Судьбой приказано спастись

Замолчав, Уво просительно посмотрел на Святослава так, как будто хотел ещё что-то добавить, прежде чем умолкнуть навсегда. Святослав, глаза которого стали наконец-то привыкать к неполной уже темноте, стал различать кое-какие его очертания, а потом начал не спеша говорить, надеясь, что «снежный человек» его понимает. Он спокойно и негромко повторял:

– Мама… Никита… Ты говоришь? Я понял, понял. Тебя Никита зовут, и ты хочешь к маме. Что ж, раз ты так очень хочешь, ты можешь теперь спать спокойно. Я все сделаю, как ты просишь.

Вместо ответа Святослав увидел, как губы волосатого человека медленно растянулись, издавая звук выдыхаемого воздуха, который в конце стал таким прерывистым, какой бывает обычно при радостном смехе. Вероятно, в это время Уво радовался – человек понял его. Как будто специально, чтобы Святослав смог это увидеть, от стен грота отразились лучи яркого солнца и на мгновение коснулись лица Уво. Наверное, сама природа, расставаясь с одним из своих сыновей, решила проводить его таким светлым касанием. Затем тело волосатого человека обмякло, и Уво замер, уйдя к своей маме счастливым, потому что выполнил и её наказ – помог «людям молнии и огня». И желание быть рядом и после смерти тоже сбылось.

Глаза Уво закрылись, тело вытянулось, сердце перестало биться. Но в последние мгновения ритм остановившегося человеческого сердца подхватило «дыхание Земли». Уво был мертв для всех, кто оставался в этом мире. Но мать-природа, истинным сыном которой он был, продолжала качать его на своих живых волнах…

– Папа, – осторожно позвал Святослава Кузьма, – а что он хотел?

– Никита хотел, чтобы мы с тобой похоронили его рядом с его мамой, – отозвался Святослав.

– А кто он? – поинтересовался мальчик.

– Сынок, он был хорошим сыном и очень добрым для этого дикого края человеком, – ответил мужчина.

Этот волосатый Никита буквально за несколько последних минут стал для Святослава близким существом. Порой бывает достаточно и нескольких секунд, чтобы почувствовать, что человека, до этого не знакомого, начинаешь считать для себя очень близким. Словно вы давно искали именно его, словно знакомы очень давно, и что уже никогда не сможете забыть друг друга.

– Спи, Никита; и знай теперь, что у тебя есть друзья, – попрощался Святослав с волосатым человеком.

– Да, Кузьма? – вполголоса спросил он сына.

– Да, папа, – ответил Кузьма и приблизился к умершему Никите, чтобы осторожно погладить его волосы на голове и лице. – Я его, папа, совсем и не боюсь, – еле слышно признался мальчик.

– Он, наверное, был в жизни добрым до последних дней своей жизни, и поэтому его не надо бояться, – почти шёпотом согласился Святослав, обняв сына, который в ответ буквально вцепился в него своими ещё слабыми ручонками, радуясь, что он не один сейчас в этой пугающей тишине и безмолвии.

Опечаленный Святослав, подойдя совсем близко к Никите и положив ему руку под голову, склонился над телом и долго глядел на него, стараясь запомнить каждую черточку облика этого, казалось бы, странного, и в то же время ставшего близким ему человека. Опытный глаз художника уловил, что пропорции тела Никиты несколько иные, чем у обычного человека, а именно голова по отношению к туловищу была относительно небольшого размера. Ярко выраженные надбровные дуги и косматые брови придавали его лицу суровый и даже грубоватый вид. Мощный торс, руки и ноги были покрыты густыми, жесткими волосами, за исключением грубой, мозолистой кожи локтей и коленей; могучая и угловатая грудная клетка, побитые и исцарапанные пальцы рук и ног – всё это напоминало образ дикого и злого существа. Но на лице его, как ни странно, было по-детски наивное выражение. Только слегка увеличенные скулы и стёртые зубы, глубокие носогубные складки и мимические морщины между бровей говорили о его далеко не детском возрасте. Одеяние Никиты ограничивалось лишь набедренной повязкой из прочных волчьих шкур, сшитых по-женски умело и аккуратно. Наверняка, повязка была сделана его матерью…

Святослав оказался прав. В своё время, убегая с сыном из дома, женщина успела захватить с собой иголки с нитками. Через какое-то время их жизни в таёжной пещере нитки закончились, а иголки сломались. Тогда она от безысходности вспомнила слова одной хозяйки, у которой когда-то в детстве была служанкой по дому. При отсутствии современных принадлежностей для шитья, вспоминала мама Никиты, хозяйку выручал способ, которым пользовались ещё первобытные люди. Те вместо иголок находили косточки птиц и рыб, где было небольшое ушко, и на камне аккуратно обтачивали их. А вместо ниток они использовали луб – растительный слой между стволом дерева и корой, который можно было ногтями разделить на тоненькие полоски. Затем их клали в воду и несколько раз кипятили вместе с листьями крапивы, что придавало полоскам мягкость и некоторую прочность. Высушив на солнце, эти полоски долго тёрли между ладонями, отчего они становились гибкими, как нитки. Вспомнив про этот древний способ, мама Никиты воспользовалась им и самостоятельно изготавливала нитки и иголки.

Крапивную воду, оставшуюся после кипячения лубяных полосок, она никогда не выливала, а часто и отдельно готовила. Её она давала пить маленькому Никите как оздоровительное средство, которое помогало дольше сохранять теплоту тела в организме.

Часто она давала сыну мёд диких пчёл, который они вдвоём любили добывать в дуплах деревьев. Один из таких случаев добывания, который навсегда отбил у него вкус к мёду, Никита запомнил надолго. Во время одной вылазки на него напал пчелиный рой, от укусов распухло почти всё тело. Тогда мама, всерьез испугавшись, долго выхаживала сына народными средствами, а также целебными водами их пещеры. С тех пор Никита всегда обходил пчёл, как говорится, за семь верст, а к мёду никогда больше не притрагивался.

Закончив внимательно разглядывать Никиту и навсегда запечатлев в памяти его образ, Святослав на время закрыл глаза, как бы уложив эту картину на «творческую полочку», чтобы к нему всегда можно было вернуться. Мужчина твёрдо решил, что когда-нибудь нарисует этого человека вместе с его мамой. Он живо представил себе этот семейный портрет. Этому желанию способствовало и поразившее душу художника столь трепетное и нежное отношение к матери существа, живущего в таких диких и опасных краях, где суровое окружение легко могло любого человека сделать грубым.

Роднили Святослава с Никитой и найденные в гроте бюсты. Сам неплохой художник, он, увидев скульптуры Никиты, был по-настоящему восхищён. Его поразила необычайная живость скульптур, которые как будто воскрешали женщину. Это было настолько живое воплощение образа, что Святослав был даже отчасти напуган. Для себя уяснил одно: существо, лишенное способности мыслить, вряд ли смогло бы под землей, в полутьме, на ощупь вылепить человека, как живого, если не было бы наделено даром свыше.

Вернувшись от раздумий к реальности, Святослав подошёл к Кузьме и в очередной раз заметил, что даже в такой печальной ситуации не теряет присутствия духа и свойственного тему хорошего настроения. Понимая состояние своего отца и осознавая призрачность спасения, сын сочувствовал ему всей душой, но даже и в такой ситуации с его лица не сходила врождённая приятная и добрая улыбка, озарявшая тьму пещеры не хуже солнечных лучей. Так было всегда – даже тогда, когда было трудно, Кузьма всё выносил молча, воспринимая окружающий мир с постоянной красивой улыбкой. Такая его улыбка – не просто выражение радости. С помощью её и взгляда он находил взаимопонимание не только со своим отцом, но и, вероятно, со всеми обитателями тайги. Когда он оказывался один на один с таёжным зверем, то в его глазах не плескался страх, а, наоборот, на лице появлялась улыбка. Это обескураживало обитателей тайги, и они часто, может быть, просто жалея этого маленького смельчака, отходили прочь…

Отец и сын сидели рядом в полумраке пещеры. Святослав, думая об усопшем, решил похоронить его по-человечески. Но для того, чтобы вырыть могилу, подумал он, нужна лопата. И только вот в этот момент он осознал, что они с Кузьмой находятся под землёй, неизвестно где. Как, через какие щели или двери они сюда попали, и где выход? Он обязательно должен быть, но как его найти в этой темноте? Не найдя ответа на свой вопрос, он вдруг получил его от сына.

– Папа, там шум! – сказал Кузьма, протягивая ручку в сторону другой части грота.

Святослав прислушался и радостно засмеялся – с указанной стороны действительно доносился какой-то невнятный, на пределе слышимости, рокот. Он воскликнул:

– Давай тогда скорей пойдём в ту сторону! Только ты ползи впереди меня, потому что ты лучше меня слышишь, да и потому ещё, что так я тебя не потеряю. Так что, сын, давай, веди меня, ползи первым, – обратился мужчина к малышу.

И они поползли. В темноте всё кажется одинаковым, и их частенько заносило то в одну, то в другую сторону. Часто попадались преграды из камней и скользкие перегородки. Ползти приходилось на коленях, и вскоре они стерлись до крови и стали сильно болеть. Мужчина окликнул Кузьму, призывая остановиться, чтобы немного отдохнуть и привести себя в порядок. Сняв напряжение и набравшись сил, они стали лучше ориентироваться и понимать, откуда доносился звук. Стало понятно, что это был шум падающей воды, и он становился всё ближе. Отец и сын с удвоенной энергией поползли в его сторону. Ползли молча, экономя силы, и только по учащённому и громкому дыханию можно было судить, сколь труден был их путь. И, наконец-то, пройдя тесный туннель и свернув чуть в сторону, они оказались в светлом закоулке подземелья. Вдали забрезжил чуть заметный дневной свет, в сторону которого они и направились. Он становился все ярче и ярче, и скоро стал больно резать глаза, ещё не отошедшие от мрака пещеры.

Святослав по своему опыту знал, что быстрый переход к яркому свету после очень долгого пребывания в темноте, может легко испортить зрение, а при взгляде на солнце можно даже ослепнуть. Окрикнув Кузьму, он велел ему прикрыть глаза рукой и смотреть на свет только через щёлочку между пальцами, объяснив, для чего это нужно. Этот практический урок Кузьма с того случая усвоил раз и навсегда. Позже, когда они с медвежонком тоже оказывались в такой ситуации, мальчик закрывал Кисе глаза, объясняя на «зверином» языке, зачем он это делает. В ответ на этот такой запрет медвежонок недовольно рычал, но затем прекращал сопротивляться. Ему казалось, что друг, из-за уважения к нему, таким шутливым способом приучает его к трудностям жизни.

Выбравшись из пещеры, они оказались у водопада и, встав на ноги, с удивлением посмотрели друг на друга, как бы спрашивая: «А теперь куда? Идти под воду? А вдруг там обрыв?»

Осмыслив сложившуюся ситуацию, Святослав понял, что другого пути нет. Перекрестившись, он взял ребёнка на руки, крепко прижав его к груди, и, прокричав: «Будь, что будет!», быстро шагнул под рокочущие струи водопада. Огромная масса воды, обрушившаяся ему на плечи, была так тяжела, что он еле устоял на своих ослабленных от ран и ссадин ногах.

Несколько мгновений терпения… и в награду за это – простор! Перед ним открылись радующие взгляд виды загадочной тайги: бегущая вниз бурная река, уходящие вдаль покрытые лесом крутые берега.

– Ура! Папа, мы выбрались! – воскликнул Кузьма с сияющими от радости глазами.

– Да, сынок, – ответил с восторгом Святослав, и, оглянувшись назад, поразился высоте и мощи водопада. А спустя несколько минут он, держа Кузьму на руках и крепко прижимая его к себе, поднимался на берег,

– То, что мы вышли из пещеры – это, конечно, хорошо, сыночек, – подумал вслух Святослав, – но в какую сторону нам с тобой теперь идти? Нам на холоде нельзя мокрыми долго стоять. Нужно скорее к нашему домику, а уж там согреемся. Как ты думаешь, Кузьма, куда пойдём? – бодро спросил отец у сына.

– А что здесь думать много, папа. Пойдём прямо, – предложил гордо малыш, почувствовавший радость от того, что папа с ним советуется, как с равным.

– Это в какую же сторону прямо? – попытался пошутить Святослав.

– Куда глаза смотрят, – ответил мальчик и тоже шутливо улыбнулся своему папе.

– Раз ты так глаголишь, то будь по-твоему, – отчеканил Святослав и аккуратно поставил Кузьму на землю. Взявшись за руки, они с оптимизмом направились куда глаза глядят, изредка поглядывая друг на друга, улыбаясь и иногда подмигивая кивком головы друг другу в знак понимания, что, мол, одна голова хорошо, а две ещё лучше.

Глава 9

Две беды

Так они прошли примерно с километр, и тут на смену зрению пришло обоняние – Святослав принюхался, и ему показалось, что порывы ветра доносят запах гари. Что и как далеко от них загорелось? Мужчину пронзила мысль: не дай бог, что-то случилось с нашим домиком! Испугавшись этого предположения, он в снова взял сына на руки и поспешил в ту сторону, откуда тянуло дымом. На ходу он благодарил судьбу и приютившего их Никиту – без его старательных и до смешного странных лечебных процедур они с Кузьмой не чувствовали бы себя сейчас, как заново родившиеся. К этому моменту боли на теле почти совсем утихли… Неужели всё это произошло из-за воды и какой-то грязи, которыми их измазал Никита?

Он улыбнулся этим своим мыслям, но тут же, вспомнив про последние минуты жизни Никиты, неожиданно резко остановился. Встревоженный Кузьма обернулся на Святослава:

– Папа, ты чего встал?

В ответ мужчина, словно предчувствуя неладное, без утайки ответил:

– Кузьма, что-то у меня на душе неспокойно. Чую я, что скоро мы вернёмся обратно к этому водопаду. Поэтому хорошо запоминай дорогу. Нужно обязательно взять с собой лопату, фонарь, одежду и еду. Никиту с его мамой по-человечески надо будет похоронить. Чувствую, что жить нам у него в гостях придётся долго. Зима-то не за горами, а нынче она, по всем приметам, будет холодной, – небезосновательно вынес свой вердикт Святослав и, ожидая согласия Кузьмы, спросил:

– Ты там хочешь жить?

– Да, – оправдывая ожидания отца, ответил малыш, подозрительно глядя на него. Поняв состояние сына, Святослав постарался спокойно ответить на его удивлённый взгляд:

– Я не только ощущаю, я словно вижу, что с домиком и Фёдором что-то не то. Нам надо торопиться.

Запах дыма тем временем становился всё более плотным и едким – значит, идти осталось недолго.

Обеспокоенный мужчина машинально прибавил скорость, но в это время Кузьма неожиданно спрыгнул с его рук и, сорвавшись с места, резко отбежал от него.

– Ты куда? – испуганно крикнул отец.

– Папа, смотри – Киса, – прокричал малыш и бросился навстречу несущемуся к нему медвежонку.

А Святослав ясно осознал, что его тревога не была напрасной: дым, в действительности шёл со стороны поляны, где находился их домик. Он бегом бросился туда. За ним, не мешкая, побежали Кузьма с медвежонком.

Не зря говорится, что беда никогда не приходит одна. С ходу Святослав почти влетел в двери, но в последний миг остановился, увидев страшную картину. В дымившемся домике на мокром полу лежал полуобгоревший Фёдор. Одного взгляда хватило, чтобы понять – дело плохо. Фёдор уходил…

– Не оставляй нас, Фёдор! – взмолился Святослав, – и не вини меня, что не встретил тебя! Я не мог быть здесь. С нами тоже случилась беда. Мы все это время были в пещере.

– Свят… Домик, наверное, загорелся от шаровой молнии, – Федор был в сознании, но говорил с большим трудом. – Видно, это мне за грехи мои… За раннее увлечение охотой. Как жаль, что умру скоро. Я там Кузьме одежду на вырост привёз и кое-что из провизии. Береги сына… Он у тебя смышлёный малый. Вы с ним, как одна семья… Ну что, Свят… с лешим виделся? Не обижайся, это я шучу.

– Фёдор, а он, и правда, есть. У него мы и были. Только он не леший, а… – не сумев подобрать нужного слова, Святослав взволнованно замолчал.

– Выходит, правда, что о нём люди говорили, – тяжело дыша, проговорил Фёдор.

– Он нас с Кузьмой от волков уберёг. Если бы не он…

– Значит, повезло вам. Ну, прощай, Святослав… и ты, Кузьма, прощай. Слушайся папу и меня не забывай, грешного… дядю Федю.

И постаравшись подмигнуть им в знак дружбы, он безвольно опустил голову и с улыбкой на устах умер. С трудом верилось, что этот почти полностью обгоревший человек смог так долго протянуть, дождаться друзей, а после с таким достоинством и даже с юмором попрощался с ними.

Потеря такого человека для Святослава была слишком тяжёлой и, уже не сдерживая чувств, он без стеснения разрыдался над телом Фёдора. Стоявший рядом мальчик не выдержал и, прижавшись к Святославу, тоже заплакал.

– Сынок, за что нам с тобой такая участь? Почему у нас тобой так всё в жизни происходит? Опять нас с тобой оставили, – простонал отец, – снова мы одни.

Крепко прижав Кузьму к себе, Святослав довольно долго просто молча сидел. Наконец, встал, накрыл тело Фёдора своей курткой и, начал осматриваться. Его внимание привлекли сразу два обстоятельства произошедшего, которые Святослав пока не мог себе объяснить. Во-первых, сгоревшим дотла был, как ни странно, только потолок, и именно над тем местом, где на полу лежал пострадавший Фёдор. Стены же и пол избушки были только опалены огнём и лишь слегка дымились. В таком же состоянии находилась и распахнутая настежь дверь. От осенней непогоды дерево избушки было сырым, что, видимо, и не дало распространиться пламени.

Второе, на что он обратил внимание – еда, обувь, одежда, то есть почти весь скарб, были на улице. Поразило его и разбитое окно, которое тоже было настежь открытым, а под ним на земле в беспорядке валялись многочисленные вещи.

Святослав заметил и стоящий рядом с топчаном табурет, который, к его удивлению, тоже почти был не тронут огнём. А вот мокрый топчан, почему-то дымился, пуская медленные струи четко вверх. Глядя на это, Святославу пришла мысль, что в избушке и в момент пожара, и сейчас не было никакого движения воздуха.

Он долго сидел в задумчивости, пытаясь найти в калейдоскопе мыслей и воспоминаний сколь-нибудь внятное объяснение произошедшему. Как ни странно, ему почему-то вспомнились детские годы, когда однажды днём он сидел дома с матерью. На улице была весна, по тучам было видно, что собирается дождь. Маленький тогда Святослав, поглядел на маму и хотел спросить, скоро ли он прольётся, но вдруг заметил в глазах своей матери испуг. Он посмотрел туда, куда глядела она, и тоже очень испугался. Через форточку в дом неожиданно вплыл небольшой искрящийся шар и стал, словно призрак, метаться по комнате. Обнявшись от испуга, мать и сын сидели, чуть дыша, глядя на это явление. Спустя минуту шар, приблизившись к розетке, так же внезапно, как и появился, втянулся в розетку, приняв форму длинной проволоки.

На следующий день, придя в школу, Святослав спросил у своего преподавателя, откуда приходят такие огненные шарики. Учитель ответил, что это явление природы называется «шаровая молния», но, к сожалению, его физическую суть ученые пока не могут объяснить. Есть только предположения, что это – электрические разряды, которые под воздействием магнитного поля собираются в плазменный шар. Каждый из разрядов ищет выход своей энергии, посылая разнонаправленные импульсы, поэтому движение шаровой молнии хаотично и непредсказуемо. Она может, вытягиваясь, проникать в любые щели. Если же в помещении есть испускающий энергию предмет или прибор, например, работающая электросеть или раскалённая печь, то такие молнии могут и взрываться, выплескивая огромную тепловую энергию, что, чаще всего, вызывает пожар.

Вспоминая объяснения преподавателя о шаровой молнии и сопоставляя с предсмертными словами Фёдора, Святослав, чтобы проверить появившуюся мысль, подошёл к печи. Она была горячей – видимо, по приезде Фёдор её затопил. Святослав попытался мысленно восстановить картину трагедии, вспоминая слова преподавателя. Тот говорил, что осенью шаровые молнии – явление редкое, но все же иногда случается. Как ни странно, они и зимой могут появляться. «Все тайны природы человеку познать невозможно», – сказал когда-то учитель физики.

Святослав стал раздумывать вслух, и это, как ни странно, помогало ему прийти в себя. «Наверное, в домике было тепло, вот молнии и захотели залететь сюда, – рассуждал он. – Если бы печь не была затоплена, то «шарик» сразу вышел бы наружу через задвижку, но так как печь, вероятно, сильно топилась, то от её накалённого металла молния и взорвалась под потолком, и он начал гореть. А Фёдор, видя всё это и напугавшись, что скоро загорится весь дом, и что все вещи в нём тоже сгорят, подумал о нас с Кузьмой и стал быстро всё выбрасывать на улицу. Потом, наверное, горящие бревна с потолка упали прямо на него, отчего Фёдор потерял тут же сознание, и огонь сразу переметнулся на одежду и далее – на стены. В это время, скорее всего, начался сильный дождь со снегом, который просто валил с неба и сбивал пламя. А так как до дождя ветра на улице, видимо, не было, то не было и никакого «поддувала», и огонь от потолка шёл прямо вверх. С началом дождя стены вмиг потухли и стали дымится, намок и пол. От воды то, наверное, Фёдор и пришёл в себя».

Мужчина еще долго стоял бы в раздумьях, если бы подошедший Кузьма, словно чувствуя состояние Святослава, не прижался своими ручонками к дорогому ему человеку.

– Сынок, никогда не забывай дядю Фёдора. Он любил тебя, как своего внука, – горько, но в то же время веско сказал Святослав. – Дядя Фёдор боялся, что ты останешься на зиму без одежды и еды. Он знал, что для тебя, ребёнка, в суровой тайге, в холода, без всего этого – верная смерть и поэтому погиб, сумев сохранить для нас всё самое необходимое. А домик мы поправим.

– Да, папа, не забуду. Он очень хороший был, – тихо произнёс малыш.

Наблюдавший за этой сценой медвежонок вразвалочку подошёл к Кузьме и, ласкаясь, ткнулся мордочкой ему в ладонь, а затем боднул лобастой головой колени Святослава. Зверь мало что понимал в горе людей, но чувствовал, что им сейчас нужна поддержка.

– Киса, дорогой ты наш, хоть ты не оставляй нас с Кузьмой, – погладил медвежонка Святослав.

Тот, словно поняв слова человека, поднял мордочку к небу и протяжно заревел. Вслед за ним этот рёв подхватил и Кузьма, который за время их дружбы хорошо научился копировать звериные звуки.

Три существа, по воле судьбы обречённых жить вместе, стояли среди таёжной глуши и каждый по-своему предавались чувствам от отчаяния и душевного одиночества. Двое стонали по-медвежьи, а третий с трудом сдерживал рыдания, боясь напугать своими слезами Кузьму. Сейчас эти трое особенно хорошо понимали друг друга. Так случилось, что Кузьма потерял маму в авиакатастрофе, мать медвежонка погибла, придавленная тяжёлым деревом, а Святослав навсегда попрощался с Фёдором, оставшись без друга.

Очень тяготила его и смерть Никиты. Странно, но за то совсем короткое время, что он провёл с этим «снежным человеком», Святослав успел почувствовать в нём родственную душу, каким-то образом понял и близко к сердцу принял его одиночество и его страдания. Роднило их и то, что пещерный житель, как и он сам, был художником – существом, обладающим потребностью творить, – Святослав это понял, подержав в руках созданные тем скульптуры.

Мужчина снова почувствовал себя обделённым. Это состояние началось тогда, когда ему остро стало не хватать материнской любви. «За что?», – по-прежнему задавал он себе этот постоянно его мучающий вопрос. Почему его родная мать, которую он так любил, которой всегда нежно и искренне помогал, за которой бережно ухаживал во время её болезни, в одночасье предала его, растоптав душу и сделав изгоем? Ведь именно тогда и был дан старт его мучениям и тяжёлым потерям.

В этот трудный для себя час трое таёжных жителей, оставленных один на один с судьбой, понимали, насколько они сейчас нужны друг другу. И плач, который сейчас раздавался в сгоревшем домике, звучал, словно клятва верности и обещание выносить все невзгоды вместе, чтобы не погибнуть поодиночке.

Пока Кузьма и Киса возились у покинутого домика, Святослав похоронил Фёдора. У края могильного холмика он вкопал скамеечку, и, сев на неё, завел с покойным другом душевный разговор. Он действительно открывал Фёдору душу, но не жаловался, не ждал сочувствия, а искал у друга понимания.

Краем глаза мужчина, конечно, следил за тем, чтобы сын с медвежонком не убежали в лес. Наблюдая за тем, как они резвятся, он невольно улыбнулся. Беззаботная детская пора – самая счастливая пора в жизни любого человека. Он и сам был бы не прочь стать снова ребёнком и просто наслаждаться тем, что есть рядом любимый папа, есть надежный и верный друг.

И этой детской непосредственности совсем не мешает то, что рядом в могиле лежит человек, которому тоже присущи были земные желания и радости, но которому теперь уже неведомыми стали земные заботы и радости. Всё ушло в небытие…

Как часто от пожилых людей нам приходится слышать, что, мол, скоро отмучаюсь, и заберёт меня, наконец-то, Господь под своё крылышко. Такие мысли о покое и радости всегда нравились Святославу, он любил в них погружаться, но сейчас у него были другие заботы.