Голубая моль

Пчелами занимался отец. На лето, как только начиналось большое цветение в лугах и на полях, все десять ульев вывозились к медоносам, километров за 20. Чтобы пчел не умыкнули, приходилось их сторожить. Несколько пчеловодов объединялись , свозили свои пчелосемьи в одно место и по очереди несли дежурство каждую ночь, что бы ни случилось. Поскольку настоящая полнокомплектная пчелосемья по стоимости почти равнялась средней месячной зарплате по региону. Хотя мед падал в цене, а вместе с ним – и пчёлы. Но лихой человек готов стянуть всё, что плохо лежит, вплоть до погнутой алюминиевой ложки.

Сергей вывалил очередную порцию снега и работа почти была закончена. Оставалось только подскрести остатки сугробов по углам. Почти бесполезная работа, потому что сегодня же ночью может навалить столько же, а то и больше. Хорошо бы обходиться только тропинками, но в Коковище благополучной и авторитетной считается усадьба, где штакетник свежепокрашен, а снег зимой напрочь выметен. Иначе как смотреть людям в глаза? Конечно, были и такие, кто на эти мелочи не обращал внимания. Подумаешь, снег! Не навоз же. Да хоть бы и навоз – какое ваше собачье дело? Но это были, разумеется, недостойные люди.

Нет, пчёлы не про него. Сергей хотел найти такое дело, где бы деньги являлись более-менее быстро и желательно в крупном количестве. С рыбой ничего не получилось: корчаги приносили небольшой улов худосочных ельцов, а в довершение ко всему, две из трех этих ловушек сперли. Так что любителям речной рыбы приходилось довольствоваться морской, благо, селедки и минтая в магазинах было довольно. Вот стоила она, зараза, уж больно дорого, как будто её, солёную и мороженую, откармливали перед продажей хамоном и сдобными булками со сгущенным молоком, а потом раз десять перепродавали, хотя на самом деле – всего 5-6 раз.

– Серег, ты на подледную рыбалку не собираешься? – спросил неожиданно Василий, так что старший брат вздрогнул. – Я бы с тобой!

– Ты, экстрасенс, что ли? Пугаешь порядочных людей. И с чего я попрусь мерзнуть?

– Мазаевы вчера налимов поймали. Витька говорил.

– И много?

– Двух штук.

Сергей пожал плечами:

– Да ну их, вместе с налимами.

Смартфон ему все-таки купили, но нужда в личных деньгах не отпала, и он напрягал мысль, чтобы отыскать их источник. Понятное дело, почти везде он опоздал: все доходные места уже заняты. Но что-то должно достаться и ему. Надо копытить. Нынче он заканчивает десятый класс еще год и что? Задача! Не сидеть же в киоске и торговать газетами! Как-то он видел в Сибирске открытую палатку, где человек восточного типа торговал беляшами. Это был виртуоз! У него шипела сковорода или даже две, он делал моментально две маленькие лепешки из теста, клал на одну фарш, другую прилеплял сверху, скатывал в шар и кидал на сковороду. Между этими действиями он успевал выхватывать с пылу, с жару готовый аппетиный беляш и вручал на салфетке покупателю, тут же отсчитывая сдачу. На сколько времени у него хватало здоровья, неизвестно, но уж, заменяя бригаду общепитовцев, за свою вахту зарабатывал он немало. Сергей с огорчением должен был признаться себе, что у него так не получится. Опять же и всякие санитары могут претензии предъявить: хватая грязные купюры и мелочь голыми руками и этими же руками держа беляши, можно с ними вместе всучить проголодавшемуся пиплу какую-нибудь заразу.

Хорошо Власу – он нашёл себе дело, видно, получает удовольствие от службы, и деньги неплохие. Но Сергея казарменные порядки никак не привлекали и при мысли о возможной предстоящей воинской повинности у него портилось настроение. Как на грех, и здоровье ни в чём не подводило, что показывали многочисленные допризывные обследования. Не иначе, придется ломиться в какой-то вуз, где ещё есть военная кафедра. Там служба – раз в неделю. Заодно можно получить какое-то образование. Кроме военного. Так думают многие его приятели.

– Память у меня какая-то дрянная – жаловался он, когда в семье обсуждался такой вариант. – Вся она Ленке досталась.

– Тренировать надо, – советовала Мария Васильевна. – Лена же вон без конца учит. Не так просто хорошую память иметь.

– Так когда тренировать? Год остается. Память – это же не гири.

– Всё равно можно чего-то добиться, – поддержал свою половину Егор Егорович. – Не совсем же ты колода.

– У меня хорошая музыкальная память, – встал на свою защиту Сергей.

– Ну, хоть что-то. Куда бы еще её пристроить.

Да, всё непросто. Хорошо, что появился хоть какой-то просвет: он вошёл в состав вокально-инструментальной группы. Это сулило при известном везении какое-то материальное благо, кроме всего прочего. В ансамбле было вместе с Сергеем пять человек: гитара, труба, тромбон, баян и большой барабан, без которого руководитель бригады Тимур Косов не мыслил успеха. Тем более, что исполнять планировалось как современную музыку, так и старые народные песни, чтобы был спрос на «Мандарин», как называлась группа, в любой аудитории. Тимур бредил особенно большим барабаном, который бы покорил сердца всех слушателей-зрителей. Он однажды видел выступление ансамбля волынщиков, где четверо играли на волынках, а пятый без устали в такт им лупил в большой барабан, ростом выше его самого. Получалось классно! Тимур был сражен и понял, что без такого барабана скорой славы им не заработать. Хотя возникала при этом и проблема: как с таким инструментом ездить на гастроли, когда слава обрушится на «Мандарин»? Его трудно протащить через двери, не говоря уже о том, чтобы разместить, например, в микроавтобусе. Но решение этой задачи пока было отложено на потом.

– Эх, жалко, что ты не хочешь на рыбалку, – огорченно сказал Василий, – одному неинтересно.

– Так у меня сегодня репетиция, – примирительно ответил брат. – Уже через полчаса. За налимами уж как-нибудь в другой раз. Может, еще и потеплеет; сейчас-то климат что-то не очень подходящий.

За воротами послышалось приглушенное урчание автомобиля, затем сигнал клаксона.

– Ну вот, за мной уже приехали.

Сергей на всякий случай выглянул из калитки, помахал рукой и через пару минут, вооружившись баяном, отбыл на репетицию группы «Мандарин».

***

У Ленки забот прибавилось: кроме того, что предстояло окончить девятый класс с его экзаменом, вечером надо было заниматься с сестрой. Дарья уже с осени ходила в детский сад. Мария Васильевна, вышедшая на работу еще в начале лета, когда у старших детей начались каникулы, теперь будила Моль рано, что очень ей не нравилось: она начинала хныкать и кричать, что пусть все идут на работу, а ей там не нравится и старалась забраться подальше под одеяло. Но суровая данность жизни диктовала свои правила и бесполезно было в одиночку биться против этих дрянных правил. По темным и холодным зимним утрам подниматься было особенно невыносимо. Все сочувствовали младшей, но ничего поделать не могли. Полусонную Дарью одевали, обували, устраивали в машине на коленях у Марии Васильевны и Егор Егорович доставлял пассажиров к детсаду, где Дарью раздевали и сдавали на попечение воспитателей. И сколько же непроспавшихся юных граждан везли в этот ранний час на работу! Машины шли туда одна за другой. Буквально вот одна за другой! Но не у всех были автомобили, ах, не у всех! Ничего нельзя поделать. Тогда малых усаживали на санки и в метель, и в трескучий мороз везли по нечищеным склизким обочинам. Вечером – обратно. Иногда по полкилометра и больше. Где же при таких обстоятельствах набраться здоровья и не досаждать педиатрам? Оно, конечно – сибиряки, но не до такой же степени! Чай, не пингвины. Дарья, случалось, тоже прихварывала.

После детсада Егор Егорович доставлял супругу на работу и отправлялся домой – до вечера, когда надо было забирать дочь из детсада. Теперь с ним ехала Елена, к тому времени приходившая из школы. Если она задерживалась, то звонила и тогда, на время оторвавшись от своей работы, собирать Дарью домой ехала Мария Васильевна. Потому что в детсаде страсть не любили, когда родители задерживались. Да оно и понятно: попробуй-ка целый день… Да с такой зарплатой.

До прихода матери в обычные дни с Дарьей возилась её сестра, да отчасти Егор Егорович, насколько позволяли его полсотни лет; у братьев не хватало терпения. Как только Елена освобождалась от воспитательной функции, она принималась за уроки, а потом – за изготовление ужина или наоборот – смотря по обстоятельствам. Ей до школы приходилось добираться пешком, но вместе обычно шли и братья. Обратно она шла уже одна. Всё бы ничего, но донимали собаки, иногда появляющиеся целыми стаями. Меры, конечно, принимались руководством всякого уровня, но собак, кажется, становилось только больше. Совсем недавно из Сибирска приезжала спецбригада по отлову собак – согласно заявке администрации района. Как и было в заявке, специалисты отловили десять бродячих собак как раз по улице Вершининых, самой протяженной и насыщенной собаками. Они предъявили улов ответственным лицам и получили соответствующие подписи и печати в акт выполненных работ. А на днях Егор Егорович встретил на своей улице самую бездомную и наглую, давно знакомую собаку. Она, как ни в чем не бывало, облаяла его и поспешила облаивать дальше. Злые языки утверждали, что спецбригада возит с собою одних и тех же собак, которых и демонстрирует в конце операции как свежепойманных. Поговаривали также, что собак действительно ловят, а потом выпускают где-нибудь подальше, чтобы не сразу прибежали назад. В самом деле, ну кому они, на фиг, нужны – возиться с ними, кормить, лечить, обеспечивать им моцион и подыскивать добропорядочных новых хозяев? Смешно!

Несмотря на уверенное и поступательное движение по всем позициям, три проблемы в районе решить никак не могли: справиться с собаками, справиться с мусором и справиться с занятостью, или лучше сказать, с незанятостью, поскольку с занятостью достаточно быстро и успешно справился в своё время рынок. Вместе с тунеядцами он отправил отдыхать и часть довольно работящих граждан.

Наперекор всем препятствиям Елена училась с блеском и не было сомнений, что в этом классе зреет будущий медалист.

– С умом-то и дурак сможет, – ворчала по этому поводу Настасья Саввишна, – ты попробуй без ума!

Олимпиадные задачи Вершинина щелкала, как орехи, была рукодельница и участница художественной самодеятельности. И лишь одно ей никак не давалось: на уроке физкультуры она не могла перепрыгнуть через козла. Учитель, Кирилл Налабардин, был в унынии. И в самом деле, ну что же это за отличник, который не может преодолеть козла? То есть весьма сомнительный отличник. Но учитель не сдавался:

– У тебя, Елена, голова есть на плечах, или нет? – спрашивал он в отчаянии, одержимый идеей заставить ее перепрыгнуть через набитое войлоком дермантиновое чучело. – Смотри, как надо!

И он с легкостью перелетал через непарнокопытный спортивный снаряд. Но всё было бесполезно.

– Достала меня эта Вершинина, – как-то даже пожаловался он Ирине Ветровой, с которой в учительской сидел рядом.

–Что такое? – обеспокоилась она.

– Да смех и грех – через козла не может перепрыгнуть!

– Ну, не волнуйся ты так! Я, помнится, тоже долго не могла одолеть эту ско… задачу. Не все же развиты одинаково! То есть физически, я имею в виду.

– Так-то оно так, но всё же как-то не по себе. Не могу научить, вот в чем дело. Видно, плохой я педагог – корил себя он.

И совершенно напрасно: педагог он был нормальный. Не хуже преподавателей ОББЖ и географии, да и других – Ирина Ветрова так и сказала. И посоветовала слишком не заморачиваться Вершининой, а сосредоточить все усилия на перспективных спортсменах. Чем и внесла некоторое успокоение в его смятенную душу. Зато сама она была растревожена, вспомнив родственника Вершининых. Хотя он и так постоянно присутствовал где-то в специально выделенном уголке памяти. Но тут как бы заявил о себе конкретно. Сегодня вечером она позвонит в Москву! Взяв журнал 7»б», учительница химии твердым шагом двинулась в этот класс.

–Ирина Петровна, а у нас география! – дружно закричали семиклассники.

– Разве? – удивилась Ирина Ветрова. – Ах, да. Извините.

И она пошла обратно в учительскую, чтобы заменить журнал.

Елена Вершинина тем временем, не подозревая, как много сумятицы она внесла в мысли части педагогического коллектива, этим не ограничилась и сеяла смуту в умах части одноклассников. Как и в первом случае, сама того не желая. В порядке шефской помощи она, по поручению классного руководителя, стала натаскивать по математике отстающего Борю Иванова. Боря пристрастился при каждом удобном случае списывать решения задач у Вершининой, зная, что все прочие корифеи математики в классе могут ошибиться, но Вершинина – никогда. Понятно, что это не осталось тайной для учителя математики и он обратился к классной. Она приняла единственно правильное решение:

– Елена! – сказала классная руководительница отличнице. – Давая списывать Иванову, ты развращаешь лодыря. Если действительно хочешь помочь, возьми человека под опеку, консультируй его. Вот это будет дело!

И Елена взяла Борю на буксир, возилась с ним в ущерб своему личному времени. И всё бы хорошо, но вдруг стал тупить Никита Морозов, который всё время сидел позади неё, хотя никогда и не списывал, потому, что учился вполне себе прилично. Теперь он без конца заглядывал в её тетрадь, и без стеснения списывал всё подряд.

– Никита, что с тобой? – растерянно спрашивал учитель математики. – Одни двойки. Ты обленился? Раньше у тебя не было проблем с математикой…

– Да нет, Павел Сергеевич, – отвечал нерадивый ученик, – что-то память клинит и вообще голова не работает.

– Ну, ты поднатужься, напряги волю. Без труда, понимаешь…

– Да я понимаю, Павел Сергеевич; не получается! Уж и волю напрягал, и тужился. Ничего не помогает. Наверно, я переучился, перегрузился то есть. Своего ума уже не хватает. Мне бы репетитора…

Делать нечего – пришлось классной снова обращаться к Вершининой, поскольку Никита возлагал надежды на своё подтягивание именно на неё. Елена набивать себе цену не стала: все-таки учить-то будет Павел Сергеевич, а она – на подхвате. Дело осложнялось только тем, что началась уже последняя и самая короткая четверть. Темпы натаскивания отстающих поэтому должны были быть велики. Занимались после уроков в классе, а иногда, смотря по обстоятельствам – у Вершининых дома, в маленькой летней кухне. Памятуя, что голодное брюхо к учению глухо, молодая хозяйка угощала гостей прежде чаем с какой-нибудь прикуской, а потом приступала непосредственно к учебному процессу. Боря восполнял огрехи в своём математическом образовании медленно, но стабильно. Сложнее всё обстояло с Морозовым: он иногда совсем пустяковые правила не мог постичь с первого раза, и лишь когда Елена начинала терять терпение, вдруг вскрикивал, пугая её:

–А-а, понял! Ура!

Точно так же кричал он, когда замечал, что она просто устала, что было немудрено: засиживался он иногда довольно долго, не замечая, по-видимому, хода времени. Действительно, с головой у него теперь было несколько неладно. Но при всем том эти уроки удивительным образом шли ему на пользу. Павел Сергеевич был в восторге.

– Ну что за молодчина эта Вершинина! – потирая руки, говорил он в учительской, – результат её поддержки уже виден, особенно по Морозову. Уж вроде я опытный учитель, столько лет… Не понимает! А Елена принимается – вот уже и оценка приличная. Прирождённый педагог!

Ирина Ветрова отчего-то встревожилась: как бы вся эта история не превратилась в драму. Но пока что всё было хорошо.

***

Андрей Ребров появился в Москве на исходе лета, хотя тот август вполне сошел бы за середину июля – такая стояла жара. Народ спасался прохладительными напитками, фонтанами, зонтиками и солнцезащитными очками, которые то и дело съезжали по потным носам, и воздержанием от излишних прогулок по горячему асфальту. Ввиду таких обстоятельств, а может быть, по какой-то иной причине приезд молодого сибирского соискателя учёной степени в столицу прошёл незамеченным. Отложив изучение достопримечательностей населённого пункта на потом, он сразу по прибытии устремился в нужный вуз, однако же всё равно опоздал: искомые люди работу уже закончили. Что и неудивительно, поскольку до пункта назначения пришлось добираться больше часа, а ступил он на землю первопрестольной в послеобеденное время. Огорчённый таким началом, Ребров двинулся на поиски гостиницы, но тут, глубоко поразив его, зазвонил телефон:

– Андрей? – раздался в трубке незнакомый мужской голос. – Ты уже в Москве?

– Да, тут. Извините, а кто говорит?

– Старый знакомый, – засмеялась трубка. – У Егора Егоровича дочки на именинах, помнишь? Так вот он сейчас позвонил, мол, ты где-то уже здесь должен быть. Попросил содействовать. Ты где в настоящий момент? Или устраиваешь дела?

Андрей поначалу растерялся, и даже хотел отказаться от услуг, но потом подумал, что это будет выглядеть глупо, опять же и Егор Егорович – он что, зря старался? И, поразмыслив так, назвал адрес института, с делами в котором он сегодня опоздал.

– Ты там и будь, у входа, я скоро заеду. Черная «Ауди». Жди.

И точно, не прошло и часа, как среди прочего транспорта появилась и «Ауди» названной масти.

– Ну, с прибытием; здравствуй! – вышел из неё навстречу далекому гостю хозяин.

– Здравствуйте, Николай Петрович! Вы очень неожиданно меня выловили. Егор Егорович говорил, мол, обращайся. Но я думал – уж в крайнем случае.

– А что мы теряем? Мы только приобретаем. Садись, поедем ко мне. Притомился, наверное, за дорогу?

– Да не очень. Но жара…

– Это верно. Дышать невозможно. Но скоро охладимся. Ты вещи где оставил?

Уже довольно скоро они были дома у Николая Петровича Мазина, экспедитора замечательно богатой фирмы. Через недолгое время появилась, завершив свой рабочий день, и его супруга Аида Перфильевна. Жили они вдвоём, поскольку сын со свой семьей имели собственную квартиру на другом конце города.

Гостя усадили за стол и холодильник щедро поделился со столом своими запасами, которые не приходилось долго готовить, лишь полуфабрикаты пришлось подвергнуть термической обработке, но это не заняло много времени. Солнце еще только клонилось к закату, но лучи его пробиться сквозь плотные занавеси на окнах не могли, и вместе с полумраком было относительно прохладно, хотя за несколько знойных дней многоэтажная каменная коробка прогрелась как следует. Отрабатывал свою стоимость кондиционер, и в целом жить было можно.

– Ну, за приезд и будущие успехи! – разлив коньяк, провозгласил тост хозяин и они выпили, при чем Аида Перфильевна только пригубила рюмку.

– Тут, понимаешь, надо привыкнуть, к Москве, – говорил Мазин – усвоить московские повадки. Это непросто. Я уж сколько времени здесь, и вроде всё делаю правильно: хожу на белых подметках, шарф завязываю только удавкой, постоянно – к месту и не к месту говорю «на самом деле» и много ещё чего, что требуется. Но всё равно чувствую некоторое отчуждение аборигенов – они каким-то образом определяют, что я не коренной москвич. Но ты этим не заморачивайся, занимайся своим делом. Ведь и в Сибири свои порядки.

За разговорами о сибирском житье-бытье и о житье московском незаметно употребили полбутылки и, без сомнения, одолели бы и всю, но хозяйка озабоченно напомнила о завтрашнем важном для Андрея дне и что ему уж точно, потребуется свежая голова. Замечание было резонное.

– Стало быть, вернемся к этому процессу, как только Андрей, у тебя утрясутся первые дела – заключил Мазин и ужин на этом закончился. Гость уснул сразу же, как только добрался до отведенного ему места.

Утром рано Андрей с первыми тружениками института был уже в этом почтенном учреждении, на этот раз вполне вовремя. Успешно пройдя собеседование, он получил все нужные направления, в том числе, в общежитие и, не медля, отправился туда с напутствием после устройства быта явиться непосредственно для определения научных задач. По дороге решил, что надо уж заодно захватить из камеры хранения вещи, что и было сделано. Общежитие ничем не отличалось от массы ему подобных, даже при том, что здесь был достаточно интернациональный контингент. В том числе и в комнате, где должен был поселиться новый аспирант.

Комната была рассчитана на троих. И два постояльца были в наличии, когда сюда, постучавшись, вошёл Андрей Ребров.

Один из них, кучерявый и темноволосый, со светлой кожей, сидел за столом и что-то писал, другой, тоже кучерявый и темнокожий, делал что-то вроде утренней зарядки, чередуя глубокие приседания с элементами буги-вуги. Оба немедленно прервали свои занятия и воззрились на вошедшего. Его чемодан свидетельствовал, что зашёл он не просто так, а с вполне определёнными намерениями.

–Я к вам пришёл навеки поселиться, – скромно заявил он и представился:

– Андрей Ребров!

Протянутую для пожатия руку схватил танцор:

–Мокумба Зебе!

– Олига Хачатрян, – отрекомендовался вставший из-за стола и крепко стиснул руку гостя.

«Похоже, тут спортсмены подобрались» – решил про себя Андрей и сказал дежурное:

–Очень приятно!

Было ли очень приятно старожилам комнаты, оставалось неясным, но дальнейшая беседа носила вполне дружеский характер.

– Энтомология? – спросил Мокумба Зебе.

–Энтомология, – подтвердил новоприбывший.

– Прямокрылые? – поинтересовался Олига Хачатрян

– Прямокрылые, – заверил его Ребров, – саранча.

Хачатрян удовлетворенно кивнул головой, а Мокумба Зебе подытожил:

– Халеги. Уководитель – Петхов?

– Петров.

–Ха-аоший бой… как это? – муцик!

– Надеюсь.

– Даже не надеись: ха-аоший!

Далее Андрей Ребров принялся за своё устройство в комнате: разобрав содержимое чемодана, повесил, что нужно, в шкаф, что-то сложил в тумбочку, подумав, переложил содержимое с верхней полки на нижнюю, а с нижней – на верхнюю; небольшой запас непортящегося продовольствия – в холодильник.

– Ну, а за знакомство – чуть погодя, – сказал он .

За этими мелкими хлопотами прошло почти три часа, приближалось время обеда. Андрей решил использовать оставшееся для того, чтобы отзвониться – родителям и Ирине Ветровой. Особенно их порадовало, что всё устроилось с жильём. После обеда свежий аспирант снова был у своего куратора, Ивана Петровича Лузина, большого знатока насекомых и педанта. Он порасспросил молодого человека о его начальных научных трудах, пообещал за пару дней просмотреть их в компьютере и определиться с дальнейшей работой. Как раз через два дня и состоялся этот замечательный разговор, резко изменивший размеренное, в общем-то течение жизни аспиранта из Сибирска.

– Вот какое дело, коллега, – с подъемом начал профессор Лузин, – в ряде регионов Африки большую озабоченность вызывают периодические нашествия марокканской саранчи. Вы наслышаны о марокканской саранче, не меньше, понятно, чем и о нашей доморощенной, нестадной. О сибирской кобылке, я имею в виду, исследованием которой вы начинали заниматься. Так вот, наши товарищи из Западной Африки обратились с просьбой о сотрудничестве с ними по борьбе с этим вредителем. Они кое-что узнали о наших новых разработках в этом направлении, и связывают с ними определенные надежды. Как вам известно, марокканская саранча с большим презрением относится к ядохимикатам, моментально вырабатывая иммунитет и химические обработки не дают большого эффекта. Хотя учёные продолжают искать инсектицид-панацею. – Лузин перевёл дух:

– Мы пошли другим путём: сделали ставку на биологические методы борьбы, в частности, на применение клещей, когда обнаружили, что часть из них паразитирует на личинках саранчи. Они погибают. Очень перспективная, обнадеживающая мера борьбы с этим насекомым. Дело теперь за полевыми испытаниями. Но их надо делать на месте, в совершенно естественных условиях.

Лузин помолчал, с сомнением пощёлкал пальцами возле подбородка и продолжал, уже без прежнего воодушевления:

– Надо ехать туда, в Магриб. И вот это мы и хотели поручить вам, коллега. Трудности, конечно, будут, но зато будет и первостатейный материал для диссертации!

Он замолчал, ожидая реакции Реброва и, поскольку тот безмолвствовал, ошарашенный неожиданным предложением, добавил:

– Наши туристы платят серьезные деньги, чтобы побывать в тех краях, вам же это не будет стоить практически ничего: дорога за наш счет, питание и проживание – за счет принимающей стороны. Туда же едет тамошний житель и ваш коллега Мокумба Зебе, вдвоём будет веселей и сподручнее.

– А Олига Хачатрян – он не едет?

– Он не едет.

– Но ведь и у нас на Кавказе тоже есть эта саранча, ему бы и карты в руки.

– У Хачатряна несколько другие интересы – уклончиво отвечал профессор и на лицо его набежала легкая тень. А насчет Кавказа: если мы заведем там клеща, неизвестно ещё, как он там начнёт действовать. Вдруг навалится на пчёл, наподобие варроатозного клеща? Это нам совершенно ни к чему. Да и потом – африканские товарищи просили провести все исследования именно у них – всё-таки не только страны, но и континенты у нас разные. Кстати, насчет пчёл мы имели с ними разговор и параллельно вам придется проследить за состоянием пчёл в зоне действия клеща. Всё это будет под контролем.