Надежда

Глава 2.

В Галактике не так уж и много планет таких, как Меняла Альфы Скорпиона. Официально входящая в Лигу Свободных Планет, она была настолько сама по себе, что чаще всего ее звали просто Менялой. Не обладая военным флотом и системами защиты, она тем не менее была настолько известна на всем протяжении Млечного Пути и за его пределами, что напасть на Менялу мог только тот, кому в голову не пришло другого, менее экстравагантного, способа покончить с собой.

Меняла была вне системы. С нею считались Великая Звездная Империя, Союз Двадцати Миров и Лига Свободных Планет, которая, будучи весьма нестабильным образованием, порой не считалась даже сама с собой. Более того – многие негуманоидные расы тоже уважали статус Менялы, вследствие чего там практически не было межрасовых конфликтов.

На самом деле это была не одна планета. Вокруг Альфы Скорпиона вращалось семь небесных тел, из которых пять были пригодны для жизни и еще две служили ремонтными базами и свалками отходов, на которых, если хорошо поискать, можно найти все, что угодно – от вполне новенькой кофеварки до космического корабля, который нигде не примут даже по цене металлолома. И каждая носила название «Меняла» с добавлением порядкового номера. Отличающиеся друг от друга по физическим параметрам – на двух из них гуманоиды не могли продержаться без скафандра дольше пяти секунд – все пять обитаемых планет имели одну общую черту. Все пять представляли собой один огромный рынок. Здесь было сосредоточено больше обменных пунктов, торговых представительств, торговых площадей и просто контор, специализирующихся на финансовых операциях, чем на всех планетах, входивших в Союз Двадцати Миров.

Конечно, существовали и другие большие торговые миры, например, Аукцион в системе Орла, Ярмарка-1 и Ярмарка-2 в туманности Ориона, несколько астероидов, которые вращались вокруг Метрополии – столицы Великой Звездной Империи и знаменитый Мегамаркет, куда летали исключительно ксеносы и куда гуманоиды попадали разве что в качестве товара или как наемные рабочие, сопровождающие ценный груз. Но только Меняла имела особый статус – здесь и только здесь могли открыто совершаться сделки по купле-продаже живого товара. На Менялу за рабами летали все, кто у себя дома не хотел иметь неприятностей с законом. Чип, вживляемый рабам здесь, автоматически защищал владельца от проблем.

Нет, конечно, существовали и другие невольничьи рынки, но их масштаб был далеко не тот. И чаще всего на них перепродавались либо списанные подержанные модели киборгов, либо те рабы, которых уже купили на Меняле. Либо – что гораздо чаще – в качестве товара выступали ксеносы.

Короче говоря, если ты хочешь продать женщину с Земли и не нажить себе проблем, лети на Менялу.

Что Никол Пшемыньски и мог бы сделать, если бы не одно «но».

Он все-таки был Николом Пшемыньски и знал, что если закон нельзя обойти, то это неправильный закон. И знал, что, если немного подделать документы, то на Аукционе можно продать партию куда как дешевле, а если слетать на любую планету Лиги Свободных Планет и ухитриться провезти груз через таможню, то его там с руками оторвут, какую бы цену ни заломил.

Да, землянки были товаром. Товаром уникальным, скоропортящимся и пользующимся спросом, несмотря ни на что. Ибо были в первую очередь женщинами.

Проблема заключалась в самой Галактике. Когда человечество вырвалось в открытый космос, оно было шокировано его размерами. Количество планет, которые оказались пригодны к жизни, поражало даже тренированное воображение писателей-фантастов. Практически в каждой системе, если в ней имелось больше трех планет, хоть одна была пригодна для жизни. И каждая вторая из пригодных вполне подходила для людей. Только за первое столетие земляне открыли больше сорока планет земного типа, только и ждущих того, чтобы их заселили. Но кем их заселять? И когда? Ведь, кроме землян, Галактику бороздили корабли и других разумных рас – веганцы, уриане, змеелюды, меоры, гламры, не считая существ, которые казались выходцами из ночных кошмаров. Большие и малые расы вот уже больше тысячи лет активно осваивали миры, и уступать каким-то двуногим выскочкам не собирались. Несколько коротких злых войн немного изменили соотношение сил – с людьми начали считаться, их допустили на рынок, так сказать, приняли в семью, но на правах бедного, хотя и очень наглого родственника. Ибо земляне, при всей их активности и склонностям к риску и авантюрам, существенно уступали многим братьям по разуму. По крайней мере, первые два столетия.

Земляне медленно размножались. Женщины-землянки в прошлом так активно отстаивали свои права, так боролись за то, чтобы заниматься мужскими профессиями и заставить относиться к себе, как к мужчинам, что практически перестали рожать детей – дескать, это унижает наше женское достоинство и отбрасывает женщину вниз на социальной лестнице. Только после тридцати пяти лет землянки вспоминали, что «часики-то тикают» и начинали искать себе мужа. Если им везло в поисках, они обзаводились двумя-тремя ребятишками, если нет – ограничивались одним отпрыском или навсегда оставались «в активном поиске». Так что большинство открытых планет колонизировать было просто некому. Правительства вновь открытых земель пускалось во все тяжкие, чтобы увеличить население. Даже пробовали клонировать людей и подселять зародыши человекообразным обезьянам, используя их как живые инкубаторы. Где-то такие меры помогали решению проблем, а где-то – нет.

Вдобавок, космос подбрасывал своим новым детям одну задачку за другой. На некоторых планетах обнаруживали излучение или вредные влияния среды, из-за чего менялись сами люди, так что не прошло и трехсот лет, как ученые заявили – единого вида «гомо сапиенс» больше не существует. Есть два вида – homo sapiens vulgaris и homo cosmicus, а также шесть их подвидов. И, как и положено отдельным подвидам, они стали развиваться своим путем, практически не смешиваясь друг с другом, как и положено подвидам, оказавшимся на разных планетах в разных уголках Галактики. И по-прежнему остро стояла проблема увеличения численности населения – во всех его, так сказать, видах.

Выход был найден – оказалось, что земляне вполне могут иметь детей не только от представителей, так сказать, родственных видов, но и кое от кого из гуманоидных рас. Тех же веганцев, например. Но сама идея использовать людей для размножения показалась настолько безнравственной, что от нее отказались и запретили даже статьи на эту тему. Однако запретный плод оказался сладок, и многие торговцы наладили подпольный бизнес, торгуя землянками и поставляя их на те планеты, где существовала проблема народонаселения. Вырванные из привычной среды, молодые женщины и девушки были обречены на роль самок-производительниц. На них ложилось бремя увеличения количества людей в Галактике старым добрым способом, ибо, как выяснилось, клонированием проблему не решить. Клоны получались слишком тупыми, заторможенными, не способными к интеллектуальному труду. Думать и мыслить, рассуждать и принимать решения за них должен был кто-то еще – либо начальник, либо… компьютер. В последнем случае получились киборги – сильные, выносливые, но… не решительные. Так что даже почти тысячу лет спустя, как и в самом начале космической эры, спрос на молодых здоровых землянок оставался по прежнему актуален, хотя и был сопряжен с риском.

И, конечно, этим не могли не воспользоваться те, для кого риск был, так сказать, нормой жизни. Те, кого звали «черными» звездопроходцами, а в просторечье – пиратами. Тем более что и у более старших рас работорговля была делом обычным.

«Краковяк» завис на орбите Аукциона, благоразумно держась подальше от основных трасс, и Пшемыньски приказал связаться с Шоххом – своим посредником в торговых делах на этой планете. Шохх был змеелюдом, и, кстати сказать, единственным не-гуманиодом, с которым ксенофоб Пшемыньски вел дела. Остальных нелюдей он лишь терпел, но даже в свой экипаж не принимал, считая, что меоры, например, слишком волосаты, гламры чересчур малы и вдобавок пахнут, у веганцев синяя кожа и фасеточные глаза насекомых, уриане вообще разумные растения. Змеелюды тоже не были двуногими – это были змеи, у которых имелось восемь коротеньких гибких ручек, представлявших собой видоизменившиеся щупальца-жабры. Но змеелюды были признанными торговцами и посредниками во всех сделках. У них были торговые представительства на многих развитых планетах, а некоторые являлись солидными воротилами теневого бизнеса и владельцами развитой сети банков.

Шохх отозвался не сразу – пришлось ждать более получаса. Когда его физиономия появилась на экране, стало ясно, что дела его плохи – кожа на голове посерела, стала какой-то дряблой, а по углам рта обвисла складками. В одной месте она даже слегка треснула, и между выпуклыми чешуйками сочилась беловатая жидкость. Запашок, наверное, покруче, чем от вечно вонючих гламров.

– Ты неважно выглядишь, друг мой, – после короткого обмена приветствиями сказал Пшемыньски.

– Наступает время линьки, – проскрипел тот. – Мне пора на покой…

– Жаль. Я хотел предложить тебе сделку…

– Боюсь, мне сейчас не до того. Я сворачиваю свой бизнес, – змеелюд пошевелил конечностями. – Ухожу.

– И… когда?

– Как только закончу строительство кокона. Сегодня у меня закрылись еще две конторы.

– Жаль, – человек изобразил сочувствие, хотя больше всего на свете сейчас ему хотелось придушить скользкую тварь. – Тогда, может быть, посоветуешь мне кого-нибудь из своей родни… чтобы вместо тебя провел сделку. Скажем, кто-нибудь из твоих наследников или братьев? Ведь все твои ровесники уже стали братьями, не так ли?

У змеелюдов была одна особенность – все детеныши появлялись на свет одного пола – самочками. Но после первой кладки большинство превращались в самцов. Остальные теряли вообще признаки пола и становились воспитателями нового поколения змеелюдов. Дети и их воспитатели никогда не покидали планету, лишь прошедшие метаморфоз самцы расселялись по мирам, навещая родину лишь для того, чтобы из числа подросших самочек выбрать себе подругу жизни и вместе с нею произвести на свет потомство – единственный раз в жизни.

– Да, у меня есть здесь несколько братьев… правда, большинство из них тоже собираются уйти в спячку, но, возможно, я бы смог доверить твое дело одному-двум… если буду знать, что рекомендовать. Мы ведь все заняты в разных отраслях!

– Понимаю. Так, надо пристроить небольшой груз… помочь с растаможкой, оформить документы и устроить распродажу… с выплатой посреднику стандартных комиссионных.

– Что за груз?

– А, – Пшемыньски махнул рукой и сделал вид, что собирается подавить зевок. – Мелочь. Всего три дюжины землянок…

Шохх раздул горловой мешок так, что натянулась его бледная кожа и стали видны отдельные чешуйки и кровеносные сосуды.

– З-семлянок? – прошипел он, с присвистом выпуская воздух из мешка. – В с-самом деле? Три дюж-шины?

– Понимаю, – соскучившись, кивнул Пшемыньски, – партия не велика. Так… мелочи, которыми не стоит и затрудняться, тем более что ты занят… Кто-нибудь мог бы…

– Три дюж-шины, – шипел змеелюд. – Целых три…

– Почти три, но это…

– Это сущ-щес-ственно меняет дело, – змеелюда всего трясло. – Это… это… я с-сам этим займус-сь. Вс-се эти племянницы и братья – они слиш-шком молоды, чтобы взятьс-ся за это дело как с-следует.

Он все шипел, то раздувая горловой мешок, то выпуская из него воздух, и нервно дергал лапками. Эка, его разобрало! Еще бы! Молодая здоровая землянка стоила так дорого, что при любой накрутке посреднику достанется значительный куш. А всем известно, что змеелюды ради прибыли готовы раздавить собственную кладку. Пшемыньски еле сдерживал торжество. Ему удалось не просто задеть Шохха за живое, но и заручиться его помощью и поддержкой. Теперь о судьбе товара можно не беспокоиться. Он откинулся на спинку кресла и щелкнул пальцами, подзывая стюарда.

Пробуждение было не из приятных. Желудок внезапно скрутило острой болью. Волна тошноты поднялась так быстро, что Надежда еле успела перевернуться на бок, но вместо рвоты ее лишь сотряс спазм. Судорожно задергались все мышцы. Странная реакция. И тошнить перестало. Лишь кружилась голова и во всем теле была слабость.

«Как это я вчера ухитрилась перебрать? – мелькнуло в голове. – Вроде бы не с чего и негде… Черт, почему же мне так плохо?»

В голове стоял туман. Тело, после того, как схлынула судорога, было как ватное – ни рукой пошевелить, ни ногой. Шевелиться вообще не хотелось. Как и открывать глаза. Она было попробовала это сделать, но белый потолок, натянутые вверху лампы и предметы вокруг начали вращаться с такой бешеной скоростью, что женщина зажмурилась, пережидая, пока комната не примет привычные очертания. А то все это слишком смахивало… на что?

На больницу? Может ли такое быть? Она заснула… где? Кажется, у себя дома. А пробудилась…

Женщина прислушалась. Неприятные ощущения в теле медленно проходили, и одновременно звуки, запахи и прочие признаки существования внешнего мира все громче и сильнее врывались в сознание. Резкий незнакомый запах чего-то острого, отдающего лекарствами и стерилизацией. Мягкое мерное гудение и пощелкивание, которое могли издавать только включенные приборы. Ощущение собственной наготы и липнущих к коже датчиков.

«Больница, – пришла в голову здравая мысль. – Я в больнице. Что случилось? Я все-таки чем-то отравилась и меня в бессознательном состоянии доставили сюда на «Скорой»? Похоже на то. Но как и когда это случилось?.. Аскольд! Он! Больше некому! Вот ведь… позаботился!»

В душе волной поднялась благодарность к малознакомому мужчине, который полночи, наверное, хлопотал ради случайной знакомой и отвращение к самой себе. Только-только встретила порядочного человека – и так перед ним опозорилась! У них могло бы быть будущее, а теперь… что он подумает теперь о женщине, которая отравилась мартини? Может быть, что-то было в самом напитке? Как это проверить? Кого стоит благодарить за то, что она отравилась? Или ее отравили нарочно… тот же Аскольд, например. Подсыпал что-то в бокал, пока она приводила себя в порядок, дождался, пока она потеряет сознание, вызвал «Скорую», чтобы не возникало подозрение, а сам…

Что – сам? Обчистил квартиру? Да, у нее было немного ценных вещей, золотые и серебряные украшения, кое-какие антикварные вещички, оставшиеся еще от прабабушки, немного наличных… Неужели польстился? Надежда слышала, что порой убивают за меньшее и почувствовала даже что-то вроде благодарности – все-таки отправил в больницу, а не на тот свет. Или «Скорую» вызвали припозднившиеся Минаковы? А может, соседи? Что они теперь о ней буду думать?

Как бы то ни было, лежа вот тут, с закрытыми глазами, она ничего не узнает. Тошнота прошла, осталась только слабость, но она справится. Надо лишь взять себя в руки и…

Надежда открыла глаза.

И оцепенела.

А потом зажмурилась снова, уже до красных и зеленых пятен под веками. Успокоившееся было сердце забилось часто-часто.

«Я сплю, – подумала она. – Или сошла с ума. Или мне просто снится кошмар! Ведь этого не бывает? Или…»

Кошмар находился среди приборов странного вида. Какие-то экраны и пульты, парившие в воздухе и соединенные тонкими гибкими проводами-струнами-шлангами с датчиками, липнувшими к ее телу. Она лежала на кушетке в длинном светлом зале с низким сводчатым потолком без окон и дверей. Справа и слева от нее на равных расстояниях на таких же кушетках лежало еще несколько обнаженных молодых женщин и девушек, точно также облепленных датчиками, которые подсоединялись к парившим в воздухе экранам. Слышалось мерное иканье, гудение, порой переливчатые звуки. Все это наводило на мысль о фантастических фильмах про пришельцев из космоса.

И самое жуткое и невероятное было то, что пришельцы здесь… были.

Трое.

Невысокие, с бледной кремового оттенка кожей, однако, вполне человекоподобные, тем не менее, они были и казались настолько чужими, что Надежде стало страшно. Как ни в чем не бывало, они переходили от кушетки к кушетке, что-то делая с нависшими над бесчувственными девушками приборами. Кто все эти люди? Куда она попала? Что происходит?

Пронзительный писк раздался над ее головой, и одно из… существ развернулось в ее сторону с какой-то странной грацией, словно двигалось в толще воды. Под обтягивающим тело комбинезоном нетрудно было заметить очертания плоской фигуры, но, несмотря на чуждые черты лица и саму фигуру Надежда угадала, что перед нею женщина. То ли по взгляду, то ли по особенному тембру голоса, то ли…

Инопланетянка взглянула Надежде в глаза, быстро коснулась тонкими гибкими пальцами некоторых приборов, словно сомневаясь в их реальности, потом что-то быстренько прочирикала в укрепленный в уголке маленького рта микрофончик и засуетилась над землянкой.

– Где я? – попыталась окликнуть ее Надежда. Женщина что-то пискнула, сделав рукой странный жест. Ни звуки незнакомого голоса, ни жесты были непонятны. Зато вполне понятным оказалось другое – Надежда вдруг обнаружила, что крепко пристегнута к кушетке ремнями за запястья и щиколотки.

– Что происходит? Отпустите меня!