Это я – ваш Творец

– Что ещё за суккубы? – оторопел Ганеша.

– Ну, бабы. Во сне. Или те, кто ими притворяются.

– Бесы?

– В основном, – ещё более загадочно улыбнулся Ликий. – Иногда это даже какие-то метровые тараканы. Но в основном – люди. Все они внушают тебе, что они такие распрекрасные дамочки, что ты так и жаждешь с ними совокупиться. А когда тебе этого так и не удается, их внушенная тебе иллюзия постепенно рассеивается. И ты наконец-то видишь их истинный облик!

– Ужас!

– Они питаются твоим желанием.

– Джинны, что ли?

– Джинны в сказках. А эти – самые настоящие! Они к тебе уже приходили?

– И не раз! – вспомнил Ганеша, как уже пытался с такими позабавиться. И нервно сплюнул.

– Иногда они принимают облик уже знакомых тебе девушек, – понимающе кивнул Ликий. – А иногда и – прекрасных незнакомок. Женские особи приходят к тебе такими, какими они были ещё при жизни, то есть – какими они сами себе всегда казались, несмотря на всё время стареющее тело, сформировав свой устойчивый образ астрального тела в ранней молодости. А вот мужские – затейники! – подмигнул Ликий. – Им приходится казаться тебе красивой самкой.

– Так они мёртвые, что ли?

– Смерти нет, – усмехнулся над ним Ликий, – это суеверие. Ты слышал про Христа? Он это наглядно доказал, явившись уже после того, как его физическое тело убили, истыкав копьями. Временно арендовав для этого постфактум объяснения тело недавно умершего.

– Такие, как Он, это уже умеют?

– Да и Кришна приходил прощаться в телах других к своим друзьям и любимым жёнам. Мы не есть тело, мы – больше. Хозяева. А не только его слуги. И суккубы, ещё при жизни овладевшие своим телом, поняли, что к чему и даже приноровились за счет ещё живых питаться нашей сексуальной энергией, которую мы выделяем при виде самки.

– Как слюну – при виде пищи? – начал понимать Ганеша.

– Это – самое мощное излучение!

– Так может быть именно это и ускоряет нашу гибель?

– В том числе. Всё течёт, всё изменяется, – продолжил отстранённо вести свой пассаж Ликий, – из одного наивного существа – в другое, более опытное.

И пытаясь объяснить свой отказ от спиртного более внятно, Ликий рассказал им одну историю.

Как однажды он встретил в ближайшем к нему магазине своего давнего приятеля, пришедшего с морей.

– Ну, и начали ж мы тогда гулять! Как раньше, когда были ещё молодыми и бесшабашными. Наперебой вспоминая куражи своей залихватской юности! И тут же пытаясь все их немедленно повторить. Один за другим. Это стало вопросом чести! Благо, что денег у приятеля было шквал. Доказывать самим себе, что нас не берут годы. За шиворот. И не дают пинка. Постепенно заставляя сгибаться, как стариков, под тяжестью напрасно прожитых лет и невыполненных обещаний. Прежде всего – самому себе. Поэтому…

Каждый день таская к нему в студию всё новых и новых, ещё более роскошных девиц. Играя в Дон-Жуанов.

А потом у приятеля резко закончились деньги. И он с грустной улыбкой ушёл в моря. Но обещал вернуться! Как и любой уважающий себя Карлсон, помахав на прощание лопастью ладони.

А Ликий ещё долгое время всё никак не мог восстановиться. Тело нагло требовало вкусной еды, гулящих девушек и самых что ни на есть и пить горячительных напитков, если удавалось привлечь к себе их внимание. И подстрекало его пойти работать. Чтобы начать удовлетворять его всё возрастающие потребности. «Эту «дурную бесконечность», – понял он. А это Ликию уж совсем не нравилось.

И он тут же поднял восстание! Как и любой тиран, установил через пару дней мучений (после утренних «происшествий») жесточайший распорядок дня. Комендантский час, ровно в десять вечера ложась в постель, насильно закрывая уставившиеся в темноту глаза и заставляя себя спать. Полностью выключая ум, наблюдая дыхание. И с огромным трудом, но всё же пересилил уже захватившую в нём власть тела. Разогнал, как участников массовой демонстрации, все эти дурные мысли (на счёт работы), махавших перед его взором лозунгами с призывами стать как все – объединившиеся в едином порыве к самкам пролетариями! И через пару недель ожесточённой борьбы с диктатурой тела невероятным усилием воли вернулся в давно уже накатанную колею – есть один раз в день, перейдя на питание кишечником, подобно волкам и другим животным, которые благодаря этому «фокусу» могут вообще не есть до десяти суток. А ещё через неделю, ощутив поутру охвативший его прилив сил, снова пошёл сдавать кровь. Так сказать, излив свой «жизненный порыв» в благое русло.

И когда через год приятель, наивно думая, что Ликий его лучший друг, с полными карманами денег по уже протоптанной дорожке снова к нему явился (замирая от восторга!), Ликий был неожиданно к нему сух. Ел мало, то и дело отказываясь от предлагаемых ему яств. Пил тоже весьма неохотно. А гулять с девицами и вовсе стал отказываться.

– Да ты что? Жизнь одна! – не понял приятель. – И нужно отрываться!

– От кого?

– По полной!

– Это у тебя она одна, – усмехнулся над ним Ликий, – когда ты с морей приходишь с вытаращенными на мир глазами.

– Как красный окунь, которого подняли в прилове с морских глубин?

– Одноразовая, – без тени улыбки продолжил распекать его Ликий. – А я-то живу тут всегда. Поэтому и надо жить так, как живёшь всегда. В соответствии с тем образом жизни, который у тебя уже сформировался. Несмотря на попытки небытия выбить тебя из колеи.

– Небытия? – не понял приятель.

– Это у тебя там питание строго по распорядку, – попытался объяснить Ликий. – Больше чем в миску положат, не съешь. А мне потом очень тяжело себя в норму возвращать. Чем больше кормишь тело, тем больше еды оно просит, автоматически вырабатывая уже каждый день необходимую для её расцепления химию, понимаешь?

– Раздуваясь, как морская собака, – кивнул приятель. Вспомнив, как пинал их по палубе вместо мячиков обратно в море, пока они ещё живы.

– А когда его кормишь мало, тело постепенно как бы смиряется и привыкает есть то, что ему дают, – продолжил Ликий. Нести всю эту ересь.

– На большее уже и не рассчитывая?

– Наоборот, отвергая уже излишества. Кто меня потом кормить будет, когда ты снова в рейс уйдёшь?

– Так пошли со мной, в море! – подхватил приятель. И снова принялся расписывать ему прелести быта на судне. – Без забот и хлопот! Там тебя и накормят вдоволь. И обстирают. И спать на чистое бельё уложат!

– Нет! – отрезал Ликий. – Работа – это тяжкий грех! Я давно уже это понял. И чем более грешен ты, тем тяжелее твоя работа, данная тебе в наказание за твою неумеренность и неумение организовать свой собственный распорядок дня. Организуя его уже извне, как у тебя. Так сказать, приучая тебя к порядку, как собаку Павлова.

– Ты хочешь сказать, что я – животное? – возмутился приятель.

– И я – тоже, – примиряюще улыбнулся Ликий. – Просто, я своё животное умудряюсь усмирять. Чтобы жить за его счёт, сдавая кровь на нужды других. Деструктивных животных. А ты просто ещё и не пробовал его сознательно ограничивать и контролировать. И потому всё ещё и живёшь для того, чтобы быть у тела на побегушках. Как другие полу животные, которые пытаются въехать в животный рай на твоём горбу, – намекнул Ликий на приглашённых к нему девиц. Откровенно над ними посмеиваясь, когда те начали это замечать. – Нужно становиться цивилизованным! Именно сознательное самоограничение и делает нас всё более культурными. А это совсем не просто. Попробуй! Не делать этого на судне из-под палки. Как только снова закончатся все деньги.

Но приятель не хотел его даже слушать! И на утро покинул Ликия, сделав вид, что смертельно обиделся. Навсегда! Ведь Ликий никак не пожелал становиться таким же ненасытным животным, как и он сам. Даже – по старой дружбе. Переспав с одной из девиц и тут же понуро улёгшись спать в своём углу.

А не встав, словно в молодости, и тут же принявшись за вторую. Как ровно год назад! А затем снова вернувшись к первой, успевшей за это время на него обидеться, глядя на него со стороны. Своих претензий на его сердце. Уже не смея поднять на него свои демонстративно скошенные вбок глаза. И очаровав её ещё больше! Без лишних слов. На языке тела. Намекая ей вкрадчивым шёпотом после этого лишь на то, что если она останется с ним (как только наутро все гости опохмелятся, позавтракают тем, что останется, и наконец-то разойдутся), он докажет ей, что язык дан нам не только для того чтобы нести всю эту ересь, но у его языка есть и другой, более выразительный язык! «Мета-язык!» – загадочно улыбался Ликий и, подхватив на руки, легко уносил обиженную, покружив под громкую музыку из бобинного магнитофона по комнате, в свой тёплый ещё угол. Показав язык той, что не так давно с него встала. И, поигрывая бедрами, ушла в душ. Готовиться к мести! И схлестнуть его язык со своим. Языком страсти! Ещё более искусным. Закалённым в постельных битвах!

Но оставшись наутро совсем один, Ликий постепенно понял, что это был всё ещё живой суккуб, сбивающий его с пути истинного. Демон искушения, который тут же покинул Ликия, как только потерял клиента.

Нет, конечно же, приятель приходил ещё не раз. На то он и демон искушения! И среди других приводил ту самую девицу, которая была знакома с Ликием не только на языке тела, но и на языке сердца, а потому и весьма охотно снова и снова ходила к нему в гости на поводу у приятеля, каждый раз всё отчаянней надеясь на продолжение банкета. Таская за собой своих подружек. Мало ли чего Ликий, вдруг, там захочет? Готовая уже для него на любые жертвы! Взвалить на алтарь их взаимной любви любую из самых красивых своих подруг. Постоянно вспоминая о том, сколь долго и нежно она в ответ на это его «красноречие» демонстрировала свои мета-способности. Глубоко, очень глубоко входя в роль его избранницы. Только его! Императора её величества. Почему-то только с ним ощущая себя императрицей! В ответ на его ласки.

Но Ликий с тех пор был суров и неумолим. Демонстративно уткнувшись наутро лицом в подушку, пока все не разойдутся. В том числе и – императрица. Краем глаза исподволь наблюдая, как неохотно она следует за своими весёленькими фрейлинами. Делая вид, что тоже улыбается. Даже не попрощавшись!

Именно потому, что у Ликия с тех пор изменилась сама парадигма восприятия. Что проявилось в его жизни в том, что если до того, как начать сдавать кровь, он жил исключительно для того чтобы снимать и ублажать девиц, как и любое животное мужского пола, с которыми он для этого систематически объединялся в шумные ватаги, называя это проявление бессознательного высокопарным словом «дружба», то после того как он фактически убедился в том, что не только пьянки-гулянки оттягивают сдачу крови, а следовательно и получение средств от её реализации, но и сами гулянки с девицами, даже без пьянок, как объяснил ему врач, делают его кровь всё менее качественной. А следовательно и – менее привлекательной по сравнению с другими, более благоразумными уже донорами.

– Так как на восстановление организма после продолжительных соитий, – без тени улыбки заметил врач, – уходит не только колоссальное количество белка, который необходимо для этого дополнительно покупать, разнообразя свой рацион («опять же – минус», – молча понял Ликий и внутренне напрягся), но и всех прочих и без того дефицитных в организме микроэлементов, постоянная нехватка которых постепенно приводит к общему иммунодефициту. Что и проявляется в возникновении различного рода заболеваний. Так как это бьёт, прежде всего, по тем болезням, которые тот или иной человек унаследовал от своих недалёких предков – бабушек и дедушек, столь же безалаберно разбазаривавших, в своё время, свой потенциал здоровья, делая тебя ещё более болезненным и недалёким, чем они сами. Пойдя их неровной походкой по их стопам. Что животные давно уже преодолели, размножаясь почти исключительно весной. Всё остальное время года сохраняя к противоположному полу завидное равнодушие, – вздохнул врач. – В отличии от нас, этих самых глупых представителей животного вида, круглый год пускающих свой организм вразнос! Напрягая своей несдержанностью медицину, которая уже не успевает с ними всеми справляться. Переходя в неумеренность в потреблении вредной пищи и самых, надо заметить, случайных соитий. Не говоря уже о распространении венерических заболеваний! Особенно – в праздничные дни, которые надо все как один просто взять и запретить! На законодательном уровне!

– Ну, это уж ты хватил! – усмехнулся Ликий. И пошёл домой. Оставив врача в кабинете, успокаиваясь, кидать шариками из листов исписанной диагнозами бумаги в стоящую у двери корзину.

Но слова врача заставили его, по дороге, глубоко задуматься. Да так, что с тех пор он стал, фактически, избегать девиц. Что и послужило поводом для распространения слухов о том, что он с тех самых пор интересуется ещё и мальчиками, которых он просто-напросто пытался наставить на путь истинный! И буквально ввинтить им новое – проверенное на медицинском уровне! – мировоззрение.

Продолжая, втайне ото всех, служить донором на благо родины. Подчинив себе своё животное. Для своего же блага.

– Блага в смысле Платона, а не Аристотеля, – загадочно улыбнулся Ликий.

И Ганеша лишь усмехнулся ему в ответ, уже давно понимая разницу.

К недоумению остальных приятелей, которые поняли из этого только то, что что-то тут нечисто.

Особенно, когда Ликий показал им свой шальной язычок и, приглушив свет, ровно в десять вечера молча ушел спать в свой «медвежий угол». Невзирая на остальных. Оставив их шумно допивать и расходится, защёлкнув за собой деревянную дверь на замок с демонстративно скошенным, от обиды, язычком».

– Что-то пока не хочется целоваться, – констатировала Елена. – Или это ты про то, чтобы я не ревновала тебя к Креусе? – усмехнулась Елена, допивая кофе. – И всегда была готова взвалить её на алтарь нашей любви?

– Я думал, что ты её только для этого и приглашала, – оторопел Ганеша. – Разве нет? «Первый Закон – это закон о жертве!»

– Как группу никому неизвестных музыкантов приглашают на разогрев перед выступлением рок-звезды? – усмехнулась Елена. – Ну и как, она тебя разогрела?

– Вполне. И теперь я готов зажечь звезду!

– Может, ещё кофе сварить? – охладила Елена его пыл. Взяв в руку турку в качестве весомого аргумента в споре. – Могу пожертвовать из маминой пачки ещё на порцию.

– Думаешь, твой Господь оценит жертву? – усмехнулся Ганеша.

– Как вернётся с Хлебокомбината?

– Ну, давай. Как сказал Пятачок, «до пятницы я совершенно свободен!»

– Ты хочешь сказать, что я растолстела, как Винни-Пух? – усмехнулась Елена.

– Интересно, я смогу после этого тебя поднять, Пух?

– Попробуй, Свинни! – улыбнулась Елена.

Ганеша легко подхватил Елену, перенёс на руках в гостиную и тут же стал забирать обещанное вознаграждение, наслаждаясь её мягкими губами с кофейным послевкусием. Постепенно распуская руки, как косу – целомудренная девушка, готовая уже пуститься во все тяжкие! То есть – предельно скромно. Целовать в мочку уха, шею, опуская поцелуи всё ниже и ниже, постепенно расстёгивая для этого её розовую клетчатую рубашку с короткими рукавами. Так скромно, что Елена вдруг застеснялась «делать это» на узком диване.

А когда он, вдохновившись, перенес её на шикарную постель родителей и стал её откровенно раздевать, Елена потупилась:

– Прости, но я и мать давно уже договорились, что я никогда и ни с кем не буду делать этого на её брачном ложе. И если Леда об этом узнает, тут же выгонит меня из дома.

– Тогда давай сделаем это на полу, – улыбнулся Ганеша. – Как писал Ганимед: «Я люблю валяться на полу, истерично требовать любви! Водку я люблю пить в трусах и играть на рояле в кустах». Где у тебя рояль? Мы можем даже не подымать крышку, пока нам не снесёт крышу! Пошли в зал!

– Знаешь, – вздохнула Елена, поднимаясь с постели, – я недавно поговорила с матерью о моём легкомысленном поведении, и мы решили, что пока я не окончу институт, у меня ни с кем не будет отношений. Даже – на рояле.

– И ты, ради неё, решила завязать с сексом?

– Да. Потому что она заявила, что иначе выгонит меня из дома. Поэтому я и решила на лето снова пойти работать вожатой в детский лагерь, видя, как дома я её уже достала. Чтобы она тут без меня остыла и не думала про меня всякую ерунду.

– Это ты обо мне?

– Обо всех парнях, – вздохнула Елена. – Тем более что у меня уже есть парень. И если честно, я не хотела бы ему изменять.

– Какой ещё парень?

– Амфилох.

– И где этот лох трётся?

– Он вокалист из группы «Конструкция ветра». Я познакомилась с ним в Коринфе на рок-фестивале «Арго». Ты наверняка его знаешь.

– Да откуда?

– Я думала, ты знаешь всю нашу музыкальную тусовку.

– Выходит, что не всю. И давно ты встречаешься с этим аргонавтом?

– Да уже пару месяцев. После фестиваля.

– Тогда зачем же ты приглашала меня то на пляж, то на дачу? Я расценивал всё это как знаки внимания. С твоей стороны! – подчеркнул он. Жирной линией упрёка всё её поведение.

– Креуса недавно рассталась с парнем и попросила меня подобрать ей кого-нибудь поприличней.

– А я как раз валялся на обочине? – усмехнулся он, вспомнив эту сцену из порнофильма.

– Поэтому, как только ты позвонил и предложил мне встретиться, я и решила, что ты ей очень даже подходишь. Ведь ты обещал мне тысячу долларов! Забыл? Что между нами не должно быть ничего личного? Прото бизнес. Иначе я не стану работать над переводом, а попытаюсь выкружить деньги «по любви», – подмигнула Елена и негромко включила песню «По любви».11

– Тогда какого… лешего ты пыталась помешать нам на пляже?

– Сама не знаю, – вздохнула она, сделав музыку тише. – Ты мне и самой неожиданно так понравился, что я полностью перестала себя контролировать. А потом, когда я увидела, что ты уже полностью мой, то успокоилась и меня начала терзать совесть.

– Несколько раз подряд?

– Ведь я пригласила тебя для неё, а не для себя.

– Тогда для чего ты позвала меня сейчас попить кофе? Тоже себя не контролировала?

– Просто, попить кофе. А ты что подумал? К тому же, я решила, что раз уж она всё равно сегодня тебе не понравилась…

– Креуса мне «не понравилась» именно потому, что сегодня мне понравилась ты! Ты вела себя, как героиня романа «Собака на сене», буквально заставляя каждый раз думать, что я тебе нравлюсь. Вот я и выбирал постоянно тебя, а не её. Ты просто не оставляла мне выбора, вынуждая метаться туда-сюда.

– Прости, я себя не контролировала, – улыбнулась Елена от того, что он сравнил её с госпожой, а Креусу с её обслугой. – Когда ты опять начинал с ней заигрывать, я становилась сама не своя!

– Ты хочешь сказать, что уже отрезвела?

– Нет, – призналась Елена.

– Я понял, ты просто не любишь проигрывать своим подругам. Прощай!

– Стой! – остановила его Елена. – Я пригласила тебя узнать, как ты себя сдержал, когда Креуса снова готова была на тебя наброситься? Научи!

– И ты, ради этого, готова стать моей ученицей?

– Да. Я тоже хочу научиться владеть собой! До этого я смотрела на тебя, как на ещё одно голодное до женских тел животное. Но когда ты сказал Креусе «Брэк» и так высокомерно над ней усмехнулся, у меня мурашки пошли по коже! Я подумала тогда, вот это парень! Такого я ещё не видела!

– В море я заметил, что каждый раз, когда ты отказываешь телу, неважно в чём, что-то у тебя внутри становится немного твёрже, – стал объяснять он строгим тоном Учителя. – И что характерно, в следующий раз тебе уже немного легче отказать телу. И с каждым разом это в тебе всё твёрже и твёрже! И телу всё легче становится отказывать. Пока ты не обретаешь полный контроль над телом! И уже с лёгкой иронией и пренебрежением будешь воспринимать любые его позывы. Так что я даже тотчас поступал ровно наоборот его мольбам или же совершал нечто его подавляющее или же ему противное, утверждая свой контроль над телом! И я понял тогда, что это нечто, постепенно растущее во мне, и есть дух.

– Оказывается, дух можно легко наращивать? – удивилась ученица.

– Тогда как соблазнившись хотя бы раз на самоуговоры и выполнив «маленькую просьбу» тела, внутри тебя что-то немного размягчается. И с каждым разом тебе становится всё труднее противостоять телу. Ведь чем сильнее ты размягчаешься, тем больше становятся и его запросы. Тело начинает наглеть и показывать зубы, истерить, если ты ему сопротивляешься, требуя, чтобы ты превратился обратно в животное. Вернул ему власть!

– Теперь понятно, чем занимались Хлысты, – усмехнулась ученица. – Видимо, они хлестали себя по спине после каждого позыва тела, утверждая над ним свою власть.

– Не обязательно хлестать себя, – улыбнулся Учитель, – достаточно тут же отказывать в немедленном выполнении позыва. Уговорив себя немного подождать. Для начала. А потом и вовсе послать тело куда подальше!

– Видимо, тела Хлыстов были настолько непослушными, что их приходилось наказывать.

– А когда я на судне употреблял спиртное или занимался сексом, внутренняя твёрдость тут же пропадала. Я опять становился глупым телом. И мне приходилось заново укреплять дух.

– Не понимаю тогда, почему тело сопротивляется? Оно ведь становится более организованным, а значит и пользуется гораздо большим уважением в коллективе.

– Потому что оно лениво и любит только лежать.

– Или – сидеть и играть в компьютер, – понимающе усмехнулась ученица.

– То есть вообще ничего не хочет делать. А во-вторых, я понял, что это не тело, а это именно я становился тогда всё более организованным.

– Это что же получается, некое тело внутри тела?

– Выходит, что так. Ум анализирует ситуацию и принимает необходимость определённого действия, дух вырабатывает установку для преодоления лени и инерции привычек тела. И использует тело как чистый инструмент!

– Так вроде бы и у меня всё происходит точно также.

– В теории – да. Но на практике твоё тело никуда не хочет идти, с большим скрипом и душевными стенаниями выполняет любое телодвижение.

– Есть такое дело, – вздохнула ученица. – Мне в последнее время вообще из-за компьютера тяжело оторваться. Тело даже в туалет и на кухню идти не хочет. Ни то что на учёбу. Это вообще для меня равносильно подвигу! Так выходит, что душа – это часть тела?

– Главное, что я понял, это что тело можно программировать через рассудок, вырабатывая через дух нужные тебе привычки.

– То есть превращая его в послушный автомат! – с восторгом поняла она.

– Не всегда послушный. Тело постоянно пытается нарушить программу, то ему то захотелось, то это. И начинает ныть через душу, шантажировать тебя. Приводить аргументы, доводы, факты, ставить в пример других и их поступки в схожей ситуации.

– То есть заниматься сравнительным анализом.

– В итоге, верх снова берет тело. И гордо вытянувшись на диване, начинает наслаждаться жизнью.

– Пока не пустеет холодильник!

– Поэтому и надо себя постоянно контролировать.

– И что, ты не перестанешь себя контролировать, даже если я тебя сейчас поцелую? – коварно улыбнулась ученица.

– Что ж, давай попробуем, – согласился Учитель.

И ученица поцеловала Учителя в губы с непонятным ему энтузиазмом.

Которым Учитель тут же к ней вспыхнул! Из чисто научного любопытства. Чтобы посмотреть на то, что из этого получится. И отметить это в своей учётной карточке. Не более того.

– Наблюдай за тем, что внутри тебя сейчас происходит. Не давая этому из тебя вырваться! Контролируй своё животное, – сказал он ученице и вновь слился с ней в глубоком поцелуе.

Наблюдая со стороны, как руки сами потянулись её обнять. А её руки – уже прижимали его к себе. Всё сильнее.

И усмехнулся над этим, прекратив её целовать.

– Брэк! – скомандовал Учитель, вводя это кодовое стоп-слово в её подсознание. С усмешкой над её растерянностью разорвав связывающий их в единое целое транс. Наблюдая её изменившееся от этого выражение лица.

И начал её целовать, снова в этот транс не менее охотно погружаясь. Затем отстранился от её губ и начал целовать шею. Поднялся к щекам. Целуя её в обе щёки! Подчёркнуто иронично!

– Брэк! – снова скомандовал он. Чтобы ученица на секунду вышла из сковавшего её оцепенения. И переоценила себя. С улыбкой над тем, что внутри её тела при этом происходит.

И вновь легко коснулся её губ своими, ещё более нежно целуя то верхнюю её губу, то чуть более выпуклую нижнюю, начиная ею играть, задевая языком, не давая ей впасть в транс страсти.

То вновь погружая её в глубокий, опьяняющий их обоих поцелуй. Слыша её всё учащающееся дыхание. Ощущая нежность её губ своими. То замечая, как она всё сильнее прижимает его тело к себе, начиная сопеть и постанывать от возбуждения.

– Брэк! – резко отстранился Учитель. – Итак, что мы имеем? Как поживает твоё животное?

И они начали друг над другом смеяться.

Но вновь погрузили себя в глубокий, ещё более страстный поцелуй, наблюдая за тем, как его руки сами собой начали ласкать ей грудь. Через рубашку. Делая эксперимент всё более острым! И с наслаждением повышая ладонями остроту. Её сосков.