INSOMVITA. Психологический триллер с элементами детектива
На мгновение остановив на ней взгляд, Тревор вспомнил вчерашний вечер в ночном клубе, который он часто посещал во время пребывания в Женеве.
Этой ночью в клубе выступала какая-то, наверное, весьма популярная группа, потому что две сотни молодых людей стояли у сцены и громко подпевали вместе с солистом под оглушительный аккомпанемент ударных.
Синие и жёлтые густые лучи прожекторов выхватывали из толпы лица и руки поклонников. Лазерная цветомузыка время от времени ослепляла Тревора, и он, отвернувшись от сцены, направился к почти безлюдному бару. Молодой бармен с выбеленными короткими волосами и цветными татуировками на обеих руках и шее принял заказ и налил Тревору виски. На другой стороне барной стойки одиноко сидела девушка и наблюдала за Тревором. Когда они встретились взглядами, она улыбнулась и опустила глаза. Но через мгновение снова посмотрела на Тревора цепким, проницательным, несколько любознательным и одновременно дерзким взглядом. Тревор залпом опустошил стакан и уверенно направился к ней.
Утром он не помнил ни её имени, ни того, откуда она, ни то, о чём они вели разговор в том клубе. Несколько стаканов виски смешали воспоминания прошлой ночи, и всё лишнее, неважное, как лёгкий туман, растаяло в глубине его памяти навсегда. Но время от времени в голове Тревора возникали и исчезали рваные, перемешанные между собой кадры их объятий и поцелуев. Он не мог вспомнить, как они оставили ночной клуб, как оказались здесь, в гостинице, в его номере, но память бесстыдно рисовала прожитые моменты близости. Тревор вспомнил её освещённое узким лучом бледного лунного света скользкое от пота страстное тело в своих руках и улыбнулся.
«Хлоя», – вдруг вспомнил имя незнакомки. – «Кажется, именно так она себя назвала. Да, именно Хлоя».
Тревор оделся и открыл бумажник. Внутри, в прозрачном кармашке, виднелось его удостоверение, на котором большими буквами было написано слово «ПРЕССА». Он вынул из бумажника четыреста швейцарских франков, положил их на тумбочку возле девушки и быстрым шагом вышел из номера, а потом на улицу.
Приближалось Рождество, а в Женеве стояла тёплая осенняя погода. И только ночью градусник иногда опускался до минус пяти. Давно здесь не было так тепло в это время года. Но для Тревора, который прилетел из Сахары, в этом был свой плюс. Ночью в пустыне температура тоже не поднималась выше трёх-четырёх градусов по Цельсию.
От Beau Rivage Hotel до Rou du Cendrier было минут двадцать спокойным шагом вдоль набережной.
Перед вторым сеансом Тревор заметно нервничал. До настоящего момента он не проникся полностью всей ситуацией и не совсем осознавал, что с ним произошло накануне. За последние двенадцать часов в мыслях он несколько раз перемещался в кабинет психолога Аманды и вслушивался в свой голос, звучавший из динамиков маленького портативного диктофона, повествуя совершенно невероятную историю скрытой где-то глубоко в его подсознании, неведомой никому стороны его жизни.
А всё началось несколько дней назад после неожиданной встречи и безобидного, на первый взгляд, предложения.
***
– Да, Тревор, очень хорошие камешки, – картавя заявил пожилой ювелир, всматриваясь сквозь толстую лупу в большой круглый бриллиант размером с лесной орех. – Вот этот – само совершенство.
Невысокий седой еврей с поднятыми на волосы очками в роговой оправе в течение пяти минут разглядывал сквозь лупу бриллиант, зажав его тоненьким пинцетом в руках в белых перчатках из хлопчатобумажной ткани.
Он осторожно положил камень и взял следующий из горстки практически одинаковых по размеру и форме камней, россыпью лежащих на чёрном лаковом столе.
– Замечательно! – продолжал восхищаться он. – Огранка изумительная! У всех рундист, словно лезвие… Цветность и чистота – как Божья роса…
Роберт молча наблюдал за работой ювелира.
Со Львом Гольденбергом, ювелиром, эмигрантом из Советского Союза, Тревора несколько лет назад познакомил главный редактор Les Mondes Рошфор, который часто заказывал у него ювелирные изделия.
Лев Гольденберг делал изумительные копии изделий лучших коллекций ювелирных домов Европы.
«Покажите мне фото шедевра, и я сделаю вам в сто раз лучше и ровно вдвое дешевле», – любил повторять старый еврей всякий раз, когда к нему обращались потенциальные клиенты. И действительно, мастером он был непревзойдённым.
– Есть у меня один заказчик, который всё это может взять одним лотом, – не отрывая взгляда от очередного камня, предложил ювелир. – Если с ним хорошо поговорить, то миллионов пять за лот выплатит не раздумывая. А может, и больше.
– Лев, я пока не думал продавать. Мне бы их спрятать где-нибудь на какое-то время.
– Тео, ты не понял, – отвлёкшись от бриллианта и направив свой колючий взгляд на Тревора, мягко сказал ювелир. – Пять миллионов не долларов, а ойро. Это очень большие деньги, друг мой.
– Лев, мне нужно только надёжное место на пару дней, до Рождества. Я живу в отеле и держать их в сейфе крайне опрометчиво.
– Тов5, друг мой, хорошо, – огорчённо вздохнув, ответил ювелир, собирая все камни в зелёный бархатный мешочек. – Ты знаешь, что надёжнее места тебе не найти. А если надумаешь продать, то только скажи, и я всё организую в течение двух-трёх часов.
Через некоторое время после разговора с ювелиром Тревор сидел на открытой террасе небольшого ресторана в самом центре Женевы и за чашкой кофе читал свежие газеты.
К этому времени за его спиной осталась военная служба, о которой напоминала синяя татуировка в форме черепа на левом плече, как аббревиатура разведывательного батальона бригады морской пехоты Французского иностранного легиона, расквартированного в Алжире, и факультет Французского института журналистики при университете «Париж Пантеон-Ассас». В настоящее время он числился специальным военным корреспондентом газеты Les Mondes.
О своём детстве Тревор помнил очень мало и обрывисто, так как его семья всё время куда-нибудь переезжала.
Отец Тревора родом из Подкарпатской Руси6 (это территория современной Закарпатской области Украины), украинский руси́н7. Но в начале Второй мировой войны, когда Закарпатье, входившее в то время в состав Чехословацкой республики, было оккупировано венгерскими войсками, его семья эмигрировала сначала в Прагу, а после войны – во Францию, где в начале семидесятых и родился Тревор. Отец разговаривал с ним исключительно на русинском языке, чтобы тот помнил свои корни. А мать Тревора, учительница французского языка и литературы, настойчиво прививала ему любовь ко всему французскому.
Отец, как специалист по строительству отелей, постоянно находился в длительных командировках в разных странах. Часто забирал с собой и свою семью. Поэтому детские воспоминания Тревора сводились к пожелтевшим цветным и чёрно-белым фотокарточкам на фоне бедных рынков Индии, островов и храмов Таиланда, песков Ближнего Востока, нескончаемых строительных площадок Гонконга, Дубая и Бангкока. В детстве Тревор так свыкся с постоянными переездами, путешествиями, постоянными переменами, что, даже вступив во взрослую жизнь, представить себя клерком, работающим в одном и том же офисе постоянно на одном и том же месте, он не мог. Это и стало причиной его увлечения журналистикой.
Но случилась трагедия.
Когда мальчику исполнилось двенадцать, родители Тревора попали в автомобильную катастрофу и погибли. Тревор после несчастья почти месяц находился в госпитале, пока старшая сестра его матери тётя Ханна Фрашон не взяла над ним опеку и не забрала в Париж.
Тётя Ханна была одинокой женщиной и всю свою нерастраченную любовь отдавала Тревору. Именно она настояла, чтобы Тревор пошёл на военную службу, а после поступил в университет на факультет журналистики.
За последние пятнадцать лет Тревор объездил почти все зоны военных конфликтов.
Его профессиональные заслуги были отмечены Премией военных корреспондентов лондонской Prix Albert Londres.
А началась его журналистская карьера в 1999 году во время войны в Югославии. В качестве молодого, подающего надежды, перспективного репортёра, редакция газеты послала его туда вместо опытного корреспондента, который внезапно заболел. Как бывший военный, прослуживший во Французском иностранном легионе пять лет, разбиравшийся в военной тематике, Тревор, как никто другой, подходил на эту работу.
Во время командировки он попал в скандал, опубликовав спорные результаты расследования о действиях НАТО во время бомбёжек Югославии. Тревор был одним из первых, кто выступил с обвинениями альянса в применении осколочных бомб, запрещённых Женевской конвенцией. Несмотря на давление и критику со стороны военных специалистов и политиков, на молодого журналиста обратили внимание и оценили.
Осенью того же 1999 года Тревора направили в Западную Африку вместе с группой канала ВВС для подготовки журналистского расследования военных преступлений Фодея Санко, в прошлом руководителя Объединённого революционного фронта, который в 1997 году стал вице-президентом Сьерра-Леоне, и его связей с другим одиозным военным преступником, в то время президентом Либерии Чарльзом МакАртур Тейлором, который впоследствии и не без помощи материалов, собранных и опубликованных Тревором, был обвинён в военных преступлениях против человечности. Санко в 2000 году тоже был объявлен военным преступником и осуждён, а Чарльз Тейлор был задержан и в 2006 году предан Международному уголовному суду.
С тех пор большинство военных конфликтов освещал именно Тревор. Его проницательные репортажи и бескомпромиссные жёсткие статьи публиковали многие европейские СМИ.
В 2007 году Тревор освещал события в Афганистане, Анголе, а потом – в Конго и Сьерра-Леоне, где проводил расследование деятельности Виктора Вуда – предпринимателя из России, подозреваемого в нелегальных поставках оружия и боеприпасов в обход санкций ООН для движений «Талибан», «Аль-Каида8» и в страны, на которые распространялось международное эмбарго.
Российские коллеги Тревора высказали предположение, что Вуд мог быть негласным дилером «Росвооружения» и одним из важных секретоносителей России. Они предупреждали Тревора об опасности подобного расследования и освещения его в СМИ, поскольку деятельность Вуда была напрямую связана с русской мафией, распространившейся к этому времени по всему миру.
Несмотря на это, его расследование попало в печать, а несколько репортажей показали ведущие телеканалы Европы.
В конце концов, в 2008 году Виктор Вуд был арестован в Таиланде, а 16 ноября 2010 года экстрадирован в США, где ему было предъявлено обвинение. Наконец, 2 ноября 2011 года жюри присяжных единогласно вынесло Виктору Вуду обвинительный приговор.
Все эти события с начала проведения расследования в 2007 году освещал Тревор, но из-за последней командировки в пылающую Ливию за ходом судебного процесса над Вудом он мог следить только по Интернету и репортажам коллег.
В его послужном списке были репортажи из Багдада во время Иракской войны, из Сектора Газа во время арабо-израильского конфликта, из разбомблённых и практически уничтоженных авиаударами НАТО ливийских городов Бенгази и Мисураты.
Поэтому Тревора называли одним из наиболее опытных журналистов, ведущим специалистом по Африке и Ближнему Востоку.
Работая в самых неспокойных странах, Тревор нуждался в надёжных друзьях и партнёрах, на которых можно было положиться.
Одной из тех, кому Тревор полностью доверял, была журналистка Кейт – изящная, милая, двадцативосьмилетняя австралийка с короткими, светлыми взъерошенными волосами, весёлой улыбкой, открывающей ровный ряд белых зубов, красивыми, полными, словно нарисованными умелым портретистом губами и большими зелёными глазами. Невзирая на свою хрупкость, она постоянно носила лёгкую военную форму и неизменную фетровую шляпу.
Кейт принадлежала к такому типу женщин, которые даже подойдя к сорокалетнему рубежу, остаются милыми задорными девчонками и всем своим видом, и поведением напоминают подростков.
Они встретились в начале 2007 года в Афганистане.
За несколько дней до этого в городе Муса-Кала в провинции Гильменд Тревор попал в плен к талибам. Похищение было спланировано именно в тот самый момент, когда он направлялся на встречу с одним из их главарей для подготовки специального репортажа.
В доме, куда привезли связанных пленников, находились обессиленные от жары и голода молодая белокурая девушка и двое мужчин. По разговорам, которые доносились к нему, Тревор понял, что все они журналисты, уже больше месяца удерживаемые боевиками.
Вместе с Тревором были захвачены местный водитель и афганский репортёр. На следующий день, для устрашения, двоих афганцев, не представляющих интереса для боевиков, публично, на глазах у всех пленников, казнили. А за него, как и за других журналистов, талибы планировали получить денежный выкуп.
На протяжении нескольких дней Тревора зверски избивали, пытаясь сломить его волю, ничего не требуя взамен. Бессмысленные избиения длились вот уже трое суток.
Наконец, на четвёртый день в лагерь приехал мулла Саддам – крупный полевой командир талибов.
***
Муса-Кала, провинция Гельманд, Афганистан
22.02.2007. 15:35
– Ну что, великий крестоносец стоит на коленях перед маленький афганский муджахиддин? – язвительно спросил мулла на плохом английском, подойдя к беспомощному, связанному, лежащему в пыли Тревору.
– Я не солдат, я журналист. И я француз, – превозмогая боль, ответил Тревор.
– Пресса? – зло переспросил боевик и, схватив Тревора одной рукой за плечо, другой дал наотмашь пощёчину. – Я тебя, собака, не спрашивать, кто ты.
Он взял в руки его пластиковое удостоверение и стал разглядывать с довольной улыбкой на лице.
– Пресса – это хорошо. Нам нужен пресса, очень нужен.
– Что вы от меня хотите?
– От тебя – ничего. Что ты можешь? Ты слаб, ты болен. Ты ничего не можешь. А твой хозяин – можешь! Он платить для меня. Много платить.
– За меня никто не заплатит и цента, я не настолько важная персона, – сплюнув кровь, тихо промолвил Тревор.
– Платить, много платить. Ты завтра снимать на видео. Ты сам его просить, чтобы платить, – прошипел мулла, наступив ногой на голову Тревора. – А если не платить, то по кусочкам поедешь в твой дом Париж, в редакцию пересылать.
Мулла поднялся и дал какое-то распоряжение, обратившись к боевикам на пушту. Тревора быстро подняли и поволокли, но не в яму, где его содержали до этого, а в глиняный сарай к другим пленникам, где было по крайней мере сухо. Его бросили в небольшое помещение, отгороженное от остальных пленников двойной стенкой из досок. На руки и ноги надели наручники, которые приковали цепью к деревянному брусу на потолке, дали немного еды и кружку воды. Сейчас Тревор показался боевикам совсем сломленным и безопасным.
Но он ждал именно этого момента. Талибы были уверены, что прикованный цепью, изнурённый голодом, изнеможённый избиениями пленник будет думать только о сне, и беспечно оставили возле сарая только одного моджахеда с оружием, который сразу же, как стемнело, покурив опиума, уснул, прислонившись к стене.
Навыки освобождения от всевозможных спецсредств Тревор приобрёл ещё во время службы в Легионе. Когда он убедился, что всё кругом стихло, не мешкая и без лишних усилий снял с кистей рук и ног наручники и через хлипкую крышу выбрался наружу.
Обезвредив охранника, захватив автомат и подсумок с гранатами, Тревор открыл другую дверь сарая и шёпотом скомандовал:
– Выходите! Быстро!
Но в ответ поднялась только одна девушка, которая решительно направилась к выходу.
Из темноты душного помещения донёсся хриплый мужской голос:
– Кейт, подумай, вас поймают и казнят. Не делай глупостей.
Но Кейт уверенно шагнула в открытую дверь и крепко взяла Тревора за локоть.
– Водить умеете? – спросил Тревор, покидая сарай, и, не дожидаясь ответа, указав на белый джип, прошептал: – Обычно ключи оставляют в подлокотнике. Заводите и ждите меня. Если что-то пойдёт не так, знайте, путь к свободе – прямо за той стеной.
Кейт побежала к автомобилю, а Тревор облил бензином остальные два джипа и ящики с боеприпасами, сложенные друг на друга под небольшим навесом. Услышав шум двигателя, из дома выскочили два боевика, но в этот момент прямо у них под ногами взорвалась граната, брошенная Тревором. Из окон дома началась беспорядочная стрельба. Тревор бросил в дом ещё две гранаты и автоматной очередью поджёг разлитый бензин. Через мгновение всё вокруг превратилось в огненный факел. Отстреливаясь, Тревор бросил гранату в сторону ящиков с боеприпасами, заскочил в открытую дверь автомобиля и громко скомандовал:
– Двигай!
– Куда? – обескураженно спросила Кейт и дрожащими руками неуверенно взялась за рулевое колесо.
– Туда! – крикнул Тревор. Он схватил одной рукой руль, а левой ногой нажал на педаль газа вместе со стопой Кейт, направляя автомобиль прямо на глиняную стену забора. – Держитесь крепче!
Автомобиль, разбив стену, вылетел на песчаную дорогу под оглушительные взрывы сдетонировавших боеприпасов. Над селением поднялось яркое огненное зарево, освещая беглецам дорогу.
– Теперь можно включить фары, – через некоторое время, когда пылающий дом скрылся за холмом, тихо сказал Тревор. – Отсюда до Сангина километров двадцать пять, не больше. Двигайтесь, не останавливаясь, до реки. Там недалеко британская база… Нас должны увидеть патрули.
Тревор еле разговаривал. Кейт только сейчас заметила, что он прижимает ладонь к левой стороне под грудью. Сквозь пальцы его руки просачивалась кровь.
– Вы ранены? Что с вами? – тревожно спросила Кейт.
Но Тревор молчал. Он потерял сознание, и его тело обмякло.
– Не молчите, говорите со мной, – крикнула испуганная Кейт, но ответа не последовало.
Она рукой прижала его рану и ещё сильнее вдавила педаль газа.
Тревор очнулся в палате военного госпиталя. Около него в белом халате, накинутом на военно-полевую форму, сидела Кейт с открытой книгой в руках и дремала.
– Где я? – еле слышно спросил Тревор.
– Мы в Кандагаре, на американской базе, – ответила сонная Кейт, радостно улыбнувшись.
– Сколько я спал?
– Почти трое суток. Вам сделали операцию, теперь всё уже позади.
Тревор оглянулся вокруг, потом посмотрел на Кейт и еле заметно улыбнулся:
– А мы ведь с вами даже не познакомились. Меня зовут Тревор Бланш.
– А меня Кейт. Кейт Ларсен. Я из Австралии. Хотела поблагодарить вас за спасение.
– Не стоит, Кейт, я здесь тоже только благодаря вам, так что мы квиты.
На следующий день Тревора и Кейт вывезли из Афганистана в Швейцарию. В Цюрихе Тревор подлечился и всё свободное время проводил с Кейт. Тревор даже пытался ухаживать за ней, но после нескольких ночей, проведённых вместе, Кейт раз и навсегда дала ему понять, что не намерена завязывать с ним серьёзные отношения, чтобы не разочаровываться, и предпочитает быть свободной от любых обязательств. По правде сказать, Кейт испытывала Тревора. Он ей очень нравился, но своим женским чутьём она без труда просчитала его непостоянство и попыталась разбудить в нём чувство собственника. Тревор же легко принял условия Кейт и в дальнейшем смотрел на неё исключительно как на коллегу.
На первых порах это, конечно, очень раздражало Кейт, но она не подавала виду и всегда при случае была рада видеть Тревора, особенно когда случалась совместная работа.
Такие отношения мужчины и женщины должны были через какое-то время прекратиться раз и навсегда, но их длительной связи способствовала журналистская работа обоих: после двух-, трёхнедельных командировок они оба разъезжались каждый к себе, к своему дому, родным – в свой мир.
Оператора Этьена Тревор знал уже более десяти лет, ещё со времён работы в Сьерра-Леоне. Он хоть и француз, но в его жилах течёт и шотландская кровь, так как по матери он был настоящий scotch. Большую часть детства и юности, по его словам, Этьен провёл у подножия самой высокой шотландской горы Бен-Невис на берегу Лох Линн, в городке Форт-Уильям, где родилась его мать и жили все их родственники. Этьен каждой своей клеткой впитывал традиции шотландцев. Он гордился историей Шотландии, которую очень чтил и считал своей. Поэтому к своим тридцати пяти годам на француза смахивал разве что чертами своего худощавого лица. Всё остальное в нём выдавало закоренелого скотта. Даже татуировка на левом плече у него была со словами девиза Шотландии на латыни: «Nemo me impune lacessit9».
Этьен всегда был немногословен, скуп на проявление любых чувств, его просто коробило от экзальтации, поэтому все свои эмоции он всегда держал в себе. Даже шутки он проговаривал с каменным лицом, а наилучшая похвала из его уст звучала одним словом – «Неплохо».
Но, несмотря ни на что, Тревор очень дорожил дружбой с Этьеном. На протяжении многих лет они работали рука об руку. Этьен сопровождал Тревора практически во всех его экспедициях.
Кроме того, вот уже больше года Этьен ухаживает за Кейт, и последнее время они постоянно вместе. Было забавно наблюдать, как этот высокий, худощавый, с орлиным носом и длинными руками француз трепетно относится к малышке Кейт, которая на две головы его ниже. Тревор с улыбкой наблюдал за ними, невольно сравнивая эту связь с игрой огня со льдом. Было очевидно, что горячее сердце Кейт смогло растопить ледяную глыбу в груди Этьена.
С Дэном Тревор начал работать всего полтора года назад. Это был невысокий, открытый молодой человек, пацифист по натуре и сердцеед по состоянию души. Ему было всего двадцать пять. Сразу по окончании университета в Тампере он был принят в Les Mondes как перспективный, подающий надежды молодой и амбициозный репортёр. Главный редактор Les Mondes Рошфор опекал молодого репортёра, разглядев в нём талант. Он хотел помочь юноше развить этот талант. Рошфор назначил Дэна помощником Тревора, и тот во время нескольких командировок на Ближний Восток сопровождал его и Этьена. Впрочем, поговаривали, что Дэн – дальний родственник Рошфора, а возможно, что даже следствие его амурных связей в прошлом. Как бы там ни было, Рошфору явно была не безразлична судьба этого молодого человека, и он, как мог, помогал ему найти собственную нишу в журналистике.
После того, как Этьен начал открыто встречаться с Кейт и она переехала жить к нему в Париж, именно Дэн стал компаньоном Тревора, убивая с ним свободное время в ночных клубах Парижа и Цюриха.
Сам Дэн, как мог, скрывал своё прошлое, никогда о нём не распространялся, но в то же время был рад оказаться полезным опытным коллегам и со всей проницательностью наблюдал за Тревором, впитывая навыки тяжёлой работы военного журналиста. И именно Дэн вместо Тревора, как его ассистент, в последнее время освещал судебный процесс «США против Вуда» – скандальное дело крупнейшего за всю историю продавца нелегального оружия, которое рассматривал Южный окружной суд штата Нью-Йорк.
Глава 3
Женева, Швейцария
15.12.2011. 15:45
Тревор сидел на открытой террасе заполненного посетителями ресторана и с улыбкой наблюдал за дальним столиком возле входа, где тихо беседовала пожилая семейная пара. Было очень весело наблюдать, как мужчина тайком от супруги подкармливал миниатюрную собачку, которая под столиком с нетерпением ждала очередной кусок лакомства с его тарелки.
Тревор открыл свежую газету, пытаясь обнаружить последние публикации о процессе над Вудом, но, полистав её и ничего не обнаружив, позвал официанта для расчёта. Вот тут-то и произошла эта неожиданная встреча, кардинально изменившая его жизнь, невольно оголив ту её часть, о которой он даже не догадывался.
Вдруг Тревор услышал сербскую речь. Разговаривали мужчина и женщина, очевидно, туристы. С ними были двое ребятишек лет семи. Голос мужчины показался ему знакомым. Тревор готов был поклясться, что близко знаком с этим человеком. Он вмиг отложил газету и стал всматриваться в силуэты уходящих фигур. Женщина шла впереди, держа детей за руки. Мужчина рассматривал брусчатку с написанными на ней названиями городов и невольно повернулся в сторону Тревора. Это был невысокий, лысеющий, на вид пятидесятилетний тучный мужчина, в очках с толстыми линзами, одетый в потрёпанный, но чистый костюм, поверх которого – мятый, длинный не по размеру тёмно-синий плащ.
Вдруг Тревора осенило, и он, поднявшись со стула, громко позвал на сербском:
– Йован? Дружище, Йован, ты ли это?!!!
Мужчина удивлённо оглянулся. Супруга тоже обратила внимание на незнакомца, громко окликнувшего её мужа. Двое детей сразу подошли к матери и прижались к ней.
– Йован, привет! Это я, Тревор. Старик, ты не узнаешь меня?
– Тео?! – отозвался с удивлением мужчина, широко раскинув руки. – Тревор! Вот чего не ожидал, так не ожидал! Сколько лет, сколько зим? Вот так встреча!
Друзья крепко обнялись.
– Я думал, что больше тебя никогда не увижу, – сказал Тревор, – сколько лет прошло – десять? Двенадцать?