Забрав добытые им свидетельства и пользуясь помощью мистических сил, он незамедлительно изменил в паспорте фотографию, приведя его в полное соответствие со своей личностью. Далее, новоявленный Антон Ксенофонтович сложил документы в карман пиджака, после чего ножом стал вырезать у умершего печень, не забывая снабжать свои действия отвратительным комментарием: «Я целый день ничего не ел, изголодался совсем не на шутку, так может быть, орган этого человека поможет мне утолить тот нечеловеческий голод, что терзает меня изнутри; в былые времена, помню, мне нравилось поедать части людских останков». Методично работая лезвием, он извлек, как ему казалось, самую вкусную часть туловища и, не задумываясь, вписался в нее своими зубами. Вероятно, ему не понравилась одеревеневшая печень давнего алкоголика, потому что он тут же выплюнул откушенный им кусок. «Давай попробуем почки», – продолжал он свои рассуждения, кромсая тело убитого им мужчины. Однако и здесь произошла та же история, что и с первым надкушенным органом. По вкусу Ростовскому чудовищу пришлось лишь сердце умерщвленной им жертвы. Насытившись и озарившись довольной улыбкой, он убрал нож обратно в портфель, а труп убитого им человека скинул назад, под откос, за лавку, где тот скатился вниз, а кромешная тьма, разрезаемая только привокзальными фонарями, освещавшими лишь перрон, надежно скрыла совершенное им только что преступление.
Через некоторое время подошел проходящий поезд, и Чурилов направился к одному из открывшихся для посадки вагонов. Он выбрал именно тот, где на этой станции не садился ни один человек, а стояла только одна проводница. То была женщина, давно уже переставшая хвастаться своей красотой; достигнув сорока восьми лет, она, при своем среднем росте, умудрилась набрать довольно много лишнего веса, и было очевидно, что служба ей дается с трудом: она даже не покидала вагон, а билеты проверяла, уже когда пассажир поднимался в тамбур. Подобное обстоятельство было как нельзя более выгодно Ростовскому потрошителю, так как он избежал неприятных объяснений на улице (билеты купить ему так и не довелось, потому что вокзал работает только до 19 часов 50 минут, а он закончил «заниматься» с бомжом уже после восьми часов вечера). Женщина была одета в форменную одежду, которая несуразно сидела на ее обвисших, некрасивых уже, телесах; лицом она выдалась круглым, некогда вызывавшим у молодых людей восхищение и сладостное томление, но сейчас выглядевшим сильно осунувшимся и обильно покрывшегося морщинами; взгляд давно был потухшим, не выражающим той юношеской целеустремленности, какая была, когда она только начинала свою нелегкую службу. Звали ее Смирновой Еленой Валерьевной.
– Ваш билет? – обратилась она к странному пассажиру, своим взглядом не выражавшим ничего, кроме несоразмерного ужаса.
Поначалу, задав обыденный для себя вопрос, она не сразу стала заниматься непосредственно проверкой проездных документов, а решила разобраться сначала со своими непосредственными обязанностями, то есть: опускала заслонку на подъемную лестницу, закрывала и запирала входную дверь – словом, не обращала внимания на поднявшегося в вагон человека, заговаривая с ним чисто машинально, по большому счету оставаясь верной привычке. В обычной ситуации, когда она заканчивала со всеми процедурами, ей уже протягивали запрашиваемое свидетельство на право проезда, поэтому она особо и не задумывалась, предполагая, что как только повернется к гражданину, то сразу получит искомый билет, тем более что краем глаза она заметила, как пассажир засунул руку в портфель и продолжает ее там удерживать, очевидно отыскивая то, что было необходимо.
Когда Смирнова закончила и повернулась назад, странный пассажир все еще продолжал удерживать ладонь внутри своей клади, не извлекая ее почему-то наружу. Опытной проводнице, повидавшей на своем веку всяких людей, в том числе и лихих, и непонятливых, и попросту глупых, этот человек сразу показался не то что бы необычным, но каким-то излучающим собой жуткую, чудовищную опасность. Его же полубезумный взгляд давал повод задуматься – от этого человека можно ожидать всего, даже самого страшного. У женщины самопроизвольно похолодело внутри, как будто в кровь внезапно запустили ледяного, жуткого ужаса. Она стала пятиться назад, но, как и следовало ожидать, уперлась спиной в прочную, металлическую преграду.
– Не надо… – безотчетно поняла она суть намерений Ростовского потрошителя, сразу же узнав его (ведь она была местной и, когда его судили, ей было достаточно лет, чтобы на всю жизнь запомнить этого страшного человека), – пожалуйста, не убивайте меня: я пропущу Вас бесплатно…
– Ты думаешь, – зарычал восставший из Ада мужчина, голосом больше напоминающим замогильные отголоски, посланные из самой Преисподней, – что меня интересуют твои одолжения или что я изначально собирался оплачивать свой проезд? Я вижу – ты меня помнишь, а значит должна понимать, что человеческие тела меня интересуют лишь настолько, насколько являются материалом для очередного кровавого либо полового эксперимента.
– Я отдамся тебе добровольно… без насилия, – продолжала лепетать испуганная до последней жути Смирнова, надеясь при этом сама не зная на что.
– Во-первых, я уже «сыт» на сегодня, – зловеще промолвил маньяк-убийца, медленно извлекая нож из портфеля и тут же вонзая его в полное тело Елены Валерьевны, чуть повыше женского органа.
Дальше пошла все та же процедура нанесения множественных ранений, но на этот раз при отсутствии возвратно-поступательных движений: Ростовский потрошитель просто получал удовольствие от созерцания несоразмерных мучений, которым подвергалась эта ни в чем не повинная женщина. После первых трех ударов она рухнула на колени и Чурилову пришлось удерживать ее за голову, чтобы она не упала совсем, сам же он чуть нагнулся и бил, бил и бил, заливая кровью полы и одежду как свою, так и умирающей проводницы, уже не обращая внимания на соблюдаемую им всегда осторожность, когда, отбирая жизнь у людей, он стремился быть аккуратным, всегда ограждаясь от того, чтобы случайно не запачкаться «вытекаемой» кровью. Через пять минут этого жуткого буйства проводница перестала что-либо чувствовать, потому что она умерла, а недочеловек никак не мог погасить в себе тот дьявольский огонь, что терзал его изнутри, требуя непременного созерцания чьих-то мучений. Но Смирнова уже не страдала, кровавая же алчность воскресшего маньяка-убийцы оставалась удовлетворенной не полностью: была ночь и он должен был убивать.
На свою беду из купейной части вагона в этот момент в тамбур вышла молодая парочка, состоящая из молодого человека, по имени Олег Выжимаев, и его девушки, носящей имя Алены Закатовой. Они хотели было тайком покурить, но, сразу же улицезрев всю трагичность развернувшейся перед ними картины, повели себя совершенно по-разному: восемнадцатилетний юноша, оказавшийся более подвижным и развитым как физически, так и умственно, имел еще и довольно приятную внешность, а главное, аналитический ум, поэтому он не задумываясь ринулся прочь из страшного тамбура; но вот его ровесница и любимая им безумно Алена, хотя и не имевшая идеальной фигуры, но выглядевшая довольно эффектно – а еще эти ее роскошные, крашенные в рыжий цвет, пышные волосы! – не смогла побороть охватившего ее ступора и, поддавшись панической атаке, застыла на месте, будучи не в силах ни дышать, ни даже кричать: страх полностью овладел ее телом и разумом.
Молодому человеку, миновавшему уже вторую дверь отсека, где располагается в поездах туалет, пришлось возвращаться обратно, так как он очень сильно любил свою девушку, а она за ним в эту жуткую минуту не следовала, продолжая оставаться в очень опасной для себя обстановке. Парень вернулся обратно в тамбур, и это было, без сомнения, его самой большой ошибкой: Чудовище, поняв, что у него появились новые жертвы, бросило бездыханное тело Смирновой на пол и двинулось в сторону застывшей на одном месте и дрожавшей от нестерпимого ужаса рыжеволосой красотки. Маньяк-убийца как раз замахивался уже ножом, чтобы нанести очередной жертве ранение, как дверь, ведущая в общий салон вагона, неожиданно распахнулась и появился поначалу сбежавший Олег Выжимаев, теперь готовый выступить в роли защитника. Однако он не учел одного обстоятельства: с кем именно ему придется иметь в этой ситуации дело. Два пальца – средний и указательный – пробили ему обе глазницы, лишив полностью зрения, и в дальнейшем, надавливая на черепную коробку, заставили опуститься вниз, на колени.
Так и продолжая удерживать парня в таком положении, Ростовский потрошитель, чтобы тот не кричал, воткнул ему лезвие прямо в рот, перерезав язык и оставив тому способность только мычать как бездумный теленок, после чего смог наконец-то осуществить задуманное им ранее и вонзил свой огромный нож в тело трепещущей от страха Алены. Далее, увлекшись молодостью «подвернувшейся» жертвы, пошли возвратно-поступательные движения, не заканчивавшиеся даже тогда, когда Закатова плавно осела на пол. Чурилову пришлось нанести не менее семидесяти ранений, прежде чем у него случилась повторная эякуляция. Так и продолжая удерживать выдававшего нечленораздельные звуки Олега за обе глазницы, новоявленный Антон Ксенофонтонович испражнился на тело умершей девушки, а завершив с плотскими удовольствиями, перешел еще к одной жажде, требующей вида кровавых мучений. С этой целью он отвернулся от неинтересной уже ему в этом плане Алены и перешел к покалеченному им загодя кавалеру. Он так быстро вонзал в него нож и извлекал его из тела обратно, что изуверу понадобилось не меньше, чем тридцать ударов, чтобы Выжимаев затих навсегда, безжалостно умерщвленный жестоким убийцей. На этот раз мучитель разнообразил свои действия и, каждый раз нанося ножевые ранения, сопровождал их дополнительным разрезанием, от чего тело страдальца превратилось в сплошное кровавое месиво, а часть органов вывалилась наружу.
Объятый животным голодом, Ростовский потрошитель схватил печень юноши и прямо тут же ее сожрал, наслаждаясь так называемой свежестью, еще не сгубленной длительным употреблением всевозможных, распространенных в современном мире токсинов. В дальнейшем последовали сердце и почки и наконец-то маньяк-убийца смог достигнуть питательной сытости, ведь, как следует теперь понимать, одного прогнившего органа, добытого им у бомжа, без всяких сомнений, ему оказалось мало.
Выше уже говорилось, что, даже подвергаясь воздействию демонических сил, этот необычный субъект никогда не «тереял» своей головы и всегда все делал осознано. Так и сейчас, закончив из ряда вон выходящее насыщение, он принялся, если так можно выразиться, прибирать за собой в окровавленном тамбуре. Если быть кратким, то суть этой уборки состояла в следующем: он открыл входную дверь рабочего помещения и поочередно выбросил на улицу все три убиенных им тела, причем производил всю эту операцию он с такой легкостью, что даже наполненное жировыми складками туловище, принадлежавшее пожилой проводнице, не вызвало у него никаких затруднений и не «мешкаясь» полетело наружу, Чурилову стоило только схватить ее запястье и голеностопный сустав и швырнуть женщину прочь из вагона. Однако он был не дурак и, прежде чем так поступить, забрал у нее изготовленные по стандарту ключи, позволяющие в общем и целом открыть любую дверь в подвижном составе.
Вместе с тем на месте совершения жуткого преступления, как, в принципе, и на одежде воскресшего из Ада чудовища, еще оставались многочисленные кровавые пятна, а пол в тамбуре образовал одну большую кровавую лужу. Что же потусторонний изверг предпринял на это? Оставляя одну из дверей открытой, он встал посередине отсека, закрыл глаза, скрываемые большими очками, после чего, словно медитируя, на несколько минут застыл с вытянутыми вперед руками, где ладони были повернуты книзу. В дальнейшем, очевидно достигнув нужной ему концентрации, новоявленный Антон Ксенофонтович стал медленно переворачивать свои кисти. Может показаться удивительным, – но не стоит забывать про адскую сущность этого воскресшего из мертвых чудовища – ведь, вместе с осуществляемым им нехитрым движением, вся кровь, скопившаяся в это время в вагоне, стала медленно – где-то даже по каплям, а где-то большими пятнами – отрываться от пола, стен, потолка и одежды «душегубителя», после чего собралась в один пульсирующий сгусток, висящий в воздухе прямо на уровне глаз. Ростовский потрошитель дождался, когда он достигнет полной своей концентрации, и легким мановением рук излил весь этот зависший поток наружу, полностью очистив тамбур от маломальских следов совершенного им сейчас особо жестокого преступления.
Однако кровавая жажда еще не покинула человека-монстра, так как ночь была в самом разгаре. Утолить ее можно было только единственным способом – это жестоко убивать любых, попавшихся на глаза, людей, что легко можно было осуществить, и для этого необходимо было только зайти в вагон. Подхватив портфель, на время истязаний уроненный Чуриловым на пол, он стремительно проследовал из тамбура внутрь и, воспользовавшись ключами проводника, открыл первое, следующее по ходу, купе. Оно оказалось двухместным и там на своих полках мирно спали пожилой мужчина и молоденькая девица, очевидно бывшая ему дочкой. Маньяк не стал разбираться в их родственной принадлежности, а поочередно втыкая свой огромный нож сначала в тучное тело представителя сильной половины планеты, а затем в хрупкое тело девушки, постепенно превратил их в пульсирующие кровью останки, где не встречалось «живого» места. Спавшие люди даже не успели понять, что в действительности с ними случилось и скончались прямо так, находясь в бессознательном состоянии.
От трупов недочеловек избавился, попросту выбросив их в окно. Туда же последовала и скопившаяся в помещениях кровь. Точно таким же образом маньяк-убийца поступил и с остальными купе, пока полностью не «очистил» вагон от ехавших в нем пассажиров. Приближался рассвет, и с первыми лучами солнца демонические силы стали покидать это потустороннее существо, постепенно превращая его в обыкновенного человека. Поскольку все койка-места были свободны, Антон Ксенофонтович посчитал для себя возможным занять первый, полюбившийся ему вагонный номер, не позабыв воспользоваться билетом хозяина, а также – поскольку была уже поздняя осень, и чтобы не выглядеть в одном пиджачке слишком глупо – серым, чуть удлиненным плащом, пришедшемся ему в самую пору. После этого, не без преувеличения можно будет сказать, одинокий путник растянулся на полке и спокойно уснул, чтобы скоротать оставшийся путь до Москвы (поезд был скоростной и ехать оставалось чуть больше двенадцати с половиной часов).
Глава III. Маньяк-убийца уже в Москве
Город Новочеркасск просыпался на удивление медленно: солнце то проявлялось в полной своей мере, то скрывалось за едва набежавшими облаками. Однако это не помешало таксисту, работавшему в ночную смену и отъезжавшему в этот момент от вокзала, при первых же бликах рассвета обратить внимание на необычный предмет, валявшийся в траве, под откосом. «Мало чего где может лежать?» – подумал он проезжая мимо, стараясь подобным образом как бы отогнать от себя мысль останавливаться и идти смотреть, что же там в действительности такое. Но нет! Уехать совсем он не смог: сработала бывшая полицейская «жилка» (некогда он был отличный оперативник) и мужчина, проехав пятнадцать метров, вернулся назад, дабы лично убедиться, что же так привлекло его годами наработанное внимание.
Подъехав почти что вплотную, мужчина вылез из машины и тут же направился осматривать заинтересовавшее его место. Алексей Дмитриевич Заносский некогда работал старшим оперуполномоченным уголовного розыска и отлично помнил дело Ростовского потрошителя. На настоящий момент он являлся заслуженным пенсионером Министерства внутренних дел и подрабатывал частным извозом. Если кратко коснуться его внешности, то он представлял собой человека, достигшего пятидесятивосьмилетнего возраста, был высок ростом, широк в плечах и обладал внушительной физической силой; лицо его было практически круглым, из-за накопившегося на нем жирка, голова давно начала лысеть и имела волосы только в задней части и по бокам; одежда была самой обыкновенной и представлялась в виде засаленной кожаной куртки, потертых штанов и солдатских ботинок.
Заносский быстро преодолел необходимое расстояние и остановился рядом с убитым накануне бомжом, вид которого был просто ужасен и даже у бывалого «опера» вызвал чувство неприятного отторжения. Однако это не помешало ему позвонить в дежурную часть и сообщить о своей невероятно страшной находке. Дежурить продолжала «старая» оперативная группа – ей и пришлось выезжать для осмотра истерзанного чудовищем тела. По брошенным рядом надкусанным внутренним органам и полному отсутствию сердца, ни у кого не вызывало сомнения, что, кроме убийства и удовлетворения своей плотской похоти, маньяк-убийца имеет еще и склонность к поеданию человеческих тел, или по-простому каннибализму.
– Ну точь-в-точь как «наш» потрошитель! – неожиданно воскликнул бывший оперативник, обращаясь к начальнику участковых. – Помнишь, Геннадич?
Рыкову отлично был известен Алексей Дмитриевич, и некогда им даже пришлось какое-то время работать вместе, поэтому он пропустил мимо ушей столь фамильярное обращение и почти так же ответил:
– Разумеется, помню! Только если, Дмитрич, ты не забыл, то того, ежели так можно сказать, человека расстреляли в 1994 году, и я лично присутствовал при составлении акта захоронения, так что, я думаю, мы в настоящем случае имеем дело с каким-нибудь его безумным последователем. Кстати, Козеев, – обратился он уже к своему подчиненному, – тебе давали поручение проверить на причастность некую Дарью Шалуеву – ты это сделал?
– Да, – с готовностью ответил совсем юный еще офицер, – и раздобыл очень интересные сведения.
– Вот как? – вставила свое слово Гринева, листая материалы уголовного дела. – Но почему-то я не наблюдаю подробного рапорта? Как прикажите вас понимать? – последнее высказывание относилось уже ко всей службе участковых уполномоченных.
– Действительно? – не меньше изумился старослужащий подполковник. – Почему это, Сережа, ты до сих пор не отчитался за свою работу, оформив ее, как и полагается, документом?
– Работы много… – виновато попытался оправдаться не оперившийся еще юнец, опустив книзу глаза, – я думал с утра написать.
– Не такое это обыкновенное дело, – возразил Николай Геннадьевич, делаясь строгим, – чтобы что-то в нем откладывать на потом… ладно, давай докладывай устно, чего ты «раскопал».
– В общем, – начал свой рассказ проштрафившийся сотрудник, едва заметно дрожа и телом и голосом, – пришел я к ним вчера вечером, а папа с мамой и говорят, что их дочери дома нету. Большого труда стоило их убедить выдать, что Шалуева ни с того ни с сего собрала свои дамские вещи и срочно укатила в Москву, где у нее числится тетка – отцова сестра. У нее якобы она и собирается в настоящее время остановиться.
– Странно? – проговорил задумчивым голосом Рыков (оперативник-таксист в это время общался с Викторией Александровной, аккуратно заносившей в протокол его показания), – как будто все «ниточки» ведут к этой девушке: и вещи ее возле первого трупа, и второй покойник по ходу ее движения – ведь она в столицу на поезде выдвинулась, не так ли, Козеев?
– Все верно, – подтвердил участковый, для убедительности кивнув головой.
В это время на телефоне следователя раздался звонок, по окончании которого она окликнула Николая Геннадьевича, прервав его беседу с более молодым сотрудником:
– Товарищ подполковник, – обратилась она не как делала это обычно, просто по имени, отчеству, а непривычно, по полной форме, – сейчас мне «отзвонился» дежурный и сообщил, что на заброшенном кладбище обнаружена группа жестоко убитой и до неузнаваемости растерзанной молодежи. Не удивлюсь, если вдруг окажется, что это друзья нашей Шалуевой. В итоге нам велено заканчивать здесь и описывать все подробно, а туда выдвигается «новая» следственно-оперативная группа, на наши же плечи ложится необходимость составления запроса на отработку ее московскими сыщиками.
Калистратов Игорь Владимирович служил в одном из подразделений Москвы, обслуживающих Северное Медведково. Он занимал должность старшего оперуполномоченного и имел звание майора полиции. Не совсем молодой мужчина, он достиг тридцативосьмилетнего возраста и через пару лет мог рассчитывать на раннюю пенсию. За долгие годы службы он набрался огромного опыта и мог работать, практически не выходя из своего кабинета. Пособием этому служила огромная агентурная сеть, сформированная им на обслуживаемом участке. Игорь был человеком подтянутым, держал себя в строгости, не позволяя себе никаких излишеств, что позволяло ему оставаться стройным и энергичным, но при этом быть еще и чрезвычайно физически развитым. Этому также способствовали регулярные тренировки в спортивном зале, где большее предпочтение он отдавал отработке приемов рукопашного боя. Лицом он выдался смуглым, вверху круглым, а книзу продолговатым; серо-голубые глаза излучали ум и необъятные аналитические способности; нос – прямой, с небольшой горбинкой; губы скрывались за густыми, как и волосы, седеющими усами. Однако при всех своих качествах Калистратов обладал еще одним негативным качеством: он слыл огромным лентяем и никогда не брался за дело, если в том не возникало самой острой необходимости.
Продолжая останавливаться на этом сыщике, в том числе стоит отметить, что с недавнего времени ему был приставлен напарник, носивший звание младшего лейтенанта и только что заочно окончивший юридический институт. Молодой человек, едва достигший двадцатичетырехлетнего возраста, Ремишев Юрий Михайлович, переведенный в уголовный розыск из патрульно-постовой службы полиции, естественно, не имел никакого опыта в оперативной работе, поэтому всегда рвался на любые, даже не тяжкие, преступления, чтобы там постигать сыскную науку и побыстрее стать отличным оперативником. Его старший товарищ только сомнительно улыбался, видя необычное рвение приставленного к нему товарища, но если и оговаривал его в этом стремлении, то все-таки крайне редко, да и то только в тех случаях, когда тот брал на себя задания, шедшие вразрез с розыскными делами. Парень выглядел выше и физически развитие своего возрастного наставника, однако на тренировках по рукопашному бою всегда уступал ему в спаррингах. Безусое, слегка вытянутое лицо было красиво, словно у девушки, и просто «дышало» естественной, еще только созревающей, молодостью; оно обладало гладкой, ровной, почти белой, кожей, а глаза «светились» задором и желанием искоренить всю существующую преступность, что обычно встречается у сотрудников в самом начале их послужного пути; нос был прямой, без малейших изъянов, губы чуть полноватые для мужчины, что вполне могло указывать на доброжелательность еще не очерствевшей натуры.
После совещания, проходившего среди личного состава каждое утро, Калистратов следовал в кабинет, а его юный напарник отправлялся в отдел делопроизводства и дежурную часть, чтобы получить там задания на день и ознакомиться с ориентировками, поступившими за ночь. Нетрудно догадаться, что поручение о проведении отдельных следственных действий, направленных на проверку причастности Шалуевой Дарьи к совершенным в Новочеркасске жестоким убийствам досталось именно этому молодому сотруднику, впрочем, по его собственному желанию, так как ему и самому не терпелось поучаствовать в раскрытии столь громкого дела. Он поспешил доложить наставнику о том, что смог заполучить интереснейшее задание, однако большого энтузиазма от своей инициативы у Калистратова не увидел.
– Успеем еще сделаем, – сказал тот разгоряченному юноше, готовящемуся немедленно броситься в «бой», – на исполнение таких поручений у нас, как минимум, десять суток, а при большом желании «волокитить» можно даже до тридцати, но это уже будет чревато проблемами, так что пока отложи все это в сторонку: у нас есть более серьезное дело.
– Что такое случилось? – несколько разочарованно вымолвил Юрий, мысленно уже арестовывавший жестокую маньячку-убийцу.
– Сейчас, – безо всяких эмоций пояснил более старший сотрудник, одновременно доставая из сейфа табельное оружие и убирая его в оперативную кобуру, хранившуюся у него подмышкой и скрытой за обыкновенной, но очень удобной, болоньевой курткой яркого красного цвета, – мы поедем на вызов.
– Произошло что-то серьезное? – поинтересовался младший лейтенант, повторяя действия опытного наставника, но с единственным отличием пряча пистолет за черной кожаной курткой.
Парень не зря задал этот вопрос: пусть он прослужил всего несколько месяцев, но уже отлично успел выучить привычки своего опытного напарника, ведь если тот удосуживался покинуть свое удобное, теплое место, значит, действительно, случилось что-то из ряда вон выходящее. Он не ошибся, и Калистратов тут же развеял его сомнения:
– Пока я, конечно, точно ничего тебе сказать не могу, но поступила информация, что лесопосадка, расположенная вдоль реки Яуза просто – прошу прощения за каламбур! – изобилует жутко изувеченными, растерзанными покойниками. Нам, входя в составе следственной группы, необходимо выдвинуться на место и собрать там как можно больше следов преступления и по возможности доказательств. Все ли теперь понятно, что нам не до каких-то там, не имеющих срочности, поручений?
– Да, – согласился со словами старшего товарища Юрий, мгновенно переключившись мысленно на новое, не менее весомое дело, – разумеется, это намного важнее.
– Ну вот и не «хера» тогда языком чесать, – пробурчал недовольно Игорь, уверенным шагом направляясь на выход, – а выдвигаемся уже выяснять все подробности и сделаем это прямо на интересующем нас участке. Поедем на моей машине: мало ли куда потом придется доехать.
В этот момент они еще даже не представляли себе, что им придется увидеть. В лесистой местности, на протяжении от парка «Свиблово», расположенного в Южном Медведково вплоть до сквера по Олонецкому проезду, граничащего с районом Северное Медведково, и даже немного дальше, без какой-либо системы и при отсутствии причинно-следственной связи были обнаружены одиннадцать трупов людей разного возраста, пола, где, кроме всего прочего, имелись различия еще и в национальной, и в языковой, и в имущественной, и в должностной, и в расовой принадлежности. Объединяло всех только одно: все они были убиты огромным ножом, с широким в основании лезвием, и растерзаны до такой степени, что узнать их было практически невозможно. С одного из покойных были изъяты следы обильных семяизвержений мужчины.
Принимая во внимание необычный, зверский подход, применяемый к умерщвлению жертв, а также количество трупов на исследование места совершения преступления следственной группой был потрачен весь оставшийся день, вплоть до самого вечера. Убийца получил прозвище Московского потрошителя, а уже практически к ночи пришла еще одна ориентировка, из которой отчетливо значилось, что прибывший на казанский вокзал из Новороссийска поезд в одном своем вагоне не имел ни одного пассажира (Чурилову удалось сойти незамеченным за несколько остановок до конечного, основного вокзала), а начиная от города Новочеркасск и на протяжении более чем трехсот километров находились истерзанные, изрезанные ножом, неподдающиеся описанию трупы. Даже неопытному сыщику Ремишеву не составило труда сложить воедино картинку и сделать определенное заключение, что жестокий маньяк-убийца прибыл к ним из южной части страны.
Воскресшее же из Ада чудовище, словно что-то тянуло в северо-восточную часть столицы, где он, оказавшись уже в Москве, всю ночь вылавливал одиноких, загулявшихся жителей, и если они попадались ему на открытой местности, то он искусно, пользуясь прошлой практикой, заманивал их в лесистую часть района, несговорчивых попросту оглушал рукояткой ножа, после чего все также утаскивал в лесопосадку; тех же зевак, что попадались ему непосредственно в парках и скверах, он убивал прямо на месте, неизменно терзая и мучая все свои жертвы, пока они не превращались в одно сплошное кровавое месиво, а у некоторых отсутствовали даже одни из самых значимых внутренних органов, где некоторые были обнаружены в непосредственной близости со следами их поедания именно человеком, что легко определялось по вгрызающимся в них зубам, а проще по прикусу. Его поимка, как это нетрудно догадаться, была напрямую поручена опытному сыщику Калистратову и его молодому напарнику, но и все остальные службы также были задействованы в столь необычном мероприятии, по своей беспрецедентности не знавшим себе до этого равных – в Москве уже довольное долгое время не случалось ничего хоть сколько-нибудь похожего. Кроме того, что опросили всех, кого было только возможно, к лесопарковой зоне были приближенны задействованные на ночную службу наряды, уставшим же и вымотавшимся оперативникам к десяти часам вечера было разрешено отправляться домой, однако с определенным указанием – на следующий день, прямо с утра, продолжить прерванную работу.
– Как думаешь, – озадачил Калистратов воспитанника вопросом, когда они уже покидали место совершенного преступления, – кто это может быть? Мне кажется, что явно кто-то не наш, а приезжий, возможно даже из стран ближнего зарубежья.
