:
– Кофейку не желаете?
– Благодарю, но я только что из дома, где этим напитком заправился под завязку.
– У вас чистая и образная речь. От природы или?..
Фомин, непонятно по какой причине застыдившись, покраснел и опустил глаза.
– Я, как и все мои сверстники и коллеги по службе, был чудовищно косноязычен, а потом… Стал работать над собой. Вдобавок, большая заслуга супруги…
Муравьев прервал:
– Да-да, я знаком с Галиной Анатольевной… Чуть-чуть, но знаком… Насколько помню, работает в школе преподавателем русской словесности. Передайте от меня привет и мою благодарность за то, что помогла мужу избавиться от косноязычия.
– Передам… Она будет польщена. Но, Георгий Иннокентьевич, жена ушла из школы.
– Вот как? А что случилось? Конфликт с директором?