– Давно не виделись, – ехидное кхеканье. – Скучал поди? Ах да! – спохватился вождь и выдернул изо рта волхва тряпичный узел. – Можешь выражать мне свою благодарность, – заржал он, откинув назад голову, довольный, что сумел так удачно поддеть блудного Харлисса своим остроумием, а пуще того – наконец-то заполучить его со всеми потрохами.
Волхв молчал.
Баюр время от времени заглядывал в окошко, надеясь, что похититель всё-таки развяжет пленника, и следил, чтобы в порыве торжества он не стал глумиться над поверженным. У подлецов в порядке вещей демонстрировать свою силу беспомощной жертве – пинать, охаживать плетью и всякое такое унизительное, не боясь отпора. Пёс прижался к его ноге, ловя малейшее движение повелителя, чтоб догадаться о приказе за мгновение до произнесённого слова и броситься его выполнять.
Вождь оборвал смех резко, будто отсёк ножом, и заговорил полушёпотом, с присвистом между редких зубов, с огоньком в глазах, алчно вспыхивающим, как в чахоточной лихорадке.
– Мы с тобой покорим всё побережье и горы! Все племена станут нашими данниками! Харлиссы станут богами! Твоё ведовство превзошло возможности волхвов всех окружных племён, и славу эту надо утвердить властью!
Карачум расхаживал по земляному полу хижины, искоса поглядывая на свою жертву, которая продолжала лежать, ибо вождь ещё не решался освободить её от ремней.
– Я могу править обширными землями, держать в повиновении многие племена. А вместо этого сижу здесь, в долине, с горсткой неумех, которые не научились ещё как следует ловить рыбу, чтобы не тревожили мысли о голоде. Твоё имя – первый шаг к страху, которым мы опутаем всех соседей. А кто осмелится перечить – учиним примерное наказание. В назидание! Ну, не мне тебя учить… – и довольно рассмеялся, подмигивая «компаньону», как заговорщик, раскусивший хитрую махинацию мошенника, но не сдающий его из соображений собственной выгоды. – Как ты справился с морским драконом – и по сю пору никому не внятно. Только рукой взмахнул и заклятье наложил! Непонятое могущество рождает страх и повиновение! Нельзя упускать плывущую в руки власть!
Волхв молчал.
– Ты чего, онемел от счастья? Сам-то и подумать не мог, что такое может статься? – вождь возомнил себя покровителем, открывающим головокружительные возможности недотёпе, не способном с умом применить дарованную ему богами силу подчинять себе людей, понуждать их пресмыкаться, а самому богатеть и стяжать славу. – Если бы не я, так и жил бы в нищете у Медведей, лечил их болячки, да помыкали б тобой, как прислужником. Ты им чужак по рождению, неровня им, и дальше рабского порога тебя не пустят ни за что при всём твоём усердии.
Нахально возведённый поклёп связанная жертва стерпеть не смогла и напомнила глумливому оратору о его собственном подлом поступке и об источнике ведовских знаний:
– Ты же бросил меня подыхать в горах, пальцем не пошевельнул для спасения! Столько лет не интересовался моей судьбой, зная, что я жив! Если б не Медведи, ты бы со мной сейчас не разговаривал и о владычестве своём не мечтал. И волховским могуществом я обязан Медведям. Это их Шилак указал мне дорогу да научил таинствам.
Баюр сдвинул брови. Эта история была ему доподлинно известна. Впрочем, обещания и распалившиеся мечты деспота о безграничной власти и вседозволенности тоже новизной не блистали и были вполне предсказуемы. Знал бы этот хмырь, усмехнулся он про себя, что все его перспективы, причём умноженные на бесконечность, давно в кармане у его пленника. И раз он ими не воспользовался до сих пор, значит, его ценности совершенно иные, до которых деспоту не дорасти никогда, а говорить о них тем более не имеет смысла.
Ян слушал с непроницаемым лицом, наматывая на ус. Бартоломео, хоть и попал в чужой мир, где многое ему было непонятно и требовало пояснений, создавшуюся ситуацию просёк сразу. Она вызывала оскомину как от повторяющегося, вечного, неумирающего, осточертевшего порока, стандартного беса всех мировых тиранов, дорвавшихся или рвущихся к неограниченной власти. Друзьям даже не надо было переглядываться, чтоб убедиться в едином мнении, но согласовывать действия пока было рановато. Только Остроух нетерпеливо перебирал лапами, не смея ни зарычать, ни заскулить.
– Шилак был сильный ведун, – согласился вождь, останавливая хождение и пропуская мимо ушей упрёки, – уважаемый, но ведь до того, как он ушёл к пращурам, его всё одно никто не боялся. Умелый знахарь, по звёздам предрекать горазд был – и только. Ты не его место занял, а проторил свой путь. Таких умений не припомнят наши старейшины, хотя хранят в памяти древнейшие были, дивные и пророческие, – и вдруг оборвал рассуждения. Решил, видимо, что достаточно уговаривать упрямца, пора переходить к действиям. – Короче, ты покуда останешься тут. Поразмысли. Убить тебя я всегда успею. А то, что сказал сейчас, – не пустые слова! Согласишься – сделаю тебя старшим над всеми, только мне подчиняться будешь. Все будут тебе угождать да веления твои исполнять. Ну как? Заманчиво? То-то! А заартачишься – пеняй на себя! Моя рука не дрогнет.
Толкнув дверь, Карачум широко шагнул за порог, оставив пленника связанным. Такому умельцу оставлять свободные руки опасно. Два воина, ожидавшие вождя снаружи, подбежали сразу.
– Щенка беречь пуще глазу! – кивнул вождь на хижину и зашагал прочь. – Не досмотрите – шкуру спущу! – крикнул он, обернувшись.
Оставшись один, связанный волхв разогнул ноющее тело насколько смог, оглядел хижину. Харлиссы, не знавшие прежде забот по строительству домов, осваивали новое ремесло основательно, брёвна стен очищены от коры, гладко отёсаны и подогнаны плотно, так что лезвие ножа (где бы ещё взять его!) не вогнать. Высоко от пола – прямоугольник окна, открытого для ветра и солнца, которое уже не стояло высоко, его мягкий золотистый свет умиротворённо лился в проём сруба, разбавляя гнетущий полумрак. Но избушка крепкая, новая, даже крысы не успели ещё подточить брёвна и нарыть ходов. К тому же тугие кожаные ремни… Самому не освободиться. О ноющих ссадинах по всему телу, оставленных наёмниками, разозлёнными его сопротивлением (уж они отыгрались на нём от души, когда удалось связать), он старался не думать.
Прикрыв глаза, волхв оценивал создавшееся положение и искал решение. Если Карачум убьёт его, Медведи о том не узнают, ибо никто не видел, как его украли и куда увезли. Если ему всё же удастся освободиться и спастись, тайну похищения придётся сохранить от Медведей, дабы не развязать войну, не стать причиной гибели и вражды двух племён, с которыми судьба крепко его связала. Разве виноваты Харлиссы в том, что их вождь такой? Вожди меняются, а народы продолжают свой путь в грядущее. Заставить Карачума отказаться от задуманного? Но как?
Глава 5
Два волхва
– Двое часовых. Их надо обезвредить, – Баюр наблюдал сквозь ветви орешника за вялым, вразвалку обходом избушки на отшибе посёлка Харлиссов двух воинов, которым непонятен был приказ вождя. Их выдернули из артели рыбаков, уходящих в море на промысел – дело нелёгкое и хлопотное, требующее сноровки и опыта. Но ДЕЛО! Слоняться здесь и изнывать от скуки – больше устанешь, чем в море. У них только-только начало получаться как следует, лодки даже соперничали меж собой, кто вернётся с бо?льшим уловом, а тут…
– Убить?! – с ужасом прохрипел Бартоломео.
– Всё бы тебе кровь проливать. Уйми свою кровожадность, Тамерлан!
– Шутки шутишь? Я твоего Тамерлана знать не знаю, так что ты меня не достал.
– Учись, Артур, как побеждать без крови, без выстрелов, одной только силой искусства.
– Что ты задумал?
– Для начала распределим роли. Спектакль должен быть бесшумным, коротким, впечатляющим. Само собой – без трупов. Но главное – убедительным в бессмысленности и гибельности его продолжения.
Заговорщики зашептались горячо и быстро, но всего договорить не успели, потому как к часовым неожиданно подошел Карачум, о чём-то заговорил с ними, поглядывая то на избушку, где лежал связанный пленник, то вокруг, на обступивший посёлок лес.
Не желая выпускать ситуацию из-под контроля, друзья затаились у ближайших кустов и услышали:
– Ничего тревожного не подметили? – острые глазки вождя пробежались по лицам воинов. – Как щенок? Молчит?
– Всё тихо, вождь. Даже в сон клонит, – воины лениво переминались с ноги на ногу, опираясь на копья. – Ходишь тут без дела.
– Как это без дела? Смотри у меня, проспишь щенка – сам без головы останешься.
– Да смотрим мы, – вступился за товарища напарник. – Только непонятно нам.
– А вам ничего понимать и не нужно. Вождь велел – разве непонятно?
– Была бы важная птица, боец богатырский, а то – тьфу! – мальчишка! Копьё в руках не держал. Срамно даже вдвоём его охранять, засмеют нас.
– Проворонишь – отправлю к праотцам, – разозлился Карачум, однако объяснять, кто такой пленник и какая в нём важность, не стал. – Там не скучно будет! А насмешкам откуда взяться? Никто не знает, по какому делу я вас озаботил. Да помните о тайне сговора нашего… наш… наш… я будто чуял, – бессвязно забормотал грозный вождь. Челюсть у него отвисла, и он онемело выставил руку перед собой, чтобы воины оглянулись.
Воины оглянулись. В тридцати шагах от них стоял Баюр и улыбался во весь белозубый рот, а рядом скалился его пёс, лохматая зверюга, с которой в одиночку не справиться.
В голове без пяти минут владыки необъятных земель с их лесами, горами, морским побережьем и всеми племенами вместе взятыми мелькнула удивлённая мысль: «Его же, вроде, усыпили? Или наёмники набрехали? Схалтурили? Ну, погодите у меня!»
Шок от внезапного появления волхва, без пут да ещё с верным и безжалостным защитником, постепенно заменялся изворотливой сообразительностью, и Карачум начал приходить в себя:
– Как… тебе… удалось?.. Ремни… колдун проклятый. Что ж я, старый пень, не заклепал тебе рот…
Ведь знал о его непостижимом могуществе и всё же дал маху. Рано торжествовать начал, забыл об осторожности…
– Так он… это… вождь… в голове, мыслями усилился…
– Схватите его!
Баюр поднял руку и тыльной стороной вытер лоб.
– Да проверьте в дому?… А-а!!! Что с вами?
– Вождь, я скрозь тебя вижу… И Анкел наскрозь просвечивает…
– Ты тоже, – выдохнул Анкел. – О Боги! Так он превратит нас в духов!
Воины упали на колени и склонили головы перед волхвом, а Карачум продолжал хорохориться:
– Ты выглядишь старше, волчонок. Двигаешь время? Как тебе это удаётся?
– Возмужал… – согласился тот так просто, будто подтвердил сущую безделицу. Повёл плечами, разминаясь, и кожаная безрукавка затрещала. – Видать, после твоих наставлений.
