– Да-да, я понимаю, – оживился Бартоломео. – Отнять у конкурентов гения – значит лишить их силы и приобрести могущество.
– Заметь, Артур, – просвещал Ян, – волховское могущество! Редкостный дар!
– Так вот ты какой! – с восторгом и удивлением рассматривал Бартоломео Баюра, словно впервые его видел. – А это, – ткнул он пальцем в тончайшей работы ободок на лбу, – и есть тот самый артефакт? Который показывал чудеса прозрачности в пасти у кракена?
– Это подарок богини Харлисс, хранительницы духа племени.
– Понимаю, понимаю, – бормотал Бартоломео, ничего не понимая, окончательно сбитый с толку и уверенный только в одном: человек, который умеет быть бессмертным, который жил среди древних людей и дружил с богиней, который обладает каким-то могуществом, недоступным научному объяснению, – непременно сумеет восстановить справедливость, пространство и время, а главное – вернёт их обратно, домой.
– Проверить надо, – размышлял Баюр. – Вдруг мы ошиблись? Может, волхв гуляет себе среди Медведей, а в повозке был кто-то другой.
– Я с тобой, я здесь всё знаю, – решительно заявил Ян.
– Нет! Я один! – решительно воспротивился следопыт. – Одному легче затаиться. В крайнем случае прикинусь их волхвом: у нас одно лицо.
– А шмотки? Ну-ка, чего этот кретин выбросил? – Ян зарылся в кусты. – На, примерь! Жилет, натуральная кожа! От лучших кутюрье. Размер может не подойти. С тех пор ты подрос. Остальное… всё порвали, идиоты… Кровь… – голос дрогнул, смех оборвался. – Он ранен, Баюр…
Волхв скинул рубаху, протиснулся в безрукавку, прикрыв ею сверху изрядно потрёпанные брюки, оглядел себя:
– Пойдёт… Да, возмужал я, повзрослел. На нём-то всё свободно болталось, а на мне как влитое.
– Сравнил! Ему на вырост шили, экономили, – суетился Бартоломео, одёргивая обновку, отряхивая мусор.
– Ну, всё. Ждите меня здесь. Не высовывайтесь.
Баюр шёл к себе домой. В свой старый, родной, ни с чем не сравнимый дом, который снился ему тревожными ночами сотни лет, давно покинутый и невозвратимый. Здесь он учился и рос, здесь совершал потрясающие открытия, спасал племя от гибели и удивлялся своим победам, здесь его любили и берегли. Дом, который он не сумел защитить и оставил погибать, предпочтя обезопасить дорогих его сердцу людей. Их лица, имена и голоса давно затерялись в вечности, но его память сохранила всё… Где-то в груди щемило, сбивая и путая мысли, и он решительно тряхнул головой, отгоняя накатившую горячей волной ностальгию.
В долине у подножия утёса кипела обычная хозяйственная жизнь, вились дымки костров, смеялись дети, перекликались женщины. Баюр встал за каменным уступом, взглядом прочёсывая видимое пространство, и вдруг заметил под ёлкой, растопырившей колючие лапы, неподвижно лежащего Остроуха. Не шевелится. Убит? Пригибаясь к земле, чтобы издали не заметили, он подобрался поближе к собаке и, увидев, как мерно вздымается лохматый бок, облегчённо перевёл дух. «Сон-трава, – догадался он. – Вот почему волхв остался без защиты». Баюр снял браслет с предплечья, коснулся им обруча на лбу и выбросил руку в сторону пса, освобождая его от зачарованного забытья. Остроух вздрогнул и вскочил на ноги. Белая стрела на лбу отыскала цель, остановилась, и следом послышалось угрожающее ворчание.
– Остроух… не узнал. Это я, Баюр.
Пёс поскуливая и виновато виляя метёлкой хвоста, бросился к волхву, тыча мокрый нос в его ладони и чихая от непривычных запахов.
– След, Остроух. След хозяина.
Обнюхав жилетку, лохматый друг сначала растерянно завертелся на месте, потом ткнулся носом в истоптанный песок и, злобно ворча, пошёл мимо изломанных и смятых кустов прочь от утёса к дороге, Баюр за ним. Заметить его никто не успел, только позади он услышал, как Рисвер крикнул:
– И там его тоже нет, отец!
– Я же видел его недавно. Может, он на утёсе, как всегда?
– Он провожал караван, – Сангрей – догадался по голосу Баюр. – Потом я не видел его. Мы сходим к скалам, где волхв собирает травы.
– Не нравится мне это. Идите вместе, с Рисвером и Лазвилом. Оружие возьмите.
Остроух помчался быстрее, не замечая хлёстких веток, охаживающих его по бокам, зато Баюр, едва поспевающий за ним, в полной мере насладился поркой, успевая только лицо загораживать локтями от зелёных кнутов. Больше он ничего не слышал, но выяснил главное: украли юного волхва, и теперь его надо спасать.
Одним мощным прыжком пёс перемахнул дорогу и оказался в кустах над разорванными одеждами волхва. Ян с Артуром предусмотрительно отскочили за деревья. Баюр, догнав собаку, подозвал друзей:
– Это Остроух, мой пёс, пусть он обнюхает вас. Пойдём за караваном. Надо спасать волхва.
Пёс с явным неудовольствием подпустил к себе незнакомцев и слегка поворчал для порядка, но разрешил им поприсутствовать возле хозяина, надеясь, что тот передумает, и подозрительный огонёк в глазах не спешил сменить на доверчивый. Пока. Посмотрим, что это за птицы с нездешним запахом.
На дорогу выходить не стали, бежали лесом. Здесь не было непроходимых чащоб, всё давно исхожено. Караван, хоть и не сильно спешил, успел докатить до Эльканы и теперь двигался вдоль берега вдвое медленнее. Дорога, соседствующая с рекой, хоть и была накатана, но камни на ней встречались гораздо чаще, и следовало быть осмотрительными, чтоб лошади не повредили ноги, повозки не перевернулись, а каравану не пришлось застрять. Волочащуюся вереницу тяжелогружёных повозок догнали без труда, но той, в которой везли волхва и которая замыкала процессию, в ней не было. Друзья недоумённо переглянулись.
– Свернули в лес. Караван был прикрытием, – предположил Ян. – Здесь полно лесных дорожек, некоторые довольно широкие, можно на машине проехать. С повозкой уж точно…
Баюр огляделся:
– Остроух, твоя очередь. Ищи!
Пёс заметался. Если бы хозяин оставил следы на дороге… Колеса же все пахнут одинаково. Пришлось самим прочёсывать окрестные тропинки, прислушиваясь к лесным шорохам и скрипам.
– Этот Карачум… – пыхтел Бартоломео, – он что, убьет вашего волхва?
– Если тот не захочет ему подчиниться и выполнять его волю, – ответил Баюр.
– Ясно. Значит, убьёт.
– Думаешь?
– Да разве ты подчинишься? А ведь у него даже нет твоих артефактов. Хотя… чем они могут помочь? Сделают прозрачным этого харла?
Баюр остановился, повернул к себе лицом Бартоломео и строго отчеканил:
– Харлисс! Это имя богини. Не надо его коверкать.
Бартоломео прикусил язык, и до него наконец дошло, что в этом мире течёт иное время, иные ценности имеют вес, а словами не разбрасываются, не жонглируют, ибо они – знаки заклинаний, и легкомысленная небрежность на этом игровом поле оплачивается жизнью.
***
В последний раз Баюр видел Карачума, будучи мальчишкой. Тогда, потеряв родителей, оглушённый своим сиротством, он мало что замечал вокруг, помнил только взгляды соплеменников, жалостливые, торопливые. Вождя он боялся. Колючие глаза отталкивали, видя в нём только лишний рот, не способный прокормить себя. Хрупкий мальчик не обещал вырасти в могучего воина, не видно в нём было и других полезных для племени способностей. Как бы ни старался Баюр помогать взрослым по хозяйству, собирая хворост, грибы с ягодами, спускаясь в зелёные долины и перелески, все его усилия не шли ни в какое сравнение с расторопной работой умелых, натруженных женских рук, не говоря уж о взрослых мужчинах, воинах и охотниках. Лишний. Никому не нужный мальчишка. И потому во время великого переселения к морю, когда он, с трудом удержав повозку, чуть не свалившуюся с обрыва, сам упал в расщелину, изранившись и переломав кости, вождь с облегчением объявил его мёртвым и вздохнул, не жалея юнца, а благодаря богов за избавление от бремени.
Охотники из племени Медведей случайно нашли его и проявили немалую изворотливость, чтобы вытащить живым разбитого, полуживого светловолосого мальчика. А волхв Шилак, уже тогда седой и высохший, как жердь, до самой зимы выхаживал его и постепенно стал обучать волховскому ведовству.
Теперь Карачум, наслышанный о чудесных умениях юного Харлисса, могучей силе его заклинаний, способных справиться с чудовищами, поднявшимися из неведомых глубин, или спасти от гибели целое племя, поражённое мором, судя по всему, возмечтал вернуть себе чудесным образом воскресшего и набравшегося колдовской мощи волхва.
Баюр, притаившийся с друзьями в лесных зарослях, слышал, как недовольно огрызались друг на друга похитители, выкатывая пленника, стянутого ремнями, из рогожи и больно пиная в бока, и догадывался, что вождь опять сумел надуть наёмников, найдя за что урезать обещанную плату. Свои злость и обиду они вымещали на беззащитной жертве, поскольку сам вождь был не в их власти. По дороге в посёлок Харлисс разбойники припоминали, к каким уловкам прибегал Карачум при расчёте за прошлые заказы, чтобы заплатить меньше обещанного, клялись, что это дело последнее и больше ноги? их не будет у сквалыжного прохиндея. Но перехватить их по пути не удалось, да и Баюр не хотел подвергать друзей опасности. Негодяи были вооружены и убить неумелых нападающих им было раз плюнуть. Проще и безопасней выкрасть пленника по прибытии.
Заглянув в лицо волхву и убедившись, что наёмники не обознались и не провели его, Карачум швырнул им кожаный мешочек, многозначно загремевший:
– Проваливайте. Будете нужны – сам вас найду. А вы, – приказал он двум дюжим Харлиссам, – сволоките его в сруб, – и сам направился туда первым.
Баюр выполз из засады и, скрываясь за высокими кустами по кромке леса, бесшумно прокрался в сторону сруба – к небольшой бревенчатой избушке с вырезанным под самой крышей проёмом вместо окна, выходящим на крошечную безлюдную опушку перед лесом. Остроух бесшумной тенью следовал за ним, привыкший повиноваться хозяину и, когда требовалось, быть незаметным. Друзья так же тихо последовали за ними. Прижавшись к стене, можно было услышать всё, что происходит внутри, даже осторожно подглядывать, благо, рост позволял дотянуться до проёма, ничем не прикрытого, не занавешенного.
– Выкатывайтесь, мне перемолвиться надо с дорогим гостем, – глумливо захихикал Карачум. – Далеко не отходите, позову, если что.
Хлопнула дверь.
