Лима вздрогнула, отвела глаза, вздохнула. «Кажется, я наступил на больную мозоль», – подумал мужчина и хотел как-то загладить свою очередную оплошность, но она не дала ему продолжить, зацепившись за его слова и уводя разговор в другую сторону.
– Ну ты вроде тоже не старик, – сказала она. – Сколько тебе? Лет сорок? Больше?
– Меньше.
– Тем более.
Она пересела с чашкой к окну, открыла его, закурила. Ослепительное солнце сделало ее лицо и руку с сигаретой золотыми, сияющими, заиграло бликами на блестящей ткани ее пижамки. Леднев смотрел на ее черты, на гибкое тело под одеждой – и насмотреться не мог. «И на эту девушку я поднял руку? Нет, ну идиот идиотом! И ради чего! Ради кого!»
– А если бы он позвал, ты бы пошла? – прервал он свои нерадостные мысли.
Девушка выпустила дым в окно, стряхнула пепел, внимательно, чуть склонив голову набок, посмотрела на гостя.
– Ты упорно не отвечаешь на мои вопросы, – пожурила она. – И при этом бомбардируешь меня своими. Так не пойдет. Чего ты хочешь, Алексей?
– Жениться на тебе, – убив сам себя наповал такой наглостью, ляпнул Леднев.
Девушка не смогла справиться с лицом, брови взлетели, глаза стали больше раза в два, недокуренная сигарета упала прямо ей на колено. Олимпия ойкнула, подхватила окурок, бросила в пепельницу, потерла обожженный участок кожи ладошкой.
– Ты серьезно? – осторожно спросила она, подозревая, что спит и этот странный, временами все еще пугающий ее мужчина ей просто снится.
Даже не дав себе времени подумать, Алексей кивнул.
– Вполне.
Олимпия закурила новую сигарету.
– Я отказываюсь даже пытаться понять тебя, – сказала она после пары затяжек. – Ты то пугаешь меня, то бьешь и грозишься применить пытки, то исповедуешься и просишь помощи, теперь вот цветы приносишь и предложение делаешь, несмотря на то что я почти гожусь тебе в дочери. Складывается впечатление, что вы с Артуром специально придумали такой страшный в своей непоследовательности план, чтобы свести меня с ума и заставить все-таки рассказать, где я прячу голову.
– А ты ее прячешь? – перехватил инициативу мужчина.
Она устало вздохнула и выпустила дым.
– А ты не видишь?
Алексей поднялся, подошел к ней, по ее примеру закурил, выпуская дым в открытое окно.
– А в квартире родителей?
– Очень смешно, – мрачно проговорила девушка. – Алексей, признайся, как ты себе представляешь эту картину? «Мама, папа, познакомьтесь, это голова Самада Магомедовича, она пока поживет у вас»?
Леднев, не удержавшись, прыснул. Он не заметил, как напряглась его собеседница, скрывая замешательство за чашкой кофе. Он думал о том, с чего вдруг его дернуло за язык сделать ей такое неожиданное для обоих предложение. А правда, если бы она согласилась, как изменилась бы его жизнь? Каждый день на этой кухне, дышать этими ароматами, купаться в безмятежности и тепле, видеть Олимпию в этой пижамке и даже без нее… «Стоп! – беззвучно прикрикнул он на себя. – Не о том думаешь. Совсем не о том».
– Так где же этот бешеный американец? – произнес он вслух. – Где эта сумасшедшая голова? В квартире его нет, у тебя нет, город мы прошерстили…
Лима снова вздрогнула всем телом, и на ее коже выступили мурашки. Алексей не понимал, что вызвало у нее такую реакцию, но почувствовал, как его собственное тело отозвалось наконец на присутствие рядом полуодетой привлекательной девушки. Он торопливо смял недокуренную сигарету в пепельнице, отошел от Олимпии, сел за стол, глотнул еще морса. Хозяйка квартиры следила за ним с не меньшим недоумением, чем он до того за ней.
– Алексей? – Вопросительная интонация взрезала ухо своей требовательностью. – Что?
– Выходи за меня, – уверенно повторил он, – раз твой парень все равно не предлагает тебе постоянных отношений. Со временем ты привыкнешь ко мне. Я смогу защитить тебя, и уже никто не вломится, никто не обидит.
– Ты с ума сошел?! – Восклицание было таким искренним, что Леднев даже обиделся немного.
– Почему нет? Я слишком стар для тебя?
Она встала, закрыла окно, такая стройная, молодая, аппетитная… Он едва сдержал стон – нервы были на пределе. И как он только успел так завестись? Наваждение какое-то.
– Ты не знаешь меня, я не знаю тебя, – отрезала девушка.
– Это поправимо.
– И у нас большая разница в возрасте.
– Не страшно. Ты же сама сказала, я далеко не старик.
Олимпия наклонилась над столом, опираясь ладонями, и в приоткрывшемся вороте пижамной маечки он увидел ее крепкие, упругие груди с неожиданно темными напряженными сосками. Это стало последней каплей его самообладания. Он потянулся ей навстречу, сам еще понимая зачем – то ли обнимать, то ли целовать. А она неожиданно резко сказала:
– Леднев, какой замуж? Я другого люблю.
– Ну да, Иван, как я забыл? – процедил мужчина, сдавая назад.
– Нет, Иван тут ни при чем. – Лима и сама не понимала, почему решила рассказать все именно сейчас. Может быть, надеялась, что он разозлится и в ответ окончательно выложит на стол все карты, в том числе и спрятанные в рукаве? Кто знает? – С Иваном я вообще рассталась. Он играл роль моего бойфренда только для вас, да и то с вашей подачи. Вы сами себе это придумали, а мы лишь подыграли.
Возбуждение Алексея схлынуло так же стремительно, как и накатило. Его тренированный мозг мгновенно стал оценивать ситуацию с учетом новых данных.
– Так кто же твой парень? Кто живет с тобой? Чья зубная щетка и бритва в твоей ванной?
Лима, опомнившись, запахнула декольте, плюхнулась на стул, покраснела – то ли от смущения, то ли от злости.
– А угадай! Твои подчиненные так плотно за мной ходили, что должны это знать лучше меня!
– Да откуда мне знать?
Уголок ее рта дернулся в скептической ухмылке, и это словно сложило в голове Алексея картинку-мозаику.
– Твою мать! – ахнул он. – Голова все-таки у тебя? Это Самаду ты чистила зубы второй щеткой?
Девушка пожала плечами и потянулась к турке за еще одной порцией кофе.
– И где ты его прячешь?! – Мужчина стал озираться по сторонам, словно ища многострадальную голову. – Я все-таки был прав, ты замешана в этом деле?
– Замешана. – Лима не была уверена, что Алексей не сдаст ее Артуру или сам что-нибудь ей опять не сделает, но страха не было совсем, только удивление от этого ненормального, нездорового бесстрашия.
– Где он?
– Понятия не имею. Он перемещается сам, где его душеньке угодно.
Мужчина застыл на месте.
