Зона тени

2.17

Окончив читать, Арсений подумал, что если бы он знал всё это раньше, то не стоял бы сейчас на учёте как алкоголик. Ну, да что сделано – то сделано. И если в «родной» милиции такие же порядки, как в российской, то этой бумаге цены нет: она поможет сдвинуть дело с мёртвой точки.

Не откладывая на потом, Арсений написал заявление, пользуясь образцом в приложении к памятке. Затем отыскал чистый конверт, подписал его, вложил внутрь всё необходимое и, выбежав на улицу в пиджаке, не одеваясь, опустил письмо в почтовый ящик на остановке.

Всё: оставалось только ждать, как будут разворачиваться события дальше.

Недели через две пришла повестка из милиции. Арсений, надев тот же костюм, что и в прошлый раз, «выходной», но уже старомодный плащ на меховой подкладке – а вдруг опять посадят – и прихватив на всякий случай справку о том, что в лечении от алкоголизма он не нуждается, пришёл в указанный кабинет.

Плотно сбитый, высокий оперативник в гражданской одежде невнятно представился и стал опрашивать Арсения. Он опрашивал долго, тщательно, по несколько раз уточняя мелкие детали. Шаг за шагом Арсений описал день отъезда, день приезда, с кем выпивал в гараже, с кем входил в подъезд и кто это может подтвердить. Арсений не понимал, зачем нужны эти второстепенные детали, но отвечал честно, ничего не утаивая.

После того, как необходимые бумаги были составлены и подписаны, Арсений спросил:

– Скажите, а что теперь будет?

– Я пока не знаю, – ответил оперативник. – Собираю материалы. Но вы не беспокойтесь: мы вас уведомим как положено.

– Когда? – снова спросил Арсений.

– Не волнуйтесь, сроки мы не нарушаем: с этим у нас строго, – ответил оперативник и, как бы оправдываясь, добавил: – У меня кроме вашего дела ещё две квартирные кражи, разбойное нападение и пьяная драка.

Арсений ушёл и дней через десять получил по почте казённый конверт. В конверте находилось сообщение об отказе в возбуждении уголовного дела. На двух листах бумаги были скрупулёзно перечислены все действия старшего оперуполномоченного и, как итог, было напечатано: «В возбуждении уголовного дела отказать за отсутствием установленного факта преступления».

Далее перечислялись статьи УК, на основании которых было вынесено решение. А в самом конце – приписка-разъяснение, что Арсений вправе обжаловать настоящее постановление в прокуратуре.

Арсений так и сделал: на следующий день он собрал все бумаги, снова надел плащ, прихватил ставшую уже жизненно необходимой справку и пошёл в прокуратуру.

Посидев часика полтора в приёмной под уничтожающими взглядами самодовольной секретарши неопределённого возраста, он, наконец, попал в кабинет прокурора. Раньше Арсению никогда не приходилось сталкиваться с чиновниками такого ранга, у которых «из окон кабинета видна Колыма». И, естественно, он чувствовал себя «ниже травы».

Арсений поздоровался. Прокурор, повернув к нему своё холёное лицо, коротко бросил:

– Что у вас?

Арсения немного задело, что прокурор не ответил на приветствие и не предложил присесть. Он сам, без приглашения, пристроился на краешке стула, положил на стол бумаги и вкратце описал ситуацию.

Прокурор слушал вполуха, копаясь в каких-то документах. В принесённые Арсением бумаги он даже не заглянул. Потом, когда Арсений закончил рассказ, прокурор сказал:

– Я не нахожу никаких нарушений закона. Всё – правильно.

Говорил он каким-то безразличным, усталым тоном. И Арсений решил про себя, что прокурор совсем не вникал в суть его проблемы.

– Так что же мне делать? – спросил он.

– Надо ждать, – ответил прокурор.

«Ждать, или же – дать?» – подумал Арсений и невесело усмехнулся: «Кто с сумками – без очереди». Это была дежурная фраза знакомого Миколы, работавшего в деревне стоматологом. Он произносил её каждое утро, когда проходил в свой рабочий кабинет мимо молчаливо страждущих в ожидании приёма «крестьян».

– И всё?

– Знаете, – сказал прокурор, – вы пришли не по адресу: я не занимаюсь розыском людей. Я слежу за соблюдением законности и в вашем случае нахожу, что нарушения закона нет.

– Как нет? Но ведь моя семья пропала.

– Возможно, они просто переехали на новое место жительства, – прокурор стал выказывать признаки недовольства. – Вам что, не понятно?

– Нет, – сказал Арсений. – Я не знаю никакого нового места жительства.

– Ну, ещё бы! – сказал прокурор. – Муж всегда узнаёт об этом последним.

Некоторое время Арсений соображал, а поняв смысл сказанного, густо покраснел.

– Вы говорите так, как будто знаете мою жену, – начал Арсений.

– Может быть, и знаю, – оборвал его прокурор и, потеряв всякое терпение, добавил: – Освободите кабинет, вы мешаете мне заниматься делом.

Арсений молча встал, взял со стола свои бумаги и, сложив их, спрятал во внутренний карман пиджака. Потом подошёл к двери, открыл её и выглянул в приёмную: там никого не было, даже секретарши. Тогда он быстро вернулся к столу и, нагнувшись, со всего размаха «просадил» прокурору в левое ухо. Тот, не успев ничего сообразить, упал со стула.

Значительно окрепший за последние дни волчонок облизнулся и не спеша вернулся в свой угол. «Ну, кто ещё желает подойти близко к моей клетке?»

Неторопливым шагом Арсений вышел из прокуратуры и пошёл по улице. Его била дрожь: то ли от страха, то ли от гнева. Но где-то в глубине души он испытывал гордость за свой дерзкий поступок.

«А вот теперь будем ждать», – подумал он.

Но только ждать пришлось не очень долго.

2.18

До самого вечера Арсений не возвращался домой: гулял по набережной, разговаривал со знакомыми бездельниками, которые группами сидели на скамеечках, недалеко от гастронома, в сомнительной надежде на дармовую выпивку. Деньги у Арсения были, но он никому не наливал и сам не пил: теперь он был как на фронте. Теперь любая мелочь могла стать для него роковой. Теперь он не имел права поступать бездумно и безответственно по отношению к себе. В его жизни появилась хоть и не совсем ещё ясная, не до конца сформировавшаяся, но уже довольно конкретная цель: не давать себя в обиду. И действительно: кто будет считаться с тобой, если ты сам себя не уважаешь и не можешь за себя постоять?

Когда Арсений вернулся домой, у дверей квартиры его уже поджидали два коротко стриженных молодых человека, чью профессию легко было определить, несмотря на то, что они были одеты «по гражданке». Арсений не испугался и не удивился, а только с удовлетворением подумал: «Вот как хорошо, что я догадался плащ надеть».

Он был доволен своей предусмотрительностью.

Молодые люди, мельком показав удостоверения, поинтересовались, есть ли у Арсения документы. И, ознакомившись с паспортом, предложили пройти с ними.

Арсений, не задавая лишних вопросов, подчинился. Он так и не зашёл к себе домой.

В горотделе – надо же! – дежурили старые знакомые.

Сотрудники, производившие задержание, передали майору паспорт Арсения, его самого и ушли.

– Ну, ты скажи, как тесен мир. А ну, дыхни, – майор подошёл вплотную.

Арсений дыхнул и сказал:

– Я не могу выпивать. У меня – справка.

И вынул из кармана бумаги.

Дежурный прочитал справку – пригодилась всё-таки! – немного подумал и сказал:

– Это меняет дело. Сейчас разберёмся. А ты посиди пока в «обезьяннике».

И он отвёл Арсения в клетку, сваренную из стальных прутьев. А когда закрывал замок, сказал:

– Вот видишь, как вовремя я тебя на лечение отправил: теперь ты на человека похож.

В клетке, у стены, были деревянные нары, и Арсений присел на них.

«Ничего они не докажут, – думал он. – Никто ничего не видел».

Святая простота! А простота, как известно, хуже воровства. Докажут, если будет надо, если очень захотят, или если будет «экономически» выгодно. Докажут даже то, что дважды два – стеариновая свечка. «Спрессуют» до такого состояния, что подпишешь себе даже смертный приговор, как это было с расстрелянным по «витебскому делу». Выяснили потом, что парень невиновен. Ну и что? Приговор в исполнение приведён. Премии получены, патроны списаны. Все подписи и печати на месте. Значит, всё правильно. Комплексная проверка нарушений финансовой и трудовой дисциплины не обнаружила.

Хоть кто-нибудь, когда-нибудь заглядывал им в глаза?

А ему? А ему просто выстрелили в затылок – и все дела.

Другое дело, если не захотят «слуги закона» по какой-то причине: если все показатели в норме и если – к тому же все мы люди!? – будет просто неохота, просто лень возиться. «В истории тому мы тьму примеров слышим…»

Часа через два Арсению приспичило в туалет, и он стал звать дежурного. Тот, недовольный, подошёл к клетке и вслух спросил сам себя:

– Ну что же с ним делать?

Потом, немного подумав, сказал:

– Давай сюда ремень, шнурки и всё, что в карманах.

Арсений отдал дежурному ремень, портмоне с мелочью и купленные сегодня в киоске полушерстяные носки. Шнурков в туфлях не было: они застёгивались на ремешки.

Дежурный положил всё это добро на стол и повёл Арсения тёмными коридорами. Сначала зашли в туалет, и дежурный составил Арсению компанию. А потом спустились вниз, в подвал. И дежурный вместе с милиционером-охранником просто втолкнули Арсения в тёмную камеру, захлопнув за ним массивную дверь.

Тяжёлый, спёртый воздух ударил Арсению в нос. После сравнительно светлого коридора глаза ничего не различали в полумраке, и только услышав приглушённый гул голосов, Арсений понял, что он здесь не один.

Через некоторое время, когда глаза привыкли, Арсений рассмотрел в скудном свете маленькой лампочки под потолком то место, куда он попал. И тогда ему стало по-настоящему страшно.

Небольшое помещение – размером с полгаража – было разделено на две неравные части. У порога, рядом с Арсением, в меньшей части, была свалена в большую кучу разная обувь. Слева, в углу, стояла сорокалитровая алюминиевая кастрюля – такая же, в каких варят пищу солдатам. Кастрюля была накрыта куском фанеры. На фанере, опустив голову на руки, сидел вьетнамец.

Остальная часть помещения представляла собой некоторое подобие сцены или деревянного настила. И там, на настиле, сливаясь в сплошное, многоголовое месиво, лежали люди. Их было человек сорок, не меньше.

Арсений стоял, не зная, что ему делать. Человеческие тела копошились, напоминая муравейник. И десятки глаз, блестящих в полумраке камеры, уставились на Арсения.

Пауза несколько затянулась, и Арсений понимал, что надо что-то делать, что-то говорить. Но что? Подобного опыта у него раньше не было. Выручил случай, Его Величество Случай, который иногда, сжалившись, судьба посылает нам то ли в награду, то ли в наказание. Поди, разбери, что у этой капризной дамы на уме.

С самого края помоста слетела на землю человеческая фигура, и чей-то голос сказал:

– Иди, обезьяна, к своему брату. Освободи место белому человеку.

Упавший тоже оказался вьетнамцем. Он поднялся и, не возражая, как побитая собака, подошел к своему соотечественнику и примостился на краешке фанерки. А на помосте образовалось небольшое пятно отполированных до блеска досок. Арсений подошёл и сел на освободившееся место.

– Не узнал, Арсен? – снова послышался голос.

Арсений пригляделся и узнал Вову Ковтуна. Считай, все водители-дальнобойщики в этом небольшом городе были знакомы друг с другом. «Наш город спит под одним одеялом», – любил повторять Микола.

– Привет, Вовик, – сказал Арсен.

– За что тебя? – спросил Вовик. – Ты же вроде порядочный.

Под глазом у Ковтуна расплывался тёмно-фиолетовый, с прожилками крови, синяк. Арсений знал, что Вовик любил подраться. Однажды они встретились на стоянке под Одессой: оба искали попутный груз. По вечерам водители устраивали общий стол: кто плов готовил, кто шашлыки. Ну конечно, и выпивка. И после второго стакана Вовик усиленно искал, кого зацепить. Каждый день искал и успокаивался только тогда, когда получал по морде. Такой уж жизненный сценарий: и рад бы по-человечески, да «Заратустра не позволяет».

Арсен, вздохнув, рассказал Вовику про свои проблемы. Услышав, что Арсен ударил прокурора, Вовик сказал:

– Есть тут человек, с ним тебе надо потолковать. А больше никому ни слова.

И уполз куда-то к стене, матерясь и расталкивая сокамерников. Через некоторое время Вовик вернулся и сказал:

– Ползи за мной.

Арсений сбросил туфли и стал пробиваться за Вовиком. С криком и боем они пробрались в угол камеры. Там было немного посвободнее. И Арсений увидел полного мужика с каким-то обрюзглым, тёмным лицом.

– Вот этот человек, – прошептал Вовик и, выдержав паузу, громко добавил: – Тит, это Арсен.

Тит внимательно осмотрел Арсения и, достав откуда-то из темноты пластиковый стакан, протянул со словами:

– Спирт. Запивать будешь?

Арсений кивнул головой. Ему не хотелось пить, но отказать он не решился. Потом они закурили. У Тита было всё: он чувствовал себя здесь как дома.

– За то, что ты сделал – уважаю, – сказал Арсению Тит. – Хотя и глупо. Делать надо было не так: ночью подкараулить возле подъезда и – пакет на голову. Да что зря базарить. А теперь они тебя ломать будут.

И Тит стал расспрашивать Арсения про некоторые детали. Потом, немного подумав, сказал:

– Когда начнут бить, падай головой на край стола. Лучше всего – рассеки себе бровь: крови много, но не страшно. Увидят кровь – успокоятся. А так – останешься калекой.

Потом Тит ещё немного подумал и сказал:

– По остальному – иди в отказ. Только в отказ. Они сейчас всё перероют, чтобы закрыть тебя. Моли бога, чтобы жену не нашли: ни живую, ни мёртвую.

Арсений не понимал хода мысли Тита, но слушал внимательно.

– Дома что-нибудь незаконное есть? – спросил Тит. – Давай завтра с утра кто-нибудь из моих к тебе наведается, приберёт всё.

Вовчик сильно и незаметно толкнул Арсения локтем в бок, и Арсений ответил:

– Дома пусто. А что?

– А то, что обыск делать будут.

– Зачем?

– Думаю, убийство на тебя хотят повесить.

– Убийство кого?

Тит посмотрел на Арсения, как на придурка, и не стал отвечать на глупый вопрос.

– Подумай хорошенько, как ты сможешь доказать, что они были живы, когда ты уже уехал. Может, ты им деньги присылал? Или она за квартиру платила? Подумай, но сразу не говори. Прибереги на потом, когда будет решаться: или пан, или пропал. Скажешь раньше времени – обыграют, обставят. Не жалей себя: пусть мордуют, пока не устанут. А алиби береги на конец.

Потом они покурили, и Вовчик, улучив момент, шепнул Арсению на ухо: «Будь осторожен, не говори, где живёшь и где ключи – всё вынесут. У ментов свои подходы, а у блатных – свои: влезут в душу и обчистят. Слушай только то, что по делу. Своим умом рассуждай».

И Арсений рассуждал. Он не исключал, что Тит правильно предугадывает будущую ситуацию. И к такому повороту дел надо быть готовым.

Потом Вовчик отогнал от стены каких-то бродяг, и они с Арсением, кое-как устроившись, поспали несколько часов. А утром, когда открылась дверь, в камере началась суматоха. Арсений еле-еле нашёл свои туфли, и милиционер-охранник ткнул в него дубинкой:

– Выноси парашу.

– Нет! – вдруг рявкнул Тит и, указав на вьетнамцев, добавил: – Ты и ты.

Милиционер спорить не стал, и вьетнамцы понесли куда-то кастрюлю, на которой просидели всю ночь.

А потом Тит сказал Арсению:

– Тебе помогут, но ты и сам себе помогай.

Арсений не понял этой фразы. Смысл её прояснился несколько позже.

2.19

Перед кабинетом следователя охранник снял с руки Арсения наручник и, открыв двери, пропустил его вперёд.

В кабинете, за стоящими друг напротив друга столами, сидели следователь и уже знакомый Арсению старший оперуполномоченный.

– Присаживайся, – сказал оперуполномоченный Арсению, обращаясь к нему на «ты», как к старому знакомому.

Арсений присел на стул и сказал:

– Если будете бить, я покончу с собой тут же, у вас в кабинете.

Следователь и опер переглянулись, и следователь спросил:

– А почему мы должны вас бить?

Арсений замялся, не зная, что ответить.

– Может, чувствуете за собой что-то такое, за что вас можно бить? Так поделитесь с нами.

Арсений снова промолчал.

– Не надо равнять всех по себе, – сказал опер и засмеялся.

Следователь тоже засмеялся, и Арсений почему-то решил, что они говорят правду: никто не собирался его бить.

– За что меня арестовали? – осмелев, продолжал он.

– Ну что же ты, никак не можешь успокоиться? – спросил опер. – Разослали мы ориентировку по всей республике. Что ты ещё от нас хочешь? Интерпол подключить мы не можем.

И опер показал Арсению листок с текстом и фотографиями. Листок был озаглавлен: «Разыскиваются». А фотографии были такого качества, что Арсений не узнал ни жену, ни дочь.

«Кто тогда их узнает?» – подумал он.

– Ох, – вздохнул следователь и, переходя на «ты», добавил: – Настоящих преступников из-за тебя ловить некогда. Вот, подпиши, что будешь правду говорить.

Он протянул Арсению ручку и предупредил:

– Да не вздумай врать: тебя сейчас на любой мелочи ловить будут. Лучше говори, что не помнишь.

«С чего это он такой добрый? – подумал Арсений. – Наверняка пакость какую-то готовит».

Но следователь никакой пакости не готовил. Или пока не готовил.

– Сейчас Коля поедет к тебе обыск делать, – сказал он. – Постановление я выписал, и прокурор уже звонил: ордер готов.

При этом он многозначительно посмотрел на Арсения и, немного помолчав, продолжил:

– Если есть в квартире что-то запрещённое, лучше сразу пиши добровольную выдачу.

– Ничего у меня нет, – мрачно ответил Арсений.

Он представил себе, какое развлечение будет у соседей, и, расстроившись ещё и по этому поводу, опустил голову.

«Хорошо, что про машину пока молчат», – подумал он. Там, в КамАЗе, в тайнике под печкой, лежала ручная граната РГ-5 – подарок Филиппенко. «Береги её, – говорил тогда Гена. – Это твой последний козырь в колоде».

«Если найдут, – мелькнула у Арсения мысль, – пять лет обеспечено. Эх, и почему я раньше про неё не вспомнил?»

– Ищите, ничего у меня нет, – повторил ещё раз Арсений.

Опер пожал плечами и вышел, а следователь начал писать протокол допроса. Он задавал всё те же бессмысленные, на взгляд Арсения, вопросы и машинально записывал ответы, не вдаваясь, казалось, в их смысл.

– За что меня держат? – снова, выбрав удобный момент, спросил Арсений.

Следователь угостил его сигаретой и закурил сам.

– Во-первых, никто тебя не держит – ты сам сидишь на стуле. А во-вторых, как будто ты не знаешь, – лениво произнёс, наконец, он и уточнил: – Если что-нибудь найдут – будешь содержаться под стражей, как обвиняемый. Если ничего не найдут, я тебя отпущу. Мне на свою задницу приключений не надо. Если твой «крестник» хочет, пусть он сам тебя закрывает.