Тайна Эдвина Друда. В переводе Свена Карстена, с окончанием и комментариями

– Что касается меня, Джек, – хмыкнув, говорит Эдвин Друд, – то я вовсе не злюсь.

– Я тоже нет, – выдавливает Невил. – Просто я хочу сказать, что если бы мистер Друд знал всё, что мне пришлось пережить на родине, он мог бы лучше понять, почему некоторые слова могут ранить до крови.

– Вероятно, нам всем стоило бы воздержаться от оценок чьего-либо понимания, – успокаивающим тоном прерывает его Джаспер. – Вот только что Нэд честно и открыто заявил, что он не держит на Вас зла. А Вы, мистер Невил, можете честно и открыто сказать о себе то же самое?

– Да, конечно, мистер Джаспер, – после паузы произносит Невил. В голосе его, однако, не чувствуется особой честности и открытости.

– Вот и хорошо, теперь забудем об этом! Что ж, друзья мои, мы всего лишь в паре шагов от моего холостяцкого жилища, где уже и чайник на огне, и вино с бокалами на столе. Нэд уезжает с утра, так почему бы нам троим не зайти сейчас и не выпить за то, чтобы ему завтра удачнее ехалось?

– Ты же знаешь, Джек, что я всегда готов зайти и выпить!

– Я тоже, мистер Джаспер, – добавляет Невил, поскольку чувствует, что в сложившейся ситуации отказаться невозможно. Он стыдится того, что вышел из себя, поддавшись на подначивания Эдвина Друда, который сейчас так очевидно бравирует своим показным великодушием и беззаботностью.

Мистер Джаспер, который так и шагает, обнимая обоих юношей за плечи, своим превосходным баритоном затягивает первый куплет застольной песни, и таким порядком они заходят в арку под жилищем хормейстера и поднимаются по лестнице к двери. В комнате тепло, и мягким красным огнём горит лампа, освещая незамысловатую обстановку – и портрет юной красавицы над камином. Войдя, оба молодых человека на несколько долгих секунд задерживают взгляд на этом рисунке, и у обоих во взгляде явно читается сожаление (впрочем, поводы для него у обоих весьма различны). Наблюдательный Джаспер, в ту же секунду догадавшийся об истинной причине только что произошедшей между юношами ссоры, с улыбкой указывает им на портрет.

– Узнаёте это лицо, мистер Невил? – спрашивает он, поднося лампу поближе.

– Да, нельзя не узнать. Хотя до оригинала портрет далеко не дотягивает.

– Экий Вы привередливый! Между прочим, это Нэд нарисовал его и подарил мне.

– Ох, я прошу прощения, мистер Друд, – восклицает Невил, неподдельно смущённый своим промахом. – Если бы я знал, что тут присутствует сам автор…

– Да перестаньте Вы, сэр, это же только набросок, – говорит Эдвин, зевая в ладонь. – Можно даже сказать – карикатура на Киску. Вот если она будет себя хорошо вести, то я тогда нарисую уже настоящий её портрет, красками.

Пренебрежительный и безразличный тон, которым Эдвин, развалившись в кресле и заложив руки за голову, произносит эти слова, снова пробуждает гнев в душе Невила. Джаспер, смерив обоих молодых людей оценивающим взглядом, понимающе усмехается и отворачивается к камину, чтобы размешать сахар и пряности в кастрюльке, в которой на огне медленно закипает вино. Надо отметить, что вся эта процедура – помешивания, добавления специй, пробы на вкус и снова помешивания – занимает у него необычно много времени.55

– Я подозреваю, мистер Невил, – нарушает молчание Эдвин Друд, от которого не укрылось возмущённое выражение лица Невила – такое же, впрочем, очевидное, как и портрет на стене или пианино в углу комнаты, – что если бы Вы рисовали портрет вашей возлюбленной…

– Я не умею рисовать, – обрывает его Невил.

– Очень жаль, конечно, но это и не всякому дано. Но вот если бы Вы умели, то уж наверное изобразили бы её красивее всех богинь Олимпа… Или как?

– У меня нет возлюбленной, поэтому я не могу ответить.

– Вот если бы мне пришлось рисовать портрет мисс Ландлесс… не такой вот набросок, а именно настоящий портрет, – мечтательно говорит Эдвин, не замечая своей почти мальчишеской хвастливости, – вот тогда бы Вы увидели, какую красоту я могу нарисовать!

– Сначала Вам пришлось бы получить её согласие позировать, сэр. А поскольку она Вам такого согласия никогда не даст, то мне остаётся лишь сожалеть, что я так никогда и не увижу всей силы Вашего мастерства. Хотя, я подозреваю, невелика и потеря!

Джаспер возвращается к столу с бокалами вина в руках. Один бокал он вручает Невилу, другой отдаёт Эдвину, наливает также и себе и с улыбкой произносит:

– Давайте выпьем за моего племянника! Скоро, совсем скоро покинет он нас, но пока он ещё с нами – выпьем же за него! Эдвин, дорогой мой, мы пьём за твоё здоровье!

Показывая юношам пример, Джаспер, не отрываясь, осушает свой бокал, и Невилу приходится поднапрячься, чтобы не отстать от него. Эдвин Друд благодарит обоих за оказанную ему честь и тоже пьёт до дна. Вино горячо, бокалы глубоки, но желание не ударить в грязь лицом перед соперником ещё глубже.

– Нет, Вы только посмотрите на него, мистер Невил! – восклицает Джаспер, указывая на Эдвина жестом дружеским, но вместе с тем и слегка насмешливым. – Как замечательно он устроился – и тут, и вообще! Весь мир лежит у его ног, и ему нужно только наклониться, чтобы поднять любые его богатства! Захочет – и получит интересную и доходную работу, захочет – будет жить жизнью, полной путешествий и приключений, а не захочет – может выбрать семейный уют и любовь! Нет, Вы только посмотрите на его довольное лицо!

Лицо Эдвина Друда в этот момент довольно-таки красное – то ли от выпитого вина, то ли по какой-то другой причине. Лицо Невила раскраснелось тоже. Поджав губы, он внимательно смотрит на разлёгшегося в кресле и заложившего ногу на ногу Эдвина.

– И как мало ценит он своё счастье! – продолжает Джаспер. – Ему буквально лень протянуть руку и сорвать тот золотой плод, который зреет для него на ветке. И как разительно отличается он в этом от нас обоих, мистер Невил! Нас-то с Вами не ждут ни интересная работа, ни путешествия, ни семейное счастье… Хотя Вам-то, может быть, и улыбнётся ещё удача. А вот я… меня ждёт только скучное и унылое прозябание в этой богом забытой дыре!

– Ну, перестань, Джек, – пьяно растягивая слова, говорит Эдвин. – Я что, должен перед вами теперь извиниться за всё это, что ли? Да и потом, ты же знаешь, что отнюдь не всё обстоит так солнечно. Я имею в виду все эти неприятности с Киской. Но мы с нею справимся, я уверен… Постепенно я с ней справлюсь…

И он вытягивает руку в сторону портрета своей невесты и громко щёлкает пальцами. Джаспер тут же переводит выжидательный взгляд на мгновенно побледневшего Невила.

– Мне кажется, – начинает Невил, и видно, как трудно даются ему эти слова, – мне кажется, что мистер Друд ведёт слишком уж беззаботную жизнь. Мне кажется, что ему не помешало бы… получить от судьбы парочку уроков!

– Вот как? – отвечает Эдвин, покосившись на говорящего. – Почему бы это?

– Да, – подключается Джаспер. – Хороший вопрос, мой мальчик! Действительно, почему?

– Потому что тогда он, может быть, глубже прочувствует, насколько он не достоин того счастья, которое ему так легко досталось! Счастья, которого он вовсе не заслужил!

Мистер Джаспер быстро переводит взгляд на моментально выпрямившегося в кресле племянника.

– А Вы? – резко говорит Эдвин. – Вы сами-то, позвольте спросить, получали такие уроки от судьбы?

Мистер Джаспер так же быстро переводит глаза на Невила.

– Да, я получал! – говорит тот.

– И что же Вы выучили?

– Я Вам уже сказал – там, на улице!

– Что-то я не припомню.

– Могу и повторить! Я говорил, что Вам не следовало бы слишком уж задаваться!

– Но Вы ещё что-то там такое сказали, мне помнится.

– Да, сказал!

– И сможете повторить, здесь и сейчас?

– Я сказал Вам, что у нас на Цейлоне Вас давно бы уже заставили отвечать за свои слова!

– Ах, на Цейло-оне!.. – восклицает Эдвин с презрительным смехом. – Чуть-чуть далековато, мне кажется! Такие вещи легко говорить – с такой-то безопасной дистанции!

– Хорошо! Тогда и здесь тоже! Здесь, там, где угодно! – вне себя от гнева кричит Невил. – Я и здесь скажу: у вас слишком раздутое самомнение! Вы держите себя так, будто вы невесть какой талант и сокровище, а на самом деле вы – напыщенный индюк! Да-да, вы самое обыкновенное ничтожество, и самый обыкновенный индюк!

– Ну и ну, поглядите-ка! – цедит Эдвин, тоже взбешенный, но ещё контролирующий себя. – Похоже, вы изрядно разбираетесь в индюках, мистер! Конечно! Я и забыл! Индюк-то – это ведь индийский петух! Тогда и не удивительно – вы же среди них выросли! Наверное, среди вас, туземцев, это так принято – называть друг друга при встрече индюками, но я бы посмотрел, как бы вы сказали такое вашему белому господину!

Этот оскорбительный намёк на тёмный цвет кожи Невила доводит юношу до последнего градуса бешенства: он выплёскивает остатки вина в лицо Эдвину и, занеся руку с бокалом для удара, бросается на обидчика – Джаспер едва успевает его перехватить.

– Нэд, дорогой мой, не надо! – громко кричит Джаспер, оттаскивая Невила. – Прекратите, прошу вас! Прекратите, я приказываю вам, хватит! Мистер Невил, стыдитесь! Руки прочь, сэр! Разожмите кулак, дайте мне бокал! Дайте мне сейчас же бокал, говорю Вам!

Но Невил с силой отталкивает его и долгую секунду медлит с бокалом в поднятой руке, ничего не видя вокруг себя от бешенства. Затем он что было силы швыряет бокал в камин – так, что осколки разлетаются брызгами по всей комнате – поворачивается и выбегает вон из дома.

Холодный ночной воздух обжигает его разгорячённое лицо; багровая пелена, застилающая ему глаза, делает все предметы и дома вокруг него зыбкими и нечёткими; всё шатается и плывёт, и Невилу кажется, что он стоит в самой середине кроваво-красного шторма, что со всех сторон к нему подступают враги, и ему предстоит биться с ними, биться без жалости и до самой смерти.

Но никто не нападает на него из-за угла, и луна светит так печально и холодно, как если бы он давно уже умер от разорвавшей ему сердце ненависти. Кровь стучит ему в виски паровым молотом; он сжимает голову руками и плетётся прочь, слыша, как за его спиной спешно запирают на ключ двери, отгораживаясь от него, будто от бешеной собаки. Что же ему теперь делать-то?!

В голове его мелькает дикая мысль броситься в реку, но её тут же прогоняют другие мысли, и прежде всего – о сестре, и о том добром человеке, который лишь пару часов назад одарил его своим доверием, и которому он поклялся сдерживать свои порывы. С поникшей головой он бредёт через залитое лунным светом соборное подворье, вдоль кладбищенской решетки, мимо могил и надгробий, по направлению к домику младшего каноника, и там тихонько стучит в дверь.

Преподобный Криспаркл ещё не спит – он сидит за пианино и тихонько, чтобы не потревожить покой матушки, наигрывает свои любимые места из хоралов и ораторий. Прислуга давно отправилась домой, поэтому мистер Криспаркл со свечой в руке сам выходит отворить Невилу. Но умиротворённое выражение на лице каноника сразу же сменяется озабоченным, едва он видит стоящую на пороге взлохмаченную фигуру.

– Мистер Невил! Что с Вами? На Вас лица нет!

– Я был у мистера Джаспера, сэр. С его племянником.

– Входите скорее.

Мистер Криспаркл крепко берёт своего воспитанника под локоть – этот его жест весьма похож на особый боксерский захват, должный лишить противника возможности сопротивляться – и ведёт Невила в гостиную.

– Я плохо начал, сэр. Я чертовски плохо начал.

– Похоже на то. Вы не трезвы, мистер Невил.

– Боюсь, Вы правы, сэр. Но я готов поклясться, что выпил очень мало, всего-то пару глотков! Но и эта малость почему-то ударила мне в голову, и очень быстро. Необычайно быстро.

– Ах, мистер Невил, мистер Невил, – с грустной улыбкой говорит младший каноник, озабоченно покачивая головой, – сколько я уже слышал подобных оправданий…

– Я думаю, сэр… я не знаю, что и думать, сэр, но мне кажется… мне кажется, что племянник мистера Джаспера тоже сходным образом опьянел, сэр. Сильно и быстро.

– Очень может быть, – сухо отвечает младший каноник.

– Мы повздорили, сэр. Он оскорбил меня, оскорбил самым непростительным образом. Он всё сделал для того, чтобы у меня кровь вскипела – та тигриная кровь, о которой я Вам рассказывал, сэр.

– Мистер Невил, – вежливо, но твёрдо прерывает его младший каноник. – Я попрошу Вас не сжимать кулаки, когда Вы разговариваете со мной. Пожалуйста, разожмите их.

– Он меня буквально раздразнил, сэр, – продолжает Невил, немедленно послушавшись, – буквально раздразнил, и сделал это специально. То есть я не знаю – специально или нет – но на то было очень похоже. А в конце он совершенно осознанно меня оскорбил! Короче говоря, сэр, я готов был его в кашу измолотить. И я попытался это сделать, видит бог, попытался!

– Вы опять сжали кулаки, – негромко замечает младший каноник.

– Простите, сэр.

– Что ж, Вы знаете уже, где Ваша комната – я показывал её вам перед ужином. Тем не менее я Вас туда провожу. Вашу руку, если позволите… Так, а теперь пойдём, но тихонечко, а то все уже спят…

Зажав руку Невила точно в том же боксёрском захвате, что и раньше, мистер Криспаркл препровождает своего воспитанника в приготовленную ему заранее небольшую, но уютно обставленную комнату. Там молодой человек падает в кресло и с видом глубочайшей подавленности и отвращения к себе закрывает лицо ладонями. Младший каноник, посчитав, что любые нравоучения сейчас только ухудшат состояние юноши, беззвучно прикрывает за собой дверь, пожелав ему напоследок доброй ночи. Услышав в ответ лишь подавленный всхлип, мистер Криспаркл уходит – с мыслью, что раскаяние в собственных скверных поступках является первым шагом на пути к исправлению.

Стук во входную дверь выводит его из задумчивости. За дверью обнаруживается мистер Джаспер со шляпой Невила в руке.

– У нас там бог знает что случилось, – сообщает Джаспер, понизив голос.

– Что, настолько плохо?

– Едва до убийства не дошло!

– Нет, прошу Вас, не преувеличивайте! – протестует мистер Криспаркл.

– Я не преувеличиваю, сэр, я говорю как есть! Ещё секунда – и мой дорогой мальчик лежал бы у моих ног мёртвым! Если бы я не бросился убийце наперерез, если бы не схватил его за руку, то моего дорогого племянника измолотили бы в кашу прямо у меня дома!

«Боже, – мелькает в голове у младшего каноника мысль, – да это же его собственные слова!».56

– Если бы видели, сэр, тот ужас, который я видел сегодня! – продолжает Джаспер. – Мне теперь и не уснуть будет! А что, если они опять встретятся – мой дорогой мальчик и этот… дикарь? И рядом не окажется никого, кто смог бы вмешаться и предотвратить страшное? Это было ужасно, сэр, просто ужасно. Словно у него вскипела тигриная кровь в жилах!

«Его слова, его собственные слова!» – снова мысленно поражается младший каноник.

– Он опасен, сэр, – не унимается Джаспер, – он опасен для всех и, в первую очередь, для Вас лично!

– Это очень мило с Вашей стороны, Джаспер – так беспокоиться за меня, – с улыбкой возражает младший каноник, – но я совершенно уверен, что мне ничто не угрожает.

– А вот я уже совсем не уверен, сэр! – отрезает хормейстер. – Он может быть не опасен для меня, поскольку я не являюсь предметом его звериной ненависти, но вот Вы, сэр… да и другие тоже… они вполне могут испытать на себе то, что сегодня едва не испытал мой племянник. Спокойной ночи, сэр, если она теперь вообще может называться спокойной!

Мистер Криспаркл закрывает за хормейстером дверь и остаётся стоять со шляпой своего трудного воспитанника в руках. Затем он вешает её на крючок в прихожей, и в глубокой задумчивости поднимается в свою спальню.