Из плена тьмы. Если ты долго смотришь в бездну, то тьма поглощает тебя

– Но, моя душа еще жива и зачем меня хоронить раньше времени?

– Ты сама стараешься похоронить себя. Не боится смерти тот, кто не боится жить вечно! – вдруг услышала я вблизи себя потаенный голос. – Только смерть позволяет быть честным и откровенным с собой до конца.

– Но страшна не смерть, а процесс умирания, – поддержал кто-то собеседника.

– Ожидание смерти страшнее, чем сама смерть. Свободен тот, кто не боится умереть. Значит, нужно как-то преодолеть этот страх. Да и спешить не нужно.

– Но как? – спросила я.

– Каждый находит свой метод. Если бы не было смерти, то люди, возможно, никогда бы не научились ценить жизнь, понимать ее цель и назначение.

– Смерть не знает возраста. И возраст не определяет, когда придет смерть. Что тебя сильно пугает в настоящее время? – спросил кто-то, словно прошелся по моей душе.

– Я боюсь вот эту маску, – и направила в сторону маски смерти палец. – Я боюсь боли, болезни, потерять жизнь и здоровье. Мне страшно после того, что вы мне показали. Неужели смерть не одна?

– У смерти множество масок и обличий, поэтому она находится здесь. У зла нет лица, но оно проявляет себя во многих масках. Но, здесь не сама смерть, а только ее маска, которая меняется в зависимости от того, какую смерть вы изберете. И тебе не стоит искать причины, чтобы избегать ее.

– Да, я труслива, и что! А кто не боится? – призналась я. – Да, я боюсь смерти. – сказала это больше всего самой себе. – Я признаю это, – мрачная улыбка мелькнула на моем лице. – Мне следует отдать себя в ее руки и избавить всех от опасности, которую создает мое присутствие? Мне что, умереть?

– Нет! – возразил кто-то. – Если ты сдашься, ты умрешь. Тебе еще несколько раз придется встретиться с ней. Страх смерти – начало всякой мудрости, поскольку он требует от человека жить достойно.

– Философы сказали, что смерти нет, а есть лишь вечная смена различных форм жизни. Нечего мне бояться ее, поскольку за той гранью нет ничего, что могло бы внушать страх. Я вспомнила, что читала книгу одного профессора, – вступила в диалог, понимая, что хоть таким образом мне будет не страшно, – фамилии не помню. Он утверждает, что смерти нет. Есть трансформация, переход из одного состояния в другое. Даже пример привел. Пишет, что гусеница не умирает, а превращается в бабочку. Так и наше тело, разлагаясь физически, высвобождает энергию, и трансформируется в другое состояние. Но, я все равно боюсь смерти. И сколько иду, всюду чувствую ее дыхание.

– Вспомни Сократа. Он сказал, что следует не бояться смерти и помнить одно: для доброго человека нет никакого зла ни в жизни, ни в смерти.

– Философствовать – значит учиться умирать, так говорил Цицерон. Что я, кажется, сейчас и делаю. А Мишель Монтень повторял: философствовать – значит готовиться к смерти. Я философствую, потому что одна в этом мире и мне не с кем поговорить. Одна со своими мыслями, которые жгут. А еще тут меня пугают, и без того пуганную.

– Философствовать – это хорошо. Не так уж и страшно будет посмотреть смерти в лицо.

– По мне, смерть – это то, что бывает с другими, но только не со мной. В глубине души мы не верим в собственную смерть, а смерть других принимаем спокойно. И я не могу поверить, что я умру. Никогда не смирюсь с этой мыслью.

– Что толку убегать от смерти? Все равно догонит. Что толку оттягивать ее? Все равно она будет рядом. Нужно просто переступить через нее, и тогда страх неизбежной кончины исчезнет.

– Люди верят в то, что им выгодно. Всегда должен быть тот, на кого можно списать все свои ошибки и грехи.

– Мир тьмы существует лишь в вашем воображении. Там он велик и страшен, он обрекает на страдания и печали. Хочешь узнать правду?

– Ну-у и-и-и?!

– Тьмы нет. Вокруг лишь свет, только слепой этого не видит.

– Я не слепая, и все равно вокруг темно.

– В одиночестве каждый видит в себе то, что он есть на самом деле. Это тьма.

– Мы же о смерти говорили

– А тьма и смерть родственники, фактически одно и тоже. Говоришь «смерть» – видишь тьму, думаешь о тьме, рядом всегда стоит смерть.

– Это просто мрак! – передернулась я.

– Мрак – это тоже преддверие смерти.

– Сталкиваясь со смертью и тьмой, вы страшитесь лишь неизвестности и не более того.

– Верно.

– Из тьмы хорошо видно, что происходит на свету, но вот из света тьма непроницаема. Аксиома. Поэтому люди всегда боятся тьмы, но никогда – наоборот.

– Чего бояться, лучше сразу готовиться. Вы одинаково рождаетесь, так же и умираете. Ничего нового, – хихикнула маска. – Тот, кто думает, что у него будет время для подготовки к смерти, он уже сейчас умер, как умирал с самого рождения.

– И долго вы будете меня пугать?

– Мы не пугаем, а констатируем факты. Это как у наркоманов. Они знают, что умрут вот-вот. И поэтому фактически готовы. Они знают, как страшен мир, когда не под кайфом, поэтому и стараются вновь уйти в свой мир грез.

Мне даже показалось, что чернота надвигалась от маски смерти. В этой маске вообще ничерта, кроме темноты, не было! Весь воздух был пронизан смертью. Еще больший ужас охватил меня, когда передо мной открыли бездну, бездну человеческой испорченности. Боже! Каким нравственным зловонием пахнуло, когда приоткрылся занавес, и я увидела, как от посторонних взглядов люди прикрывали под красивой маской лжи свои душевные язвы. И я была в их числе. Ужас! Не было никакой надежды. Мрак. Темнота. И я понимала, что от кошмаров никуда не деться: они будут преследовать меня, либо встречаться на моем пути. Я четко представляла разницу между добром и злом. Но, смерть для меня была самым ужасным из возможных наказаний. Духи-маски плясали надо мной, напевая свою унылую песню, кружились, сплетясь бесплотными пальцами, хвостами и шеями, облепляли невидимые стены и стекали по скользким уступам земли, так что руки холодели, и волосы дыбом вставали. Теперь кричащие лица скрылись во тьме. Над головой метались зловещие темные тени. Я лишь мельком могла разглядеть пустые глазницы, следящие за каждым моим шагом.

– Что вы хотите от меня? – мои слезы как алмазы сверкали на бледном свету.

– Чтобы ты освободилась от своей боли. Рассталась со своей ненавистью и страхом. Ты же обрекаешь себя на вечные скитания в поисках истины! Твой путь еще долгий, – после этих слов, мое сердце судорожно забилось, – ты должна идти вперед.

– Только от тебя зависит исход этой битвы. Битвы сама собой. Хочешь тьму – получишь.

– Не нужна мне тьма, я просто хочу домой.

– Заладила. Как вы все предсказуемы, – протянула одна из масок, пародируя меня. – Радуйтесь, что вы пришли сюда. Здесь очень весело.

– Вокруг тебя урок. Твой каждый шаг – экзамен. Ты даже не будешь подозревать, когда будет происходить на твоем пути что-то важное. Но, ты должна будешь пройти, чтобы не умереть и вернуться. Это своего рода игра. Ты же любишь играть? Я знаю, что любишь.

– Люблю играть, и что? Там я руковожу героем и могу возродить его, если он погиб.

– Верно, верно! Но, если здесь сделаешь ошибки, тебе не дадут больше шанса.

– Поэтому я не хочу играть в ваши игры.

– Придется. Как дитя! Игра эта вовсе не безнадежна. Она очень интересна. Выиграв, ты можешь спокойно вернуться на землю. Играй осознанно. Делай выводы, думай.

Мои мысли метались, лихорадочно водя хороводы. Они выстраивались в каком-то абсолютном беспорядке, не давая мне обдумать план действий. Неужели придется стоять здесь в темноте и смотреть на эти зловещие маски, особенно на маску смерти? По коже побежали мурашки. Раздался шорох. Я затаила дыхание, голос охрип от страха, сердце стучало так, что звенело в ушах. Чем чернее был круг воспоминаний, тем чище и светлее стала проглядывать моя ясная душа. Голос раскаяния и страстного желания совершенства и был главным новым душевным ощущением в период моего духовного развития.

– Ладно, я согласна пройти этот путь играя. К чему пустая болтовня?

– Вот и ладненько, договорились. Тьма не ведает злобы, не ведает доброты: это абсолютное спокойствие снимет с тебя путы

Раскаяние, конечно, снимает часть тяжести с души, но полностью очиститься можно лишь поступками, изменив свой образ жизни. Шипучая энергия злобы покинула меня, выметенная резкими порывами усилившегося ветра. Ярость, клокотавшая как лава, и ненависть прошли, уступив место детской обиде и разочарованию, а еще – усталости. Я присела, чтобы подумать над тем, в какую сторону идти. Через какое-то время решилась все же идти вперед, пока не выйду на более прочную дорогу. Да и знала, мне не вернуться назад, пока не пройду весь этот путь. Я двинулась вперед, покидая негостеприимную ледяную пустыню.

– Дорога, дорога, ты видела много, – подбадривала я себя. – И помнишь, как годы летят. Дела боевые, походы былые твоих краснозвездных орлят.

Перешагнув невидимый рубеж, я оказалась на поляне, где увидела останки какой-то древней церкви. Каменные стены церкви были во многих местах проломлены – словно бы, пробиты исполинским молотом. Косяки дверей были вырванными, окна – выбиты, стена фасада и перекрытия – разворочены. Выбитые окна были похожи на слепые глаза. На крышу поднималась извивающаяся лестница. На полу валялись сломанные подсвечники и другая церковная утварь. Над царскими вратами алтаря и на колоннах угадывались следы когда-то прекрасных росписей. Если хорошо присмотреться, можно было разглядеть росписи икон, хотя краска почти вся отвалилась. Красная кирпичная кладка издали была похожа на кровавые раны. Казалось, скоро безжалостное время не оставит здесь и следа.

Когда я подошла к руинам, то мое тело стало обволакиваться какой-то энергетической гадостью, гнилью. Постоянно движущаяся по телу энергия остановилась, перекрытая плотным негативом, заметно оказывающим влияние на ауру. Внутри появилось чувство угнетения, физическое ощущение резкого и сильного упадка сил. Все это произошло в первые же секунды, когда я вошла внутрь церкви. Где-то в глубине развалин глухо стонал ветер, слышался шепот, вздохи, урчание. Я почувствовала, как позади что-то происходит, но поворачиваться не было никакого желания.

Вокруг церкви ходил призрак священника, плакал и просил у кого-то прощения. Глаза его были впавшие, волосы – немытые и нечесаные, взгляд – затравленный и дикий. Его фигура словно плыла над обломками. А сквозь нее тускло просвечивали остовы здания. Рядом со священником крутились больные, слепые, хромые, убогие, нищие, пьяные. Они мелькали перед ним, исчезали и вновь появлялись бесконечной вереницей, иногда сливались в одну беспредельную, гнойную, смердящую язву. Они стонали, рыдали, безумно смеялись.

– Молитесь, молитесь! Становитесь на колени! – кричал над ними сердитый священник. – Отмаливайте свои грехи! Грешники!

Под монотонный его голос многие призраки крестились и отбивали земные поклоны. Кто-то просил прощения у Бога, кто-то ныл, некоторые плакали, молили о чем-то, кто-то каялся, а кто-то пьяно гоготал. Я медленно двинулась по аллее между рядами крестов и могильных плит с возвышающимися над ними кое-где фигурами скорбящих ангелов.

Ближе к крестам подходить у меня желания не возникало. Со всех сторон наплывали тени. А если затаить дыхание и стоять без движения долго-долго, то можно было не только почувствовать их присутствие, но и услышать, как они скулят и стонут в темных щелях стен храма, шепчутся возле могил, задевая кресты. В моей голове шептало множество голосов, напоминавших шелест сухих опавших листьев. Слова, раздававшиеся в мозгу, не принадлежали ни одному человеческому языку. Им не требовался переводчик, чтобы понять, о чем они говорят.

Я почувствовала, как стали вставать дыбом волоски на моем теле. Я ощутила чей-то взгляд – тяжелый, мертвый взгляд. Меня охватила паника и в мгновение ока распространилась по моему телу, выгоняя холодный липкий пот. Меня затрясло, как в лихорадке, и я пошатнулась. И передо мной возникли глаза, которые были налиты густой темнотой. Они словно обещали проникнуть в самую суть моей души, стоило лишь поддаться соблазну и нырнуть в эту тьму. Мне ни разу еще не доводилось видеть чего-то подобное, но я была готова молиться, чтобы никогда больше не видеть это снова.

– Глаза! – простонала я в ужасе. – О Господи! Они смотрят на меня. – меня передернуло от этого пронизывающего взгляда. – Ужас! Ну, правильно, ужас! Где я нахожусь? В ужасном месте. Глаза в стенах! Глаза на церкви! Они повсюду! Они словно следят за мной.

В то же время я знала, что глаза не могут причинить мне зла. Но не хотелось, чтобы они копались в моей голове. Эти вязкие, тягучие взгляды все так же холодно следили за мной. Слезы наворачивались на глаза, вроде бы и хочется, и как-то глупо. Пронзительный взгляд неотрывно следящих за мной черных глаз заставил меня нервничать. Вдруг я ощутила рядом присутствие кого-то. Почувствовала, как нечто зловещее пронзает меня холодным взглядом. Стало очень холодно и страшно. Я от страха не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Внезапно мое запястье обхватила ледяная ладонь.

– Глаза – зеркало души, – сзади раздался голос. – Так вы говорите?

Это был голос, внушающий одновременно ужас и преклонение. Я отпрыгнула в сторону и развернулась к незнакомцу. Перед собой увидела человека в длинном черном плаще. Лица видно не было, поскольку оно было закрыто капюшоном. Тем более голова была опущена, что совсем усложняло задачу по определению того, кто передо мной. Под капюшоном плаща, я заметила, как в темноте вспыхнули два огонька. Все чувства замерли, а в голове возникла мысль: это демон! Вокруг него сиял серебристый свет, который не был светом.

– Но, не эти же глаза! В них только злоба плещет.

– Посмотри на меня, – голос вывел ее из оцепенения. – Вглядись в свой ад в моих глазах.

– Зачем? – я медленно подняла голову. Прямо в глаза мне смотрел своими прожигающими насквозь, огненными и в то же время какими-то мертвыми глазами Дьявол, из них медленно сочилась тьма. – И что я увижу в твоих глазах? Только ужас и не более! Я не переношу, когда мне приказывают, – страх словно пригвоздил меня к месту, я не смогла даже шевельнуться. – Час от часу не легче, – чуть не задохнулась я от ужаса, чувствуя, как руки смерти приближаюся к моему горлу, – Сколько я буду встречать на своем пути смерть? Что-то всюду меня преследуют только смерть и тьма! И почему ты повелительным тоном заставляешь меня смотреть в твои глаза? Может, я не хочу смотреть. Я и так знаю, что там нет жизни. Вы что, здесь так любите пугать?

– Пора привыкать к встрече смерти и образу тьмы. Глядя в наши глаза, вы увидите свое прошлое, которое вам поможет освободить и очистить душу. У нас много лиц! И пугать – это наша прерогатива.

– Напугав нас, вам что, становится легче? К такому не привыкнешь. Почему ты меня преследуешь?

– Когда ты увидишь свой ад, то будешь знать, что нужно жить, чтобы не сожалеть, когда будешь на смертном одре. Прожить свою жизнь на земле и не запачкаться невозможно. И сейчас будет жечь позор за твои подлые дела на земле.

– Ах! Ах! – осмелилась я дерзить. – Мы знаем Н. Островского! Самое дорогое у человека – это жизнь, – решила процитировать я, показав тем, что я и не такая уж глупая и читаю умные книги. – Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь и все силы отданы самому главному в мире – борьбе за освобождение человечества. Но я не патриотка, – мой голос зазвенел с призрением, – чтобы бороться за человечество. Мне бы себя защитить и прожить счастливо. А спасением быдла от смерти пусть занимаются те, кому нравится, когда эти ничтожества вонзают в кромешной ночи нож в их родственников, насилуют их детей, грабят людей. Вот их и мучайте. Оставьте меня без нравоучений.

– Я не цитировал вашего писателя. А эти мрази, как ты их называешь, они получают свое.

– Поняла. Тогда молчу. Если их здесь пропустить по коридорам тьмы, то думаю, что меньше станет зла на земле.

– Ты за них не волнуйся, каждый получает по заслугам. Ты думай о себе.

– Я их здесь не вижу. Мне бы хотелось увидеть, как они жарятся на сковородке.

– Какая ты наивная, – его смех эхом пронеся во тьме, ударившись о стены заброшенной церкви, рассыпался, – здесь нет того, что пишут в ваших книгах. Это ваши фантазии. Да ты не бойся меня! – успокоил меня незнакомец. – Как всегда, главная проблема в жизни человека – поиск своего пути. Причем сколько людей – столько дорог. Одни стремятся к истине, другие пробуют убежать от нее. Кто-то пытается свести счеты с жизнью, а кто-то норовит обмануть смерть. Людям не нужна истина, они заняты собой!

– Странные вы! Сами пугаете нас, а потом успокаиваете.

– Не мы вас пугаем, а вы сами создаете себе проблемы.

Я часто думала о том, какая мне выпадет смерть, хотя за последнее время поводов находилось достаточно. Но даже начни сейчас размышлять об этом, вряд ли смогла бы вообразить для себя финал. Внезапно охватил беспричинный страх, оказаться запертой в гробу. Тут же в памяти возникли рассказы, фильмы о запертых в гробах людей. Мне представилось, как я бьюсь, умоляю выпустить и кричу, надрывая свое горло. А сквозь щели доносится смех заколачивающего гвозди в крышку гроба. Сердце забилось так сильно, что я подумала, что оно вот-вот взорвется. В висках заболело, и у меня вырвался свистящий вздох. От ужаса перехватило горло, и я подумала, что сейчас потеряю сознание. Что я могла ответить? Боль сжигала меня. Мне также показалось, что я слышала вопли грешников, которые оглушали.

– Ишь! Как тебя пронзает страх быть мертвой! Не это страшно, страшно, когда ты будешь вечно скитаться здесь! Да, страшно, но надо уметь смотреть своим страхам в глаза.

– Я понимаю, но это очень цепкий страх. В нем какая-то угроза, я не могу ее найти, не могу назвать. Мне кажется, что этим страдает все человечество.

– Это страх смерти! Смерть – это рентгеновские лучи, которые высвечивают все скрываемое, делая очевидным, каков ты есть на самом деле. Вы пытаетесь проанализировать его, но, такое чувство, что вы все словно бы сговорились не вглядываться в солнце. Вы избегаете открытой конфронтации с призраком смерти. Растворись во тьме, впусти ее в свое сердце, и ты увидишь свет.

– Ну, да, ну, да! Я боюсь. Сделав шаг во тьму, я отдам свою плоть и кровь, свой разум и свои чувства этой темноте. И что потом? Останусь здесь влачить свое существование.

– Свет во тьме – это редчайший дар вечности, который невозможно практически обрести. Мы выбираем единицы душ, чтобы зажечь свет в груди. Свет – это не фонарь, который освещает вам путь. Вы должны стать светом, чтобы сиять во тьме.

– Я подумаю.

– Тебе надо поверить в свои силы. У тебя их предостаточно, чтобы выйти из тьмы, в которой ты находишься. Куда вы идете? Вы никуда не идете, вы ходите по кругу, блуждаете и пытаетесь таким образом получить опыт вашего бессмысленного блуждания. Я не настаиваю, но когда захочешь, то будет уже поздно. Взгляни на меня, – не попросил, а потребовал собеседник.

Я подняла свой взгляд и посмотрела ему в глаза. Я увидела, что в его глазах замерцал огонь. Но через мгновенье исчез, и снова глаза заволокло непроглядной тьмой. И зачем меня заставлять смотреть в их глаза, если у меня нет желания, и я напугана? Что я могла там увидеть, кроме тьмы? Я уже не была удивлена происходящим, и что беседую с Тьмой о высоких материях, даже не зная, кто она. Это было снова испытание, и я должна была освободиться от страхов перед входом во тьму.

– Что ты ощущаешь? Что ты видишь в этом?

– Я вижу тьму. Там ощущается зло, – ответила я.

– Ты ставишь Зло и Тьму на один уровень? Отождествляешь эти понятия?

– Да! Это одно и то же, – без тени сомнений ответила я, хотя сама уже не совсем верила тому, что говорила.

– Почему? – задал вопрос незнакомец.

– Сейчас сформулирую ответ, – ответила я, оглядываясь, в поисках любого камня, чтобы присесть. – Тьма – это когда темно, а зло – это когда в три раза темнее. Темнота поглощает все вокруг, даже изображения.

– Это две разные вещи. Тьма не порождает зло. Тьма – это одна из форм существования, но противоположная свету. Но главное – это не зло, просто иная форма. Тьма милосердна. Когда ты во тьме – ты волен находиться в грезах. Свет может показать ужасную реальность, что напугает тебя до смерти. Тьма, в действительности, есть полное отсутствие света.

– Я помню школьную программу. Мы можем изучать свет, но не тьму. Тьма – это слово, которое лишь описывает состояние, когда нет света. Так что здесь просто нет света и я бреду в потемках.