Тайна Эдвина Друда. В переводе Свена Карстена, с окончанием и комментариями

Глава IV.

Мистер Сапси

Если считать ослов символом самодовольной глупости и чванства – образно, конечно, ибо сами по себе ослы довольно приятные животные – то самым патентованным ослом в Клойстергэме является мистер Томас Сапси, аукционер.24

Лет ему под шестьдесят, он богат, высокомерен и бестолков, в одежде и манерах он подражает отцу-настоятелю, он чрезвычайно горд своим звучным (как он считает) голосом, на выборах он неизменно голосует за самых консервативных кандидатов и уверен, что в области морали он, мистер Сапси, с самого детства на голову опережает весь прочий род людской – так как же, скажите, такая пустоголовая бездарность может быть чем-то иным, кроме как украшением клойстергэмского общества?

Проживает мистер Сапси, разумеется, на Главной улице в собственном своём доме, прямо напротив принадлежащего тоже ему «Приюта Монахинь». В данный момент мистер Сапси сидит в своей унылой и тёмной гостиной, выходящей окнами в скучный замощённый булыжником дворик и в собственный мистера Сапси сад, обнесённый колючей проволокой. По правую руку от кресла мистера Сапси располагается столик с бутылкой портвейна и выстроенными в ряд стаканчиками для вина, слева на стене взоры мистера Сапси радует его собственный поясной портрет, а ноги он протянул к жаркому пламени камина – дорогое, но приятное удовольствие в такой сырой осенний день.25

Когда старшая горничная докладывает о приходе мистера Джаспера, мистер Сапси делает рукою знак «Пусть заходит!» и выдвигает два стаканчика вперёд из шеренги, словно выбирая двух солдат-добровольцев для выполнения опасного задания.

– Очень рад видеть Вас, сэр, очень! Я поздравляю себя с честью принимать Вас в собственном своём доме, сэр! – так витиевато (и несколько бессвязно) приветствует мистер Сапси своего гостя.

– Вы слишком добры ко мне, сэр. Я тоже поздравляю себя с честью быть приглашенным к Вам.

– Рад слышать это. Уверяю Вас, дорогой сэр, что Ваш визит в моё скромное жилище доставил мне большое удовольствие, – продолжает мистер Сапси с непередаваемым высокомерием, словно желая сказать: «Сам удивлён, как такое могло получиться!»

– Я уже давно мечтал с Вами познакомиться, мистер Сапси.

– А я, сэр, со своей стороны уже давно слышал о Вас, как о человеке, понимающем толк в прекрасном! Позвольте предложить вам вина. Я скажу тост. Итак:

Чтоб если французы войною пошли,

То в Дувре бесславную гибель нашли!

Этот патриотический тост был в ходу во времена детства мистера Сапси, то есть полвека назад, но он, похоже, считал и считает его годным на все времена и случаи жизни.

– Нельзя не признать, мистер Сапси, – с улыбкой замечает Джаспер, занимая предложенное ему место в кресле у камина и вытягивая к огню ноги, – что Вы знаете свет.

– Что ж, сэр, – следует самодовольный ответ, – мне было бы трудно это отрицать. Да, я немножко знаю свет, немножко знаю.

– Именно из-за Вашей репутации знающего свет человека, я и искал случая познакомиться с Вами. Ведь Клойстергэм – такой маленький городок! Хоть я почти и не жил в других городах и не могу сравнивать, но я нахожу его очень маленьким и тесным.

– Я тоже не бывал в дальних странах, юноша… – начинает мистер Сапси и тут же обрывает себя. – Вы ведь позволите мне называть Вас юношей, мистер Джаспер? Ведь Вы намного моложе меня.

– Почту за честь, сэр.

– Так вот, юноша, хотя я тоже не бывал в дальних странах, но эти дальние страны как бы сами приходили ко мне. В рамках моего бизнеса, сэр – ведь я провожу аукционы. И вот, представьте, например, приносят мне на продажу французские часы. Я никогда их раньше не видел, сэр, никогда в жизни! Но я кладу на них мизинец – вот так – и тут же определяю: Париж! Или, скажем, приносят мне китайский сервиз, тоже мне совершенно не знакомый. И я снова, сэр, кладу на него мизинец и говорю безо всякой ошибки: Пекин, Нанкин, Кантон! И то же самое с Японией, Египтом, бамбуком или сандаловым деревом из Вест-Индии – я кладу на всё! Я могу положить палец даже на Северный полюс и сказать: «Сделан эскимосами, куплен за полбутылки огненной воды!»

Мистер Джаспер находит такой способ получать знания о мире и его жителях просто потрясающим и достойным всяческого восхищения. Мистер Сапси соглашается с этой оценкой с видом непередаваемого самодовольства.

– Очень интересно, мистер Сапси, очень интересно. Но Вы, как я понял из Вашего приглашения, хотели поговорить со мной о покойной миссис Сапси?

– Именно, сэр, – мистер Сапси снова наполняет стаканчики портвейном и убирает бутылку подальше. – Но прежде чем я попрошу Вас, как человека, понимающего толк в прекрасном, высказать своё мнение об одной безделице – потребовавшей от меня, однако, известного напряжения ума и талантов – я хотел бы кратко обрисовать Вам основные черты характера моей недавно почившей супруги.

Мистер Джаспер, который как раз пытается скрыть зевоту рукою со стаканчиком вина, перебарывает приступ сонливости и придаёт лицу умеренно заинтересованное выражение.

– Примерно шесть лет назад, – начинает мистер Сапси, – когда я в очередной раз ощутил настоятельную потребность делиться плодами своего ума и знания света с кем-нибудь ещё, я стал задумываться о поиске брачного, так сказать, партнёра. Поскольку – как я всегда говорю – каждой твари должно быть по паре.

Мистер Джаспер выражает горячее желание сохранить это оригинальное высказывание покрепче в своей памяти.

– В те времена, юноша, в бедном районе нашего города располагалось одно образовательное учреждение – я не скажу, что конкурирующее с моей школой в «Приюте Монахинь», но могущее когда-то в будущем составить ей такую конкуренцию. Содержала эту школу некая мисс Бробити, и люди утверждали, что она настолько преклонялась перед моим умом и красноречием, что не пропускала ни одного аукциона с моим участием. Когда я, узнав о том, сделал ей предложение, мои манеры и любезность повергли её в такой, не побоюсь этого слова, священный трепет, что буквально лишили её дара речи. Она устремила на меня свои голубые глаза, прижала к груди свои трепещущие руки и смогла вымолвить только три слова: «Ах, ты ж…» – имея в виду, разумеется, меня лично. Сразу же после регистрации брака я ликвидировал конкурирующее образовательное учреждение посредством частного соглашения, и мы соединились в общем бизнесе и во всём прочем – ну, насколько это вообще было возможно в нашем возрасте. Но до самой её смерти, последовавшей девять месяцев назад от разлития желчи, её обращение ко мне носило всё ту же незавершённую форму.26

Мистер Джаспер, чьи глаза постепенно закрывались на всём протяжении этой речи, внезапно вздрагивает, просыпаясь, непонимающе озирается и открывает уже было рот, чтобы глубоким баритоном пропеть своё привычное «Аминь!», но вовремя окорачивает себя.

– С той поры, – продолжает мистер Сапси, уютно вытягиваясь в кресле и с довольным видом отпивая из стаканчика, – я не перестаю оплакивать мою покойную супругу и мою ставшую такой одинокой жизнь. Долгими пустыми вечерами я задаю себе один и тот же вопрос: что, если бы её супруг был чуть ближе к ней по уму? Если бы ей не приходилось всё время перенапрягаться, взирая на него снизу вверх? Может, трагического разлития желчи тогда не произошло бы и вовсе?

Мистер Джаспер с унылым видом ответствует в том смысле, что «вероятно, так было уж суждено».

– Да, это вполне вероятно, юноша, – милостиво соглашается мистер Сапси. – Но, как я всегда говорю, человек предполагает, а Бог располагает. Возможно, ту же самую мысль можно выразить и иначе, более красиво, но мне кажется, что и у меня неплохо получилось. Во всяком случае, в рифму.

Мистер Джаспер бормочет что-то одобрительное.

– И теперь, мистер Джаспер, – говорит аукционер, беря со столика исписанный и исчёрканный лист бумаги, – когда склеп, воздвигнутый мною в память покойной супруги, уже имел достаточно времени, чтобы просохнуть и осесть, пришло время украсить это скорбное сооружение подобающей случаю и моим чувствам памятной надписью на мраморной доске. Я прошу Вас, как человека, понимающего толк в прекрасном, прочесть вот этот составленный мною текст – давшийся мне, как я уже упоминал, не без известного напряжения ума и талантов – прочесть и высказать Ваше мнение. Вот он, сэр, можете взять его в руки, ибо расположение строк надо прочувствовать глазами, как и его содержание – душой.

Мистер Джаспер подчиняется, берёт листок и читает следующее:

От созерцания потрясенного выражения лица мистера Джаспера гордого автора отвлекает старшая горничная, снова появляющаяся в дверях с известием, что «Дердлс пришел, сэр!». Мистер Сапси незамедлительно выдвигает из шеренги стаканчиков третьего рекрута, наполняет его вином, как того требует изменившаяся диспозиция, и только потом командует: «Давай его сюда!»

– Умопомрачительно! – резюмирует Джаспер, возвращая творение сочинителю.27

– То есть Вы одобряете, сэр?

– Помилуйте, как же не одобрить?! Тут всё так… хлёстко, так характеризующе и так… поразительно в своей полноте!

Мистер Сапси слегка наклоняет голову, как человек, снисходительно принимающий заслуженные почести. Тут входит Дердлс, и аукционер с порога всовывает ему в руки стаканчик вина с предложением чуть-чуть согреться в такой холодный день.

Дердлс – это наш каменотёс при соборе, а также генеральный подрядчик во всём, что связано с надгробиями, склепами и мраморно-гранитными работами. В Клойстергэме он известен всем и каждому – не только как мастер своего дела (хотя никто никогда не видел его работающим), но и как распутник и горький пьяница (что каждый из горожан замечал неоднократно). Одетый круглый год одинаково – в запорошенную каменной пылью зелёную фланелевую куртку, старую шляпу скорее уже ржавого, чем чёрного цвета, с жёлтым засаленным платком на красной шее, в заляпанных известью сапогах на шнуровке – Дердлс ведет в Клойстергэме одинокое, холостяцкое существование.28

Живёт он в напоминающей курятник лачуге, прилепившейся к развалинам старой городской стены; на людях же не появляется без ставшего уже притчей во языцех тряпичного узелка, в котором кроме футовой линейки и молотка носит также и сухари, которыми он любит пробавляться, присев то на одну, то на другую могилу. До буйства напивается он редко, но случается и такое; и тогда его вместе с узелком препровождают сначала к судье, а потом на пару дней в тюрьму – отсыпаться.

В суждениях своих Дердлс всегда крайне независим – настолько, что порою он даже говорит о себе в третьем лице, употребляя собственное имя как чьё-то прозвище. Хотя может быть, от постоянного пьянства он просто заработал себе что-то вроде раздвоения личности.

После того как Дердлс заглатывает стаканчик портвейна, мистер Сапси передаёт ему плод своего вдохновения – «проэкт Эпитафии». Дердлс вытягивает из узелка футовую линейку и, пачкая бумагу каменной пылью, равнодушно вымеряет строки.

– Это вот для памятника что ли, мистер Сапси? Как раз поместится, дюйм в дюйм.29 Моё почтение, мистер Джаспер.

– Здравствуйте, Дердлс.

– Да, немножко здоровья Дердлсу бы не повредило. Гробматизм его совсем замучил.

– Вы хотели сказать – ревматизм? – резко поправляет его мистер Сапси, раздосадованный безразличным отношением Дердлса к своему творению.

– Дердлс лучше знает, что он хотел сказать. Когда Дердлс говорит «гробматизм», то он имеет в виду именно его и ничто другое. Вот мистер Джаспер не даст соврать. Вы попробуйте хоть разок остаться в подземелье собора зимней ночью, как мне частенько уже приходилось делать, чтобы вовремя закончить заказ – тогда и поймёте, о чём это я.

– Да, у нас в соборе чертовски холодно, – подтверждает Джаспер, зябко передернув плечами.

– И уж если нашему хормастеру там наверху, среди живых людей, холодно чертовски, то мне внизу, среди мертвецов и могил, холодно просто адски, – подводит черту Дердлс. – Так что же, мистер Сапси, мне сразу приступать или как?

Мистер Сапси со всем нетерпением начинающего автора, желающего увидеть своё творение опубликованным, требует и начать и закончить как можно скорее.

– Тогда давайте мне ключ от склепа, – протягивает руку каменотёс.

– Зачем вам ключ, Дердлс, доска же должна висеть снаружи?!

– Дердлс не хуже вашего знает, где должна висеть доска. Кого хочете спросите – вам всякий подтвердит, что Дердлс своё дело понимает.

Мистер Сапси встаёт, вынимает из шкатулки ключ от стенного сейфа, отпирает его тяжёлую дверцу и достаёт изнутри другой ключ, гораздо больших размеров.

– Просто когда Дердлс кладёт, так сказать, последний штрих на свою работу, то ему надо осмотреть её со всех сторон – и снаружи, и изнутри – чтобы уж увериться, что дела своего он не посрамил, – поясняет каменотёс, забирая ключ.

С этими словами Дердлс расстёгивает свою испачканную известью куртку и пытается погрузить ключ во внутренний нагрудный карман, но безуспешно – что-то ему там мешает. Из глубин кармана он достаёт ещё два ключа, чуть меньших по размеру, но всё равно очень представительных.

– Ну и ну, Дердлс! – говорит Джаспер, с усмешкой наблюдая за его манипуляциями. – Да у вас карманы просто бездонные!

– А какую тяжесть я в них таскаю, знали бы вы, мистер Джаспер! Вот взвесьте-ка сами на руке, – отвечает Дердлс, передавая ключи хормейстеру.

– Дайте мне и тот, который мистера Сапси. Держу пари, он самый тяжёлый из трёх.30

– Ну разве что чуточку. Это всё ключи от склепов, мистер Джаспер, а склепы-то – всё Дердлсова работа. Дердлс все ключи завсегда с собой носит, вдруг пригодятся…

– Кстати, Дердлс, давно хотел вас спросить… – говорит Джаспер, задумчиво рассматривая ключи. – Я слышал, как кое-кто из горожан называет вас Стони Дердлс.

– В Клойстергэме меня все называют просто Дердлс, мистер Джаспер.

– Конечно-конечно, я знаю. Но вот мальчишки иногда…

– Вы поменьше слушайте этих оборвышей, – перебивает его Дердлс.

– Я слушаю их не больше вашего. Но вот у нас в хоре мы на днях заспорили, происходит ли имя Стони от полного имени Антон… – говорит Джаспер, позвякивая ключами друг о дружку.

Поосторожнее, хормастер, не погните ключи.

– Или от имени Стефан…

Не балуйте с ключами, хормастер, верните их лучше Дердлсу.

– Или от какого-нибудь другого, тайного вашего имени?31

Мистер Джаспер зажимает все три ключа в кулаке и с улыбкой заглядывает помрачневшему Дердлсу в глаза, затем он разжимает кулак и вежливо протягивает каменотёсу его имущество. Не удостоив хормейстера ответом, тот возвращает два ключа в нагрудный карман куртки, а третий – который от склепа Сапси – засовывает в свой видавший виды узелок с завтраком (как будто он любит, подобно страусу, закусывать время от времени железом32). После чего, с видом угрюмым и обиженным, нахлобучивает пониже шляпу и, не простившись, выходит.

Мистер Сапси предлагает своему новому другу мистеру Джасперу сначала карточную партию в криббедж, а затем лёгкий ужин из холодной говядины с салатом, во время которого хозяин щедро делится со своим почтительно внимающим гостем плодами житейской мудрости и знания света. Наконец, мистер Джаспер прощается, обещая при первой же возможности прийти снова, и мистер Сапси, с наказом поразмыслить на досуге над уже полученной порцией поучений, милостиво отпускает его.

Глава V.

Дердлс и компания

Джон Джаспер, возвращаясь домой через залитое лунным светом церковное подворье, замечает вдруг странную сцену: каменотёс Дердлс – голова опущена, неразлучный узелок в руке – стоит, прислонившись к кованой ограде, что отделяет земли кладбища от монастырских развалин,33 а какой-то уличный мальчишка бросает в него камешками. Некоторые пролетают мимо, большинство метко попадает в цель, но Дердлс и в том и в другом случае остаётся странно безразличен к происходящему. Мальчишка же, напротив, каждое попадание встречает победным свистом, а при редких промахах кричит «Обратно смазал!» и затем пытается получше прицелиться и повернее попасть.34

– Эй, ты чего к нему привязался? – громко говорит Джаспер, выходя на свет.

– Делаю из него мишень! – заявляет на это оборванец.

– Прекрати немедленно! Дай сюда камни!

– Ага, как же! Вот залеплю тебе сейчас камнем в башку, только тронь! – отвечает мальчишка, отбегая в сторону. – Прямо в глаз, чтоб ты ослеп!

– Ах ты, чертёнок! Но ведь мистер Дердлс тебе же ничего не сделал!

– Он домой не идёт!

– Тебе-то какая разница?!

– У нас с ним уговор! Если я поймаю его ночью на улице и загоню домой, то получу от него полпенни! – и оборвыш начинает напевать, притоптывая дырявыми башмаками:

Махнув на него рукой (и тем ещё немного отогнав сорванца), хормейстер подходит к Дердлсу, выглядящему не столько пьяным, сколько глубоко задумавшимся.

– Вы вправду, что ли, знаете этого… это чёртово отродье? – спрашивает Джаспер, косясь на мальчишку, снова принявшегося за сбор камней.

– Депутат, – мрачно кивает Дердлс.

– Это что, имя такое?

– Ага, – соглашается Дердлс.

– Это меня так зовут в ночлежке, где я работаю, – задиристо поясняет мальчишка. – Знаешь «Койку за два пенса», что возле Газовой станции? Я там прислуживаю. У нас там всю прислугу называют депутатами, не только меня.36 Когда все дела поделаны, мне дозволяется пойти погулять для здоровья, – с этими словами Депутат занимает боевую стойку и начинает прицеливаться в Дердлса и Джаспера, снова заводя своё визгливое «видди-видди-ви».

– Пошёл прочь! – со злостью кричит ему Джаспер. – Вздумаешь швыряться, пока я рядом стою, я тогда тебя поймаю и убью!.. Идёмте, Дердлс. Сегодня я провожу вас до дома. Давайте, я понесу узелок.

– Нет нужды, – отвечает Дердлс, убирая руку с узелком за спину.37 – Я тут как раз размышлял, когда вы подошли… размышлял я тут, посреди своих творений, как пу-пулярный автор… поскольку это всё Дердлсова работа, – он делает широкий жест рукой, показывая на окружающие их надгробия. – Вот тут в саркофаге ваш покойный родственник, Друд-старший, вон там в склепе незабвенная миссис Сапси, а эта вот надломленная колонна – это безвременно усопший прежний отец-настоятель, а вон та траурная ваза – это светлой памяти налоговый инспектор. Всё в лучшем виде, присмотрено и ухожено. А вон там, где просто дощечки в землю воткнуты, там бедняки, по которым никто и слезинки не прольёт. Без гробов зарыты и давно забыты.

– Эта тварь… этот Депутат, похоже, увязался следом, – перебивает его Джаспер, оглянувшись на ходу. – Он что, следит за нами?

Дердлс с пьяной медлительностью оборачивается; Депутат по дуге отбегает подальше и занимает оборонительную стойку.

– Ты сегодня начал без предупреждения! – кричит ему Дердлс с таким видом, будто только сейчас сообразил, что уговор был нарушен.

– Врёшь, я кричал! – швыряя в него камень, заявляет Депутат.

– Исмаил, сэр, – говорит Дердлс, не обращая внимания на проступок и снова поворачиваясь к Джасперу. – Точно как библейский Исмаил, сын Авраама. С виду человек, дикарь изнутри. Но я дал ему цель в жизни.

– В которую он и швыряет камни? – усмехается Джаспер.

– Именно, сэр, – торжественно кивает Дердлс. – В которую он и швыряет камни. Кем он был раньше? Разрушителем. Что он нёс людям? Одни неприятности. И чем они ему за это платили? Чаще всего – трёхдневной отсидкой за решеткой. Никто – ни один человек, ни один предмет частной собственности, ни одно окно, ни одна лошадь, свинья, овца или кошка – никто не мог избежать града его камней, а всё почему? Потому, что он не имел ясной цели в жизни. Я поставил перед ним эту ясную цель, и теперь он честно зарабатывает швырянием камней полпенни за вечер или три за неделю.