Большой переполох в Шын-Жане
Однажды, во время очередного отпуска, родители Ли Лианжи поджидали его с новостью. Оказывается, они нашли ему невесту – девушку из приличной и обеспеченной семьи. Она была примерной шын-жанской невестой – вся гладкая и аккуратная, с прекрасным воспитанием и всеми навыками, полагающимися дочери уважаемых родителей.
Вскоре сыграли свадьбу. В течение первых же лет жена родила ему троих сыновей. Она помогала родителям содержать их дом в чистоте, взяла на себя управление слугами и навела порядок в хозяйстве. При этом сама следила за собой, стараясь выглядеть как можно лучше, несмотря на то, что не раз уже рожала детей. О лучшей жене невозможно было и мечтать.
Но Ли знал, что он ее не любит, и никогда не сможет полюбить. После того, что было у него с Кидарой, ни одна другая женщина не могла претендовать на его сердце. Хоть он и был к жене добр и внимателен, но он никогда не мог забыть запаха степной полыни, который у него навсегда ассоциировался с образом Жалмы, и который, казался, пропитал его самого насквозь.
Зерно раздора в почве разложения
Обо всем этом вспомнил Ли Лианжи при виде Кидары во дворце Императора в тот вечер. Но сегодня она ничем не выдала свою радость от его прибытия, и ее скуластое лицо осталось, как всегда, серьезным и спокойным. Выращенная во дворце, она никогда не позволяля себе вести себя в Кашкаре так, как могла вести себя в Степи. И лишь один Лианжи знал о ее другой, дикой, степной стороне, не стесненной придворными условностями.
С годами страсть Ли к Кидаре стала более спокойной и ровной, но не менее глубокой. К этому времени он уже знал толк в женщинам по обе стороны границы. шын-жанские красавицы славились по всему миру, благодаря их уточненной красоте, отточенным манерам, и владению многими высокими искусствами. Они могли одинаково изящно ухаживать за гостями за столом, играть на музыкальных инструментах, петь и читать стихи, и даже рисовать тушью на рисовой бумаге. Но для Лианжи они казались слишком нежными и слабыми, кроме того, он знал что их красота быстро увядает с годами.
В Степи тоже встречались настоящие красавицы. Во время своих поездок по степи Лианжи завел много знакомых как среди дулу, где его признавали за своего из-за его происхождения, так и среди жужаней, где его любили за знание жужанского языка и обычаев. В некоторых аулах7 и куренях8 его даже встречали с почетом и ставили ему гостевую юрту9 или гер10, а по ночам в его постель часто укладывали молодых девушек между месячными, что было особой честью. Ведь по обычаю кочевников, так поступали только с важными людьми, чтобы девушки беременели от их семяни и рожали особо одаренных детей.
Конечно, степные девушки отличались от шын-жанок и своей физической силой, и своим темпераментом в постели, и своей непосредственностью, и своим свободолюбивым характером. Но по сравнению с Кидарой им не хватало образованности и той элегантности, которыми обладали городские женщины.
В Кидаре же как будто воплотились все лучшие свойства степных и шын-жанских женщин. Будучи в Степи, она могла скакать на коне, стрелять из лука, открыто смеятся и улыбаться, и с видимым удовольствием вела себя свободно и непринужденно со всеми окружающими. Но она также была украшением любой изысканной компании в Кашгаре, не уступая красотой, одеждами и манерами лучшим столичным красавицам, а умом и образованностью равная даже мужчинам.
Поэтому, зная и ее, и себя, Генерал раз и навсегда решил, что в его сердце больше не будет ни одной женщины. Зачем пытаться заполнить душевную пустоту, если знаешь, что есть такая женщина, как Кидара? И пуская она никогда не будет его – само ее существование наполняет его жизнь смыслом. Иногда ему действительно казалось, что во всей вселенной есть только он и она.
Сама Кидара также ценила своего тайного друга. Конечно, для нее он был выходцем из, хоть и уважаемых, но нижних сословий, и поэтому она не могла даже рассматривать его как возможного будущего мужа. Будучи дочерью Императора, она рано поняла, что в ее кругах браки по зову сердца – это большая редкость, и смирилась с этим.
К тому же, во многих богатых семьях существовали тайные любовные интриги, за счет чего люди из высоких сословий пытались дать выход своим чувствам и страсти. Поэтому Кидаре было очень приятно, что в Империи есть один особенный человек, который ради нее готов на все, что угодно. В моменты, когда ей было плохо или грустно, она часто звала его на расстоянии, как тогда на ночевке в степи. И Ли всегда чувствовал ее зов, и отвечал ей своим, как мог, что всегда придавало ей силы.
Ли стал еще ближе ей, когда госпожа Эрдэнэчмек покинула этот мир из-за неизлечимой болезни. Самый близкий и родной человек в детстве, мать после второй поездки в Степь заметно отдалилась от дочери, так и не справившись со своей ревностью к дочери. Но даже при этом она оставалась самым близким человеком в окружении Кидары в Кашкаре. К тому же, мать была самым главным, что связывало Кидару со Степью.
После смерти госпожи Эрдэнэчмек, такой связью остался только Ли Лианжи. Он теперь остался как будто единственной ее семьей за пределами ее жизни при дворе. Стареющий отец-Император всегда любил Кидару больше всех остальных дочерей, но он никогда ее по-настоящему не понимал. Поэтому единственным человеком во всем мире, который мог по-настоящему понять и принять ее двойственную натуру, был только ее Дулат.
Так она и воспринимала его, как надежного друга, любимого старшего брата, и своего редкого, но самого желанного любовника. Она просто хотела, чтобы все оставалось также как и было, чтобы он всегда был где-то на севере, на расстоянии нескольких дневных переходов, и иногда они бы встречались в Кашкаре. И все-же, она сильно заревновала, когда узнала, что Лианжи женился и обзавелся детьми. Часть ее всегда хотела быть с ним, и подарить ему детей.
И вот теперь они, в который раз, стояли в нескольких атымах друг от друга, и не могли даже видом подать, что соскучились и рады друг друга видеть. Ведь если бы об этом узнали во дворе, Ли Лианжи бы вряд ли удалось сохранить свою жизнь.
Наконец, слуги сообщили о прибытии Канишья Кадфиза. Он вошел в зал в сопровождении своей свиты, ступая своей знаменитой властной походкой, в своем истино кушанском богатстве и великолепии, которое могло поспорить с богатством самого Императора. Его лицо сластолюбца не могло скрыть презрения, которое он, казалось, испытывал ко всем Кашкаре. Приблизившись к возвышению, на котором сидел Император, он, с трудом преоборов себя, поклонился.
– Желаю сто лет правления отцу-Императору, и тысячи лет Империи Шиньжань!
Император вежливо ответил на приветствие:
– Желаем здоровья и богатства нашему сыну, царю Кушана!
После обмена приветствиями, царь Канишья приказал внести дары. Бесконечными очередями прибывали товары: пряности, благовония, драгоценные камни, слоновая кость, сахар, а также знаменитые яркие кушанские ткани. Во вторую очередь внесли оружие и доспехи, в том числе и драгоценные и редкие в Шын-Жане кольчуги из далекой Персии, и украшенные камнями и золотом персидские семсеры11. Под конец владыка кушан пригнал во двор двадцать отборных рабов-юношей и столько же прекрасных девственниц.
После торжественной встречи, по обычаю, прибывшим гостям погалалось отдохнуть до ужина, во время которого встречались уже в малом составе и менее официально в одном из малых залов дворца. Император опять пригласил Ли Лианжи и свою дочь на встречу, так что ему опять не удалось переодеться. Канишья Кадфиз вел себя все также неприязнено, как и днем. При нем находились два его визиря и известный кушанский генерал по имени Ксандеш. Насколько понял Ли Лианжи, предстоял разговор о тарифах на торговлю, а также о совместных военных действиях против Таньской империи и кочевников.
Разговор начался с обычных вопросов о состоянии торговли, урожаях, скоте и прочих важных вопросах. Впрочем, этот ритуал служил больше для проверки правдивости собесседника, поскольку оба правителя имели своих разведчиков и уведомителей в обеих странах, и прекрасно знали, как идут дела у соседа. Царь кушанов вскоре перешел к вопросу, который, судя по всему, волновал его больше всего.
– Величайший Император, я нижайше прошу вас рассмотреть еще раз вопрос о снижении тарифов на наши прянности. Мои купцы стонут под непомерными поборами ваших таможенников, их прибыль не покрывает расходов по добыче и доставке товара на ваши рынки.
На что Император отвечал, с некоторым удивлением и досадой:
– На уважаемый сын, мы ведь уже говорили об этом в прошлом году, и с тех пор мы понизили тарифы на 5 процентов, о чем же сейчас речь?
Но царь Канишья упрямо клонил свою линию и требовал снижения тарифов. Император был сбит с толку его неожиданной неуступчивостью и никак не мог взять верх в разговоре. Постепенно голоса двух спорящих правителей перешли на повышенные тона, и они перешли к открытым обвинениям. Царь Канишья совершенно непочтительно упрекал Императора:
– Мои подданные в поте лица добывают специи, затем с риском для жизни доставляют их вашим подданным. А вы вместо того, чтобы ценить наш товар, налагаете на него неоправданно высокие тарифы, и подрываете наши торговые отношения!
На что Император, обозлившись на упрямость и наглость своего вассала, отвечал:
– Тарифы уже были снижены по вашей просьбе! Ваши купцы торгуют на наших рынках и получают огромную прибыль в наших землях. Мы не можем просто позволить вам приходить и вывозить всю прибыль, без отчислений в нашу казну. Я не понимаю, почемы мы ведем этот разговор, ведь тарифы – это основа торговли между странами и люди делали так тысячи лет!
Разговор шел в таком духе, и обстановка накалялась. Оба правителя не хотели успупать. Но у Ли Лианжи возникло смутное подозрение при виде поведения царя Канишья. Слишком уж упорно и эмоционально он настаивал на снижении тарифов, хотя его требования были неразумными и чрезмерными. Создавалось ощущение, что он пытался поссорится с Императором под этим предлогом.
Споря таким образом, Император и Царь уже совсем вышли из себя, и в ярости обсыпали друг друга упреками и даже оскорблениями. В конце концов, царь Канишья вскочил на ноги и прокричал с угрозой в голосе:
– Мы ваши вассалы, но мы не можем терпеть отношения, при которых наши интересы не учитываются. На какую нашу верность вы расчитываете, если вы грабите нас среди белого дня! Я больше ногой не ступлю в ваш дворец! Я буду в своей ставке к западу от Кашкара, если вы образумитесь.
С этими словами Канишья Кадфиз в сопровождении своей свиты стремительно вышел из зала и покинул дворец. Они вскочили на своих коней и поскакали в сторону городских ворот. Император был так ошарашен неожиданным и непонятным поведением гостя, что не отдал даже приказа остановить наглеца.
Тогда Генерал Ли Лианжи не выдержал, и попросил слова у Императора:
– Мой Господин, царь Канишья вел себя совершенно неподабающим образом и должен быть задержан! Разрешите мне взять воинов из гарнизона и отправиться наперерез ему. Он поедет к своему лагерю по главной дороге, если мы выступим прямо сейчас и поедем по краткому пути, мы успеем его перехватить. Если мы не схватим его по дороге, то в лагере у него достаточно воинов, чтобы оказать нам сопротивление.
Но Император вдруг заколебался, несмотря на свой гнев. Он хотел сперва рассудить, почему так резко повел себя давний вассал Империи.
Гнилая ягода в нефритовой чаше
Генерал Ли Лианжи все-таки попросил Начальника Императорской стражи, туглуга12 по имени Кучлук на всякий привести в готовность воинов гарнизона. Но не успел Кучлук отослать посыльных с приказом, как в зал ворвался Начальник Караула. Он был сильно испуган и прокричал, забыл обратится к присутствующим по правилам:
– В город ворвались кушанцы!
Все присутствующие побежали к окнам. Из дворца было видно, что большая группа людей двигается от ворот по направлению к дворцу. Со всех сторон к ним бежали маленькие разрозненные групки Кашкарских полицейских и стражей, но группа вторженцев, действуя слажено и целеустремленно, легко сметала их с пути.
Генерал Ли Лианжи быстро оглядел присутсвующих. На их лицах была полная растерянность и страх. Даже Начальник стражи был в панике и не знал что делать. Генерал понял, то кто-то должен был взять ситуацию в руки. Схватив Кучлука и встряхнув его, он отдал приказ твердым тоном:
– Срочно спасай Императора! Я займусь охраной дворца! Начальник караула, за мной!
С этими словами Ли Лианжи выбежал из зала. Он бегом направился в комнату охраны, в сопровождении растерянного Начальника караула. По пути он успел спросить, сколько охраны в дворце. Оказалось, что в данный момент быстро удасться собрать не более двухсот человек. Ли Лианжи приказал трубить тревогу и собрать всех воинов у входа во дворец Императора. Тем временем нужно было срочно запереть главные дворцовые ворота.
Дворец был обнесен отдельной стеной и имел большой внутренний дворик. На этом дворике Ли Лианжи начал сборы всех имеющихся воинов. Набралось не более ста человек, но воины продолжали прибывать из всех концов дворца. В это время нападающие уже достигли дворца со стороны города, и начали спешно ломать ворота. Защитники дворца уперлись в ворота с внутренней стороны, пытаясь сохранить их целыми как можно дольше.
Но удары с той стороны были слишком сильными. Ли Лианжи наблюдал за всем происходящим из возвышенного портика дворца, и видел что снаружи собралось не менее двух-трех сотен захватчиков. Еще несколько сотен двигались ко дворцу со стороны главных городских ворот. Это был уже настоящий захват города.
К сожалению, Кашкар совершенно не был готов к такой обороне. Поскольку внутри Империи все было спокойно, Императору не было смысла держать большой гарнизов в самой столице. Вся активная армия была разослана по гарнизонам на границе Империи, а для того, чтобы поднять столичные резервы из казарм, требовалось бы несколько дней.
Наконец, ворота дворца не выдержали и развалились. В проход ринулись вражеские воины. Ли Лианжи успел рассмотреть их тяжелое вооружение копьями и боевыми топорами, и полные доспехи. Атакующие были настоящими солдатами-штурмовиками! Им противостояли средне-вооруженные защитники дворца с легкими пиками и мечами. Ли Лианжи успел только крикнуть своим:
– Вперед на врага! Держите ворота! Не пропускать кушанов к Императору!
Далее началась свалка и больше его уже никто не мог слышать. В тесном пространстве двора сцепились в смертельной битве несколько сотен бойцов. Ли Лианжи понимал, что чем уже и ближе к воротам сдерживать врага, тем меньше вражеских воинов будет противостоять защитникам дворца – как вода в бутылочном горлышке. Но если врагам удасться оттеснить защитников от ворот, то они смогут построиться шире и тогда их численное превосходство начнет давать им преимущество. Поэтому он бегал позади своих воинов и заставлял их давить в сторону ворот.
Поначалу защитникам удалось сдержать нападающих. Но тяжелое вооружение захватчиков давало им значительное превосходство даже в стесненных обстоятельствах. Их длинные тяжелые копья легко пробивали средние доспехи защитников, в то время как тяжелые доспехи нападающих хорошо защищали их от легких пик императорских воинов. Очень быстро мостовая возле ворот начала заполняться трупами и телами раненных защитников.
Постепенно кушаны начали теснить шын-жанцев. Все новые отряды вражеских воинов вливались в ворота и вступали в бой с защитниками. Теперь они уже могли выстроиться в ряд и по-настоящему начали теснить шын-жанцев. Ли Лианжи послал Начальника Караула в самое пекло битвы, чтобы он личным примером помогал своим воинам отражать врага. Увидел своего начальника рядом, воины издали воинственный крик и ударили по кушанцам. Теперь уже с их стороны начали падать убитые и раненные, особенно там, где умело орудовал своим батасом13 Начальник караула.
Но вскоре контратака защитников выдохлась. Начальник караула была ранен в нескольких местах, и терял силы, истекая кровью. Вскоре удачный удар вражеского копья поверг его на землю. Кушанцы увидели, что вражеский командир повержен, и в свою очередь издали победный крик и усилили напор на шын-жанцев. шын-жанцы же, потеряв командира, начали терять дух. Еще немного и они могли бы запаниковать и бросится в бегство.
Увидев это, Ли Лианжи сам бросился в бой. Протолкавшись между своими воинами, он направился к месту падения Начальника Караула. Подобрав его батас, он бросился на врагов и с ходу поразил двоих пехотинцев в их незащищенные шеи. Видя что с ними сам Генерал и в руках его оружие их командира, воспряли духом защитники, и подбадривая друг друга криками, тоже навалились на врагов. И снова вокруг стали падать раненные и убитые кушанцы.
Был уже вечер. Неизвестно, сколько бы еще смог удерживать нападающих Ли Лианжи и защитники дворца. Но в этот момент со стороны кушанцев прибыл отряд лучников. Забравшись на стены дворца с внешней стороны, они начали практически в упор расстреливать шын-жанцев, сами находясь в безопасности на высоте за спинами своих пехотинцев. Стреляли неспеша, как по мишеням, и почти каждая стрела находила цель. Подбодренные таким подкреплением, пехотинцы ударили с новой силой и оттеснили защитников от ворот.
Вскоре большинство защитников были ранены стрелами, многие убиты. Их добивали копьями и топорами кушанцы. Вокруг Ли Лианжи осталась лишь небольшая групка оставшихся воинов. На самом Генерале доспехи были изрублены и утыканы обломками стрел. К счастью, его доспехи были изготовлены лучшими жужанскими мастерами – подарок степняков, и предназначались специально для защиты от стрел, поэтому ни одна вражеская стрела, выпущенная из более слабых кушанских луков, не смогла проникнуть достаточно глубоко.
Вдруг за спинами нападающихся показался их командир. Он был молод, высок и красив в своих идеально подогнанных посеребренных доспехах. В руках он держал большой и тяжелый гуньдао14. Он дал команду своим лучникам не стрелять в Ли. Теперь, когда враг был почти уничтожен, он хотел лично прикончить знаменитого шын-жанского генерала. Лучники дали еще пару залпов, и через несколько мгновений Ли Лианжи остался единственным шын-жанцем стоящим на ногах. Все кушанцы остановились, окружив Генерала кольцом.
Тогда вперед вышел командир захватчиков и опустил к земле свой гуньдао. Это был вызов к поединку. Ли Лианжи спокойно отдышался, прежде чем принимать бой. Теперь ничто не могло спасти его от смерти, поэтому спешить было некуда. Он сбросил тяжелый доспех, поскольку его вес и торчащие обломки стрел мешали бы ему сражаться. Все равно ему предстояло погибнуть. Наконец, Ли Лианжи поднял свой батас и встал в стойку.
Кушанский командир атаковал стремительно. Он был свеж и молод, и в тяжелых доспехах двигался так же быстро, как уставший Генерал без доспехов. Ли Лианжи еле успевал отбиваться от его ударов своим батасом. Отблески факелов играли на чешуйках брони и шлеме кушанца, отвлекая Ли Лианжи.
Но у молодых воинов всегда была одна ошибка, которой и старался воспользоваться Ли. Спеша закончить поединок быстро и красиво, они всегда стараются убить каждым своим ударом, и метят в голову и тело, а такие удары было легко отбить опытному воину. Генерал же вместо больших ударов старался нанести множество маленьких хитрых ударов, метя в руки и ноги противника.
К тому же у Ли Лианжи было еще одно преимущество. Тяжелый гуньдао кушанца был удобным для сильных рубящих ударов, но им было трудно орудовать долгое время. В то время как более легким батасом можно было сражаться сколько угодно, и успевать наносить два удара в ответ на один. Это было оружие кочевников: лезвие тоньше чем у гуньдао, зато длинее и уже, и с кривизной. Таким легко и колоть, и резать, и рубить. Тем более, что Генерал за многие годы службы привык к оружию кочевников.
Через несколько мгновений противники отскочили друг от друга чтобы перевести дух. Ли Лианжи все еще был без ранений, в то время как его противник уже обагрился кровью в нескольких местах на руках и ногах. В пылу схватки он не заметил ранений, но теперь, быстро оглядев себя и Ли Лианжи, он пришел в ярость. И бросился на Генерала с удвоенной силой. Генерал понял, что долго ему не устоять, несмотря на все хитрости. Молодой противник был очень хорошим воином.
Но у Ли Лианжи оставалась еще одна хитрость в запасе. Когда он был молодым воином, он долгое время тренировался в Стиле Журавля. Это искусство позволяло воину прыгать на недостижимую для обычного воина высоту и длину. Пользуясь тем, что он был без тяжелых доспехов, Генерал мог попытатся запрыгнуть на стену и убежать, таким образом избежав неменуемой гибели.
Сделав пару обманных движений и выпадов и заставив кушанца отпрянуть, Ли Лианжи совершил несколько длинных прыжков в противоположную сторону, в мгновение покрыв растояние до боковой стены, и мощным высоким прыжком взлетел на ее гребень. Лучники кушанов мгновенно вскинули свои луки, но их командир поднял руку, запретив стрелять.
Вместо этого, к удивлению и ужасу Генерала, кушанец повторил его прыжки и тоже оказался на гребне стены рядом с ним, выставив свое оружие. Видимо, он тоже был студентом Стиля Журавля. Но при этом, даже в тяжелых доспехах он двигался проворно и прыгал не хуже Генерала. Стало ясно, что быстро от него не избавиться.
Дальнейшая битва между двумя мастерами проходила на высоте. Генерал перепрыгнул со стены на крыши ближайших домов, а оттуда на крышы других домов. За ним неотступно прыгал его молодой преследователь. Казалось, что он просто летает с высоты на высоту, его гуньдао легко звенел на воздухе от скорости. Ли Лианжи еле успевал отпрыгивать и на лету отбивать его удары.
В отчаянии Генерал Ли Лианжи подумал про себя: «Я становлюсь стар для этого!». Эта мысль рассмешила его, и это придало силы и отрезвило разум. Все было не так уж и плохо. Летая по городу как два журавля, оба поединщика давно выбрались за пределы дворца, и лучники больше не могли достать Ли. К его счастью, молодой противник поддался горячке погони, и вышел из-под защиты своих воинов, а это было большой ошибкой. Оставалось только суметь воспользоваться этим.
Принимать бой в городе было опасно. С высоты Генерал успел разглядеть, что в город входят все новые войска. Если пытаться биться с кушанским командиром в городе, то можно попасть в окружение. В какой-то момент с крыши высокой пагоды мельком увидел множество огней в темноте за городскими стенами. Он подумал: «Неужели Канишья смог тайно привести за собой целую армию? Как удалось армии подойти к самому Кашкар незамеченным?». Но сейчас не было времени об этом думать.
Генерал решил постараться выбраться за пределы города. С его восточной части, за городской стеной была небольщая бамбуковая роща. Если суметь добраться туда, то Генерал смог бы как-то выкрутиться из положения, не опасаясь что к его врагу придет подкрепление. Ли Лианжи направился туда. Вот он достиг городской стены и запрыгнул на нее. На всякий случай оглянулся назад: «вдруг отстал?». Но нет, молодой преследователь преследовал его упорно, как волк. Такой не отстанет, пока либо не убьет, либо не умрет сам.
Еще несколько прыжков, и Ли оказался в бамбуковой роще. Здесь было влажно и прохладно, можно было прятатся за стволами. Теперь можно было не спешить. По треску веток он понял, что его противник тоже проник в рощу. Собственное тяжелое дыхание мешало ему услышать звуки шагов врага. С другой стороны, тот ведь тоже запыхался – хоть и молодой, но ведь он прыгал в тяжелых доспехах, значит они наравне.
Наконец оба отдышались и в темноте пошли на звук шагов друг друга. Вот они подошли почти вплотную, и, наконец разглядев друг друга, снова ринулись в бой. Ли Лианжи заметил, что удары кушанца уже не были столь могучими, как вначале. Видно было, что он израсходовал свою энергию на прыжки. Сам Генерал был изможден еще больше, но благодаря боевому опыту, он умел двигаться и воевать, превозмогая свою усталость, за пределами своих нормальных возможностей, экономя каждое движение и расчитывая каждый вздох. Умеет ли также действовать его молодой противник?
Кушанец все еще пытался поразить его в голову или грудь. Генерал успевал отбивать его удары, сам при этом метя лишь в его конечности, таким образом выдерживая расстояние, и сам находясь вне зоны поражения. Подловив момент, он подсек кушанцу запастье и тут же воткнул острие батаса в незащищенную поножами икру. Это была первая серьезная рана, которую он сумел нанести противнику. Тот как будто протрезвел, впервые поняв, что сейчас идет битва на смерть.