Зона тени
«Господи, помоги, Иисус Христос впереди!»
Открыл дверки шифоньера – всё на месте. Порылся в карманах висевших на вешалке костюмов жены – пусто.
«Господи, помоги, Иисус Христос впереди!»
Заглянул в укромное место под сложенными на полке простынями – ни документов жены, ни денег. Может, перепрятала?
Второпях набрал номер Миколы и услышал его сонный голос:
– Алло.
– Микола, моих дома нет.
– Ты деньги раздал? – спросил Микола.
– Раздал, – ответил Арсений.
– Ну, так спи. Я вечером приду.
И повесил трубку.
«Чего это я, в самом деле? – подумал Арсений. – Просто надо съездить в молитвенный дом и забрать их. Сейчас всего лишь двенадцать часов. Съездить и забрать – вот и все дела».
Он быстренько набросил на себя куртку и бегом спустился со второго этажа. Сел в машину и только там подумал, что не знает, в какой молитвенный дом ехать: в городе их было три.
«Ладно, – подумал он, – поеду наугад. Пол-Европы объехал, и в родном городе не заплутаю».
Через четверть часа он уже разговаривал со сторожем одного из таких домов.
– У нас сегодня собрание не проводится, – вежливо объяснил ему опрятный мужчина лет тридцати. – Но пресвитер здесь. Если хотите, я могу его позвать.
– А где сегодня…
Арсений не мог выговорить слово «собрание», которое совсем, по его мнению, не подходило в данном случае. Но сторож его понял.
– Сегодня собрание у «субботников». Это на улице Майской.
Арсений поблагодарил сторожа и поехал на Майскую. Эта тихая улочка находилась на окраине города, за железнодорожным переездом.
Как назло, на переезде горел красный сигнал светофора. И Арсений, подпрыгивая, как на иголках, вынужден был ждать, пока пройдёт товарный поезд. А сразу же за переездом машина отчего-то заглохла. Внезапно остановилась, будто натолкнулась на невидимое препятствие.
Арсений покрутил двигатель стартером, но тот не заводился. Делать нечего – пришлось поднимать капот. И причина сразу стала ясна: выскочил центральный провод из распределителя. Никогда в жизни не выскакивал, а тут вдруг выскочил. И главное – непонятно отчего: ни вибрации, ни ударов не было. Наваждение какое-то. Арсений поставил провод на место, и машина снова заработала.
Нужный ему дом он увидел ещё издали: возле него стояли в ряд с десяток легковушек. Через приоткрытые двери дома были видны собравшиеся внутри празднично одетые люди. Арсений остановился так, чтобы не пропустить своих незамеченными, закурил и стал ждать.
Примерно через час из дома стали выходить верующие. Они, оживлённо разговаривая, расходились и разъезжались на машинах, но ни Марии, ни Ани с дочкой Арсений не увидел. Постепенно людской поток стал уменьшаться и, наконец, двери в доме закрылись и больше не открывались.
Арсений, чувствуя какую-то неловкость, вышел из машины и направился к дому. Он постучал в дверь, и ему открыл молодой, темноволосый парень, одетый в чёрные брюки и белую рубашку. Они поздоровались, и молодой человек вопросительно посмотрел на Арсения. Тот сказал:
– Я хотел бы поговорить…
– Я слушаю вас.
– А вы здесь за старшего?
– Да, – улыбнулся молодой человек.
Он был невысокого роста, с густо покрытым оспинами лицом. Но это не портило его. А в глубине выразительных тёмных глаз то и дело мелькали огненные сполохи.
– Меня зовут Дима, – продолжал он. – Просто Дима.
И снова приветливо улыбнулся.
Арсений тоже представился.
– Давайте пройдём и поговорим, – сказал Дима.
Они прошли в большую комнату и сели на длинную лавку у стены.
– Я разыскиваю свою жену и дочку: их нет дома, – начал Арсений.
Дима внимательно слушал.
– Понимаете, я уезжал в командировку, а когда вернулся, дома никого не было. Я думаю, что они жили это время у Марии. Они вместе ходят молиться.
– Они ходят к нам? – спросил Дима.
– Я не уверен.
– Они ходят по субботам?
– Наверное. Но я тоже не уверен. Понимаете, я не очень интересовался.
– Понимаю, – сказал Дима. – Знаете что: я здесь недавно. Давайте мы позовём одну женщину. Она-то, уж точно, всех хорошо знает.
Дима вышел в смежную комнату и вернулся с маленькой, худой старушкой.
– Мою жену зовут Аня, – сказал Арсений старушке. – Она с дочкой всё время ходит, с Олей. Шесть лет дочке. И с ними ещё одна женщина – Мария. Я ищу их.
Старушка немного подумала и спросила:
– А сегодня вы их не видели?
– Нет, – ответил Арсений.
– Сегодня не было только Нины: она в больнице, – сказала старушка, обращаясь к Диме.
– А может, они к другим ходят? – спросил старушку Дима. – Может, вы их знаете?
Старушка снова немного подумала и сказала:
– Чтобы с маленькой девочкой – то такую Аню не знаю.
И старушка ушла.
– Сейчас в городе очень много течений и толков христианской веры, – сказал Арсению Дима. – Мы исходим из того, что нельзя отступать от истины. То, что написано в священных книгах, нельзя менять по своей прихоти. Это обман и себя, и Бога. Но есть и другие течения. Я никого не осуждаю: каждый волен выбирать. Так что, может, ваши близкие ходят в другой молитвенный дом.
– Я просто растерялся, – признался Арсений. – Вот и бросился их по городу искать. А к вам приехал потому, что в субботу только здесь собираются верующие.
– Да, – сказал Дима. – Мы не отступаем от заповедей, данных нам Богом. Мы следуем слову Божьему, а не толкуем его в угоду своим желаниям. Но очень многие собираются в воскресенье. Вы не отчаивайтесь: найдутся ваши родные. Может быть, они уже дома и ждут вас.
– Может быть, – согласился Арсений, а про себя подумал: «Ну, и дурак я! Со стороны посмотреть – полнейший дурак! И как это у них ещё хватает терпения со мной разговаривать?»
– Вы извините, что я вас отвлёк, – сказал он Диме.
– Ну что вы! – снова улыбнулся Дима. – Вы можете придти в любое время и по любому делу. Я здесь для того, чтобы помогать людям – верят они в Бога или нет.
Дима проводил Арсения до выхода и сказал на прощанье:
– Я помолюсь за вас. У вас всё будет хорошо. Только вы не спешите сразу думать о плохом.
Арсений сел в машину и поехал домой.
Всю обратную дорогу он злился и на себя, и на жену, и на Марию. «Хоть бы записку написала, что ли, – думал он о жене. – Никакой серьёзности: полностью во власти этой Марии. Нет, с этим надо кончать! А то пустил всё на самотёк».
Он машинально прибавлял и прибавлял газу, пока, к своему удивлению, вдруг не заметил, что едет по городу со скоростью почти сто километров в час. Перед одним из перекрёстков пришлось даже экстренно тормозить, чтобы вписаться в поворот. Накладки тормозных колодок пронзительно завизжали, и от этого звука Арсений словно очнулся.
Куда это мы так торопимся?
Всю жизнь торопимся.
За деньгами, квартирой, машиной.
Поел – не поел – скорее дальше.
Поспал – не поспал – скорее дальше.
Поворот, ещё поворот – скорее доехать, долететь, добежать…
Куда? Что там, в конце пути?
Остановиться бы, оглядеться…
Некогда: время не ждёт!
«Кто вперёд бежит, а кто – наоборот».
Дима стоял на коленях, один, в огромной комнате, и тихо молился, склонив в смирении голову.
2.7
Когда Арсений подъехал к своему дому, Микола уже ждал его, сидя на лавочке во дворе. Арсений поставил машину на обочину, освобождая узкий проезд. Потом вышел и закрыл дверцу на ключ.
– Ты ко мне поднимался? – спросил он Миколу, пожав ему руку.
– Поднимался, закрыто.
– Представляешь, моей дома нету.
– Я тебе свою отдам, – сказал Микола. – И две банки краски. Дал бы больше, но нету.
– Кроме шуток: как только мы уехали, так они и не появлялись.
– С чего ты взял?
– Газеты никто из ящика не вынимал.
Микола ничего не ответил. Они поднялись в квартиру и сели в кухне за стол, на котором ровной стопкой были сложены газеты. Наверное, вид этой стопки произвёл на Миколу сильное впечатление. Он потёр виски кончиками пальцев и, внимательно просмотрев даты на газетах, сказал:
– Ты прав: со второго дня нашего отъезда их никто не забирал.
– Я не знаю, что и подумать, – сказал Арсений.
– Ни записки, ничего?
– Ничего.
– У соседей спрашивал? Может, им сказала?
– Нет, не спрашивал.
– Ну так сходи и спроси.
Арсений вышел на площадку и позвонил в соседнюю квартиру. Через минуту дверь квартиры приоткрылась на цепочке, и соседка – пожилая полная женщина-пенсионерка – вопросительно посмотрела на Арсения. Тот поздоровался и спросил:
– Вы моих не видели? А то я приехал, а их нету.
Женщина ничего не ответила, только отрицательно покачала головой.
– А они ничего не просили передать? Может, записку? – с надеждой спросил Арсений.
Но женщина снова покачала головой, словно не понимала, чего от неё хотят.
– Ладно, извините, – сказал Арсений.
Соседка захлопнула дверь и щёлкнула замком.
Арсений позвонил в другую квартиру, где жил бывший футболист. Тот открыл и, дохнув на Арсения перегаром, спросил:
– Давно приехал? Ну, как там?
– Да вчера приехал, а моих – дома нет. Не знаешь, где они? Ничего не просили передать?
– Не-а, – ответил сосед, и спросил: – «Сотку» потянешь?
– Да нет, спасибо. Я – с Миколой.
Футболист потерял всякий интерес к общению и тоже закрыл дверь.
В третьей квартире никого не было: там проживали муж и жена – «челноки». И застать их дома было практически невозможно.
Арсений вернулся к Миколе.
– Ну? – вопросительно кивнул тот.
– Никто – ничего, – ответил Арсений, присаживаясь за стол. – Что делать – не знаю.
– Бабы, блин, как курицы: ни о чём не думают, – сказал Микола. – Куда она могла поехать?
Ехать Ане было некуда. Отец Арсения уже три года, как умер, и дом в деревне давно продали. А своих родных она не знала: выросла в интернате.
– Некуда ей ехать, кроме как к Марии, – сказал Арсений.
– А где эта Мария живёт? – спросил Микола.
– Если бы я знал, – ответил Арсений.
Микола выбил дробь пальцами по столу.
– Лучше бы моя куда девалась, хоть на пару дней, – пошутил он, но шутка не удалась.
На некоторое время воцарилось молчание, а потом Микола произнёс то, что оба они так не хотели говорить:
– Надо звонить в милицию.
– И что сказать?
– Что есть, то и сказать.
Арсений всячески отгонял от себя мысль, что могло случиться что-то непоправимое. Он думал, что звонок в милицию может стать именно тем «водоразделом», той невидимой, тонкой гранью, из-за которой не будет возврата к прежнему, устоявшемуся укладу жизни. Он боялся, что этот звонок спровоцирует необратимый процесс «цепной реакции», спровоцирует «сход лавины», из-под которой уже невозможно будет выбраться. Поэтому он сказал:
– Если бы что случилось, то у неё паспорт с собой.
Микола немного подумал и согласился.
Но несомненным было одно: надо что-то делать. И это угнетало. Угнетало то, что два серьёзных, сильных мужика не знали, как правильно поступить в сложившейся, не самой, казалось бы, трудной жизненной ситуации.
– Ладно, – наконец, сказал Арсений. – Без паники: иди домой, а завтра я прочешу ещё раз все молитвенные дома. Должен ведь хоть кто-нибудь их знать. Человек – не иголка.
На том и порешили. Микола пошёл домой, понёс деньги своей «ненаглядной», а Арсений остался один в пустой квартире.
Раньше Арсений никогда не оказывался в таком положении: дома всегда кто-то был. И теперь непривычное для него одиночество пугало, беспокоило, не давало посидеть на месте.
Одиноко было не только в квартире, но и в душе.
«Человек один не может. Нельзя теперь, чтобы человек – один…»
Он включил телевизор и почти сразу же выключил: голоса и музыка из динамика ещё больше подчёркивали пустоту дома. Ничего не хотелось делать: ни готовить ужин, ни раскладывать привезённые вещи, ни читать газеты.
Арсений сел за кухонный стол и стал смотреть в окно. Просто смотреть, не различая ничего, что происходило за стеклом. Он долго сидел, почти не двигаясь, как статуя. А потом, когда на улице зажглись фонари, открыл холодильник, налил из запотевшей бутылки полный стакан водки и выпил без закуски. Это помогло: через полчаса он уже спал, одетый, на диване.
«Волга» в эту ночь осталась стоять под окном.
2.8
Наутро Арсений вскочил ни свет ни заря: часы в зале на стене показывали только половину пятого. Было ещё рано куда-то ехать, но снова лечь в постель он уже не мог: нетерпение овладело им, не давая ни минуты покоя.
Он вскипятил чайник и заварил крепкий чай. Этому его научил Микола, который считал крепкий и сладкий чай универсальным средством: пьяного – протрезвит, больного – вылечит, сонного – взбодрит, а нервного – успокоит. Так оно и случилось: приятная теплота разлилась по телу, и ситуация стала казаться не такой уж и безвыходной.
«Двадцатый век на Земле, – думал Арсений. – Со спутника теннисный шарик фотографируют. Так что просто исчезнуть никто не может. Даже если бы захотел – всё равно не получится».
Он не сомневался, что Аня и Оля найдутся. Это его почти не беспокоило. Его беспокоило другое: почему они ушли из квартиры на такое продолжительное время? И выходило, что где-то в другом месте им было лучше, чем у себя дома. Почему? Их никто не обижал. Арсений, конечно, требовал порядка. Но ни разу не ударил ни жену, ни дочь. У Миколы, вон, через день – «на ремень»: то Вика ходит с «фонарями», то он сам поцарапанный. И – ничего. Микола только отшучивается: «На дерево лазил».
Да, конечно, Арсений не вникал в те проблемы, которые могли быть у его жены. Собственно, никаких проблем быть и не могло: деньгами он обеспечивал, по бабам не таскался. Что ещё надо? Не мог же он сидеть с ней вечерами и мотать клубки с нитками. Каждый должен выполнять свои обязанности. Что тут непонятного? Единственно разумное объяснение, которое нашёл Арсений, так это то, что «с жиру бесятся». На работу ходить не надо, корову доить – тоже. Свободного времени – хоть отбавляй. Вот и «подъел хлеб шкуру». Так оно всегда бывает: взвалишь все проблемы на свои плечи, а вместо благодарности – какие-то капризы, какие-то непонятные фокусы. Арсению стало обидно: получалось, что с ним не считались, его не ставили «ни в грош». Что он есть, что его нету…
До семи часов утра Арсений напился чаю, накурился до одури и пошёл заводить машину. В голове шумело, как после многодневной пьянки, и настроение было соответствующим.
«Подождите, куплю я вам новых шмоток на базаре! Будете вы у меня пахать, как папа Карло!»
К тому молитвенному дому, где вчера не было «собрания», он подъехал как раз с первыми посетителями. Арсений вышел из машины и стал у калитки, как контролёр на стадионе. Люди, проходившие мимо, с удивлением рассматривали его, но Арсению было «фиолетово»: он еле сдерживал злость. Минут через пятнадцать к нему подошёл невысокий, седой старичок, поздоровался и спросил:
– Вы кого-то ждёте?
Арсений вкратце описал ситуацию, с трудом скрывая своё раздражение.
– Знаете что, – сказал старичок, – вам нет необходимости стоять у входа – проходите внутрь. Я дам вам стульчик, и вы спокойно сядете у дверей. Вам будут видны все, кто приходит. А то здесь прохладно, да и неудобно. И ещё: напишите мне на листочке фамилию своих родных и номер вашего телефона. Я попробую вам помочь.
Предложение было разумным, и Арсений согласился со старичком. Он написал на листочке из блокнота всё, что было необходимо, отдал старичку и прошёл вслед за ним внутрь молитвенного дома.
Комната, в которой собирались верующие, была довольно большой, рассчитанной на человек сорок-пятьдесят. Вдоль стен стояли окрашенные в коричневый цвет скамейки, а посредине – ряды складных стульев. У торцевой стены стоял стол, покрытый однотонной, тёмно-вишнёвой скатертью. Вместо икон под потолком висели красиво вышитые на ткани цитаты в золоченых багетовых рамках.
Арсений присел на скамейке у входной двери и стал наблюдать за происходящим. Празднично одетые люди разных возрастов – мужчины и женщины, пожилые и дети – постепенно заполняли комнату, рассаживаясь на стульях. За столом сели уже знакомый Арсению старичок и ещё двое мужчин помоложе. Старичок стал что-то негромко говорить, изредка поглядывая в лежащую перед ним раскрытую книгу. И шум в комнате постепенно затих, так что Арсений смог разбирать слова старичка. Но он не вникал в смысл этих слов, а внимательно рассматривал опоздавших, которые тихонько, стараясь не помешать остальным, пробирались к свободным местам. То ли в комнате, наконец, воцарилась полная тишина, то ли старичок начал говорить громче, но до Арсения стали долетать довольно отчётливые, хотя и не совсем понятные фразы.
– Увидев это, я пал на лице свое, и слышал глас Глаголющего, и Он сказал мне: сын человеческий! стань на ноги твои, и Я буду говорить с тобою, – монотонно произнёс старичок.
Арсений последовательно, стараясь никого не пропустить, рассматривал присутствующих.
– И эти сыны с огрубелым лицом и с жестоким сердцем; к ним Я посылаю тебя, и ты скажешь им: «так говорит Господь Бог!» Будут ли они слушать, или не будут, ибо они мятежный дом; но пусть знают, что был пророк среди них. А ты, сын человеческий, не бойся их и не бойся речей их, если они волчцами и тернами будут для тебя, и ты будешь жить у скорпионов; не бойся речей их и не страшись лица их, ибо они мятежный дом; и говори им слова Мои, будут ли они слушать, или не будут, ибо они упрямы, – продолжал старичок. – Ты же, сын человеческий, слушай, что Я буду говорить тебе; не будь упрям, как этот мятежный дом; открой уста твои и съешь, что Я дам тебе. И увидел я, и вот, рука простерта ко мне, и вот, в ней книжный свиток. И Он развернул его передо мною, и вот, свиток исписан был внутри и снаружи, и написано на нем: «плач, и стон, и горе».
Ряд за рядом, кресло за креслом, человек за человеком – Арсений не пропускал ни одного лица.
А пресвитер продолжал свою проповедь, и голос его крепчал, набирал силу:
– … И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными; и узнают, что Я Господь, когда совершу над ними Мое мщение.
Ни Ани, ни Оли, ни Марии среди пришедших не было. Дверь в доме оставалась приоткрытой, и Арсений, стараясь не привлекать к себе внимания, направился к выходу. Напоследок он услышал:
– …Путь праведника усеян деяниями злодеев и тиранов. Блажен тот, кто указывает несчастным и слабым путь к счастью, ибо он и есть истинный пастырь…
Арсений вернулся к своей машине: надо было ехать ко второму дому, пока оттуда не разошлись верующие.
Второй дом находился недалеко от рынка, и проехать к нему на машине не удалось: узенькая улочка была загромождена ящиками с товаром, прицепами, разнообразными тележками и прочим принадлежностями для торговли. Поэтому Арсений припарковался на соседней улице и пошёл к входным воротам пешком. Он не стал заходить внутрь дома: остался у калитки, греясь на солнышке. Оно взошло довольно высоко и немного согрело остывшую за ночь землю. Но приближение холодов уже угадывалось по некоторым почти незаметным приметам. И хотелось ещё хоть немного, ещё хоть чуть-чуть почувствовать прикосновение уходящего лета.
Арсений простоял около двух часов, пока последний посетитель не вышел из молитвенного дома. От непривычки – за рулём-то всё время сидишь – болела спина, и настроение совсем упало. Да ещё вдобавок ко всему налетели тёмные тучки и начал моросить дождик. День стал хмурым, и на душе опять заскреблись кошки.
«Хмарь такая на душе – хоть петлю на шею…»
Оставалась ещё небольшая надежда на звонок старика-пресвитера, который утром взял листок с телефоном и другими данными. Эх, надежда, надежда! Кто хозяин над тобою?
«Господи, помоги, Иисус Христос впереди!» – вот и всё, что приходило Арсению на ум.
Он незаметно от прохожих, тайком, как тать в ночи, перекрестился.
«Пресвятая Богородица… помоги».
И к ужасу своему понял, что за всю жизнь так ни разу по-настоящему и не молился: не умел. Даже «Отче наш» не знал: не было необходимости.
Что же делать?
Делать нечего: Арсений поехал домой. Он купил по дороге продуктов и бутылку водки – вместо «Отче наш», – оставил машину у подъезда и поднялся в свою квартиру. Где-то в глубине подсознания снова вспыхнула на какой-то миг надежда и тут же угасла: дома никого не было.
Положив продукты в холодильник, Арсений позвонил Миколе. Тот поднял трубку и пьяным голосом спросил:
– Кто это?
– Я это, – не скрывая зла, ответил Арсений.
Ему было слышно, что у Миколы шумят и хохочут гости. Как можно было веселиться в такой день?
– Слушай, Арсен, я сегодня гуляю, – сказал Микола. – Давай созвонимся завтра с утра.
– Давай, – согласился Арсений и положил трубку.
Потом он отогнал машину в гараж, вернулся домой и напился в одиночку. Напился так, что не помнил, как добрался до постели. Напился потому, что для него уже было очевидно: добром не кончится.
Я кричу – не слышу крика,Не вяжу от страха лыка,Вижу плохо я,На ветру меня качает…«Кто здесь?» Слышу – отвечает:«Я, Нелёгкая!»Как ни странно, но водка помогла. Помогла вопреки всем разумным рассуждениям всяких дипломированных врачей и психологов: утром он проснулся абсолютно спокойным, с вполне чётким планом действий.
В первую очередь Арсений ещё раз осмотрел все вещи: не хватало нескольких костюмов Ани, многих вещей Оли. И – самое главное – не было на месте двух чемоданов: большого и маленького. В ванной, в висевшем на стене зеркальном шкафчике, не было их зубных щёток. Значит, они собирались не спеша, и собирались надолго. Документов и шести тысяч долларов – всех семейных сбережений – тоже нигде не было.
Арсений порылся в коробке со старыми бумагами, которая лежала в антресолях шифоньера, и нашёл квитанции и бланки оплаты паспортов: Аня и Оля собирались ехать следующим летом на оздоровление в Италию. Он переписал номера и серии документов в свой блокнот и поставил коробку на место. Потом выбрал из альбомов подходящие фотографии жены и дочери и положил их в свой паспорт.
За завтраком допил стопку водки, оставшуюся с вечера: просто так, для «поддержки тонуса». Побрился, почистил зубы мятной пастой, надел костюм и пешком пошёл в милицию.
Это было, по мнению Арсения, единственно правильное решение.
2.9
Эх, человек, человек! Как мало тебе надо! Нет, не пища и не воздух тебе жизненно необходимы. Нет, не свобода, за которую ты бьешься насмерть с незапамятных времён. И не любовь, которую ты воспеваешь и превозносишь до самых небес. Всё, что тебе надо в этой жизни, вмещается в одном-единственном коротком слове – иллюзия. Иллюзия, которая ведёт тебя по замкнутому кругу, не отпуская и не подпуская. Иллюзия, как клочок ароматного сена, привязанного перед давно ослепшей лошадью, изо дня в день вращающей ворот подъёмника примитивной шахтёрской клети.
В вестибюле горотдела Арсений подошёл к окошку дежурного и сказал:
– У меня пропали жена и дочь.
В застеклённой, отгороженной части вестибюля находились два офицера: один сидел за пультом, а второй – майор – перебирал бумаги у окна приёма посетителей. На руке у майора была повязка с надписью: «Дежурный».
– Как пропали? Поподробнее, пожалуйста, – уточнил майор.
– Я две недели был в отъезде, а когда вернулся, дома их не было.
– Ну и что?
– Газеты за две недели лежали в почтовом ящике: их никто не вынимал.
– Ну и что? – повторил дежурный.
– Нет их документов, нет денег, и соседи их не видели.
– Ну и что? – дежурный заладил, как попугай.
– Их нет. Я дома уже два дня, а их нет. Их надо искать.
Арсений понемногу терял терпение.
– В квартире сохранились следы преступления? – спросил дежурный.
– Какие следы? – не понял Арсений.
– Кровь, беспорядок, поломанные вещи, следы борьбы, пропажа ценностей.
– Нет, – опешил Арсений. – Всё в порядке.
Дежурный наклонился к окошечку и застыл на мгновенье, а потом спросил:
– Давно в запое?
Видимо, уловил запах перегара, как Арсений ни старался чистить зубы.
– Я только вчера вечером немного выпил, – сказал он.
– Если бы немного, то и слышно не было бы, – разумно возразил дежурный и добавил: – Идите домой и не морочьте тут голову: у нас есть и более важные дела, чем ваши семейные проблемы решать.
И заметив, что Арсений не торопится отойти от окошка, сказал с решительной интонацией:
– Сейчас доставим, куда следует, и неприятности я вам гарантирую, – и, обращаясь к сослуживцу у пульта, сказал: – Обнаглели до предела: в милицию пьяными приходят. Права тут качают.
– Кто это там такой неугомонный? – сослуживец дежурного выглянул из-за пульта и добавил хриплым голосом, подражая Высоцкому-Жеглову: – Ты ещё не угомонился?
– Не надо мне тыкать, – ответил Арсений, не скрывая злые интонации в голосе. – Я не за милостыней пришёл. Вам государство деньги платит. Из моего кармана, между прочим.