Лихо. Медь и мёд
А потом грохот оборвался, и в часовне повисла гробовая тишина.
Сколько потом Ольжана жалела: ей нужно было всего лишь взять себя в руки и хотя бы потушить огонь, но нет – она этого не сделала. То ли так боялась темноты, то ли совсем не соображала.
В свете колдовского огня она и разглядела того, кто её напугал. Он оставил надежду пробиться через дверь и теперь стоял под окном: тощий мужчина с синюшным лицом. Щёки его вздулись, глаза впали. На шее болталась петля с оборванным куском верёвки.
Может, это был висельник, решивший распрощаться с жизнью не больше года назад. А может, это был враг Йовара или другого колдуна-чернокнижника, которого удавили на суку ещё до создания Драга Ложи, – Ольжана не знала. У неё не получилось даже завизжать, поэтому она просто вскочила и отпрянула. Гнилой пол под ней продавился, и её нога чудом не соскользнула в брешь.
Мертвец полез в окно. Обхватил две доски, которыми то было заколочено, и потянул к себе до хруста.
Как Ольжане хотелось, чтобы тогда появился хоть кто-нибудь! Чтобы вернулся Юрген, которого Йовар отправил в ближайшую деревушку по пустячному делу, и взял её след. Чтобы её спохватилась Бойя или вдруг ни с того ни с сего подобрел Хранко. Чтобы рядом оказался благородный незнакомец, любящий отбивать девиц от умертвий, но нет – рядом не оказалось никого. И даже рассвет, как назло, не наступал.
Ольжана бросилась к лесенке на колокольню. Лесенка была тесна, а ступени рассыпались под её ногами, но Ольжана всё же сумела подняться – спотыкаясь, обтёсывая руки об перила. Вихор колдовского пламени плыл рядом. Мертвец уже проломил доски и ввалился через окно – Ольжана слышала, как ловко и юрко он пересёк залу; сама она всегда бегала медленно и понимала, что времени у неё мало.
К счастью, наверху остался колокол, и даже идущие к нему верёвки были не оборваны. Ольжана дёрнула за них – колокол закачался и зазвенел. И мертвец, который – если верить историям про Перстов и деревенским суевериям – как и все остальные мертвецы, боялся колокольного звона, повалился вниз.
Ольжана била в колокол до самого рассвета, без разбору и без ритма. А как небо просветлело, спустилась с лестницы и зажмурилась, когда проходила скукожившееся месиво вместо умертвия – наверняка восстанет вновь, когда ночь наберёт силу! И затем ещё долго плутала по лесным тропам, прежде чем Йовар выстелил дороги так, чтобы она сумела вернуться в терем.
Позже она ни словом не упрекнула Йовара в разговоре с Бойей или Юргеном – не была уверена, что он не услышит. К тому же он ведь сам предупредил – если Ольжана зажжёт огонь, значит, глупая, как овца. Но о мертвеце она ему всё равно рассказала – не хватало, чтобы тот ещё на кого-нибудь напал. Йовар отмахнулся так, будто для него это было мелочью. Сварливо ответил, что разберётся. Да и вообще, мол, эта дрянь в их краях из-за давнего колдовства – никакой новый чернокнижник сейчас в его владениях никого не поднимал.
ТУК!
Ольжана не сразу сообразила, где находится. Что она давно не в чернолесской часовне и что это стучали в баню мельника.
Губы скрутила дёрганая усмешка. Уж не тёща ли бондаря решила прогуляться?..
Тук! Тук! Тук!
Ольжана спрыгнула с банной скамьи, раздражённо откинула волосы за спину. Ну кого ещё принесло? Даже если стихиры Лале дали обратное действие и тёща бондаря превратилась в умертвие, это не давало той повод отвлекать Ольжану от купания. (Поехидничала и тут же себя одёрнула – шутки шутками, а грешно так думать.)
Возможно, Лале уже закончил читать над покойницей, но он явно не был из тех мужчин, что стали бы так настойчиво проситься в баню к девушке. А если это кто-то из мужчин такого склада – охочих поприставать к новому телу в их краях, – то не пойти бы ему к бесам?..
Тук!
Ольжана вышла в предбанник. Может, пожар?.. Она на цыпочках подкралась к двери. Упёрла руки в боки. Спросила требовательно:
– Кто там?
И тогда снаружи завизжали.
Ольжана ошарашенно попятилась на несколько шагов.
Визг превратился в вопль. Кричали так, что закладывало уши, – леденяще громко, но недолго. Дверь грохнула, будто в неё кого-то вдавили. Ещё раз, и ещё, и ещё – шмяк, шмяк, УДАР!
Это ведь оно, поняла Ольжана, мертвея. То, что хуже оживших покойников, разбойников и настырных мужчин.
Чудовище. Сущность из Стоегоста.
За дверью зарычали, и совсем не так, как рычало бы умертвие: плотоядно и настолько близко, что Ольжана почти почувствовала зловонное дыхание.
Дверь снова содрогнулась. Засов жалобно заскрипел.
Ну вот и всё, подумала Ольжана. Наверное, так всё и закончится – в чужой бане посреди чужого господарства. Никаких тебе родных северных погостов и маленьких домовин-избушек над могилой, которые племянники стали бы кормить кашей.
Удар, удар! С-скрежет.
Сердце Ольжаны бухало о рёбра. В ушах шумело.
«Нет, – приказала она себе, – возьми себя в руки, глупое создание!»
УДАР!
Мысли плыли медленно, точно замороженные. Ольжана оглянулась – она могла бы перекинуться через свою одежду и забиться в верхний угол, но долго ли она там просидит? Да и возможно, Сущность подпрыгнет и настигнет её даже у потолка.
Р-раскатистый рык!
Ольжана выставила дрожащие ладони. Колдовство Дикого двора было связано с природой, а она пряталась в бане. Но ведь дерево, которое использовали для постройки, своего рода тоже – природа.
Кончиками пальцев она почувствовала растворённую в воздухе шершавость досок, их надсадный скрип. Представила, чем эти доски были раньше – раскидистыми деревьями. Они качались на ветру и перешёптывались друг с другом, и их кроны наливались зеленью под южным мазарьским солнцем.
Снова – удар! В двери появилась вертикальная щель, через которую Ольжана увидела мельтешащее чёрное тело.
Доски выгнулись, вздыбились и начали разрастаться. Во все стороны, укрепляя вход, поползла древесная кора. Над засовом закрутились толстые корни. Местами вылезли крохотные зелёные листочки.
Дверь заросла, но Ольжана понимала, что надолго этого не хватит. И всё так же зияла щель, пробитая Сущностью, – Ольжана заозиралась, думая, что бы ещё предпринять.
Её любимая ворожба на огонь сейчас не к месту – не хватало ещё, чтобы её убежище загорелось. Ольжана бросилась внутрь бани – бум, бум, БУМ! – дверь сотрясалась, чудовище снаружи рычало и скреблось.
Ольжана схватила ковш и плеснула на угли в жаровне. Вверх пополз душистый можжевеловый пар – Ольжана взяла его для колдовства, скрутила в горячий воздушный жгут и поспешила обратно в предбанник.
В щели мелькнул пылающий жёлтый глаз. Затем – часть волчьей морды и кусок светлой костяной маски. Даже – на какое-то мгновение – чёрная клыкастая пасть с извивающимся языком.
Ольжана судорожно выдохнула. Постаралась унять дрожь в руке. Паровый жгут оплетал её пальцы и запястье, убегал к локтю. Ольжана спустила его и перехватила ладонью, как хлыст.
Кожа горела. Держать обжигающий пар было почти невыносимо, но Ольжана стиснула зубы. Ничего, потерпит. Её никто не спас тогда, в часовне. Никто не увёз её от колдуна – пришлось самой себя и спасать, и увозить. Значит, она спасёт себя опять, потому что больше некому, а жить хочется, и она ещё успеет полежать в родной земле под туманным бором.
Когда в щели снова появился глаз чудовища, Ольжана выбросила жгут вперёд. Язык пара стрельнул в воздухе, юркнул меж досок. Ввинтился в горящую жёлтую радужку.
БУМ!
Баня сотряслась до основания. Чудовище завыло, шарахнулось о дверь. Ольжана зажмурилась и на ощупь продолжила ворожить над досками, заставляя их срастаться друг с другом корой и переплетаться корнями. Снаружи заскулили, снова зарычали. Трещали доски, дребезжал засов. Ольжана сжала уши ладонями, чтобы не сойти с ума, – перед глазами плыл душный предбанник, гнулись стены…
А потом всё закончилось, и наступила тишина.
Ольжана осела на пол, спрятала лицо в коленях. Она не знала, сколько так просидела – четверть часа, час, всю ночь? – и не была уверена, что Сущность не вернётся. Руки дрожали от перенапряжения. В голове было пусто.
Лоб взмок. Живот скрутило. Ольжана подумала, что сейчас она или заплачет, или её стошнит. Но не случилось ни того ни другого – Ольжана просто сидела, обнимая себя, и молчала.
Она не двигалась с места так долго, что тело затекло. Но даже это не заставило её шелохнуться.
– Ольжана?
Она не ответила. И не сразу поняла, что это был звук наяву, а не из её мыслей.
– Ольжана? – Голос снаружи. – Ольжана, вы живы?
Длани, это что, Лале?
Ольжана подняла голову. С трудом встала на ноги.
– Да, – хрипнула, подходя к двери. – Тварь убралась?
Лале – если это был он, духи, что с его голосом? – сказал, что да. Ольжана посмотрела через брешь между досок и убедилась: действительно, Лале.
Ей казалось, что она выдавила из себя всё колдовство до последней капли, но ещё нужно было открыть дверь. Кора лопнула под её пальцами, корни истончились. Ольжана еле подняла разросшийся засов.
Лале шагнул в предбанник, и Ольжана окинула его взглядом.
– Вы ранены?
– Нет. – Лале облизнул сухие губы. – А вы?
– Тоже.
Ольжана чуть не спросила, почему тогда Лале так плохо выглядел. Лицо его было землистого цвета, губы – с пепельной коркой. На лбу выступила испарина, глаза казались запавшими. Походка стала ещё более нетвёрдой: трости не было, словно бы Лале – взъерошенный, беспокойный – потерял её или где-то забыл.
– Видели чудовище?
Лале кивнул.
– Видел.
Что ж. Значит, он просто так сильно испугался. Может, сама Ольжана выглядела похоже. Ну а так – подрясник не разодран, даже башильерский знак на месте. И перстень тоже. Всё как обычно – вряд ли под видом Лале пришла какая-то другая тварь.
Ольжана стиснула виски пальцами, прогоняя дурные мысли.
Лале тем временем осмотрел заколдованную дверь. Удивился, наверное, но вид у него был такой неважный, что не понять.
– Чудовище не пробралось внутрь?
– Нет, – отозвалась Ольжана, растирая лицо ладонями.
Лале перевёл взгляд на неё, и только тут Ольжана вспомнила, что едва одета, – рубаха была тонкой и едва прикрывала колени. В любое другое время это бы её смутило.
– Я сейчас. – Голова ещё плохо соображала. Спотыкаясь, Ольжана взяла свои вещи, которые оставила тут же, недалеко от входа, и направилась в баню.
Лале снова кивнул и целомудренно отвернулся. Продолжил изучать изуродованную колдовством дверь.
Когда Ольжана завязывала юбку, то бросила Лале через плечо:
– Знаете… Похоже, я выбила ему глаз.
Лале прочистил горло.
– Кому?
– Ну, чудовищу. – Ольжана влезла в широкие, густо расшитые рукава верхней рубахи. – Я закляла банный пар. И хлестнула его по глазу.
Лале поражённо промолчал.
– А где были вы? – Ольжана затянула другой жилет, на этот раз без шнуровки спереди. – У бондаря?
– Да. Услышал вой. Увидел чудовище.
Ольжана развернулась, вышла в предбанник. Лале тут же твёрдо подхватил её под локоть. Не будь она такой ошарашенной из-за всего, что случилось, то мысленно бы поёрничала – что же, его так распалил её недавний вид?..
– Идёмте отсюда, – сказал Лале серьёзно. Во взгляде и тоне – ни тени игривости. – Направо лучше не смотрите. Рассветет через несколько часов, тогда и уедем.
Указал на дверь.
– Можете оставить так. Не расколдовывайте, нет времени. – Ольжана и не собиралась. Откуда у неё силы? – Хозяева решат, что в этом тоже вина чудовища. А если не решат, то ладно. Всем будет не до этого.
Лале сухо чеканил слова, и Ольжана хмыкнула: вот что с учтивым человеком делает испуг! А ведь Лале, похоже, даже не сталкивался с Сущностью лоб в лоб.
Когда они выходили из бани, Лале всё так же поддерживал её за локоть, хотя Ольжана не просила. И она, конечно, всё равно посмотрела направо.
У порога лежало растерзанное мужское тело. Этот человек, поняла Ольжана, и стучал прежде, чем его настигла Сущность.
Пахло кровью. Хорошо хоть ещё было темно – Ольжана не разглядела ничего, кроме изломанного силуэта, но ей всё равно стало дурно.
Лале сильнее сжал её локоть.
– Это мельник?
– Нет, – ответил Лале. – Мельник с семьёй дома. Наверное, это ночной гуляка. Или сосед, который возвращался к себе.
Над деревней низко висела луна – круглая и жёлтая, как глаз чудовища. На синем южном небе – крохотные звёзды.
– Вы в порядке?
– В обморок не падаю. – Ольжана перехватила руку Лале, посмотрела наверх. – Скольких оно убило?
– Не знаю. Надеюсь, больше никого.
В глазах защипало.
– Это из-за нас, – выдавила Ольжана. – Потому что мы сюда приехали. – Осознала, что «нас» – не самое подходящее слово. – Длани, это из-за меня. Это всё из-за меня. Это я его убила, да? Этого мужчину.
– Не говорите глупостей, – ответил Лале мрачно. – Идёмте к мельнику, вам нужно поспать.
– Из-за меня появилось чудовище. И я не впустила этого мужчину в баню. – Брызнули слёзы. – Я бы всё равно его не впустила. Потому что иначе бы погибла. А я не хочу умирать.
Ольжана растерла слёзы по щекам.
Небо было таким низким, а луна – такой огромной, что казалось, ещё немного, и она раздавит и Ольжану, и Лале, и всю деревню, и Сущность из Стоегоста, которая, возможно, убежала недалеко и намеревалась напасть снова.
Но даже страх притупился. Ольжана плохо помнила, чем кончился этот день, – не помнила ни мельника, ни его жену, ни то, что они им говорили; только лежанку, пахнущую сеном, и чашу с травяным настоем, который дал ей Лале, и то, как горек был вкус на языке.
И как мерцали в окне звёзды, когда она засыпала.
Глава X. Поминальный день
Наутро после нападения Ольжана впервые увидела Лале за работой.
Они колесили по господарствам так быстро, что у Лале не оставалось времени лечить людей. Но Сущность из Стоегоста задрала двух мужчин из мазарьской деревни и ранила ещё одного, над которым Лале хлопотал весь остаток ночи и часть утра. Об этом Ольжане рассказала Крина: дядя её, мол, совсем не сомкнул глаз. Вскоре Ольжана – невыспавшаяся, плохо понимающая, что к чему, – сама нашла Лале в доме одного из мельниковых соседей: он заканчивал обрабатывать рваную рану на животе пострадавшего.
Потом он опять напоил успокаивающим настоем и Ольжану, и Крину, и мельника заодно. Дал указания домашним раненого, как за ним ухаживать. Ольжана же собрала их вещи, сложила в кибитку – и вместе с Лале они снова отправились в путь.
В дороге Ольжана неохотно разговаривала и всё больше читала трактаты по демонологии и буллы по охоте на ведьм. Лале не навязывался – но Ольжана понимала, что они только оттягивают необходимый разговор.
Она сама завела эту беседу вечером второго дня, после ужина в дешёвом шинке. Постучалась в комнату Лале, скользнула внутрь.
– Знаете, – начала она смело. – Я думаю, нам пора заканчивать это путешествие.
Лале растерянно на неё посмотрел.
– Присаживайтесь. – Ольжана указала ему на его же кровать. Сама села напротив, на стул. Обвела комнату тоскливым взглядом – та была обветшалой и такой маленькой, что в длину не набралось бы и четырёх шагов.
– Я понимаю, – Ольжана соединила ладони, – что вы обязаны госпоже Кажимере и пану Авро. Кажется, они помогли вашим братьям выбраться из большой беды? Да? Ну славно. Но теперь вы сами увидели чудище. И судя по всему… это… произвело на вас впечатление.
Она вздохнула.
– Я знаю, что вам страшно. И я вас не виню. Я сама боюсь как не знаю кто. Но я уверена: вы не должны везти меня дальше. Ради вашей же безопасности. Никакая помощь, оказанная вашим братьям, – уж простите – не может быть ценнее вашей жизни.
– Да, – ответил Лале осторожно. – Я согласен.
– Ну так давайте передадим это госпоже Кажимере, – предложила Ольжана. – Я объясню, что мне нужен другой помощник – желательно чародей, иначе это слишком опасно… А вы сложите свои обязанности возницы и отправитесь, э-э… куда захотите. Где вас не достанет никакая Сущность.
Она выпрямилась и подняла глаза.
– Мне жаль, правда, – сказала она. – Вы хороший человек, и мне нравилось путешествовать с вами. Но я понимаю, что должна настоять… чтобы вы… – Её голос дрогнул. – Всё, что происходит, – это ужасно. На месте тех жертв могли оказаться вы. Сами же понимаете… Лучше я дальше поеду без вас.
Лале выглядел особенно задумчивым и усталым, и Ольжана удивилась тому, как внезапно, будто по щелчку пальцев, потеплело его лицо.
– Я тронут, госпожа Ольжана, – признался он. С той ночи у бани, когда он звал её только по имени, он больше не позволял себе забывать про «госпожу». – Мне приятно ваше беспокойство. Даже слишком – так, глядишь, вы меня скоро совсем разбалуете…
Ольжана не ответила на шутку.
– Вы правы: я всё понимаю. И с самого начала понимал, в какое опасное дело вмешался по неосторожности.
Ольжана была готова спорить, что нет. То, каким Лале выглядел после встречи с Сущностью… Точно подменили. Нет, такого страха он наверняка не ожидал.
– Но как же я сейчас вас брошу? – Он развёл руками. – На большаке? Посреди полей? После того, как уже обязался вам помогать не только перед вами, но и перед вашей госпожой и паном Авро?
– Да вы же башильер, – возмутилась Ольжана. – Какая разница, что о вас подумают чародеи Драга Ложи?
– Я знаю пана Авро много лет…
– Плевать! – Ольжана наклонилась вперёд. – Ну вы чего? Вы же умный, а не знаете, что никакая высота, которую вы достигли в глазах пана Авро, не стоит вашей жизни. И ничьей жизни не стоит!
Она запустила руку в прорезь юбки, в карман, и тревожно сжала мешочек с волчьей отравой, который Лале дал ей сразу после их знакомства. Она всё так же его и носила, хотя знала, что никакое растение не в силах отогнать чудовище. Да, подумала Ольжана печально, ей будет не хватать этих бесполезных оберегов, непонятных теорий и захватывающих рассказов.
– Госпожа Ольжана, – пробормотал Лале. – Спасибо. Вы чересчур добры ко мне. – («В чем же?» – мысленно возмутилась Ольжана.) – Но посудите сами: пока вы печётесь о моей жизни, то ставите под удар свою. Как вы намереваетесь связаться с госпожой Кажимерой? Вы умеете передавать колдовские послания?
Ольжана смутилась.
– Нет.
– Значит, пошлёте обычное письмо. В Стоегост или Птичий Терем? А если госпожа Кажимера не там? Но даже если вам повезёт, вы понимаете, сколько это займёт времени? Чем вы будете заниматься до того, как получите ответ, –если получите? Улетать от чудовища в хрупком птичьем тельце?
Ольжана пригладила к вискам пушистые прядки.
– Видимо.
– Видимо, – скривился Лале. – Нет уж. Мне помогли чародеи Драга Ложи, а я согласился помочь им. Я обещал возить вас по Вольным господарствам до тех пор, пока меня не освободят от этого. Вы натерпелись большого страха и пока не можете рассуждать здраво.
– А вы? – Ольжана обняла себя руками. – Вы страха не натерпелись?
– Ко мне чудище в баню не билось.
Ольжана тяжело вздохнула.
– Вы плохо себя чувствуете. У вас болит нога. Вы совсем мало спите последние несколько дней, потому что мы поздно останавливаемся и рано уезжаем…
– Ну, – погладил лоб, – чем раньше мы закончим разговор, тем раньше я лягу спать.
– А…
– Госпожа Ольжана, – Лале устало на неё посмотрел, – сейчас бессмысленно говорить об этом. Давайте сначала доберёмся до Тачераты – во Дворе Лиц будет безопаснее и мне, и вам. Решим там, что делать дальше. И, если захотите, посоветуемся с паном Авро.
Ольжана переплела пальцы в замок, стиснула их до боли.
– Ладно, – сказала она наконец. – Моё дело предложить.
«И дать вам возможность избавиться от меня».
Всю следующую неделю Ольжана была по-прежнему замкнута в себе. Она плохо спала по ночам, вздрагивала от каждого звука. То и дело вспоминала то грохот, с которым сотрясалась дверь бани, то визг убитого незнакомца, то пылающий жёлтый глаз в щели между досками…
– Я слабодушная трусиха, – обмолвилась она Лале в дороге. – И всегда ей была. Не думаю, что смогу пережить всё это и не повредиться рассудком.
Тогда она захотела перевести всё в недобрую шутку, но Лале по-настоящему забеспокоился. Он перестал оставлять её в кибитке наедине с книгами, большую часть которых Ольжана не понимала и читала через силу, – точно боялся, что она правда сойдёт с ума или наглотается каких-то лекарских порошков.
Он подробно расспросил её о нападении и похвалил за сообразительность – может, сказал он, Ольжана и не великая колдунья, зато чудовище от себя отогнала. Лале перестал насаждать ей иофатские трактаты и вместо этого развлекал историями из своего прошлого.
На той же неделе незаметно наступило лето. Мазарьские поля цвели, солнце согревало дороги, а встреченные деревушки выглядели чудо как хорошо, будто кукольные: живописные хаты с соломенными крышами. Пред каждой – уютный дворик с огородом и важными курицами, гуляющими поутру.
Лале стал спрашивать у Ольжаны, о чём бы ей хотелось послушать. Обычно она садилась рядом с ним – уже не просто выглядывала к нему из кибитки – и просила рассказать о его жизни в Хал-Азаре.
Иногда Лале всё же умудрялся прочитать ей выдержки из учёных книг или изложить взгляды на колдовство в разных странах – но чаще покорялся. Правя лошадкой, он говорил и говорил про быт их обители в Хургитане, про шумные восточные базары и пёстрые праздники. Про военные лагеря и шатры в пустыне, где Лале и другие лекари выхаживали раненных в битвах с хал-азарцами. Он живо описывал, как скрипит на зубах песок, как палит солнце и как бессмысленно выглядит любая война, если смотреть на неё с продавленной койки, вдыхая тошнотворный запах гноя и омертвевших тканей. А лоскутов для перевязок вечно не хватает, и жара, Длани, жара такая, что умереть можно…
Лале рассказывал ей, как сидел в зиндане – подземная тюрьма напоминала глубокий колодец из песчаника. Вход в неё – круглое отверстие – закрывала решётка, через которую Лале смотрел на небо, если не лечил знатных пленников. Он рассказывал и о том, как жил в Шамболе достопочтенный Залват, вызволивший его из тюрьмы, – при сказочном дворе эмира. Да и личный дворец Залвата был едва ли не краше эмирского, даром что меньше: разбитый в лучшей части древнего города, украшенный мозаикой и окружённый благоухающим садом.
– Я люблю эту страну, хоть я для неё и чужак. – Лале вздохнул и перехватил поводья. – И остался бы чужаком, даже если бы прожил там не одиннадцать, а все сто лет. Но что со мной сделаешь… Люблю, несмотря на свой плен, постоянные войны и вечный зной. Люди ведь там тоже разные – и далеко не все такие благородные, как Залват. А мне кажется, что я отношусь к ним терпимее, чем к своим землякам. Привык к ним, наверное. А от господарцев – отвык.
Ольжана хмыкнула, глядя на дорогу.
– Вот я ещё в первый день спрашивала, зачем вы вернулись. Сразу было понятно, что вы тоскуете.
Лале почесал заросшие щёки.
– Похоже, вернулся, потому что я дурак.
– Вы не дурак. – Ольжана закатила глаза.
– Да там… Всё сложно, госпожа Ольжана. Хал-Азар беспокойный, и любовь моя к нему такая же, тревожная. Далеко не сразу возникла, кстати. – Лале вздохнул. – Многое поменялось за эти годы. На престол взошёл новый султан – он молод и суров, и тогда даже хал-азарские вельможи стали понимать, как крепок его кулак. Что уж говорить о нежеланных гостях вроде башильеров и войск Иофата и Савайара? В Иофате умер король. Знаете про него? Готфрид Овришский, скорбный брат нынешней весёлой королевы Сэдемеи. Был одним из вдохновителей охоты на ведьм, самой кровавой за последние десятилетия. Его отец ходил в походы на север, к туманным холмам. Он присоединил к Иофату много земель и при этом вырезал не одно племя. Говорят, за это его прокляла ведьма из уничтоженного клана Дун Кхаа. С высоты костра она сказала, что с нынешних пор ни один король не задержится на иофатском престоле, – пока что не соврала. Отец Сэдемеи вскоре сгорел от лихорадки, братья умерли. Даже её муж, и тот, убился на охоте после того, как вознамерился короноваться, – а её сын слишком мал, чтобы править самостоятельно.
– Батюшки. – Ольжана подпёрла щёку ладонью. – Какой ужас!
– Я знал, что вам понравится. – Лале постарался спрятать улыбку. – Так о чём я? Король Готфрид умер, а его сестра, как взошла на престол, отозвала войска из Хал-Азара. Так же поступил и савайарский король. Молодой султан стал чинить на своих землях новые порядки. Я почувствовал, что жизнь стремительно меняется, – а я ведь никогда не забывал, откуда я родом, госпожа Ольжана. И я совру, если скажу, что меня не тянуло обратно. Если я люблю чужую страну, это ещё не значит, что я не люблю родную, – просто так вышло, что я вступил в орден и уехал. Подумал, может быть, здесь мне будет лучше.
Но судя по всему, лучше ему не стало.
Потом Лале рассказывал ей об удивительных людях, встречавшихся ему на пути. О мудрых братьях-башильерах, искусных лекарях и хитрых прецепторах ордена. Но больше всего Ольжане понравилась история о воине-чародее – Аршад-Арибе.