Глобус Билла
Третья книга. Бык
Александра Нюренберг
Корректор Эстер
Иллюстратор Daria Nepriakhina
© Александра Нюренберг, 2023
© Daria Nepriakhina, иллюстрации, 2023
ISBN 978-5-4485-9316-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1. Как правильно падать с двумя пистолетами
Луна над океаном: жёлтая и очень большая, будто, и впрямь, выплыла из волн, оплёскивающих её кратеры, открытые в тёмных подглазьях.
И воды выкрашены ею, этим жёлтым светом. Чей-то взгляд здесь всегда искал вторую, и не хватало точки опоры. С древнейших времён тут не было второй луны, довольствуйся одной.
Глобус может зависать и выжидать на крыле безветрия. Вот он и завис над океаном в толще варева из новообразованной погоды. Стик света заварил в этой готовой чашке острый синий кофе.
Глобус вертелся на страшной высоте над головой пулей падающего Аса. Внизу трижды мелькнули холмы, среди которых двигались тени облаков и мелькнуло лицо, быстро нарисованное сменой света.
Показался призрак замка – это могло быть игрой воображения в гаснущем от перегрузок влажном в черепной коробке мозгу дракона.
Но в целом падение выглядело для падающего так: неподвижность. Он висел, он жил в пустоте.
И была минута, да… одна, когда он увидел: целиком шар Эриду и пятнышко Луны, а за ними трёхрогое пламя солнца. Но это длилось самую пустяковину.
Высадка срочная обернулась смертью времени. Отследить ощущения было бы труднее, чем вертящуюся ужом реальность.
Но, конечно, не Глобус, не судьба корабля, приведённого им в тёмный рукав галактики, и не Эриду – место, где изменится их участь, интересовали падающего бесславно и растянутого на дыбе четырёх ветров дракона.
Его холодные слезящиеся, как сухой лёд, с дымком серые глаза пытались поймать там, внизу движение… золотой венчик разлетевшихся волос, быть может, он надеялся встретить другой взгляд – двух синих ясных и абсолютно лживых глаз.
Но вздор, обманщица надежда… давно замёрзли и встали мученическим венцом золотые пряди… её глаза неподвижно уставлены на сменяющуюся вокруг карту атмосферы. Ах, не знаю… не знаю я.
Умри она, и одной тайной станет меньше.
Но она жива, обязана выжить, чтобы ответить… чтобы сказать, хоть раз, правду.
Дракон летел сквозь облака камнем, обмерзая и раскаляясь. Времени вертеть головой, как это сделал бы какой-нибудь кот, чудом получивший крылья, у дракона не было. И всё время, пока летел он, не зная точно – вверх или вниз, он знал и помнил, как в дурацкой домашней игре, что это вовсе даже не он, а другой.
Когда камни выросли по обе стороны, он вдруг очнулся. Ас, сразу, едва выплыв из забытья, рождённого смертельным полётом, удержал себя от нелепых телодвижений.
Н-да… далеко залетел командир оставшегося в былом Глобуса, а всё стеснялся, что кто-нибудь увидит и посмеётся, осудит нибирийца, падающего с высоты восемнадцати километров без скафандра и, как его… парашюта хотя бы.
Было больно. Он какое-то время, очевидно, не дышал и, возможно, пережил какую-то из смертей. Конечности отсутствовали… он весь был одно – стрела, не желающая корчиться от жара и хлада.
Вершина горы свистнула мимо, дышал океан в проёме между скал. Это он увидел кратко, картинкой на краю зрения. В толстом кристалле воды что-то двигалось, извиваясь, в капле смолы ещё доживала и боролась мушка. Висело облако, и он упал мимо облака. Сизые голубые бока изнутри красноваты из-за того, наверное, красного диска, очень близко крутящегося на острие горы.
Ас увидел блеснувшее золото. Многое он увидел, но ту, из-за которой он смешнейшим образом выпал из корабля, он не встретил.
Синева, но то было небо… ему померещились во влаге облака синие глаза, глядящие снизу.
Он запутался в своих впечатлениях и от раздражения – ибо раздражителен, как огонь, вырвавшийся из печки, был командир Глобуса – дёрнулся всё же. Тут же он узнал, что конечности у него имеются. В кулаках закостенели пистолеты, и тогда он сообразил, почему его путь сопровождается вспышками молний.
Его воткнуло в тучу, и он, извернувшись и дико глянув вбок, приподнял повыше в поле зрения негнущуюся руку. Молния боли сопроводила невинный механизм сгибания костей в суставах. Ас выскользнул из густой душной комнатки, где атомарный пар решал, стать ли ему водой, поймал взглядом мгновенное движение, – в великой пустоте кто-то хвостом плеснул.
Цок!
Пролетел кусок льда, заострённый, как древнее орудие, выисканное Энкиду в старом альбоме по истории одичавших после потопа эридианцев.
Ас, задыхающийся после парилки, скосил глаза, поднёс с усилием пистолет к глазам – молния гасла и вот уже иногда издавала неприятный свистящий звук. Гас огонёк.
В дуле пистолета меркла и вспыхивала радуга. Внизу встала гребёнкой гора с запутавшимся волосяным облачком. Над нею застрял рассвет и длинный красный луч указывал в долину. Жёлтое двурогое пламя наклонилось над выскочившим куском зеркала. Отсюда океан увиделся поставленным набок, и в нём диковинно отразился лес… на востоке, кажется.
И тут на востоке мелькнул огромный, красивых очертаний, водный поток, – здоровый кровеносный сосуд, выступивший под смуглой кожей по бицепсу. И над ним тоненькая нибирийская рука, слабая в задравшемся рукавчике, локтем вбок. Ас не сразу сообразил, что рука эта совсем близко. В следующем кадре, который, развлекаясь, показал ему гид Эриду – Шанни, совершенно настоящая, – картинка! – улетала от него.
Летела она в изящной позе, подобрав одну ножку, спустив другую, будто поднималась с офисного дивана после делового свидания.
Скалы появились неожиданно, оказавшись западом мира. Он вдохнул воздуху и опьянел – такого чистого свежего и опасного наркотика нету на Нибиру. Высота очистила крошечные частицы бытия от первородного греха, а страдание земли не могло взмыть на такую высоту.
Их уносило на скалы. Он смотрел, не отрываясь на кувыркающуюся неподалёку милую фигурку вырезанной из бумаги принцессы. По диковинной прихоти оптики фигурка то становилась почти чёрной, то выбеливалась и истончалась до прозрачности. В какой-то миг ему показалось, что она лежит на скалах.
Но нет. Она с немыслимой скоростью падала на них. Ас догнал леди потому, что у него были чудесные пистолеты, украденные им у леди на счастье.
Теперь он отчётливо видел Шанни. Она не переоделась после утренней уборки, и её джинсы казались неестественно голубыми, небесного детского цвета.
Страсть! Сказал он себе.
Её перевернуло, и он увидел глаза, как он и представлял – яркие, узкими лезвиями, и смотрели они вроде бы вполне осмысленно. Кричать она не могла, конечно. За нею левее валялась в скалах розовая штука, вроде сорванной и помятой розы. Это был вскрытый некогда вулкан. С виду безобиден, как откричавшийся рот нибирийца.
Тут же игрушка скрылась за отрогом чёрной горы и эти забавные уста, исчезнув, оставили ощущение онемевшей земли. Между серых валунов пыхнул огонь, но Асу было уже не до этого. Он слышал свист в ушах, и готовился удариться об Эриду.
Пистолет в правой руке постреливал всё реже, ослабел, и Аса потащило вниз с удвоенной силою. Сунув угасший пистолет за потвердевший и покрытый льдом мундир, Ас увидел мчащуюся на него жёлтую тропинку с отпрыгнувшим крупным насекомым.
На высоте чуть выше собственного роста от поверхности, он схватил Шанни одной рукой, перекинув через плечо, и тут уж пистолет возмутился от перегрузки. Ас чувствительно рухнул на колено, удерживая свою ношу.
Немедленно их разметало в стороны. Но глаза Аса померкли. Страшная боль в груди и голове затмили свет. Он увидел башмачок Шанни на своей груди и ударился затылком о землю. Ещё он увидел во сне пистолет среди камней с угасающей молнией, покатившийся почему-то камень и лапы с когтями, валко уходящие по тропе. Это уж он въехал в страну бреда, друзья… ну да, ну да.
Шторы… занавес! Сказал он. И был вычеркнут обмороком на несколько мгновений. Что уж там увидел он, бродя по своему внутреннему миру – это мне неизвестно.
Шанни не потеряла сознания ни на мгновенье. Так ей казалось. Заледеневшая и тающая, как дух зимы, она сообразила, что жива и здорова. Падала она куда быстрее героя с пистолетами, ринувшегося на выручку… на выручку, да? и потому боль её была слабее. Маленькие руки Шанни и ступни в старых кроссовках, словно сунул кто-то заботливый под горячую струю. И, хотя здесь, в горах – а приземлились они на одной из высших точек мира – царствовал холод, её бросило в жар, пока последние тридцать метров Эриду заботилась о том, чтобы она врезалась золотой головой в скалу в полном разумении.
Она целеустремлённо забарахталась и сразу огляделась – в метре от неё, с вытянутой правой рукой и прижатой к груди левой, спал герой.
Слышался шум лёгких камушков, сыплющихся со скалы струйкой. Будто кто-то уходил по тропе. Очевидно, незримый господин Эриду.
Она села. Запахло гарью и, смешавшись с чистым воздухом, смесь наполнила её лёгкие и мысли великим счастьем.
Серые скалы вокруг были изрезаны утренними тенями. Ночной холодок уползал в землю, оставляя хвосты прохлады.
Шанни привстала на колене и ей показалось, что за скалами мелькнул огонёк. Она придвинулась, не вставая, к естественному парапету из камней и увидела, что там внизу спускаются один за другим, в драных капюшончиках пилигримов, кусты.
Она поднялась, снова упала на колено и оглядела себя. Прямо на руки её легла тень. Она поспешно оглянулась – никого… облачко бродило вдали.
Она придвинулась к распростёртому Асу и легонько хлопнула его по щеке – в качестве награды за полёт. Вглядываясь в его лицо, заметила, что веки его дрожат. Он смотрит на движущиеся картинки. Медленно он приоткрыл один глаз, левый оставался ещё во власти сна. Потом, вернувшись к бинарному зрению, сел и схватил пистолет – кто бы сомневался.
Ссадину на виске он попытался сначала смахнуть, а смотрел на Шанни.
– За что ты ударила меня? – Спросил сбитым глуховатым голосом.
– Шутишь – жить будешь…
Она оттолкнула его и огляделась.
– Первые слова. – Сказала она.
Но как отнеслась Эриду к прозвучавшим на её скалистой груди первым словам, было непонятно. Да, насчёт привязки к местности… поспешный и умный взгляд Шанни описал дугу.
Скалы дыбились и паслись, мышастые спины согнуты. Пасть, разверзшаяся в кустиках реденькой бородки, не имела границ. Сначала Шанни показалось, что они среди нибирийцев, разросшихся до немыслимых размеров, и один из них хохочет.
Потом ещё раз поняла, это – скалы, мёртвая природа. Натюрморт.
С трудом она привстала и упорно побрела к одному из скошенных подбородков, слепо указывающих в небо, белое и жёстко натянутое. Вцепившись в камень, выглянула, как котёнок из коробки на кухне. И облегчённо вздохнула – но облегчение истаяло по мере вздоха.
Долина поместилась внизу на неизмеримой глубине. Предгорье похоже на заброшенный городской пустырь, куда разом вывезли скульптуры всех канувших в небытие политических лидеров. А так как эти господа редко отличаются красою, то и предгорье пугало кучей ликов полуночных, а уж пальцев указующих – не счесть.
Педантично срезанный конус в земляничном кольце вырос в небе очень близко. Они оба измерили взглядами эту смертельную красоту.
Шанни прошептала:
– Как ты думаешь…
Скалы уже бежали вниз уступами, подтверждая их собственные мысли. Ас делал трудную работу – встать в рост, как подобает воину, мощно. Для этого ему пришлось сначала с немалыми трудами сесть.
– Ты видела… – Начал он.
Шанни, естественно, и на секунду не помыслившая совершить ошибку – предложить ему руку, не поняла, о чём речь.
Ас вспомнил ускользающее видение – тропа и по ней уходят лапы с когтями, но по выражению лица Шанни понял, что сны следует оставить на потом.
– Тут могут быть животные.
– Кроме тех двоих, о которых мы знаем?
Ас подумал над остроумным ответом, но попытки оставил. Дым водянистый стлался над холмами. Солнце ненадолго спряталось за вязкое облако, и скалы в порядке репетиции покрыло вечерним раздумьем.
В разломе горы чернели воронки, от которых Ас аккуратно отводил взгляд. Это были пещеры, ходы вглубь гор, а на такую глубину задумываться пока не стоило.
Шанни внезапно и насильственно сделалась приветливой:
– Наверное, мы об этом не сумеем вовремя поговорить и, чтобы не забылось… спасибо.
Ас, глядя на неё, встал с колена и выпрямился в полный рост. С немалой этой высоты, освещённый новой звездой, он тоже искривил рот в улыбке.
– Да я с тебя глаз не спущу.
Кривая улыбка была понятна – нибириец только что пережил близость не то что смерти, а чего-то иного… вовсе непонятного… но приглядевшись, Шанни нахмурила исцарапанный гладкий лоб.
– Что ты хочешь…
Ас хотел продолжить речи. Шорох, и тёмное тело за кустами мелькнуло… он схватил её руку и поволок, оглядываясь и вытаскивая попутно из соблазнительно растерзанного мундира – помните, он же переоделся для отвальной с котлетами? – этот чёрный, этот милый пистолет, влажный в сухой и твёрдой ладони.
Шатун сел на воду. Если можно было назвать столь безмятежным словом вспыльчивую реку – и в соответствии с неудачным огненным сравнением, мелькнувшим в голове пилота, она, и впрямь, готова была вспылить.
Струи высекали искры из солнца, и падение шатуна пришлось на узел, где толстые эти змеи сплетались и меняли очертания. В голубизне и холоде неистовствовала река. Вокруг зеленели высокие берега. Тайные тропы танцевали в глубине лесного меха, и в окно, успевающее крутиться в ритме обзора, Энкиду не видел подробностей, за которые можно зацепиться.
Он чувствовал, как его влечёт вниз, как тянет Эриду к себе небесную штучку. Пол сбегал от него вверх дважды, но Энкиду совладал со штурвалом и, почти ощущая вес корабля, попытался вывести его к одному из берегов-великанов.
Как он оказался в реке? Земля в последнюю минуту потащила его к себе. Но волна, взмыв, лизнула дно шатуна голубым языком, и сбитый челнок прилип к струе, как бумажный.
Холмы и водопад поменялись местами. Почему-то в последний миг падения Энкиду ухитрился прикрыть глаза, и там под крепкими веками его фиалковые радужки оставались, пока он шептал те несколько слов, которые запомнились ему при чтении одной книги.
Радуга разбудила его от мгновенного забытья, но она была богаче обыкновенной, и тут же раскрошилась в том количестве брызг, которое числом не обозначить.
Сила воздуха отбила струю и приподняла шатун. Но не удержала эта беспечная стихия и шатун, как стаканчик из-под мороженого, хлоп! Хлопнулся о воду. Река, обрадованная таким приобретением, повлекла его, катая корабль от берега, где преобладала почти чёрная зелень, к берегу, где виднелись сквозь стройные ноги деревьев таинственные просветы и там мелькнуло что-то. Воображение принялось дорисовывать картинку, но…
Шатун покатился почти отвесно по водяной стене. Вода закипала от волнения и насыщенная камнями, весело постучалась в стену корабля. Потом забарабанила, и шатун, попытавшийся на своей неотключённой космической тяге рвануть против течения, предсказуемо поволокло туда, куда стремилась сама река. В окошко въехала щедрая красочная картинка будто её сию секунду перевели на стекло: ветка показала троеперстие, и Энкиду вспомнил, что могла обозначать эта руна.
Он сидел вниз головой, и кровь, ударив в его золотой затылок, подарила ему ни с чем не сравнимое чувство приключения.
Шатун дрожал, ударяясь о скалы, и валился сбоку на бок. Его некоторое время несло ровнёхонько, как на спине морского доброжелательного чудовища. А ведь кто-то тут живёт?
Шатун остановился – не внезапно. Он порывался двигаться, но его что-то держало. Энкиду, вырубив системы полёта, и прильнув, как поселковая сплетница к стеклу, пытался разобрать, в чём изменилась его участь. Солнце было ярким в расцвете предполуденных сил и думало о завещании.
Установив, что ничего не понять, Энкиду пробрался к двери и потыкал в неё. Но дверь осталась равнодушна. Её удерживало извне дерево, старое и доброе, разрушаемое водой. Энкиду этого не видел… он этого не видел.
Вернувшись к обзорному окну, пилот проделал все положенные манипуляции. Рама треснула, механизм преобразования расклеил герметические разъёмы. Вздрогнув под мощной ладонью Энкиду, стекло поддалось.
Пилот, получив пощёчину в стекло шлема, вывалился в воду и поплыл, подхваченный струёй и вмиг пропитанный водой Эриду.
Он не пытался осмотреться, ибо его запасная голова мешала. Подняв обе руки, он варварски сломал не поддающиеся теоретически слому застёжки, и шлем, приподнятый волнишкой, немедленно сорвало и унесло в тройной струе свежей и обжигающей воды.
Голова пилота, обнажившись, закоченела. Золотой ёжик прибило к макушке, по которой пронеслось течение горной реки.
Хлебая ледяную вкусную воду и принимая её богатыми порциями, как богач на курорте, младший брат Билла вспомнил вкус сладких и пряных яблок, смешанных с нежным слоёным тестом.
Посвящён.
Огромное тело Энкиду вертело с лёгкостью, будто нибирийского гиганта вырезал из бумаги космический ребёнок для домашних спектаклей. Сильные руки в тяжёлых рукавах проклятого скафандра, прошитого нитями драгоценных металлов, раскинулись. Крупное скуластое лицо с зажмуренными глазами было ослеплено сквозь кожу новым светом.
Дыхание солнца обдало его, пилота поймал большой солнечный зверь. Свет полез в фиалковые глаза пилота, приоткрытые украдкой.
Он был силён… очень силён. Пора воспользоваться своей природой. Энкиду сделал движение, почти смешное в своей отчаянности, но результат был хороший. Он выскочил из воды по самый пояс, как озабоченное эволюцией существо.
Река оказалась уже, чем нашептали пятеро приятелей. Скакали, приветствуя его, зайчики на стволах белых и серых деревьев, некоторые проплывали совсем близко. Это по правую руку. По левую высоченная разрушенная временем лестница крутобережья вздёргивала взгляд.
Уцепившись за высунувшийся из воды белоснежный в крапочках ствол дерева, он обернулся, прижался щекою к живой коре, и вылез из воды на колено. Вдалеке впереди почему-то, а не сзади, он увидел свой валяющийся и приподнимающийся приветно в волнах шатун, а на правом берегу вновь движение… но глаза его полнились водой… всё мелькало… и он понял, что это шалит свет среди деревьев и воды.
Нащупав дно, он утвердился и побрёл против течения. И тогда, совсем как благородную оторву, леди Шанни, его охлестнуло таким счастьем, что он остановился, едва не закашлявшись. Острое и подтверждённое ускорившимся кровообращением ощущение было совершенно объективным. К нему примешивался такой же явственный страх перед грядущим и ноющая память о прошлом, которое, видимо, и здесь не оставит его. Короче, у Энкиду сильно заболела голова.
Шутка!
Цветной и полупрозрачный, покинутый и круглый, корабль повертелся – а когда ты круглый, движение мало заметно и гармонично. Он повиновался приказу и неспешно полетел туда-сюда на заданной высоте, но и кто из нас свободен совершенно?
Глаза Глобуса, его память и богатый мозг знали, что делать. Почти пятиугольное лицо полуострова, телеграфный характерный нос аристократа и беспардонное взгорбие деревенского подбородка, в рощах бороды и синеве пристальных озёр, встретилось взглядом с летящим космическим кораблём.
Глобус завис и, аккуратно и последовательно вспоминая, что в каком порядке надо делать, притаился, за, как нарочно, пролетающей тучкой.
Путь был долог, и долог обессиливающе. Постоянный внешний шум, будто из соседней комнаты, казался слуховой галлюцинацией.
Ас и Шанни притомились, бедолажечки. Новые впечатления от мира, явленного им, не шли ни в какое сравнение с усталостью, самой обыкновенной – нибирийской. Впрочем, кое-что обратило на себя их внимание. В мареве пустоши вдалеке затрепетало облако так низко, что сбитые ноги, которые изучала Шанни, присев на валун, были тотчас небрежно сунуты в пыльные башмачки. Она присмотрелась.
Ас взглянул из-под ладони.
– Это вот что…
Они с опаской, останавливаясь и озираясь, добрели до поворота и разом остановились.
Портрет в пустыне подрагивал в волнах тёплого воздуха. Ткань или бумага – материал сильно обветрен. Изображение трудно распознать, но мучительное узнавание – как это возможно? – сразу поразило пришельцев.
Портрет пришвартовали на скале над древней дорогой, и лицо самых сильных и отчётливых очертаний, молодое, смутно читалось под изменениями, внесёнными непочтительной погодой.
Длинный пистолет виден отчётливо… дуло поднесено совсем близко к тому, что было очерком решительных губ. Изумительная пошлость среди пустоты пейзажа действовала безотказно: изображение, несмотря на смазанность, а может и благодаря, властвовало над камнями и деревьями, запросто выступало из воздуха. Дух местности показывал дуло возле рта и безмолвно заявлял свои права. В том числе, и на путешественников, говоря этим голодранцам: вас не знаю, но вы-то знаете меня.
– Что за дурак?
Шанни взглянула на своего спутника с благодарностью. Простодушный отзыв – сам здравый смысл заговорил, – всё вроде поставил на свои места.
Но при этом она ощутила и некоторое возмущение – и на неё против воли повлияло обаяние отсутствующей власти – таков нрав нибирийца.
– Очередной, вешающий вместо быстро портящихся диссидентов свой портрет на природе. – Ответила она после некоторых размышлений, скрутив рабскую мысль наподобие ржавой проволоки.
Она взглянула, ожидая кивка или ухмылки, но командир уже отвернулся от портрета. Ас искал в небе Глобус. Полёт облаков, замедленный и торжественный, мешал обзору. Скорей всего, машина, если идиоты рассудили более-менее разумно, болтается сейчас за горизонтом над материком. Там над длинным коричневым хребтом, гребнем застрявшем наискось по широкой низенькой возвышенности, зреют облачности и разнообразные погоды, которым и надлежит прикрыть дымовой завесой Глобус, как выходящую в тираж поп-звезду.
Они, не сговариваясь и не обсуждая дальнейший путь, последовали логике портрета. Несомненно, его разместили на почтенной дороге, вроде древнего тракта, протоптанного ещё бескрылыми драконами, обитавшими на дикой Эриду до прилёта первопредков, приделавших по легенде этим ящерицам крылышки.
Этого глупца, балующегося с огнестрельным оружием, несомненно, воткнули на палке там, где он мог бы надзирать за караванами и военными проездами, встречаться взглядом не только с птичками.
Интуиция беглецов не подвела. Дорога прослеживалась и была отмечена вехами цивилизации. Нашёлся остов наземной машины, вездехода, почившего гусеницами вверх, бронированное животное, перевёрнутое ветром. Это случилось давно, посему всяких подробностей наподобие косточек, выбеленных тем же ветром, они не заметили.
Дорога пошутила – сделала прямой угол, и открылся новый пейзаж. Посвежело, и пустынный дух уступил место более доброжелательному гению местности. Неподалёку в неглубокой впадине лежало плоское и унылое озеро, происхождение и средства к существованию которого были совершенно непонятны. Речка к нему не текла. Очевидно, глубоко под покрытой буроватой шёрсткой серой и бедной почвой двигались подземные потоки, ушедшие в подполье, как музыка свободы в стране сплошных маршей.
К этому мутному зеркалу приблизились аккуратно, Ас даже притронулся узкой ладонью к своей военной груди.
Шанни протопала протестующими против чрезмерных нагрузок кроссовками к самой линии, где вальяжная вода лениво и бездумно касалась чёрной склизкой земли. Она присела бочком и тронула пальцами поверхность амальгамы. Своего лица она не увидела. Снизу из воды, оказавшейся вполне прозрачной, глядели круглые умные глаза. Шанни у нас быстра на поступки, и несмотря на уже инфернальную усталость, вскочила раньше, чем вода шевельнулась.
Затаив дыхание, она, имея за спиной Аса и на плече Аса собственный украденный пистолет, смотрела, как из зеркала, вылез плоский и длинный ящер на коротких множественных лапках.
Челюсть его поразила воображение меньше, чем взгляд, который он обратил к новичкам.
– Не стрелять. – Взмолилась она почти только губами.
Пистолет шевельнулся на плече, и она поняла, что Ас согласен.
Ящер на своих лапочках очень ловко прошествовал мимо них, волоча хвост, который всё тянулся и тянулся из воды. Прополз по травяной шерсти и ввинтился в мокрую землю, в которой темнел узкий ход.
Когда с явлением было покончено, Шанни нервно посмотрела под ноги, ожидая, что вот сейчас дёрн взорвётся под натиском подземного владыки и щёлкающая челюсть сомкнётся возле её щиколотки.
А знаете? Так и произошло.
Ас оттащил Шанни от предательского прибрежья под фонограмму напавшего снизу нового знакомого, и оба кинулись к дороге. Земля взрывалась на ходу, лопался потолок подземного дома. Ящер оставил их без своего общества так же внезапно. С дороги, в десяти метрах от озера они смотрели на него, а он на них. Потом он ушёл в зеркало, и вода мгновенно восстановила неподвижность.