Кедровое солнце

1

Сон не сон, а только нет сил открыть глаза, перебинтованные мглистой тяжестью рассвета, и Сергей все плывет и плывет по мягко вздыхающим волнам полузабытья, не в силах побороть истому расслабившегося за ночь тела.

– Сережа! Сер-режа-а! – в который раз окликает его баба Маруся, управляясь с хлебами у русской печи, громыхая деревянной ручкой ухвата. – Ты же просил разбудить тебя пораньше…

Он и в самом деле просил бабушку об этом, но теперь вот нет сил и все тут, хоть караул кричи – глаза не открываются.

– Я ведь тебе говорила, – ворчит баба Маруся, – ложись спать раньше. Так нет, все бы только над книжкой глаза портил… Смотри, в школу опоздаешь. Деда сказывал, что ночью мосток с речки-то сдернуло.

В доме все стихает, и лишь за окнами слышится многоголосая, разнообразная жизнь: шумят малые и большие ручьи, падают и со звоном рассыпаются сосульки, щебечут развеселые воробьи, примериваясь к пока что пустующим скворечникам. Сережа представляет, какое ослепительное солнце сияет сейчас над миром, до него наконец-то доходит смысл сказанных бабушкою слов: «ночью мосток с речки-то сдернуло», и он резко отшвыривает одеяло с себя. Так и есть – густые снопы солнечного света косо навалились на окно, перечертили обеденный стол, широкие половицы и уперлись в устье русской печи, прикрытой жестяной заслонкой. А это значит, что сейчас никак не меньше восьми часов утра и на зарядку, которую он с сегодняшнего дня твердо решил делать, опять не осталось времени.

Сергей вскакивает с постели, быстро заправляет ее и, пару раз махнув руками, с силой поддевает носик умывальника.

Через пять минут он уже пьет холодный чай с каральками, нетерпеливо поглядывая в окно, мимо которого идут в школу ребята. Еще совсем недавно под самым окном высился такой огромный сугроб, что противоположного дома не было видно, а теперь от сугроба осталась маленькая кучка грязного снега, спрятавшаяся от солнца за угловым столбиком палисадника.

– Опять куски на ходу хватаешь, – заглядывает на кухню баба Маруся. – Попил бы молока.

– Не хочу.

– Ребятишки переправляются через речку у релки, там помельче, вот и ты туда ступай… А возле мостка – выше колен. Ноги промочишь.

– Угу, – мычит Сережа, небрежно заталкивая книги в портфель.

– И ведь ничего не учил, – укоризненно качает головой бабушка.

– Учил, – возражает Сергей.

– Ну да: два раза в книжку глянул, вот и все твое ученье.

– А больше и не надо.

– Как это? – удивилась бабушка. – Чай, касатик, в седьмой класс ходишь…

– Я побежал.

– Смотри, если ноги промочишь, лучше домой вертайся. Тебя дедушка на лошади перевезет.

– Не промочу! – Сережа пролетает мимо бабы Маруси и исчезает за дверью.

– Вот же, суматоха, – ворчит бабушка, прибирая за ним со стола.

2

Сергей и не подумал поворачивать к релке, где, по словам бабушки, было мельче. Он пошел к снесенному половодьем мосту и еще издали разглядел возле него столпившихся ребят из младших классов. «Ага, – подумал Сережа, – значит, и возле релки не перейти. Ладно, сейчас посмотрим…»

– Сережа, Сережа, – бросились к нему ребятишки, – а здесь вот так, по самый пупок будет. Колька Корнилов уже утоп!

– Как – утоп? – опешил Сергей.

– А так… Вначале пошел, и ему до колен было, а потом как ухнет – сразу по пупок…

Сережа Тухачев и Колька Корнилов самые старшие в Выселках ребята, которые ходят учиться в Озерные Ключи. А остальные все мелюзга – пятый-шестой класс. Вот и ждут они, пока старшие речку перейдут, втайне надеясь, что и Сереже речку не одолеть. А тогда… Тогда можно и по домам до следующего утра.

А речку Безымянку не узнать. Еще вчера спокойно струившая студеную воду вдоль низких берегов, за ночь она неожиданно взбухла, подперла березовую релку и вот-вот выплеснется за невидимый барьер, затопит прилегающую к ней кочковатую марь. Мосток, кое-как сбитый мужиками из нескольких плах, виднелся на отмели, занесенный туда течением…

– Не надо, Сережа, не ходи, – уговаривает его малышня. – А вдруг там землю промыло?! Как ухнешь…

Сергей примеривается взглядом к сваям, едва торчащим из воды, и понимает, что да, действительно, воды будет никак не меньше чем по пояс.

– А у релки?– небрежно спрашивает он.

– У релки выше колен. Никак не пройти, – отвечают ему.

Сережа всматривается и видит невдалеке пасущегося Борьку – рыжего, с белыми подпалинами по бокам бычка, оставленного бабой Марусей в зиму на продажу. С марта Борьке пошел второй год, у него забурели и округлились рога, раздались ноги в бабках. Борька был совсем ручной, добродушный и ласковый бычок: Сережа еще с осени шутя объездил его и приучил к упряжке, специально для этого излаженной дедом. Поставив две фляги на санки, Сережа возил на нем воду из колодца, сено из зарода, а то и просто катал по Выселкам ребятишек…

– Вот если лодку сюда притащить, – притворно вздыхает кто-то из мальцов.

– Ну да, будут тебе за километр ее тащить, – тут же возражают ему.

– И ниче не за километр…

Мелюзга заспорила, а Сережа все озирался по сторонам. Наконец он взял длинную палку и, осторожно прощупывая дно, медленно пошел от берега. Холодная вода сразу же обжала и стиснула раструбы кирзовых сапог, поднявшись чуть ли не до их половины, а палка скользнула по дну: видимо, там все еще лежал подмятый речкою лед.

– Серега, не надо! – крикнули ему с берега. – Там Колька утоп…

И тут же Сергей чувствует, как палка уходит из его рук. Он берет правее, левее, но всюду его водомерная палка погружается почти на половину метра. Становится ясно, что здесь не пройти.

Сергей возвращается на берег. Кончики пальцев на ногах начинает знобить и он догадывается, что сапоги где-то протекают и портянки уже успели подмокнуть. Надо бы разуться и посмотреть, но в это время Сережу осеняет неожиданная мысль.

3

Борька вначале упрямится и никак не хочет заступать в холодную воду. Низко опустив широколобую голову, он упирается передними ногами и трусливо приседает на задние. Дай ему волю, Борька вообще бы попятился назад, развернулся, а там его только и видели. Но Сережа, крепко обхватив бычка за шею, тянет его за собой, и он вскоре понимает, что в воду все-таки придется идти. Борька еще переступает передними ногами, нервно охлестывая себя хвостом, еще испуганно косится круглыми, красноватыми глазами на притихших ребят, но по всему видно, что внутренне он смирился с уготованной ему участью.

– Пойдет, – заспорили ребята.

– Не-е, не пойдет.

– Давай на спор!

– Давай!

– На щелбан…

– Если он только зайдет в воду и назад – не считается.

– Знаешь, как на нем Серега гонял! На лошади не догнать…

А Борька между тем шагнул в воду и остановился. Теперь Сергей его не торопил, а ласковым голосом старался успокоить. Вскоре Борька осмелел и уже самостоятельно потянул на глубину. Сережа изловчился и мягко вспрыгнул на бычка, как это делал уже не раз. Борька пошатнулся, боднул головой воздух, шумно вздохнул и начал осторожно пересекать Безымянку.

– Ур-ра! Ур-ра-а! – кричали школьники на берегу, восхищенно наблюдая, как Борька выносит Сережу на противоположный берег.

Сергей и сам чуть было не закричал от восторга, когда сух и невредим спрыгнул на берег, но тут же вспомнил свои четырнадцать лет и лишь одобрительно похлопал Борьку по спине.

Вернуться назад уже было легко: Борька пошел в воду охотно. Словно почувствовав, что он стал центром внимания, бычок покосился на ребят, и чуть было не шлепнулся на самой середине Безымянки.

– Н-но! Ты! – сердито вскрикнул Сергей, поддавая пятками сапог бычку под бока. В общем, переправа закончилась благополучно, и Сережа, спрыгивая с Борьки, весело спросил мелюзгу: – Ну, кто первым на ту сторону?

Ребятишки замялись, нерешительно переглядываясь и указывая пальцами друг на друга.

– Что, смелых нет?

– Давай, я поеду, – выступил вперед Вовка Азанов, белобрысый, круглощекий малец из пятого класса.

– Молодец! – одобрил Сергей. – А кто еще?

– Чего он, сразу двух возьмет, что ли? – засомневались ребята.

– Не-е, пусть вначале Азанчик переедет…

Сергей подхватил Володьку и легко посадил на спину бычка.

– Держи свой портфель.

Ребятишки недоверчиво смотрели на Борьку и ожидали, что будет дальше.

– Утопнешь, домой не ходи! – прокричал бойкий на язык Гришка Козлов.

Борька, теперь уже хорошо понимая, что именно от него требуется, охотно пошел на ту сторону. Вовка, зажав его бока коленями, одной рукой вцепившись в холку, другой держал портфель.

– Пятками его, пятками подгоняй! – кричал вслед Сергей.

Стоило Вовке Азанову ступить на противоположный берег, как на этом берегу начала выстраиваться очередь на перевоз. И переправа закипела. Теперь ребятишки ездили по двое, и вскоре рядом с Сергеем остался один лишь Гришка Козлов. И надо же было так случиться, что именно под Гришкой бычок встал на середине речки, выгнул спину дугой и начал справлять приспевшую нужду. Ребята на той стороне Безымянки от смеха повалились с ног, видя, как вцепился Гришка в Борькину шею, каким-то чудом удерживаясь на острой спине. Не удержался от смеха и Сережа. Одному лишь Гришке было не до веселья: он медленно начал съезжать вбок, испуганно открывая рот, и, видимо, съехал бы совсем, да в это время Борька выпрямился и как ни в чем не бывало побрел дальше.

– Гришка! – кричали ребята, – держи пятки, а то душа убежит…

Обозленный Гришка двинул кого-то портфелем по спине и молча зашагал в Озерные Ключи. Следом за ним неторопливо потянулись остальные ребята: на первый урок они все равно уже опоздали.

4

Сергей дождался, пока Борька вернулся к нему, обнял за шею, и, стараясь заглянуть в круглый выпуклый глаз, похвалил бычка:

– Молодец, Борька! Умница!

Борька, словно бы понимая его, слегка кивал, уворачиваясь от Сережиного дыхания.

– Ну, Борька, еще меня перевезешь – и отдыхай до обеда. А после обеда, смотри, за мною придешь на тот берег, хорошо?

Отпустив Борьку, Сергей посмотрел, как он перешел на родной берег и медленно поплелся к лужайке, сщипывая на ходу редкие зеленые травинки, тут и там пробившиеся из земли. Солнце уже стояло высоко и вовсю припекало голову, и там, где истаивали последние крупинки снега и льда, струился в воздухе легчайший парок.

Проходя мимо, Сережа не удержался и подвернул к березкам, постепенно втягивавшимся в матерую тайгу, поднимающуюся до середины хребтов Сихотэ-Алиня. И до чего же интересно было ему наблюдать просыпающееся от зимней спячки царство деревьев и трав. Вон колышутся цветущие сережки на ольхе, а чуть в стороне – заросли лещины, которую лишь тронь рукою, как она сразу же окутается легчайшей дымкой золотой пыльцы. А над небольшой протокой, все еще затянутой иссиня-зеленым льдом, расцвели, одевшись в волшебную позолоту, ивы. На черемухе и тонких, молоденьких топольках почти до половины набухли клейкие почки. Сережа не удержался, сорвал тополиную почку и размял в пальцах липкую зеленую массу, остро пахнущую молодой листвой. Тут же решил, что надо принести домой веточку и опустить в бутылку с водой. Через несколько шагов он вышел на небольшую узкую проталину и задержал шаг от удивления – поляна была усеяна золотистыми подснежниками. Присев на корточки, Сережа нарвал небольшой букетик из самых крепких и крупных цветов. И пока он срывал цветы, над ним с недовольным жужжанием пролетали продолговатые шмели.

Сережа уже собирался повернуть к большаку, когда вдруг на веточке осины, рядом с черной дырой небольшого дупла, увидел серого скворца. Затаив дыхание, он не сводил с него глаз, пока скворец, обеспокоенный его взглядом, не упорхнул в глубину леса, из которой слышалось свадебное попискиванье ошалевших от солнца рябчиков.

«Вот это да, – думал Сережа, торопливо шагая к большаку, – значит, я первый увидел скворца. Даже дедушка о нем еще не говорил. Вот Васька-то позавидует, а то он тоже, знаток великий, всегда и все видит вперед всех».

Однако пока Сережа выбирался к большаку, он еще дважды увидел скворцов и уже не был так уверен, что самым первым встретился с прилетевшими из дальних краев птицами.

5

Едва Сережа ступил на школьный двор, как услышал долгий звонок, а следом за ним деревянные стены дрогнули, стекла в окнах зазвенели, с треском распахнулись двери, и возбужденные ребята с криком вывалилась во двор. Старшеклассники наперегонки кинулись к туалету, малышня полезла на бревно меряться силами, а перед Сергеем остановился Васька Хрущев. Хотя и был он на год старше Сережи, но за последние год-полтора в росте от друга отстал, зато заметно раздался в плечах, а на верхней губе у него появилась темная полоска.

– Что, для Настьки насобирал, да? – кивнул Васька на букетик, глубоко засовывая руки в карманы штанов.

– Чего-о? – смутился Сергей. – Была нужда… Просто показать хотел.

– Знаю я… – Васька лениво отвернулся.

– Ничего ты не знаешь, – Сережа посмотрел на букетик и швырнул его за бочку с водой, стоявшую под угловым сливом. – Я скворцов сегодня видел.

– Нy? – так и прянул к нему Васька. – Где?

– В релке… Возле дупла.

– Ага, значит, холодов больше не будет.

– Не должно.

Рыжие заплатки с Васькиного носа так и не сошли, и Сережа знал, как он мучился из-за этого, сколько сметаны и подсолнечного масла у матери перевел, сколько раз специально обгорал под солнцем, чтобы старая шкура слезла и новая без веснушек наросла. Но вместе с новой шкурой всегда появлялись и новые веснушки.

– Айда покурим? – предлагает Васька.

– Не хочу.

– Нy, а я пошел.

Перед самым классом Сережа сталкивается с Марией Ивановной. Внимательно оглядев его с ног до головы, классный руководитель неожиданно говорит:

– Молодец, Тухачев! Спасибо…

– За что? – искренне удивляется Сергей.

– А за то, что ребят в школу переправил.

– Ерунда, – небрежно отмахивается Сережа и входит в класс.

– Молодец, Тухачев! Спасибо, – передразнивая Марию Ивановну, насмешливо говорит Настька Лукина.

– А ты успела подслушать? – проходя на свое место, ворчит Сергей. – Нехорошо. За это маленьких бьют и…

– Ой, ой, ой! Как он меня напугал. – Настька сверкает черными глазами, встряхивает длинной черной косой и выбегает из класса. А Сережа достает из портфеля книги и небрежно заталкивает их в парту.

В последнее время у них с Настькой установились странные отношения: если хвалят Сережу – злится Настька, и, наоборот, если в чем-то отличится Настька (ну, например, на уроке пения), недоволен Сережа. За половину дня они успевали столько неприятных слов наговорить, что к последнему уроку смотреть не могли друг на друга. К вечеру все обиды забывались, но утром следующего дня все начиналось снова. И вот теперь Сережа дал себе слово никогда больше на Настьку внимания не обращать…

Начался урок. Вел его Виталий Степанович, совсем еще молодой учитель, симпатичный, с тонкими черными усиками и светло-коричневым южным загаром. Приехал он в Озерные Ключи недавно, из Мелитополя, и сразу же заворожил ребят манерой вести уроки: можно было ходить по классу, пересаживаться с парты на парту, отвечать по учебнику. Особенное расположение Виталий Степанович оказывал Сереже Тухачеву, даже сфотографировал его несколько раз и обещал сделать фотографии, как только купит фотоувеличитель…

– Кто не учил урока? – спросил Виталий Степанович.

Васька Хрущев неохотно поднял руку.

– Понятно. Садись на заднюю парту и учи. В конце урока спрошу… Кто хочет ответить на пятерку?

Конечно, тут же подняла руку Валька Никулина, вечная отличница их класса.

– Кто хочет заработать четверку – приготовиться.

Виталий Степанович поставил в журнал жирную пятерку Никулиной и отвернулся к окну, выжидая, когда соберутся с духом четверочники, лихорадочно листающие страницы учебника.

– Итак, кто у нас идет на четверку? – повернулся и оглядел класс молодыми горячими глазами Виталий Степанович. – Может быть, Паньшин? Не возражаешь?

Петька потащился к доске.

6

Ребятишки из младших классов, поджидая Сережу, сидели на бревнах, подставив солнцу коротко стриженые головы. И стоило ему выйти из школы, как они окружили его, а Вовка Азанов сразу же задал интересующий всех вопрос:

– Сереж, а Борька к нам перейдет?

Сергей и сам думал об этом и больше всего боялся, как бы Борька вообще не убрел домой.

– Там посмотрим, – ответил он Вовке.

Выходя со школьного двора, Сережа заметил, что на некотором отдалении за ними следует и Настька Лукина. «Все, теперь не отстанет», – понял Сергей. А тут еще и Васька Хрущев вразвалочку вышел из своего двора и, словно они век не виделись, небрежно сказал:

– Привет, ковбой!

Сергей промолчал.

– Слышь, Серый,– окликнул его Васька,– дело есть.

Сережа остановился и подождал его.

– Ты велик ещё не обкатывал?

– Нет.

– Как подсохнет, давай в Малышевку смотаемся? Говорят, там хороших вислокрылых голубей продают. Купим себе по паре, а Оська пусть локоть грызет…

– Давай! – обрадовался Сережа, и они тут же обговорили детали предстоящей поездки.

– А вы что, точно на Борьке переправляетесь?– спросил Васька.

– Пошли, посмотришь…

Вода немного упала, это Сережа определил сразу: вдоль берега лежали обсохшие коряги, разный мусор и темнела не успевшая просохнуть галька. Что его порадовало еще – Борька торчал на лужайке и уже повернул голову на их голоса.

– Ты думаешь, он к тебе придет? – недоверчиво спросил Васька.

– Должен, – Сергей бросил свой портфель и, подойдя к самой воде, начал звать: – Борька! Бо-орька! Бо-о-о-рька!

Бычок долго вглядывался, потом сделал нерешительный шаг, другой, вдруг коротко взмыкнул и трусцой побежал к Безымянке. У воды он остановился, шумно потянул воздух в себя и решительно направился к противоположному берегу.

– Нy ты даешь! – восхищенно удивился Васька, когда бычок перевез первых ребят и вновь вернулся к Сереже. – Меня-то перевезешь?

– Спрашиваешь.

И переправа продолжалась. Сережа даже представить не мог, как пристально и неотрывно наблюдают за нею из ближайшего колка два черных любопытных глаза…

Почти неделю перевозил Борька ребят в школу и обратно, и они уже было совсем привыкли к этому, да тут мужики выкроили время и навели новый мост: из широких толстых плах, с красивыми белыми перилами. А Борька еще несколько дней приходил к Безымянке, провожал и встречал ребят, пока не познакомился с годовалым бычком Азановых, с которым они начали пастись на луга.

1

Отшумели весенние ручьи. Смолкли птичьи брачные песни, покойнее стало в лесу, вдоль и поперек прошитом крепкими ароматами вошедших в силу цветов. Вот уж где приволье, вот уж где раздолье для неугомонных пчел. Проворно обшаривая цветы, пчела-труженица старательно и умело сбирает с них пыльцу, укладывает ее в «корзинки» на своих ногах и стремительно уносит в домик-улей. Знающему человеку по цвету «обножки» нетрудно разобраться, с какого растения собрана пыльца. С цветущей ивы, к примеру, пчелки несут желтые комочки пыльцы, с яблони – светло-серые, а вот на груше пыльца красная, на липе – зеленая, на одуванчике – ярко-оранжевая.

Весна по народной примете закончилась, поскольку в тайге зацвел шиповник. На смену торопливым подснежникам расцвели фиалки, голубые горечавки, лиловыми огоньками вспыхнул первоцвет. На открытых лужайках зазолотились одуванчики, а на межах и у дорог зажелтели нежные хохлатки…

– Гля, Серега, – протягивает Васька желтенький цветок, – чистотел зацвел.

Сережа осторожно берет цветок, рассматривает и отбрасывает в сторону.

– Что, не нравится? – смеется Васька.

– Еще бы! – Сережа передергивает плечами.

– Ты пальцы вытри, а то пузыри вздуются.

Сережа смотрит на пожелтевшие пальцы и трет их о землю.

– Мамка сказывает, что его еще ласточкиной травой называют, – Васька жмурится и переворачивается на спину. – А знаешь, почему?

– Нет.

– Раньше думали, что ласточки собирают сок с чистотела и возвращают зрение тем пацанам, которые слепыми родятся… Во темнота-то была, да?

Сергей не отвечает и с любопытством смотрит на отброшенный цветок.

– Серега, – лениво, в нос, тянет Васька, – твоя очередь коров смотреть.

Вставать не хочется: земля, щедро согретая солнцем, кажется мягкой и уютной, а поднялись они с Васькой в четыре часа утра и теперь глаза сами собой норовят закрыться.

– Сейчас, – тихо отвечает Сережа.

– Смотри, заснешь, – уже из последних сил предупреждает Васька.

И Сергей поднимает голову, некоторое время у него перед глазами плывут круги, потом все становится на свои места, он видит лес, пронзительно-зеленый луг, клином уходящий в сторону Галкиной Ямы, Лельку, лениво пасущуюся невдалеке, и огненно-рыжий шар, стремительно летящий на него. Сережа вновь опрокидывается на спину, и Верный, по инерции перелетев через него, падает на Ваську.

– Пшел! Скотина! – вопит возмущенный Васька и переворачивается на живот, уютно вжимаясь головой в небольшую вмятину на земле.

– Верный, – ласково гладит пса Сережа, – ты где был?

Верный притих, зажмурился, на носу у него Сережа видит присохшие комочки земли.

– Ты за сусликами гонялся, да? – сразу же догадывается Сергей. – А кто будет за коровами смотреть?

И тут он вспоминает, как дедушка вчера вечером наставлял их с Васькой: «Главное, ребятки, не упустите коров в клевера. Не дай бог! Они ведь не понимают. Объедятся и вмиг передохнут…»

Сергей вскакивает и бегом бросается к Лельке.

2

А коровы уже успели миновать первую рёлку, пересекли луг и потихоньку втягивались в мелколесье, за которым было большое поле клеверов. Впереди, конечно же, Ночка Никитиных – черная, статная корова, с круто и изящно выгнутыми рогами. Завидев скачущего Сергея, она спокойно повернула к лугу, а за нею и остальное стадо.

– Вот я тебе! – грозит кнутом Сергей и подворачивает буренок в сторону луга.

Верный, оценив обстановку, с лаем кидается на коров, и они трусливой рысцой бегут от него. Сгоряча Верный кинулся было и к Ночке, но она, с неожиданной ррытью развернувшись к нему, низко опустила голову, трубой вскинула хвост и понеслась на тявкнувшего от неожиданности пса. Делать было нечего: Верный поджал рыжий хвост и во всю собачью прыть бросился к Сереже.

– А ну-у! К-куда! – громко щелкнул кнутом Сергей, и Ночка замерла на месте, лишь круглые бока у нее высоко вздымались от бега. – Вот я тебе сейчас…

Ночка почесала голову о переднюю ногу и ленивой трусцой поспешила к оставленному стаду.

– Что, Верный, струсил? – насмешливо спросил Сережа облизывающегося пса. – Коровы испугался, да?

Верный потянулся и протяжно зевнул, обнажая розовую пасть, тем самым он как бы сказал: попробуй тут не струсить – растопчет дурная корова, да еще и на рога подцепит… Впрочем, не только Верный опасался Ночку – все деревенские псы не выказывали особенного желания связываться с нею. «Атаман, а не корова, – говорил про нее дед, – хуже любого врага в стаде. От нее, окаянной, все беды. Глаз с нее не спускай…»

В это лето не нашлось в Выселках пастуха для домашнего коровьего стада, и на деревенском сходе было решено пасти коров дворами, по очереди. Конечно, хорошего в этом мало, да что делать? Тухачевым пасти деревенских коров выпало в воскресенье, когда дедушка на конюшне договорился ковать колхозных лошадей. Вот и повезло Сергею – доверил дед ему с Васькой деревенское стадо…

– Но! – теснит коров лошадью Сережа. – Пошли!

Коровы, постепенно разбредаясь по лугу, все дальше отходят от клеверов. Теперь можно спокойно полежать на траве и даже вздремнуть немного, потому как Васькина очередь подворачивать стадо…

И каждый час, каждую минуту звучит в лесу и на лугах разноголосый птичий хор. То жаворонок зальется звонкой трелью, то бекас в стремительном полете издаст оперением такие звуки, словно у тебя над головой кричащая овечка пролетела. Но красивее всех распевает свои бесконечные песни сизый дрозд: заслушаешься его звонкими напевами, невольно замрешь от нескончаемого «художественного свиста».

3

День близится к обеду. Васька, обломив по размеру мизинца палочку, воткнул ее между пальцами и так пытается определить время.

– Час дня,– неуверенно говорит он, – никак не меньше.