Большой переполох в Шын-Жане
– В мои задачи входит разведка, как ты наверное уже понял. В каждом гарнизоне есть наши люди. Наша работа – следить за нашими степными соседями, и стараться угадать их планы. И если они запланируют напасть на Империю, мы должны быть готовы к этому заранее.
Он еще немного рассказал о своей работе. Оказывается, задачей гарнизона крепости Дихуа было не только защищать земли Империи от набегов кочевников. Ли Лианжи уже и сам понял, что если бы те смогли собрать большую армию, никакая крепость с гарнизоном не смогла бы задержать их нашествие. Они бы просто обошли ее и напали бы на внутренние земли Империи, и никакая сила не смогла бы остановить их быструю конницу.
Поэтому, помимо своего военного предназначения, Дихуа служила также и целям разведки и шпионажа. Основной целью было не допустить объединения дулу с жужанями, поскольку такой союз мог оказаться губительным для Империи. Для этого Император использовал разведчиков и дипломатию, вступая в переговоры с обоими племенами и стараясь постоянно их стравливать, чтобы они в бесконечных войнах истощали друг друга.
«Многие не знают, но только благодаря таким усилиям нам сотни лет удается сдерживать кочевников», – говорил Начальник разведки, – «ведь если бы кочевники объединились и напали на Шын-Жан, никакая армия не стала бы препятствием на их пути».
Он рассказал о том, что раньше степнякам несколько раз удавалось это сделать, и они в прах повергали древние царства, существовавшие на землях Шын-Жана. Но с возникновением и ростом Империи Шын-Жан судьба миловала их, и крупного нашествия удавалось избежать. Однако, памятуя историю прежних царств, никогда не стоило расслабляться.
Убедившись, что Ли Лианжи понял его слова, Начальник разведки сказал, глядя ему в глаза:
– Ты очень особенный человек, Лианжи. Я знаю, что ты наполовину дулу, и что твоя мать обучила тебя их языку. По внешности ты похож на них. Я также знаю, что ты начал учить язык жужаней, когда ты ездил к ним с женой Императора два года назад. Поэтому ты очень хорошо подходишь для разведки.
При этих словах Ли насторожился. Вдруг его снимут с должности офицера армии, и заставят мотаться по степи? Он ведь всегда мечтал быть имено военным, но его судьба в руках его командиров. Он спросил:
– Значит, меня уволят из армии?
Но Начальник разведки ответил:
– Нет, никто тебя не уволит. Наоборот, твоя должность – это хорошее прикрытие. Ты будешь продолжать служить в своей должности и отвечать Начальнику гарнизона. Но ты также будешь отвечать и передо мной, и выполнять мои поручения. За это ты в старости будешь получать двойную пенсию.
Ли Лианжи перевел дух. Особенно его порадовало упоминание о двойной пенсии. Конечно, это было еще далеко, и до нее нужно было еще дожить. Но в любом случае это обнадеживало. Кроме того, он теперь будет не обычным военным, а наполовину разведчиком. Это наполнило его осознанием новой важности своей работы.
Они поговорили еще немного. И военные, и разведчик были немногословны, и разговор был коротким. В конце концов Ли Лианжи также с благодарностью принял задание от разведчика. В ответ тот сказал:
– Твоя служба в разведке начинается с этой поездки. Ты будешь моими глазами и ушами среди жужаней. Учи их язык, слушай их разговоры. Ты уже начал учить их боевое искусство – молодец. Теперь старайся узнать, сколько у них воинов, лошадей, овец. Всю эту информацию ты потом доложишь мне. А теперь иди.
Выйдя от офицеров, Ли Лианжи поднялся на крепостную стену, чтобы побыть одному и осмыслить то, что только-что произошло с ним. Он посмотрел на север. Там раскинулась бесконечная, необъятная и непознаваемая степь, страна дулу и жужаней. А ведь за ними есть и другие кочевые народы, о которых никто не знает. В той стороне краски были блеклыми, несмотря на весну, и поражали своей суровой и безлюдной красотой.
Потом Ли повернулся на юг. С той стороны виднелись рощи, леса, поля, и одинокая деревня. И чем дальше его взгляд скользил на юг, тем зеленее и приятнее для глаза становились земли, тем больше было поселений. Не видные отсюда, там же были и города: Турпан, Кашкар, и многие другие. В них кипела жизнь и торговля, процветали науки и искусства.
И вот Ли Лианжи стоит здесь, между двумя великими мирами. И он должен защищать тех, кто на юге, от тех, кто на севере. В его руках, и в руках его сослуживцев безопасность и благополучие шын-жанцев. Ему вдруг показалось, что он легендарный герой, который с кучкой других героев противостоит ордам врагов. От этих больших мыслей закружилась голова.
Вторая поездка в степь была еще интереснее, чем первая. Все казалось еще более насыщенным, ярким и пронзительным для Ли Лианжи. Рядом была изменившаяся, но в то же время столь знакомая Кидара. Ее соблазнительные формы, ее манящий взгляд будоражили мысли и чувства Ли. Иногда, находясь рядом с нею, он чувствовал запах ее тела, и это возбуждало его.
На этот раз Ли и Кидара не скакали, как резвящиеся олени, а степенно ехали рядом с повозкой. Ли ощущал себя уже взрослым мужчиной, ведь он был не много и не мало уже сотником. А Кидара казалась ему иногда уже совершенно взрослой, с ее глубоким и в то же время властным взглядом. И лишь когда она, забывшись, начинала смеятся над его шутками, она казалась прежней девочкой.
Днем Ли Лианжи наслаждался ее обществом и украдкой любовался ею, а по ночам, лежа в палатке он представлял ее в своих объятьях и мысленно целовал ее в губы и лицо, шею. От этого, и от дурманящих весенних степных запахов, он долго не мог заснуть. Он бы не променял эту дорогу ни на что другое.
Но вот они достигли аулов рода госпожи Эрдэнэчмек, где у Ли появился шанс проверить свои успехи в боевых искусствах. Как и в прошлый раз, в честь госпожи Эрдэнэчмек были устроены игры. На этот раз Лианжи уже мог себя показать, и не выглядел столь беспомощным. В борьбе он сумел войти в двадцатку самых лучших, а в стрельбе из лука в десятку. В скачках ему удалось доехать до конца гонок в основной толпе всадников.
Но вот в борьбе верхом на коне ему не повезло. Как он ни старался, но сидеть в седле так же прочно как жужане, он не мог. Их скорость, сила, резкость и реакция все еще оставались недостижимыми. Даже противники намного легче и моложе его держались на коне так отчаяно, что он никак не мог сбросить их на землю. А когда ему попались его ровестники, он несколько раз повалялся в пыли. Но Ли Лианжи разумно рассудил, что из четырех искусство он овладел тремя, что было совсем не так уж плохо.
Ну и конечно, Ли Лианжи не забывал о своем тайном задании. В этот раз он был весь глаза и уши, и старался понять и запомнить все, что происходило кругом. В этом ему помогал статус спутника госпожи Эрдэнэчмек и Жалмы-Кидары, ведь кочевники воспринимали его почти как своего. Он особенно старался учить новые слова жужанского языка, которые отличался и от шын-жанского, и от языка дулу. К концу поездки он уже мог говорить простые предложения.
Их визит прошел быстро, и пришло время возвращаться. На обратной дороге беспокойство и тоска от предстоящей разлуки вновь охватили Ли Лианжи. Он уже научился добиваться своего, и в этот раз ему было намного труднее заставлять себя думать о том, что его отношения с Кидарой невозможны.
Конечно, разум Лианжи говорил о том, что они из разных миров, и что он не должен мечтать о ней. Но его тело стремилось к ней, и душа хотела быть с нею рядом. Кроме того, его посещяли обнадеживающие мысли о том, что их объединяет то, что они оба полукровки, со степняцкой кровью в жилах.
Однажды ночью, во время очередной ночевки после дневного перехода, Кидара стала жаловаться матери, что ей душно спасть в повозке. Конечно, ночи были уже теплее, но все же было еще прохладно, поэтому мать сперва не могла понять, почему ее дочь вдруг заупрямилась. Она думала об этом весь следующий день.
Когда на следующую ночь дочь опять начала капризничать, жена Императора сказала ей, внимательно наблюдая за ее реакцией:
– Дорогая, может нам тебе поставить палатку? Ты смогла бы тогда спать на свежем воздухе.
После недолгих уговоров Кидара согласилась. Мать притянула ее к себе, и обняла ее. Потом Кидара прилегла на ногах Эрдэнэчмек, и мать гладила ее волосы, пока та не заснула. Поэтому Кидара не видела понимающей улыбки матери. Но мать улыбалась не только невинной хитрости своей дочери. Она улыбалась своим мыслям, и своим воспоминаниям. Ведь весенний степной ветер заставляет кипеть кровь как у молодых, так и у старых.
На следующий вечер жена Императора распорядилась поставить отдельную палатку для Кидары. Все отнеслись к этому как к очередной прихоти императорских дам. Но у Ли Лианжи были другие мысли. Ему стало казаться, что может быть, Кидара захотела спать отдельно не зря. К тому же, перед тем, как отойти ко сну, она посмотрела на него каким-то особенно долгим взглядом, от которого у него по коже прошли мурашки.
Той ночью Ли не мог уснуть. Ему навязчиво казалось, что Кидара поставила тент для их двоих. Его так и подмывало пойти и проверить ее. Ему даже казалось, что ее голос зовет его. Не смея верить самому себе, Лианжи тщетно старался отогнать это наваждение. Но оно не уходило.
В конце концов Ли Лианжи не выдержал и сел в своей походной постели. Рядом с ним крепко спали воины. Он подполз к отвороту тента и выглянул наружу. На некотором расстоянии от лагеря виднелась цепочка огней – там стояли караульные, охраняющие сон спящих. Ли быстро накинул свой халат и бесшумно выскользнул наружу.
Он надеялся пройтись и развеятся, чтобы потом суметь заснуть. Но вместо этого ноги привели его к палатке Кидары. Неподалеку перед палаткой сидели у костра два караульных. «Если бы подобраться к палатке сзади, в тени…» – вдруг подумал Ли, и тут же устыдился своих мыслей. Но тут же он как будто опять услышал голос Кидары:
– Дулат, где ты?
И вот он уже стоит в тени палатки, и его пальцы осторожно отодвигают полог. Вот он видит маленький ночной маслянный светильник, тускло освещающий пространство палатки. В его свете он увидел меховые одеяла, и среди них – Ли перестал дышать – лежала Кидара! Он видел плавное очертание ее бедра под мехом, и ее обнаженное плечо и ногу. Она спала раздетой!
Завороженный этой картиной, Лианжи некоторое время не мог пошевелится. Потом вдруг ощутил прилив решительности, и он пролез в палатку дочери Императора. В голове была только одна мысль – ради этого не жалко и умереть. Он тихо прокрался ближе к лежащей девушке. Он уже мог слышать ее дыхание, и как от него поднимается и опускается меховое одеяло. Сочетание меха и обнаженных частей тела – Ли еще никогда не видел ничего столь красивого.
Вдруг она повернулась к нему во сне. Ли замер – сейчас она закричит. Вдруг он заметил, что ее глаза не закрыты, а лишь прищурены, и что она на самом деле она смотрит на него непонятным взглядом черных глаз. Значит она не спала! Раз она не кричит, значит, она ждала его. Теперь он уже смелее приблизился к ней. Жалма сказала с легкой насмешкой в голосе:
– Наконец-то ты пришел. Я уже устала тебя звать. Почему ты заставляешь девушку тебя так долго ждать?
Непонятным образом эти простые слова еще больше усилили желание Ли Лианжи. Он вдруг ощутил себя во власти Кидары, и ему это почему-то очень понравилось. Он ответил:
– Значит, мне не показалось, что ты звала? Но как я тебя услышал так далеко, а охрана не услышала?
На что Кидара ответила снисходительно, уткнув свой подбородок в голое плечо:
– Дорогой Дулат, у женщин есть много способов позвать мужчину. Ты еще ничего не знаешь.
Новая, более уверенная и даже властная манера Кидары одновременно и пугала и необычайно манила Ли. Сейчас она казалось совсем взрослой, и ему просто хотелось полностью признать ее власть над собой. Он лег рядом с нею, все еще не веря, что это происходит наяву. Но даже сейчас он не осмеливался прикоснутся к ней. Кидара засмеялась:
– Ну что случилось с великим воином Дулатом? Неужели он боится молодой голой девушки?
С этими словами она сама придвинула его лицо к его лицу, и поцеловала его в губы. Ли ощутил ее аромат совсем близко, и вкус ее губ на своих. Он ответил ей и они слились в долгом страстном поцелуе. Но и тут Ли все еще чувствовал себя скованно, не веря что на него снишло такая удача.
Кидаре и тут пришлось его выручать. Она придвинулась к его телу, и, раздвинув его халат, прижалась к нему своей обнаженной грудью. После этого Ли уже не смог больше сдерживаться и начал жадно ее обнимать и ласкать руками. Под его сильными и чуткими руками струилась ее шелковая кожа, и ему казалось, что каждая частица его тела испытывает наслаждение от прикосновения к ней.
Наконец Кидара откинулась на спину, притянув за собой Ли. Ее губы произнесли шепотом на выдохе лишь одно слово:
– Дулат…
И от этого в его жилах вскипела и без того уже забурлившая кровь. Не помня себя от страсти, Ли овладел Кидарой, которая приняла его без боли и страха, хотя он был ее первым мужчиной. На пике страсти ее шея вытянулась вперед, а губы на запрокинутом назад лице бесшумно хватали воздух. В этот момент, целуя ее нежно пахнущую шею, Ли шептал ей:
– Жалма… Жалма!
Они оба старались сдерживать стоны боясь что их услышит охрана, но их прерывистое дыхание слилось в одно, и, казалось, вся палатка дышала в такт их движениям. Казалось даже сами их тела стремились слиться к одно целое, так тесно они прижались друг к другу.
Вскоре все было окончено. Долго сдерживаемая страсть и взаимное влечение сделали свое дела, и оба быстро достигли вершины наслаждения. После чего замерли по прежнему крепко прижимаясь друг к другу, не решаясь отпустить друг друга.
В это время, не видимая никому в тени снаружи палатки, за ними сквозь щель в ткани бесшумно подсматривала госпожа Эрдэнэчмек. Она сразу догадалась, к чему Кидара затеяла свои притворства и зачем она захотела спасть в отдельной палатке. Поэтому сейчас, в темноте, она понимающе улыбалась своим подтвержденным догадкам.
Но не только о своей женской проницательности думала жена Императора. Увидев два красивых молодых тела, слившихся в столь искренней страсти, пожилая женщина испытывала противоречивые чувства. Она молча отправилась в свою повозку и легла в постель, не переставая думать о том, что занимало ее уже два дня, и чему она сегодня получила доказательства.
С одной стороны, она радовалась за дочь, которой удалось потерять свою девственность с человеком, которые ей по настоящему нравился. Имено поэтому госпожа Эрдэнэчмек не только не стала противоречить дочери, но и даже помогла ее планам осуществиться. Она хотела, чтобы дочь хоть раз в жизни ощутила, что такое настоящая страсть молодости.
С другой стороны, мать сильно ревновала дочь. Вид крепких, упругих ягодиц Лианжи, его мускулистой спины, его сильных рук на теле ее дочери возбудил ее, и навеял ей давние воспоминания. Когда-то, когда она еще жила в Степи, она тоже была молода, и засматривалась на молодого жужанского воина. Он был чем-то похож на Ли – такой же статный и ловкий молодой человек.
Но в отличие от дочери, госпоже Эрдэнэчмек никогда не довелось вкусить его тела, познать истинную страсть в степи. Она была посватана за сына тогдашнего Императора Шын-Жана ее отцом, жужанским Каганом, и выдана замуж на него для укрепления мира между Степью и Империей. Поскольку данный брак был самого высокого статуса и невеста должна была быть девственницей в брачную ночь, Каган предпринял все средства, чтобы его дочь никогда больше не увидела своего возлюбленного.
Потом была мная дорога в Кашкар, во время которой молодая Эрдэнэчмек успела и выплакаться, и отчаяться, и смириться со своей участью. По приезде во дворец Императора она была как замороженная, и просто следовала всем указаниям придворных и евнухов, как во сне.
Эрдэнэчмек поместили в женский дворец, где она могла наблюдать за многими женами императора в его гареме. Ей, свободной дочери степей, было очень тяжело перестраиваться под новый порядок. Во дворце все нужно было делать по расписанию: спать и вставать в определенное время, кушать только в общей столовой, принимать ванну и многое другое. Первое время она все это возненавидела, и заслужила среди шын-жанок репутацию «степной дикарки».
В брачную ночь со сыном Императора Эрдэнэчмек не смогла изобразить страсти, и это наложило отпечаток на всю их оставшуюся совместную жизнь. После этого ее перевели в отдельное крыло, где жили еще немногочисленные жены и наложницы сына Императора, его будущий императорский гарем. И тогда до Эрдэнэчмек наконец стало доходить, что это теперь ее жизнь, и что ничего другого уже не будет.
Конечно, со временем Эрдэнэчмек привыкла к жизни во дворце, и даже научилась любить привилегии, которые давал ей ее статус. По ее прихоти слуги выполняли все ее пожелания, доставляли ей любые угощения. Она даже могла устроить себе свидания с красивыми молодыми парнями. Но ей не хватало настоящей любви, поэтому она прибегала к этому без особого желания, лишь когда нужно было дать выход накопившемуся плотскому напряжению.
Все изменилось, когда у нее появилась дочь. Отец дал ей шын-жанское имя Кидара, но Эрдэнэчмек сама назвала ее жужанским именем Жалма, в честь своей любимой бабушки, по которой она скучала больше всех, и всегда обращалась к ней имено по этому имени. Для нее дочь стала воплощением смысла жизни, и ради нее она была готова на все.
Вскоре умер старый Император, и ее муж стал следующим правителем Империи. Она не смогла родить ему больше детей, и поэтому была отодвинута в сторону более молодыми женами, которые родили господину сыновей. Но Император и сам любил Кидару за ее особенный характер, поэтому за госпожой Эрдэнэчмек сохранился особый почетный статус.
Когда Жалма достаточно подросла, жена Императора решила съездить вместе с нею в Степь, к своим родственникам. По дороге в степи их сопровождал молодой воин Ли Лианжи, тоже рожденный от степнячки. Тогда уже госпожа Эрдэнэчмек поняла, что это не случайно, и не стала отгонять его от дочери, позволив развится ее любви. Может быть, тайно она мечтала таким образом реализовать свою несбывшуюся мечту о молодом жужанском воине в годы ее молодости.
И вот теперь она чувствовала, что история совершила полный круг, и вещи непостижимым образом встали на свои места. Ее ненаглядная дочь нашла свою любовь на границе Империи со Степью, и молодые соединились в священном акте. Таким образом как-будто и свершилось то, чего была лишена сама госпожа Эрдэнэчмек.
Но это также означало, что молодые вышли на новый виток судьбы, и жена Императора не знала, что будет дальше, поскольку не имела подобного опыта. Ведь теперь в жизни ее дочери появилась настоящая страсть – то, чего никогда не было у госпожи Эрдэнэчмек. И теперь уже дочь становилась молодой женщиной, и мать начинала ее ревновать и завидовать ей.
Жена Императора, она прекрасно понимала, что что молодым невозможно будет соединиться официально, ведь у Кидары уже есть несколько потенциальных женихов королевских кровей. Но не это смущало жену Императора, ведь она прекрасно знала, что замужество никогда не было препятствием для любовной жизни ни знатных мужчин, ни их жен.
Ее больше всего угнетало то, что дальше уже ситуация выходила из-под ее контроля, и этого сердце женщины сжималось от страха и отчаяния. Тем не менее, она нашла в себе силы помолиться за дочь и ее благополучие и пожелать ей счастья.
В это время Ли Лианжи и Кидара все еще не могли оторваться друг от друга. После первого страстного и быстрого слияния, они через некоторое время занялись любовью опять, на этот раз уже более нежно и продолжительно, стараясь как следует насладится друг другом. В самый главный момент обоим показалось, что они совершенно спеклись в единое целое в своей страсти, и лишь после этого пика снова разделились на двух разных существ.
Время летело очень быстро, когда молодые снова и снова стискивали друг друга в объятьях. Когда они любили друг друга уже в пятый раз, снаружи на востоке стала виднеться неясная серая полоска. Наконец-то Кидара устала и захотела спать. Ли Лианжи ощущал себя как выжатый лимон, ему казалось что в его теле не осталось ни капли влаги, и он не может пошевелить даже пальцами на руках. Но при этом он все еще хотел Кидару, и чувствовал, что никогда не сможет до конца утолить свою жажду. Он просто обессилено расцеловывал ее прекрасное тело, когда она забылась во сне.
С большим трудом Ли нашел в себе силы одеться и выскользнуть из ее палатки. После влажного помещения, наполненного запахами плотской любви, в лицо ударил свежий прохладный утренних воздух. Ему удалось незаметно проникнуть в свою палатку, и упасть в постель. Он заснул так крепко, как не спал еще никогда в жизни, даже после самых изнурительных занятий и марш-бросков.
С того времени военная карьера Ли пошла в гору. Работая и на Начальника гарнизона Дихуа, и на Начальника разведки, он успевал угодить обоим, и успешно выполнял их задания. За это время ему пришлось пережить немалое, и приобрести настоящий боевой опыт. Когда Шын-Жаню удавалось в очередной раз стравить жужаней и дулу, Ли посылали к одной из сторон как военного советника, а на самом деле имперского шпиона.
В этих миссиях он смог лично убедиться в невероятной силе и скорости конницы кочевников, способной покрывать огромные расстояния в кратчайшие сроки, и нападать на врагов там, где ее не ждали, нанося сокрушительные удары. При этом в степи коннице одного племени противостояла такая же маневренная и сильная конница другого племени. А что было бы, если бы вся эта конница напала на оседлое и в основном безлошадное население Шын-Жана?
В такие моменты Ли вспоминал одну картину. Однажды в загон для овец гарнизона пробрались волки. За те несколько минут, пока подоспела прислуга, они успели загрызть более ста овец. Слуги не решились лезть в загон, пока не прибежали воины во главе с Лианжи. Когда воины пепепрыгнули через ограду, то их взору предстало ужасное зрелище.
По всему пространству загона лежали трупы овец с окровавленными глотками. Идя по их телам в сторону волков, Ли Лианжи видел, что те настолько опьянены убийством и кровью, что не убежали из загона, даже увидев вооруженных людей, идущих на них. Ли видел как жадно волки продолжают грызть глотки овец одну за другой, кося своими бешенными глазами на приближающихся воинов. И лишь когда до волков оставалось несколько шагов, те смогли оторваться от резни и убежали в степь. Из всего стада гарнизона выжили лишь несколько овец.
Для Ли это происшествие было совершенно однозначно символичным. Волки всегда ассоциировались у оседлых шын-жанцев с кочевниками. И те, и другие жили стаями, переходили с места на место, нападали на земледельцев, и любили баранину. И те и другие были сильнее, выносливее, и хитрее, чем шын-жанцы. И те и другие несли с собой ужас, разрушения и смерть. И те и другие, если им позволить, не могли насытиться кровью.
Видя, как кочевые армии орудуют в степи, Ли Лианжи ни на секунду не сомневался, что если они соберут достаточно большую армию и нападут на Шын-Жан, то они поведут себя точно так же, как волки в загоне овец. С той лишь разницей, что даже армия Шын-Жана не сможет их остановить, поэтому мало кому удасться выжить на их пути.
Такое глубокое понимание образа жизни, характера, и военной силы кочевников помогли Лианжи быстро подняться в ранках. Вскоре он уже командовал тремя крепостями на северной границе, и все начальники их гарнизонов, и даже начальники разведки подчинялись ему.
А когда произошла смена поколения, и во многих крепостях севера на службу пришли новые начальники гарнизонов и офицеры, Ли Лианжи, как самый опытный, несмотря на молодость, был произведен в Генералы Северного округа, и теперь отвечал за всю границу со Степью. Его ставкой была ставшей его домом крепость Дихуа.
Все это время Генерал Ли Лианжи, конечно, на забывал о Кидаре. С момента первого плотского сближения они встречались еще несколько раз и в Степи, и в Кашгаре, и почти всегда им удавалось найти возможность любить друг друга, или хотя бы поцеловаться в объятиях. При этом их взаимная страсть, не получая частого удовлетворения, оставалась неизменно высокой каждый раз.
Так прошло несколько лет. Конечно, они не могли сохранить друг другу верность надолго. Кидара вернулась в свой дворец в Кашгаре, где ее ждали самые красивые парни Империи и новые соблазны и интриги гарема, в которых никто не говорил вслух, и которым она не раз поддавалась. Но она быстро поняла, что никто из ее столичных любовников не мог заменить для нее Лианжи.
Да и сам Ли тоже не мог удерживаться от этой стороны солдатской жизни. В самом гарнизоне жили три офицерские наложницы, к которым можно было попасть, имея офицерский статус. А в соседней с гарнизоном деревне жили несколько вдов, для которых ублажение солдат было одним из главных источников доходов к существованию.