Сообщение повторилось трижды, но Цин не услышал его и в первый раз. Его трясло, по салону в полумраке приглушенных светильников ползли тени, и холод цеплял за ноги – там, где грели кондиционеры. Нужно выходить. Всем!
Старик рядом потянулся и негромко сказал сидевшей через проход старушке:
– Пойду воздухом подышу.
И встал. Поднялось еще несколько человек тут и там, кто-то шепотом прощался.
Как?!
Цин привстал с трудом, как поломанный. И хотя в салоне было тепло, его бил озноб.
«Воздухом подышу»?!
Почему они остаются сидеть?! Почему не уходят?!
Лишь эти… трое, четверо, там еще двое, нет, один из них тоже оставил сумку. Двое с ребенком шли из носа корабля – и всё!
Всё!
Остальные пережидали короткую остановку на своих местах! Остальные летели дальше! Никто не собирался выходить из звездолета, а многие и вовсе дрыхли себе дальше мерзким, сладким и беспечным сном, усыпленные масками!
Цин поплелся по коридору, а в глазах его все мутилось. Людские лица растекались кофейной пеной, голоса слились в режущий гул, ледяной и прерывистый. Ноги шаркали по полу, и он никак не мог их поднять. Казалось, прошло всего мгновение, доля секунды, ничтожная в минус бесконечной степени доля секунды, а он уже стоял у выхода, и на него дохнуло таким морозным ветром, что затрещали зубы.
Он обернулся и с трудом смог сфокусировать зрение. Мир двоился и таял. Все предметы неслись от него кто куда, как звезды и галактики Вселенной, а точкой Большого Взрыва был сам Цин.
Вон та самая девочка, швырявшая игрушки. Колотит своего брата на сиденье позади, перегнувшись через спинку. Она остановилась и с удивлением взглянула на застывшего у входа Цина. Через пятнадцать минут она умрет. Взрыв сорвет с нее кожу, разорвет на части… Как и того старика, который спускался по трапу «подышать воздухом». Как и его старую жену, кажется, смотревшую что-то в сикоме. Как и брата, и мать той девочки. Как и спекулянта, воткнувшегося в свои графики, как и любителей физики, как и тех, похоже, очень религиозных людей, сгруппировавшихся на передних сиденьях, как и нервную женщину с печальными глазами, спавшую в маске, как и ее толстую соседку и соседа той соседки. Как и всех остальных этих людей, полторы тысячи человек… И вот эту красавицу-стюардессу, которая в недоумении смотрит на Цина, бледного, как глаза второй стюардессы. И вторую тоже… И все они, все превратятся из этих людей с разными судьбами, разными надеждами, разными желаниями и ожиданиями от своего будущего, все они сперва превратятся в бесформенные куски мяса, а потом разлетятся на атомы в темной атмосфере далекой, никому не нужной планеты. И не будет больше ни судеб, ни надежд, ни желаний, ни ожиданий, все закончится, потому что один глупый слабовольный человек захотел получить пятнадцать миллионов единиц, чтобы выплатить долги за грязные носки и туалет.
– Вы что-то забыли? – спросила красивая стюардесса, но голос ее был таким глухим и далеким, что Цин ничего не разобрал.
Его зашатало, мир забултыхался. Цин зашагал заплетающимися ногами вдоль рядов кресел обратно – к тому месту, где он провел последние десять часов.
Несколько недоумевающих голов повернулось к нему, но их лица он больше не в силах был разобрать. Он и сам не понимал, что происходит. Он хотел одного – чтобы мука эта скорее закончилась. Он увидел свою руку, на ногте сидел сиком, а в районе запястья были два входа для подключения аппаратуры. Рука, серая и почти прозрачная, потянулась к ручке у кресла, с трудом выудила оттуда банку и исчезла из мира. Цин двинулся к выходу.
– Вам не нужно это выбрасывать, – сказала ходившая за ним стюардессам. – Мы сделаем это сами.
– Я выкину, – ответил Цин, но не услышал своего голоса. – Я выкину.
Он вышел из звездолета с бомбой в руке и увидел ослепительные огни космопорта.
Глава 2. Гамма Тора
Гамма Тора висела в космосе под неудобным наклоном, полулежа, отчего половина планеты пребывала в зоне постоянного полумрака; большая часть океана была покрыта льдами, не отражавшими свет потому, что световой день длился немногим больше часа. После многих часов сумерек планету накрывала ночь, черная и чаще всего безлунная. Звезд с Гаммы Тора видно было мало.
Сильные холодные ветра несли песок и липкую пыль. Часто шел дождь, часто прекращался и начинал снова.
Цин спустился по трапу и столкнулся с теми, кто спешил занять освободившиеся в звездолете места. И снова дети, и снова у всех какие-то странные, не слишком злые улыбки, как будто в этом мире еще что-то есть, как будто людей этих еще что-то ждет.
Ступив на металлическую поверхность посадочной зоны, Цин поскользнулся, закутался плотно в куртку и добежал до входа в космопорт.
Изнутри обдало теплом и потянуло кисловатым запахом множества живых существ. Свист моторов и ветра сменился гомоном тысячи голосов. Люди толкались и теснились, лепились у стен, у скамеек и турникетов, у касс, шумели, кричали, смеялись, короче говоря, жили, и жизнь эта вступала в ожесточенное противоречие с мыслями Цина о смерти. Смерти для всех и теперь, возможно, для него в том числе.
Видали такого идиота? – думал он. – Что теперь делать? Куда мне идти? Зачем?
Неприятные запахи на мгновение оттолкнули путанный клубок мыслей – многие ели прямо на скамейках и полах в залах ожидания. Тысячи ароматов переплетались зловонным букетом. Пассажиры в большинстве своем одеты были в самую простую одежду, в рабочие комбинезоны, в домашнее старье, залатанное и выцветшее. Элита Гаммы Тора не заглядывала в общественный космопорт.
Цин протолкался сквозь ораву религиозных фанатиков и забрал свой рюкзак. Отойдя в пустой угол, он запихнул в карман рюкзака банку со звенящей внутри бомбой, достал оттуда шапку.
Оглянулся, попытался решить, что делать дальше, а взгляд зацепился за часы наверху. Сколько времени? Звездолет станет подниматься минут через десять, бомба должна сработать несколько позже этого, минут через двадцать, допустим. Или пятнадцать. А когда взрыва не случится, станет ясно, что Цин струсил и скомкал планы. И тогда? Не сложно догадаться.
Что же делать? Цина трясло, поднялась температура. Он втянул голову в плечи и нервно поежился. Перед глазами все мельтешило, и пальцы правой руки терзали ладонь левой.
Он никого не знал на этой планете и вообще никогда здесь не был. Куда пойти и где остановиться? Ведь найдут везде, вряд ли для его нанимателей существуют стены и запертые двери.
А если они подстраховались? Если они сами взорвут эту поганую бомбу через десять-двадцать минут… Теперь семнадцать, в лучше случае. И та участь, которую он, Цин, готовил пассажирам звездолета, ждет его самого. И тысячи человек вокруг – если он не уберется подальше из этого космопорта.
В горле как будто застряла пробка от бутылки. Цин задышал громко и тяжело, протер глаза беспокойной рукой.
Первым делом нужно куда-то сунуть бомбу. Но куда? Не спрячешь же ее в камеру хранения, не выбросишь в мусор… Может, в городе есть река? В каком ее нет?!
Цин поспешил вдоль стены, мимо касс и бесконечной шеренги скамеек, мимо растянувшихся на полу грязных, полуодетых людей, мимо нескольких патрулей охраны – в черном и с кучей имплантов. У одного из охранников Цин заметил электронные глаза и дернулся в сторону – что, если в этих глазах распознаватель взрывчатки?! Впрочем, маловероятно. Будь эту взрывчатку так просто распознать – черта с два пронесешь ее на звездолет.
Он протиснулся сквозь узкий турникет, вышел к входному залу и двинулся к выходу. Но, не дойдя, остановился. Сквозь прозрачные двери он увидел стоящий через дорогу автомобиль, похожий на боевой броневик – черный и с башней наверху. Из такой могла бы вылезти серьезная пушка. Возле машины стоял, скрестив руки на груди, человек в черном блестящем плаще и с лицом почти полностью механическим – боевой киборг. Поодаль болтал с охранником космопорта второй.
Цин зашатался и встал в нерешительности – всего на какое-то мгновение или два, но этого хватило, чтобы карауливший одиноко человек в черном увидел его, опустил напряженные руки и пошел к дверям.
Цин бросился в сторону, наверное, слишком резко и краем глаза увидел, что человек снаружи среагировал, ускорил шаг, побежал. Цин свернул в узкий коридор, переполненный людьми, прущими в одну сторону – на беглеца. Упругий и душный поток людей изо всех сил пытался выдавить Цина обратно, но он ухватился за поручни у стены и буквально пополз вперед, плечами и головой пробивая себе путь. Людей в коридор набилось столько, что по толпе пошли волны возмущения. Цину пришлось пригнуться, чтобы уменьшить площадь собственного тела, а со всех сторон заиграла дикая монотонная музыка – так здесь приветствовали прибывающие и отбывающие корабли. Уже?! Так рано?!
Цин выскочил в коридор и на миг обернулся – длинный железный человек в черном плаще с трудом протискивался сквозь людскую реку, отчаянно орудия локтями и плечами. Цин поспешил по круговому коридору, свернул в сторону раз, второй, третий. Все переходы казались одинаковыми – узкими, тонкими, белыми с приглушенным желтоватым светом и какой-то мелкой зеленью, растущей узенькой полоской вдоль поручней. Сквозь прозрачную стену одного из коридоров была видна широкая панорама укрытого черным небом города, сияющего красочными огнями надвигающейся ночи, города невысокого, всего в пару этажей. Только совсем далеко, в темноте горизонта, угадывались тусклые силуэты высоток, то прямых, то скругленных; а на самой окраине шевелились колоссальные краны, но отсюда они казались трещинами в небесах. Окно закончилось и пошел резкий спуск с эскалатором. Цин перепрыгнул через ступеньки и оступился на последней. Он оказался в неохватном зале, стены которого невидимы были за сиянием парящих всюду инфопанелей. Вверху что-то беспрестанно пикало. Цин прислонился к узкому блоку камер хранения и порывисто обернулся. Сперва он решил было, что преследователь отстал, затерялся в лабиринте коридоров. Но нет, тот, очевидно, просто спутал пути и сейчас выискивал Цина в толпе с галереи второго этажа.
Цин зачем-то пригнулся и перешел в следующий коридор. Этот оказался гораздо длиннее прежних, к тому же уходил в длинный поворот, из-за чего невозможно было разглядеть, что впереди. Стены покрыты были экранами с рекламой, и экраны эти плыли параллельно движению, налезали друг на друга.
На полу валялись скомканные бумажки, куски пластиковых упаковок, бесформенная жижа от раздавленного мороженного. Барахлящая система визионизации то скрывала мусор белоснежным мраморным полом, то, подергавшись и помигав артефактами, исчезала.
И вновь коридор закончился узким длинным залом и, судя по расширению в конце, – там он сообщался с предыдущим, сливаясь с ним в единое целое. На крошечной инфопанели впереди Цин разглядел надпись: «Южные ворота», – а под ней была прозрачная дверь наружу. Цин шагнул было к ней, но остановился, да так резко, что налетел на группу мужчин в темных неряшливых одеждах. Этот выход, как и предыдущий, караулили двое киборгов и бронированная машина. Цин не успел понять заметили ли его снаружи и прижался к стене у двери. С улицы его было не разглядеть, но если бы кто-то глянул в зал со второго этажа, то первым делом обнаружил бы прячущегося беглеца, настолько несуразно тот выглядел.
В ушах стучало. Цин не сомневался, что и остальные выходы блокированы, будь их тут хоть сто штук. Можно попытаться вылезти в окно где-нибудь в туалете, но, во-первых, вместо окон здесь могут стоять настенные экраны, а во-вторых, нет гарантии, что участок улицы под ними не просматривается снаружи. Караулит его явно не шпана подзаборная, в конце концов. Может, просто спрятаться и переждать где-нибудь в кафе? С бомбой в кармане…
Проходивший рядом долговязый мужчина в странной эластичной шляпе, спадающей вместе с волосами до лопаток, отпихнул Цина в сторону, и тот спиной наткнулся на прикрытый щиток. Цин обернулся. Входы в закрытую аварийную сеть аэропорта. Цин немного опустил голову, достал из запястья короткий шнур и соединил его с разъемами щитка. Шнур этот уходил в визионистский блок, вшитый в руку Цина, когда он начал работать по профессии. Внутри хранились десятки рабочих программ на все случаи жизни, среди которых, разумеется, были и предназначенные, так сказать, для живого выступления – контроля визионизации пространства на ходу, на концертах и праздниках.
Использовать шнур было, в принципе, необязательно. Подключиться к сети можно и удаленно, но в таком случае придется искать нужные порты, на что уйдет, возможно, немало времени.
Информация передавалась в имплант на роговице – всплывающие экраны, видимые каждому, в такой толпе лучше не светить.
…Вход в систему. Вход в служебную подсистему. Визионизация. Зал А, зал Б, два закрытых зала, зал 320 и подземный зал, посадочные площадки с первой по двадцатую, кафе (16 заведений), служебные помещения (43 наименования), туалеты…
Доступ к большинству функций, разумеется, был заблокирован или серьезно ограничен, но до некоторых опыт Цина добраться позволял. Цветовые и световые эффекты, звук… Вот оно – система Ob462, «убрать предмет». Одна из базовых функций визионизации, позволяющая убрать из поля зрения любой статичный объект. Естественно, он продолжит существовать в пространстве, но станет невидимым, и потому возникнет опасность столкновения. Чтобы избежать подобного, невидимые объекты, как правило, не убирали полностью, а заменяли другими, более презентабельными. К примеру, обновляли кору и добавляли листвы иссохшим деревьям, сохраняя примерную структуру ветвей, или накладывали сияющую текстуру на пыльный пол. Цин выставил координаты и выключил объект – и тотчас его фигура исчезла для всех зрителей в зале и с любого из этажей. Его по-прежнему могли обнаружить сканеры космопорта и выдать волнения воздуха, но не более того. Даже боевые глазные импланты, в большинстве случаев, терялись в визионизациях – иначе какой толк был бы в декорациях?! Однако, «объект статичный»… Это значило, что если Цин шагнет немного в сторону, то сразу выйдет из невидимой зоны и «материализуется».
Он обернулся в поисках преследователей, но никого по-прежнему не увидел. Впрочем, в такой-то толпе…
