Заговор астрономов
– Не прошло и трёх часов, как ты всё же соизволил прийти…, – не то осуждая, не то удивляясь, усмехнулась она.
– Быстрее не получилось, – имитируя одышку и утирая со лба несуществующий пот, смущённо пробормотал мужчина.– Пойдем на поле…
Он словно буксир снова поплыл по невероятно высокой траве с солнечно-жёлтыми ромашками и небесно-синими васильками, оставляя за собой глубокий кильватерный след. Лена оделась, отряхнула налипший на костюм сор и послушно пошла по примятому Сашей разнотравью. Обогнув еловые посадки и переправившись по скользким округлым валунам через ручей, они вышли на старую проселочную дорогу, проходящую по краю заброшенного совхозного поля. С минуту мужчина стоял неподвижно, словно к чему-то прислушиваясь, потом повернул направо и медленно пошёл по обочине дороги, внимательно всматриваясь в придорожную пыль. Лена молча последовала за своим проводником. Пройдя с километр, тот развернулся и не спеша побрёл обратно по другой обочине. Наконец, почти возвратившись к переправе, Саша остановился, присел на корточки и, достав перочинный ножик, что-то выковырнул из земли. Женщина подошла и присела рядом с ним. В пыли лежал черный камень величиной с человеческий кулак. Он был похож на кусок оплавленного антрацита с тонкими серебристыми прожилками.
– А можно его поближе посмотреть? – тоном прилежной и любознательной ученицы спросила Лена.
Саша молча кивнул головой. Женщина подняла метеорит и тут же стала перебрасывать его с ладони на ладонь, словно вынутую из костра печеную картофелину.
– Какой горячий камень! – воскликнула Лена, не удержав метеорит в руках и выронив его на дорогу.
– Это действительно горячий камень, – многозначительно подтвердил Саша.– «Кто закатит меня на эту гору и там разобьет, тот начнёт жизнь заново»… Знать бы ещё, где находится эта гора.
Уловив недоуменный взгляд своей спутницы, он пояснил:
– Сказка такая есть у Аркадия Гайдара – называется «Горячий камень». В начальной школе проходили, не помнишь?
– Нет, не помню, – честно призналась Лена.– А про что она?
– Про одного старого дурака, который от новой жизни отказался. Глупая сказка…
Саша достал из кармана старенькую полотняную сумку, закатил в неё ножиком метеорит и быстро зашагал по тропинке к ручью.
– А почему этот метеорит до сих пор не остыл? – спросила Лена, когда они вошли в лес.
– Придет время – остынет, – ломким, как утренний осенний лёд, голосом ответил Саша.– Они всегда такие.
– А у тебя их много?
– Этот – шестой.
– Я где-то читала, что во всём мире год находят не больше сотни метеоритов.
– Их не находят потому, что не ищут и не смотрят в небо.
– Как это не смотрят? – удивилась Лена.– В мире сотни обсерваторий, тысячи астрономов, спутники наблюдения, космические станции. Куда же они все, по-твоему, смотрят?
– Я тоже когда-то думал, что ближайший космос у нас как на ладони, – усмехнулся Саша.– С пятого класса, начитавшись фантастики, я буквально заболел космическими пришельцами и повсюду видел их следы. Изучив море всякого науч-попа и посмотрев фильм «Воспоминания о будущем», я был стопудово уверен в том, что Стоунхендж и пирамиды построены инопланетянами, нимбы богов являются шлемами их скафандров, линии Наска взлетной полосой для космических кораблей, а Тунгусский метеорит – это взорвавшийся звездолёт. Я прочитал в библиотеке все подшивки журналов «Вокруг света» и «Наука и жизнь». В них иногда публиковались статьи о летающих тарелках и других странных объектах с фотографиями и свидетельствами очевидцев. Но особенно меня интересовали комментарии ученых сводивших все эти факты к простым оптическим и звуковым эффектам. Упорство, с которым они отрицали неоспоримые для меня факты, наталкивало на мысль о каком-то всепланетном научном заговоре. Астрономы, физики и космонавты в один голос утверждали, что никогда не видели в космосе ничего необычного. Этому я тогда поверить не мог. Я решил, что им просто запрещено рассказывать о пришельцах и НЛО, что они связаны какой-то клятвой о неразглашении увиденного. Мне требовалось самому заглянуть в космос. И однажды я наткнулся в «Юном технике» на статью о самодельном телескопе. Все оказалось очень просто: требовались только две линзы от очков и увеличительное стекло. Сделав свой первый телескоп, я летом вместе со своим другом просиживал в мансарде ночи напролет, разглядывая звезды. Мы быстро поняли, что никакой телескоп не поможет нам обнаружить звездолеты инопланетян, но зато у меня на всю жизнь остался подлинный интерес к астрономии, а мой друг стал известным астрологом. А однажды в августе, в тот день мне исполнилось тринадцать лет, я увидел свой первый метеорит. Сначала я тоже подумал: «Какая странная падающая звезда», – и только когда она исчезла за лесом, я понял что это и есть настоящий космический пришелец. Мне почему-то сразу стало ясно, где он упал, и я три дня проходил по краю этого поля, прежде чем нашел бурый камень похожий на рубило первобытного человека.
– А может, это и было рубило? – скептически спросила Лена.
– Нет, это был метеорит. Даже через три дня после падения он был такой горячий, что мне пришлось нести его домой в рубашке.
– Этого не может быть, – возразила женщина.– Никакой камень – даже метеорит – не может хранить столько тепла.
– Но, тем не менее, это – факт, – Саша помахал в воздухе потёртой холщевой сумочкой с загадочной находкой.– Не веришь? Ещё раз потрогай!
– Это какая-то аномалия.
– Когда аномалия повторяется шесть раз подряд, она превращается в закономерность. Вот этот метеорит – шестой. Он нам все и докажет, – Саша заглянул в сумку, словно желая убедиться, что его находка никуда не исчезла.
– Бред какой-то, – недоуменно пробормотала Лена.– Заговор астрономов, сказка Гайдара и горячие метеориты. Ты до сих пор в плену каких-то подростковых фантазий.
– Знаешь, от теории заговора я отказался еще в ту ночь, когда увидел первую падающую звезду, – спокойно возразил Саша.– Я подумал, что пришельцы могут приходить и уходить абсолютно невидимыми. У них свой мир, свои законы и даже обычный метеорит может на самом деле оказаться космическим кораблем. А все эти гуманоиды в летающих тарелках, на самом деле, не избыток человеческой фантазии, а, наоборот, ее недостаток.
Лена сочувственно покивала головой. Саше показалось, что сейчас она покрутит пальцем у виска, как делала его бабка, когда дед начинал нести какую-нибудь ересь.
– Я совсем не собираюсь доказывать, что метеориты являются звездолётами инопланетян, – продолжил он неожиданно оправдывающимся тоном.– Тут дело в другом. Эти метеориты – messages…
Тут у Лены зазвонил телефон и она, чуть отвернувшись в сторону, раскрыла трубку. Ей было явно неудобно, что Саша её слышит и, замедлив шаг, она заговорила отрывисто и односложно.
– Слушаю… Да… Да… Очень хорошо… Через три часа устаивает?…Адрес у меня есть… Хорошо, обсудим это при встрече.
Оставшийся путь до выходящей в лес калитки Лениной дачи они прошли молча. Сразу за калиткой в центре небольшой лужайки, густо заросшей одуванчиками, стояла покосившаяся деревянная беседка с поросшей мхом крышей.
– Надо же, беседка всё ещё стоит, – удивленно присвистнул Саша.– Совсем как тридцать лет назад.
– Да, – подтвердила Лена.– У меня такое ощущение, что Линдэ никогда не переходил через ручей. На той стороне он сломал и перестроил всё, а здесь абсолютно ничего не тронул.
Саша посмотрел на покосившийся забор, увитый плющом и совершенно непроходимый дикий вишенник.
– Странно. А ты видела Линдэ?
– Нет, – жёстко ответила Лена.– И у меня нет ни малейшего желания его видеть. Я общалась исключительно с его женой.
Слегка нагнув головы и прикрывая руками лица от вольготно разросшихся во все стороны острых вишнёвых веток, они узкой тропинкой вышли к ручью и остановились на стильном горбатом мостике.
– Ты сегодня в город поедешь? – спросил Саша.
– Поеду.
– Меня подбросишь?
– Без проблем. Приходи через час, – Лена облокотилась на перила и, наклонив голову, стала рассматривать медленно шевелящиеся на дне ручья мохнатые связки водорослей и ловко скользящих над ними пауков-водомерок.
***
Несмотря на дневное время, движение на узком старом шоссе было плотное. Компактный белый внедорожник с трудом втиснулся в бесконечную вереницу машин и медленно пополз к городу.
– Не могу привыкнуть к такому жёсткому трафику, – разочарованно произнесла Лена. – Раньше – двадцать минут и ты в Москве, а теперь можно и за час не добраться.
– Опаздываешь?
– Нет, я теперь всегда выезжаю с запасом.
– А ты надолго приехала? – с напускным безразличием спросил Саша.
– Через десять дней улетаю.
– А зачем тогда дачу купила? – удивился мужчина.– Для родителей?
– Нет. Они об этом ещё ничего не знают. Просто я обещала Ольге Константиновне когда-нибудь забрать её дачу у Линдэ, вот и забрала, – ответила Лена так, словно речь шла о когда-то потерянной и вновь найденной безделушке, не имеющей никакой реальной цены, но невероятно дорогой как память.– Она ведь и умерла из-за этой дачи. Тогда очень некрасивая история получилась. Через две недели после продажи Линдэ пришел на московскую квартиру Муромской и заявил, что его обманули. Что дом насквозь гнилой и ему придется всё перестраивать. Он потребовал вернуть ему двадцать тысяч, но вовсе не деньги сыграли в смерти Муромской свою роковую роль. Самое страшное было то, что Линдэ ругался при Ольге Константиновне матом и был одет в похожий на тельняшку белый джемпер с тёмными полосками. Первый муж Муромской был морской офицер, и в феврале семнадцатого года его на глазах жены буквально растоптали взбунтовавшиеся матросы. С тех пор её буквально начинало трясти, если она слышала мат или видела матроса в тельняшке и бескозырке. Ольга Константиновна швырнула Линдэ под ноги две пачки сотенных и велела убираться, а на следующее утро у неё начался какой-то навязчивый бред. Она решила, что Линдэ – один из тех матросов, которые убили её мужа, даже фамилию его называла. Целыми днями Муромская ходила по квартире, хватала мою маму за руки и повторяла: «Заберите у него дачу, я узнала его – это Ветров. Он убил моего мужа, а теперь пришел за мной. Заберите у него дачу, я не хочу, чтобы он там жил». А когда заходила я, она отводила меня в свою спальню, усаживала на кровать и, глядя в глаза, вполне осознанно просила: «Леночка, ты такая умница, у тебя прекрасное будущее, обещай мне забрать у Ветрова дачу. Ты сможешь это сделать, я знаю. Обещаешь?» Мне становилось страшно, я согласно кивала головой и убегала. А в конце лета Ольгу Константиновну забрали в больницу с инсультом, и оттуда она уже не вернулась. И вот, двадцать пять лет спустя, я, наконец, выполнила обещание, и её дом будет теперь и моим домом.
– Значит, права была моя бабушка, – удрученно произнес Саша.– Она сразу сказала, что Линдэ обманет Ольгу Константиновну. Только он не просто обманул Муромскую, он её еще и убил.
– Верно. Но мне кажется, счастья ему это не принесло, – отозвалась Лена.
Оставшийся путь до Москвы они проехали молча – каждый задумался о своем. Когда до ближайшей станции метро осталось не больше квартала, Саша попросил остановиться.
– Спасибо, я уже приехал, – быстро попрощался он и, выйдя из машины, направился прямо через широкий газон к небольшому павильону с вывеской «Сувениры».
Лена проводила его долгим взглядом, посмотрела на часы и, резко тронувшись с места, стала перестраиваться в левый ряд. Саша, войдя в магазинчик, не глядя на витрины, сразу же обратился к скучающей продавщице:
– Скажите, пожалуйста, у вас есть чёрные шкатулки?
Глава 4. Вторник
Мелкий нудный дождь зарядил ещё с ночи. Саша пил в мансарде чай и лениво перелистывал запылённую подшивку журналов «Вокруг света», когда внизу хлопнула входная дверь, и раздался бодрый голос Лены.
– Ау, хозяин, ты где?
Саша промолчал. По мягко поскрипывающим ступеням старой лестницы Лена поднялась в обсерваторию.
– Привет, почему молчим? – спросила она, снимая на пороге мокрый дождевик и заляпанные грязью кроссовки.
– Привет, привет, – угрюмо ответил Саша, отложив, наконец, старые журналы в сторону.– Утренняя пробежка?
– Ага…
– И охота тебе бегать в такую погоду?
– Неохота, – честно призналась Лена, – Но надо всегда держать себя в тоусе.
– Понятно, – сочувственно кивнул головой мужчина.– Что-то ты сегодня припозднилась с пробежкой. Уже почти полдень.
– Дела. Поздно вернулась – поздно проснулась, – уклончиво ответила гостья и, подойдя к комоду, стала разглядывать позолоченные каминные часы в виде старинного замка.– Красивая вещь.
– Трофейные, от деда остались. Швейцария, девятнадцатый век.
В это время минутная стрелка накрыла собой часовую, и дом наполнился четко отрепетированным перезвоном разнообразных хронометров.
– Ticking away the moments that make up dull day, – вкрадчивым речитативом напела Лена.– «Пинк Флойд», вступление в композицию «Время». Альбом «Тёмная сторона Луны», семьдесят третий год. Верно?
– Абсолютно, – польщённо улыбнулся Саша.– Похоже получилось?
– Не хватает метронома и барабанов, – словно профессиональный музыкант резюмировала Лена и отстучала ладонями недостающий ритм прямо на пыльной столешнице массивного дубового комода.
А потом, немного помолчав, добавила:
– У меня есть к тебе коммерческое предложение.
– Выкладывай, – кисло произнес Саша, не ожидая от предложения своей деловитой соседки ничего хорошего.
– У тебя осталась мебель Ольги Константиновны?
– Кое-что осталось, – неопределённо ответил мужчина.
– Продай её мне.
– Да я её тебе даром отдам, – облегчённо вздохнул Саша.– Но только сам ничего переносить не буду.
Он невольно вздрогнул, вспомнив неподъемные шифоньеры Муромской.
– Слишком дорогой подарок, – Лена оценивающе посмотрела на собеседника.– Тебе не нужны деньги?
– Нет, – твердо ответил Саша, – Я ведь за эту мебель тоже ни копейки не заплатил.
– А на что, если не секрет, в наше время существуют безработные астрономы-любители? – иронично поинтересовалась Лена.
– Знаешь, если покупка старой рухляди – это скрытая форма благотворительности, то я в ней не нуждаюсь, – уязвлённо ответил мужчина.– У меня в Москве есть две квартиры – моя и дедова. Я их сдаю, и денег мне вполне хватает. Можешь считать меня этаким современным рантье.
– Сильно сказано – современный рантье, – снисходительно улыбнулась Лена, стирая пыль с комода рукавом спортивной куртки.– Так что же из мебели я могу забрать?
– Всё, кроме того, что находится в этом доме.
Лицо у женщины недоуменно вытянулось.
– Да ты не волнуйся, у меня этого добра, грубо говоря, целых три «шанхайчика», – успокоил её Саша, доставая из комода увесистую связку старых ключей.– Пойдем, покажу.
Дождь к этому времени превратился в противную невесомую морось, зависшую между промокшей землей и похожим на натяжной потолок стылым глянцево-серым небом.
– А зачем тебе мебель, если ты здесь жить не собираешься? – спросил Саша, подбирая ключ к ржавому амбарному замку, висящему на массивной, сколоченной из крупных половых досок двери сарая.
– Почему же не собираюсь? – удивилась Лена.– Я думаю к Новому году переехать в этот дом насовсем.
– Ты ничего не говорила об этом.
– Говорила, только ты не расслышал.
Саша недоуменно пожал плечами.
– Не боишься возвращаться?
– А что в этом страшного?
– У нас, ведь, в России всё по-прежнему: гнут – не парят, а ломают – не жалеют.
– Америка, знаешь, тоже не рафинад, – уклончиво ответила Лена.– Зато здесь у меня, наконец, будет собственный дом, семья, дети.
При этих словах Сашино лицо удивленно вытянулось.
– У тебя, что же, в Штатах ничего нет?
– Только маленькая лаборатория. Всё остальное принадлежит мужу, а с ним я развожусь и поэтому уже полгода живу в гостинице, – печально усмехнулась женщина.– Детей у нас нет.
– И теперь ты хочешь найти русского мужа?
– Да. А что в этом необычного?
– Ничего, – пожал плечами Саша, – на мой взгляд, довольно оригинальная идея. У нас все женщины мечтают выйти замуж за иностранца, а ты наоборот.
– А я не такая как все, – твёрдо отчеканила Лена и сбросив с головы капюшон, вызывающе встряхнула огненно-рыжими волосами.
– Смотри не ошибись. Считается, что в России нормальных мужиков уже не осталось.
– А я не хочу мужика. Я хочу мужчину.
– С мужчинами дела обстоят ещё сложнее.
– Ничего, меня трудности не пугают.
– Удачи тебе… – скептически усмехнулся Саша.
Старый замок, пронзительно взвизгнув, наконец, поддался, и тяжелая перекошенная дверь медленно распахнулась. На земляном полу дровяного сарая, густо устланном подгнившими щепками, в два яруса стояла мебель Муромской.
– Дааа, условия хранения у тебя далеко не музейные, – опечаленно протянула Лена, разглядывая резных грифонов с отбитыми клювами, украшающих ореховый секретер.– Придется всё отдавать в реставрацию.
Она хотела пробраться вглубь сарая, но тут в дальнем тёмном углу раздалось суетливое шуршание, и женщина, испуганно отпрыгнув назад, вцепилась в Сашину руку.
– Там крысы!
– Это не крысы, это нутрии, – не очень удачно попробовал успокоить ее мужчина.– У них нора прямо на ручье, под летним душем, вот они и шастают по всем «шанхайчикам».
– Все равно крысы! – упрямо повторила Лена и, накинув капюшон, вышла из тёмного сарая в серую туманную морось.
– Дальше будем смотреть? – спросил Саша, направляясь к соседней двери.
– Я думаю, не стоит. Тут без экспертов-реставраторов нечего делать, к тому же ничего толком не видно, – торопливо отговорилась Лена, стесняясь своего страха перед крысами.
– Хорошо, подождем экспертов, – безразлично согласился Саша, убирая связку ключей в карман.
– Я тебе точно ничего не должна? – спросила Лена, словно учительница, предлагающая ученику еще раз обдумать ответ.
– Точно, – уверенно ответил мужчина.– А ты завтра сильно занята?
– Никаких неотложных дел нет, а что?
– Я иду на день рождения к одному очень интересному человеку. Составишь мне компанию?
– А это удобно?
– Вполне. Этот человек любит общаться с незнакомыми людьми, и в Штатах такие собеседники тебе точно не встречались.
– Кто мне только в Штатах не встречался, – скептически усмехнулась Лена.– Когда и куда едем?
– В Поповку, это деревня за полем у плотины. Поедем, я думаю часам к четырем, а в качестве подарка вполне подойдет бутылка какого-нибудь хорошего заморского дистиллята. Типа виски, ром, коньяк.
Услышав про деревню и хороший дистиллят, Лена недовольно нахмурилась.
– А кто он, этот загадочный именинник? Сельский алкоголик?
– Не пугайся, это вполне приличный человек: писатель, поэт и драматург в одном лице – зовут его Виктор Алексеевич Мартов. У нас в России практически не известен, но в Европе его пьесы имеют некоторый успех.
– Ты меня заинтриговал.
Саша выдержал паузу и, улыбнувшись, добавил:
– Это именно он разгоняет метлой огни святого Эльма.
– Значит, точно алкоголик, – иронично подтвердила своё предположение Лена, чувствуя, что добровольно ввязывается в какую-то странную историю и почему-то не может отступить.– В таком случае я сейчас поеду договариваться с реставраторами, потом навещу родителей, а завтра к обеду вернусь.
– Хорошо, буду ждать. Если передумаешь, позвони.
– Не передумаю, – ответила женщина, весело блеснув глазами из-под слипшейся челки.
– Тогда до завтра!
– До завтра! – попрощалась Лена и плавно растаяла в выпавшем после дождя плотном тумане.
Глава 5. Среда
Маленький белый джип, петляя между залитыми водой колдобинами, медленно тащился по раскисшему от дождей просёлку. Лена напряжённо следила за скользкой дорогой, а Саша, вальяжно развалившись на переднем сиденье, курил и, выпуская дым в открытое окно, неторопливо рассказывал:
– Мартов – детдомовец, один из потерявшихся в войну детей. Его нашли в Ташкенте на вокзале в марте сорок второго, в кармане у него была бумажка с именем и датой рождения, а в руках обувная коробка с черепахой. Город тогда был переполнен эвакуированными, но в течение трёх дней никто с заявлением о пропаже ребенка не пришел, и его определили в детдом. Рассказать о себе мальчик ничего толком не мог – ему было чуть больше двух лет – поэтому фамилию найдёнышу дали по месяцу, в который его нашли, а отчество по имени директора детского дома. У Виктора с детства были литературные наклонности: он писал стихи и заметки в школьную стенгазету, сочинял миниатюры для праздничных концертов. Все думали, что Мартов будет журналистом или литератором, а он поступил в Московский Инженерно—Строительный институт, решив, что эта прорабы для страны гораздо важнее чем поэты. Мартов окончил института с красным дипломом, остался в столице, женился и спокойно работал проектировщиком в каком-то строительном НИИ.
В тридцать лет молодой инженер неожиданно и всерьез увлекся футуристами и театром абсурда. Он разыскивал по «Букинистам» книги Бурлюка, Крученых и Хлебникова, читал в «самиздате» Ионеску и Беккета и, в итоге, сам стал писать «дыр-бул-щировские» стихи и на первый взгляд совершенно бессодержательные пьесы, утверждая, что не случись революции, Маяковский был бы самым гениальным футуристом планеты, а Россия локомотивом современного искусства. Когда Мартов, чтобы иметь больше времени для творчества, перешел из инженеров в сантехники с графиком сутки через трое, жена заявила ему, что он такой же сумасшедший, как его пьесы и подала на развод. Виктор, не раздумывая, променял жену на литературную музу и пошел работать дворником за комнату в коммуналке. О постановке или публикации его абсурдных творений в то время не могло быть и речи, и он упорно работал «в стол», дожидаясь хоть каких-то либеральных перемен. В конце восьмидесятых такие перемены наступили, но в театральной Москве все по-прежнему шарахались от Мартова как черт от ладана, уверяя, что публика не пойдёт на абсурдные пьесы никому не известного драматурга. Тогда он отправился путешествовать по стране, надеясь соблазнить своим авангардным столичным творчеством какой-нибудь провинциальный театр. Но дураков ставить заведомо провальные пьесы нигде не нашлось, зато где-то в Сибири, Мартов познакомился с датским режиссером, изучавшим в глубинке русское самобытное искусство. Авангардные творения никому не известного драматурга показались датчанину перспективными, и он рискнул поставить одно из них в Копенгагене в экспериментальном студенческом театре. У продвинутого европейского зрителя маловразумительная абсурдная драма имела определённый успех и даже получила какую-то второстепенную театральную премию. Со временем пьесы Мартова расползлись по различным студенческим театрам и экспериментальным студиям Европы, а их автору потекли пусть небольшие, но зато регулярные валютные гонорары.
– Интересная история, – улыбнулась Лена.– Только почему же этот замечательный драматург поселился в Поповке, а не уехал куда-нибудь в Копенгаген? Из патриотизма? Ему так нравится русская сельская жизнь?
– Приедем – поймёшь, – улыбнулся в ответ Саша и витиевато добавил.– У Мартова есть одно исконно русское кулинарное увлечение, которым сподручнее всего заниматься в сельской местности.
– Ты меня снова интригуешь…
Машина миновала плотину над густо поросшим камышом, заболоченным прудом и завиляла, объезжая ямы и рытвины, по центральной и единственной улице села. Возле обнесенного жидким штакетником деревенского дома в три окошка с резными наличниками и флюгером в виде парусника на крашеной железным суриком крыше Саша попросил остановиться и дважды просигналить. На крыльце тут же появился похожий на Клинта Иствуда высокий худощавый мужчина с грубоватым загорелым лицом, одетый в клетчатую байковую рубашку и потёртые джинсы. Широко улыбаясь и разведя в стороны руки, он двинулся навстречу гостям.
– А я вас уже заждался, думал не приедете, – пробасил Мартов, пожимая Сашину руку.– Хотел тебе позвонить, да связь как назло исчезла.
– Знакомься, – представил Саша свою спутницу, – это Елена – моя новая соседка по даче и давняя хорошая знакомая.
– Очень приятно, – драматург с неожиданным изяществом наклонился и поднес к губам протянутую ему руку.– Меня зовут Виктор. Прошу пройти к столу.
Стол был накрыт в традиционной русской манере: малосольные и свежие огурцы, помидоры, квашеная капуста, грибы, холодец, красная и черная икра, заливная осетрина, винегрет и еще какие-то салаты, состав которых определить на глаз было невозможно. По краям стола стояли кувшины с белым домашним квасом, а в центре возвышался большой графин с прозрачной чуть зеленоватой жидкостью. Вокруг стола стояла дюжина стульев и табуретов, но в комнате кроме Лены, Саши и Мартова была только черепаха, яростно терзавшая капустный лист в просторной самодельной клетке.