Опасность предельного уровня
Вопрос, кажется, решился окончательно. Осталось только документы оформить. А это дело хлопотное и долгое. Особенно – долгое, потому что каждую справку в пять строчек чиновники готовят несколько дней и устают так, что поторопить их невозможно. И пока оформление тянулось, спецназовцы – еще не отставные официально! – все же переоделись в гражданскую одежду, сидящую на них не слишком привычно, и проводили время в офисе Интерпола, где им предстояло вскоре работать. Об этом говорили уже как о вопросе решенном, поскольку штаб-квартира Интерпола в Лионе дала согласие на расширение штата такими опытными офицерами, хотя, как передали Басаргину, не всем и в Лионе нравилось, что подсектор из аналитическо-следственного превращается, по сути дела, в сильную боевую единицу. Впрочем, не объявленные так официально боевые единицы Интерполу тоже были необходимы, и потому возражения не возымели эффекта...
А множество проведенных ранее мероприятий и операций силового значения и при этом международного уровня показали даже необходимость существования такого подразделения.
* * *Центральное место в главной комнате офиса, как казалось, занимал вовсе не руководитель – Александр Игоревич Басаргин, а самый крупный по габаритам член коллектива – Виктор Юрьевич Гагарин по прозвищу Доктор Смерть. Двухметровый гигант, бывший боксер-тяжеловес, мастер спорта, отставной офицер медицинской службы, воевавший в Афганистане в рядах спецназа ГРУ, потом наемник в Абхазии, Приднестровье и Боснии и в дальнейшем резидент Интерпола по борьбе с незаконным оборотом наркотиков в Уральской зоне, в итоге оказавшийся в рядах нового подразделения Интерпола, уже в Москве – вот далеко не полный перечень его боевого пути. Внешняя колоритность, габариты, голос, длинные волосы и борода, а кроме того, стол, расположенный в центре комнаты, обманчиво показывали, что он здесь главное лицо.
– Сообщение из Лиона, – предупредил Доктор Смерть, сидящий, как обычно, перед компьютером в кресле, изготовленном для его нелегкого тела на спецзаказ. – С грифом «срочно». Фотографии сразу пускаю в распечатку...
– По какой линии? – поинтересовался, не вставая со стула, Ангел – Алексей Викторович Ангелов, отставной капитан спецназа ГРУ.
– Информационный подсектор сектора оперативных разработок... Циркулярная одновременно нам и в НЦБ для поиска, должно быть, по полной всероссийской картотеке МВД.
– Давно оттуда ничего не предлагали, – сказал сидящий в глубоком кресле у дверей Пулат – лучший друг Ангела, тоже отставной капитан спецназа ГРУ, которого друзья за глаза звали «маленьким капитаном», избегая, впрочем, произносить прозвище в присутствии самого Пулата. Он не слишком хорошо воспринимал намеки на свой невеликий рост. – Я на днях думал, что-то там созревает... Так всегда бывает – когда долго ничего не дают, потом что-то крупное сбросят...
– Судя по росту первого лица, в самом деле крупное... – вынимая из высокоскоростного цветного лазерного принтера первый лист распечатки фотографии, сказал Басаргин. – Конечно, это не наш Доктор, тем не менее человек высокий... Не меньше чем метр девяносто...
Доктор Смерть сразу поставил в принтере установку на печать в трех экземплярах, чтобы никому не обидно было остаться без дела. Вышло еще два листа и ушли по рукам, чтобы все могли полюбоваться. Самих фотографий было три десятка, так что полюбоваться снимками с высоким разрешением могли все.
– Где это он? – спросил Андрей Тобако, глядя не столько на человека, сколько на улицу города, где были сделаны снимки. – Что-то восточное. Индия или Пакистан. Какой-то приграничный город...
Андрей Тобако – бывший сотрудник подразделения «Альфа» еще первого созыва, участник легендарного штурма Дворца Амина в Кабуле, с которого и началась когда-то афганская война. Он вместе с Доктором Смерть стал первым пополнением в формируемом подразделении Басаргина, тогда еще состоящего из одного руководителя.
– Похоже на то, – согласился Басаргин. – Только почему это к нам прислали? Индия или Пакистан не входят в московские пригороды...
– Черный головной платок, – заметил «маленький капитан». – Такие на Кавказе носят.
– Наши клиенты сейчас чаще носят зеленый платок, – не согласился Доктор Смерть. – Принимайте следующего. Может, он объяснит... Второй человек... Только два снимка вместе с текстовкой... Запускаю...
Принтер издал слабый писк и снова заработал.
Второй человек, судя по всему, не был так высок, как человек в черном головном платке, и снимки, должно быть, были сделаны в другое время и в другой обстановке.
– Хорошее лицо, благородное... – сказал Ангел, еще не прочитав текстовку под снимком. Он любил воспринимать любого, противника или союзника, по лицу и утверждал, что по внешним признакам можно определить, чего стоит ждать от человека.
Читать текстовку начал Доктор Смерть, голос которого можно было бы услышать и на улице, если бы он захотел применить его таким образом. Сейчас, впрочем, это не показалось Доктору обязательным условием.
– Омар Рахматулла – так называют этого человека сейчас. Настоящее имя неизвестно. Предположительно по происхождению этнический чеченец. Последние двадцать шесть лет проживал в Пакистане, Индии, Афганистане, Саудовской Аравии, Катаре. Постоянного места жительства не имеет. Религиозный философ, писатель, автор нескольких книг религиозных притч, музыкант, владеющий всеми, практически, музыкальными инструментами. Основатель исламистской секты, отколовшейся от ваххабитского течения. Сторонник тайной войны и глубокого слияния с инакомыслящими для постепенного проповедования своих идей. Но, вопреки своей теории медленного проповедования, подозревается как посредник при финансировании террористических операций на Среднем Востоке и в Центральной и Средней Азии. Взят под негласный контроль всего четыре месяца назад. Материалы пересылаются нам, поскольку Омар Рахматулла встречался с неизвестным и разговаривал с ним на чеченском языке. Запись разговора прилагается...
– А почему с неизвестным? – сказал молчавший до этого полковник Согрин, только что отложивший стопку первых фотографий в сторону. – Это очень даже известный человек... Тоже музыкант и композитор, только бывший... Джабраил Алхазуров, один из ближайших соратников Шамиля Басаева. Объявлен во всероссийский розыск...
– Надо было срочно передавать в международный розыск, – подсказал Басаргин. – Тогда Интерпол сработал бы оперативнее...
– Всех в международный не передашь, – не согласился подполковник Сохно, который в тесном гражданском костюме ощущал себя, как в мешке из стеклоткани, приходилось постоянно дергаться, поправляя рукава, и чесаться. – Он официально пока нигде не фигурировал как участник террористических актов. Обвинения в каких-то зверствах ему тоже не предъявляли. Разыскивается только как полевой командир. Хотя он какое-то время ходил даже в помощниках Басаева, тем не менее опять сильно не засветился. Алхазуров, по оперативным данным, Чечню не покидает... Поговаривают, что живет в пещере, где держит пианино... Мы даже искали его как-то... Нашли в пещере стульчик от пианино... Знаете, такой, вертящийся... Пианино, зараза, на себе, наверное, унес, а стульчик в карман, похоже, не поместился...
– Значит, покидает, – решил Тобако. – На фотографии он явно не в России... И даже не в СНГ... Просто на прохожих стоит посмотреть и на архитектуру... Здесь стиль есть...
– Распечатываю основной текст, – сообщил Доктор Смерть.
Принтер снова загудел.
– Дайте-ка мне полюбоваться на Омара Рахматуллу... – из своего привычного угла, где сидел постоянно, подал голос Дым Дымыч Сохатый, как звали обычно Дмитрия Дмитриевича Лосева, командира взвода спецназа ГРУ в Афганистане, откуда он был отправлен сразу на «зону» после «подставы», сделанной ХАДом[3], человек сложной, парадоксальной судьбы и поклонник восточной философии. – Что-то я про него слышал...
3
Десять человек молча выстроились одной шеренгой посреди поляны. Все в возрасте, который для действующих боевиков становится уже обузой. Они сами еще не знали, что им предстоит, и потому слегка волновались из-за необычности ситуации. Юрка Шкурник вместе с Джабраилом, которого в здешних местах знали все не только по военному, но и по довоенному времени, когда он только изредка появлялся в родных краях, но появлялся со славой, прошли перед строем в одну и в другую сторону. Вроде бы присматривались в темноте. Хотя присмотреться было трудно. Луна упорно пряталась за тучами, и ночь казалась почти непроглядной. Тем не менее Шкурник видел и даже чувствовал, с каким трепетом ждет строй слов Джабраила. Его личных слов они, его бойцы, никогда так не ждали, и оттого раздражение и на Джабраила, и на этих ублюдков возрастало.
– Документы у всех забрал? – спросил Джабраил.
– Забрал... – с усмешкой кивнул Юрка Шкурник. – Только зачем им документы, если они смертники...
Говорил он громко, с каким-то злорадством, и слова эти услышали все. По строю прошло легкое беспокойное шевеление, но вопрос задать никто не решился, потому что Юрка Шкурник на руку всегда был скор. Умением выстрелить первым он и достиг своего нынешнего положения. Но когда другие нашли из такого же положения выход, Шкурнику такой выход не представился. И из-за этого он тоже порой нервничал, от отчаяния называя себя последним борцом за независимую Ичкерию. Хотя того же Джабраила уважали в горах и лесах несравненно больше, чем последнего борца. Уважения и поклонения Шкурнику всегда хотелось и всегда не хватало. Так и сейчас. Все знали, что последний борец просто оказался никому не нужным там, куда перебрались другие, которые не только стрелять умеют, но и головой думают. Однако Табиб мечтал все-таки денег подкопить и перебраться сначала в Грузию, где мог бы сгодиться спецслужбам для борьбы с абхазами или осетинами, а потом, заработав дополнительно, и в Турцию, где к единоверцам относятся снисходительно и не всегда сообщают в полицию, если появляется новый человек с темным прошлым.
– Что, смертники, жить-то хотите? – Юрка Шкурник зычно захохотал, пытаясь издевательством заглушить жгущую душу зависть.
В обычной обстановке он никогда не разговаривал со своими людьми так. Понимал, что может бой случиться, и от пули со спины его не спасет собственное умение стрелять первым. Но сейчас, зная, что этих людей у него забирают, он мог себе позволить и откровенную грубую насмешку. – Вас спрашиваю... А?..
Из строя никто не ответил. Там в самом-то деле стояли совсем никчемные бойцы, положиться на которых в критической ситуации – все равно что не обращать внимания на топор, занесенный над головой. Они и в бою-то патроны не тратят. А когда с них спрашиваешь за это, начинают, наоборот, стрелять изо всех сил... Небо дырявят... Да и старики к тому же, которые приличный марш-бросок уже не выдержат... Терять таких не слишком жалко. Особенно за сто тысяч баксов, которые Джабраил должен был привезти с собой. Раньше, бывало, за пустяки платили больше. За сто тысяч никто свой отряд поднимать бы не стал. Сейчас времена переменились. Приходится так вот, как нищий, удовлетворяться подачкой.
– Ладно, не дрожите, я пошутил. Я просто продаю вас Джабраилу. Пусть он теперь за вас, никчемных, отвечает. Я даже не знаю, чего он от вас хочет, слово командира даю. Я бы за таких и денег платить не стал. Скажи, Джабраил, всем, чтобы слышали.
Джабраил остановился рядом с Юркой Шкурником, затылок которого едва доставал ему до плеча. Руки за спину убрал и шеренгу оглядел. Но слова подбирал, как показалось, долго, хотя наверняка должен был продумать свою речь заранее:
– Я скажу... Про новую амнистию все, я думаю, слышали?
Джабраил коснулся болезненной темы. Об амнистии в отряде разговаривать было нельзя. За это расстреливали сразу, стоило кому-то шепнуть Табибу. Шеренга шевелилась, но не отвечала.
– Вот я и плачу вашему командиру деньги, чтобы по домам вас распустить... – продолжал между тем Джабраил, чувствуя, как напрягся рядом с ним сам командир боевиков. Юрке Шкурнику говорили, что Джабраил задумал какую-то сложную операцию, связанную с амнистией. Но не следовало бы здесь, рядом с остальными, поднимать эту тему. Мало ли что кому-то в голову попадет и как прочно там осядет. – Вы, я слышал, все имеете строительные специальности. Так?
– Так вроде... – несмело раздалось из строя.
– Вот я и хочу сделать из вас строительную бригаду... Вместе будете... Как сейчас... Но уже закона бояться перестанете... Вас такое устроит?
Ответить сразу никто не решился. Потом на вопрос Джабраила прозвучал встречный вопрос:
– Так что с амнистией-то?
Так и должно было быть, понял Джабраил. Этим людям сейчас не до строительства, не до чего-то иного, и объяснять им что-то, тем более брать с них какие-то обязательства – дело бесполезное. У них у всех сейчас сердце бабочкой трепещет. На что угодно пойдут, чтобы их отпустили. Но одно спросить необходимо. Вернее, потребовать, и достаточно категорично:
– Я плачу деньги и ставлю вам свои условия... Условия категоричные, за ослушание – смерть. Итак. Вы сдаетесь сегодня же... Сдаетесь без документов, потому что ваш командир забрал их. Но подтвердить вашу личность смогут другие люди. И вы вынуждены будете получать новые документы. По получении документов из вас будет организована строительная бригада, которая поедет на заработки в Москву... Запомните, не свои дома ремонтировать, потому что ремонтировать у вас просто не на что, а поедете на заработки в Москву. Многие из вас знают хромого Александэра... Знаете?
– Знаем, – не очень уверенно ответили из строя.
– Его сын владеет в Москве строительной фирмой. Он возьмет вас к себе на работу.
– И в Москве мы будем?.. – опять прозвучал невнятный вопрос.
– В Москве вы будете просто строителями. Только работать, и больше ничего... Согласны?
– У нас там будет оружие?
– Вам там не понадобится оружие...
Строй загудел...
– Согласны?
– Еще бы.
– Согласны.
– Согласны.
– Хоть сейчас.
– Именно, сейчас! – твердо сказал Джабраил. – У выхода с поляны, на нижней тропе вас ждет капитан милиции Ахмат Хамкоев. Вы все его хорошо знаете... Он отведет вас в отделение. Два-три дня отсидите, пока разберутся. Оружие сдадите. Можете идти.
Строй повернулся резко и перестал быть строем. Это уже толпа рванулась к выходу с поляны, и каждый стремился обогнать другого. Вышла из-за туч луна и хорошо осветила путь вчерашним боевикам.
– Зачем тебе это надо? – скривив рот и скосив глаз, ехидно спросил Юрка Шкурник. – Хочешь на строительстве заработать?
– Да. Кто-то из русских писателей сказал, что человек за свою жизнь обязан построить дом, посадить дерево и вырастить ребенка. Мой построенный дом разрушила война, мои деревья вырублены на дрова, мои дети растут за границей без отца... Хочу наверстывать упущенное.
Юрка Шкурник хмыкнул, конечно же, не поверив...
* * *– Давай паспорта.
Юрка Шкурник долго копался у себя в объемном вещевом мешке и выложил на пенек стопку из десяти паспортов.
– Жалко отдавать, самому бы сгодились...
– Тебе за это оплата идет. – Джабраил перекинул из-за плеча свой вещевой мешок и одну за другой вытащил десять пачек в банковской упаковке.
– Считать будешь?
– Ты считал? – переспросил Табиб.
– Мне это не надо. Я в банке получал. Банкам я привык доверять...
Юрка Шкурник вздохнул. Его нелюбовь к арифметике знали все.
– Ладно, я банкам тоже привык доверять, – сказал значимо, словно хоть раз в жизни бывал в настоящем банке.
* * *Дежурный по горотделу сразу доложил начальнику о таком знаковом событии. Начальник сразу примчался на личной «Волге», не дожидаясь, пока за ним подошлют служебный «уазик». Да ему мчаться-то было всего два коротких квартала по той же самой улице. И, только мельком взглянув из окна «дежурки» во внутренний дворик райотдела, где, прислонившись спинами к стене, сидели на бревне сдавшиеся боевики, поспешил к себе в кабинет, чтобы доложить по инстанции в Грозный и, естественно, созвониться с дежурным по городскому отделению республиканского управления ФСБ, поскольку это дело и их касалось напрямую. Сейчас, когда предстоит разбираться, ФСБ уже можно и подключать. Это раньше с ними связываться не стоило, чтобы всю честь такой победы себе не забрали. Раньше? А это когда? Раньше сам начальник городского отдела сам ничего не знал о предстоящей сдаче сразу десяти боевиков, пришедших с оружием. Сделав необходимые звонки, начальник горотдела позвонил дежурному:
– Кто, говоришь, их привел?
– Капитан Ахмат Хамкоев, товарищ подполковник.
– Где он сам?
– Здесь сидит. Вы мимо него прошли.
– Гони его ко мне.
Подняться на второй этаж – времени не много надо. Капитан поднялся, робко постучал в дверь и вошел сразу после приглашения. Подполковник рассматривал его так, словно впервые видел. Да это, скорее всего, так и было в действительности. То есть он видел его раньше многократно, но внимания не обращал на этого круглолицего и добродушного капитана, считая его никем и ничем. И зря не видел, что маленькие глазки на улыбающемся лице очень уж хитрые. И вот оказалось, что этот хитроглазый капитан в одиночку сделал то, что давно уже не удавалось сделать в горотделе никому.
– Расскажи, Ахмат... Я правильно тебя называю, ничего не путаю?
– Правильно, товарищ подполковник.
– Расскажи, Ахмат, как ты сумел такое большое дело в одиночку провернуть... И ведь слова никому не сказал... Не сразу ведь, наверное, получилось?
– Родственник, товарищ подполковник, ко мне заглянул... Сказал, что люди из леса амнистией интересуются... Я и сказал, что пусть ко мне приходят... Сначала пятеро пришло, на следующий день еще пятеро...
Подполковник машинально выдвинул ящик стола и сразу задвинул назад. Там у него лежало донесение стукача-соседа, что две ночи подряд в дом к капитану милиции Ахмату Хамкоеву приходили пять человек. Без оружия, но на гостей были не похожи... Так вот, значит, кто к нему приходил. И хорошо, что сразу на донесение не среагировал, иначе мог бы сорвать дело...
– И что ты им объяснил?
– Нам текст обращения председателя антитеррористического комитета на руки раздали. Я все по тексту зачитал... У них единственная заминка вышла... Их командир – Юрка Шкурник – видел, к чему дело идет, и документы у всех забрал. Но разве дело, я подумал, в документах? Родственники у каждого есть, опознают и подтвердят... В остальном прокуратура разберется... Но я не обманывал, честно им говорил, что разбираться будут всерьез... На ком крови нет, милости просим...
– Это верно...
– А потом мы в лесу встретились, как и договаривались. И я привел их сюда. Оружие сам разрядил, потому что все оружие унести не мог... Они уже здесь его сложили... Рожки я отдельно в рюкзачке поставил...
– Быть тебе, капитан, майором вскоре! – Подполковник даже кулаком по столу стукнул, но не сердито, а радостно, потому что себя уже полковником увидел. Представление на очередное звание давно в министерстве лежит. Теперь уже в долгий ящик не отложат...
– Я, товарищ подполковник, не против...
– И не забывай, когда спрашивать будут, что ты действовал с моего разрешения и все свои действия со мной согласовывал...
– А как же, товарищ подполковник. – Глазки капитана Хамкоева понимающе блеснули. – Иначе на службе никак нельзя...
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Джабраил Алхазуров сидел дома у Ахмата, пока тот чувствовал себя героем в горотделе милиции, и с печалью в глазах листал свои старые нотные тетради, которые берег и возил с собой повсюду, куда бы судьба его ни забрасывала. Именно их он считал главной ценностью своей жизни, именно они показывали ему, чем он был когда-то. Он не открывал эти тетради уже много лет. Просто возил с собой, но не открывал умышленно, не желая совмещать настоящее с прошлым, потому что они несовместимы. Теперь не выдержал, открыл – место, наверное, сказалось, близость к родному дому. И расслабился... Непростительно расслабился... Теперь и руки очень просились к инструменту, но об инструменте пока следовало забыть, как о какой-то несбыточной мечте. Во-первых, в доме капитана милиции такого предмета и быть не может, потому что Ахмату в детстве медведь на ухо наступил, во-вторых, как только соседи услышат звуки музыки, они сразу заподозрят неладное. Ни к чему подвергать себя и Ахмата вместе с семьей излишнему риску. Можно просто сидеть, читать ноты и слушать свою музыку. Так Джабраил и делал, и пальцы сами собой пробегали по краю стола, словно клавиши искали. Это было больное, мучительное, но сладкое состояние. И ничего страшного, что стол был круглым, а клавиатура никогда такой не бывает. Даже с закрытыми глазами Джабраил представлял себе каждую октаву, каждую клавишу инструмента, и по-настоящему слышал ушами то, что было у него самого в душе. Джабраилу казалось, что он в состоянии написать нечто гениальное. Ему не однажды уже приходила в голову такая мысль, но сейчас, когда перед ним открывается перспектива большой самостоятельной операции, он не только в ней свою силу чувствовал, но чувствовал ее и в творении музыки. Пусть пока только в мысленном творении. Придет время, все изменится... Он обязательно напишет что-то такое, что будет отражать все его внутреннее состояние, весь тот трепет, страх, отчаяние и жажду подвига, что переплелись в сердце в тугие неразрывные узлы... И обязательно начало должно быть сопряжено с плачем, и конец тоже должен быть таким же. Джабраил видел это, как первоначальный плач своего народа, органично перерастающий в гнев и вызывающий чужой плач... Нечто подобное... Нечто подобное – но в музыке... Потому что музыка – это тоже частица жизни...
* * *Счастливый и довольный не только удачным началом операции, но и возможным началом своего карьерного роста, Ахмат вразвалочку вошел во двор, приветливо, хотя и с привычной опаской, потрепал по загривку Алана, не подавшего голос на шаги с улицы, потому что походку хозяина узнавал издалека, и увидел свет в окне угловой комнаты. Тихо, чтобы не скрипнул камушек под ногой, он прошел к окну и встал на цыпочки, чтобы заглянуть за стекло. Штора была опущена, но в уголке оставалась щель, и Ахмат увидел Джабраила, сидящего с закрытыми глазами и в непонятном ритме перебирающего пальцами по краю стола. Ахмат понял, что его бывший командир – хотя почему бывший, он и сейчас его командир! – Джабраил музицирует на столе, за неимением инструмента под рукой. И решил не беспокоить его и не входить в дом, потому что скрипучие половицы обязательно выдадут его, а мешать не хотелось, да и вообще самому Ахмату лучше было бы побыть одному и помечтать. Помечтать и подумать ему было о чем... И мысли, занявшие голову сейчас, не впервые появились в сознании. Уже много раз Ахмат думал о том, насколько приятнее вот эта его, нынешняя жизнь той, что осталась позади, у лесных костров. Уважаемый и авторитетный, значимый человек, которому вдобавок ко всему добавляют звездочку... Вернее, обещают поменять четыре маленькие на одну большую. А это значит, что и дальнейший карьерный рост возможен. Капитанов много, капитанов не замечают. А майор – это уже старший офицер. И стоит ли все это менять на неверную судьбу изгоя? И готов ли сам Ахмат к этому? Скажет сейчас Джабраил – бросай все, бросай дом, службу, бросай семью и уходи вместе со мной. А ведь он так сказать может. Уйдет Ахмат? Нет, не уйдет. Тогда зачем он рискует, зачем он время от времени выходит в темноте из дома вместе с другими людьми Джабраила, зачем выставляет на дороге фугасы? Ведь так легко потерять все, что есть сейчас... Маленькая ошибка, и опять бежать в лес, становиться преследуемым волком... А волкодавов вокруг множество... Чего ради?
Пока ситуация такая, что удается ловко варьировать, избегая крутых поворотов, между делами Джабраила и службой. И даже одно, как сегодня, другому помогает... Но не век же это будет длиться... Когда-нибудь настанет конец... И как он, этот конец, подкрадется? Тот, кто подкрадывается, всегда старается до поры до времени оставаться незаметным... Да мало ли в жизни случайностей... Вот даже такой вариант взять... К хромому Александэру постоянно приносят домой то неразорвавшиеся снаряды, то мины, то еще что-нибудь... Александэр любит работать в одиночестве, в тишине и покое – дома, в плохо освещаемом бетонном подвале... Он большой специалист по взрывным устройствам. Самые невероятные, самые хитрые взрывные устройства придумывает. Его мину-ловушку могут только собаки по запаху обнаружить. Люди – никогда... Но у человека, постоянно работающего со взрывчатыми веществами, руки, кожа, волосы пропитываются характерным запахом. И этот запах невозможно убрать мылом. Он, наверное, и в кровь впитывается... Недавно Ахмат был на профессиональной учебе, и перед ними выступал криминолог-одеролог[4], который рассказывал именно про это. А учует собака запах Александэра, и что тогда? Всякое случиться может... Может быть, обыщут, ничего не найдут и отпустят... А может, и проверять начнут. Домой заглянут, в подвал спустятся... Вот уж ахнут, когда поймут, кого собака обнаружила... Давно этого специалиста по минам-ловушкам по всей Чечне ищут... А он не в лесной пещере, он здесь, в Гудермесе, у себя дома работает, где никто такой наглости от него не ожидает. Начнут дальше искать. Кто лучший друг хромого Александэра? Ну, если уж и не друг, то с кем он чаще всего общается. С майором милиции Ахматом Хамкоевым – найдутся любители доложить, которым наверняка не понравится, что Ахмат из капитанов к тому времени уже майором станет. После этого и к Ахмату станут присматриваться. Не показывая этого открыто, но пристально. Начнут проверять. И что-то найдут же. Всегда можно что-то найти, если знать, в какой стороне искать.