Детская редакция. Повесть

© Николай Коровин, 2021

ISBN 978-5-0053-8956-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДЕТСКАЯ РЕДАКЦИЯ.

Автор предупреждает, данное повествование не является документально-хронологическим изложением. Фамилии некоторых действующих лиц изменены, а описываемые события лишь отдаленно напоминают то, что происходило в Главной редакции программы для детей и юношества Центрального Телевидения на Шаболовке. Автор приносит извинения за наличие в повествовании ненормативной лексики. Без её использования передать атмосферу детской редакции Центрального Телевидения не представлялось возможным

Глава 1

1996 год – накануне президентских выборов.

В начале я увидел только ноги, затянутые в бутылочного цвета колготки или чулки, черт их разберет. Взгляд буквально напоролся на эти две палки, когда, уставившись в ступеньки подземного перехода, я выбирался на свет божий из чрева московской подземки на Пушкинской площади. Социологи утверждают: находясь в общественных местах, мы инстинктивно создаем вокруг себя некий энергетический кокон, как бы ограждаясь от собратьев по разуму. И действительно, через 10—15 минут вы даже не вспомните лица того козла, который наступил вам на ногу или пихнул локтем под ребра. Вполне вероятно, не будь этого кокона, вместо монотонного перемещения людской массы, в переходах, в вагонах, в вестибюлях ежеминутно вспыхивали бы очаги мордобоя. Небритые, перегарные мужики в черных китайских пуховиках дубасили бы бледных очкариков в кашемировых пальто их же собственными, очкариковыми ноутбуками, а дородные тетки в поддельных шубах таскали за волосья, загорелых девиц втиснутых в узкие джинсы и сапоги. Так вот, если этот кокон и есть на самом деле, то аккурат им я и долбанулся в огромную банку пива, гарцующую на тонких, зеленых ножках.

Банка матерно выругалась. Оправившись от секундного шока я обнаружил, что в банке сидит мужик, его щетинистое и явно похмельное мурло зримо вырисовывалось сквозь маленькое окошко на баночном брюхе.

– Куда прешь, мудак, не видишь – реклама?»

– Извините, – хотел сказать я -, но вместо этого вылетело, – а в ухо?

– Извините, – сразу же ответила банка,

– Что, говорю, хреново?

– Да не то слово, денег ни копья. Надо с семи утра до обеда достоять, тогда заплатят.

– И много дадут?

– Да какой там, на опохмел хватит и ладно!

Тут, ни с того ни с сего, в голове моей стал вызревать план. То есть в начале возникло робкое, почти невесомое очертание чего-то неопределенного, но небесполезного. Потом оно сложилось во что-то более-менее определенное и нужное, и уже через мгновение окончательно сформировалось в весьма конкретное и совершенно необходимое. Я осознал, если этого не сделать, день будет совершенно бездарно погублен.

– Слушай, друг, давай я тебя прямо сейчас похмелю, да ещё и денег дам, но за это ты в этой банке явишься по одному адресу и сделаешь то, что я тебе сообщу. Ну что, по рукам?

Две банки джин тоника и пять сотенных пришлось пропихивать в окошко на баночном животе. И лишь, когда все это перекочевало в глубины чужого энергетического кокона, банка спросила: – А куда ехать-то? – Шаболовка 37, Детская редакция телевидения.

[21.03, 07:10] Николай Коровин: От Пушки до Шаболовской на метро ехать минут пятнадцать, но мужик-банка наотрез отказался спускаться в подземку со своей амуницией. Пришлось ему, подлецу, давать денег и на такси. Но дело того стоило.

Я работаю на телевидении, как раз на Шаболовке, в должности шеф-редактора юношеских программ. Накануне, всю нашу братию собрал в кабинете Генеральный директор студии Андрей Викторович Мельников и упавшим голосом объявил: – Будущее под угрозой! Коммунисты рвутся к власти. Если на ближайших президентских выборах победит Зюганов, то нас, как главных растлителей юных душ, разгонят к чёртовой матери в первый же день. А кое-кто, при этом шеф почему-то посмотрел на меня и моего друга журналиста Максима Мельникова, отправится делать телевидение в Магаданскую область. Отправляться в Магаданскую область нам с Максом совершенно не улыбалось.

– А вы? – робко спросил я шефа.

– А меня, так просто повесят – вон на этом столбе, – сказал он и грустно кивнул на окно, за которым отчетливо виднелся одинокий фонарный столб.

– Короче! Мы, как передовые бойцы идеологического фронта, должны сплотить свои ряды перед лицом нависшей красно-коричневой угрозы. Тут Макс зашептал мне на ухо: – Придётся бежать в магазин.

– Мы должны приложить максимум усилий, – шеф набирал обороты.

– Чего брать-то? – развивал мысль Максим.

– Чтобы не допустить реванша уже стёртых со страниц современной истории коммунистических сил!..

– Значит коньяк!

Совещание продолжалось ещё час. А через полтора, крякнув и закусив лимончиком, главный режиссёр студии Николай Сверкаев сказал: – Короче, всё ясно! Рейтинг у Ельцина никакой. Люмпены и совки за него ни в жизнь не проголосуют. А за Зюзю пойдут все. Вот тут нам и пиздец!

– А мы-то здесь причём? – Макс махнул коньячку.

– Да тебя, только за то, что вставил в детскую передачу садо-мазо клип Салтыковой, будут гнать вилами по Тверской, а затем публично утопят в Москве-реке.

– Да уж! – вздохнул Максим и выпил ещё.

– До выборов время ещё есть. Необходимо за эти рекордно короткие сроки сформировать у наших зрителей ощущение полного ужаса и безнадёги в случае победы коммуняк. Всё, что сейчас есть: дискотеки, музыка, джинсы, жвачка, кока-кола,

– Плей Бой! – добавил редактор Щавельев. – - – Так вот, всего этого больше не будет! Опять субботники, линейки, телогрейки и пионерский, мать его, салют!

– «Салют» у меня есть. В монтажке две бутылки в холодильнике стоят, – режиссёр монтажа Володя Граненко решил внести вклад в общий мозговой штурм.

– Тащи! Сидеть долго! Сидели до глубокой ночи. После трёх бутылок коньяка и двух «Салютов», набросали сценарии коротких роликов под слоганом «Голосуй, а то проиграешь!» По одному из них мальчик в бандане, косухе и заклёпках, с плеером в ушах, как бы случайно заходит в комнату родителей. Открывает старый шкаф, а из него, прямо на голову высыпаются старый пионерский барабан, горн, дырявые «треники» за семь рублей, выцветшая клетчатая рубашка и рваный пионерский галстук. Мальчик в полной тишине, среди облака пыли, дебильно долбит сломанной палкой по дырявому барабану. Над ним появляется титр: «Голосуй, а то проиграешь!» Или, к примеру, такой сюжетец: группа яркой, разношёрстной молодежи: рокеры, панки, качки, ботаники и прочие представители славного племени тинэйджеров идут по дороге в поле. Кто целуется, кто хохочет, кто музыку слушает – короче свобода. Тут бац! А дорога разбегается на множество дорожек по-меньше. Те, что влево уходят, ведут, аккурат, на свалку и помойку. Вот они, типа, встали и думают- куда свернуть? А тут в небе титр загорается: «Так много дорог, выбери верную!» Ну, вообщем, напридумывали такой лабуды на пять или шесть роликов. Их решено было крутить в эфире перед каждой программой нашей студии. Снимать решили прямо на следующий день, не откладывая. И, где-то, часа в два ночи разъехались по домам. Вот в этот самый наступивший день я и ехал на Шаболовку, надо отметить, в весьма скверном расположении духа. На Пушкинской вышел с единственной только целью, забежать в Макдоналдс и хватить кофейку, но столкнулся с пивной банкой. Я знал, что Макс уже на Шаболовке и что ему плохо. Я отчётливо представлял, как он одиноко стоит перед окном в редакции и, расплющив нос об стекло, грустно смотрит на фонарный столб на котором, в скором времени, коммунисты должны будут повесить нашего шефа. Как и следовало ожидать, на метро на Шаболовскую площадь я приехал гораздо быстрее мужика-банки. Тот, кряхтя и матерясь, выбрался из такси, затем выволок огромную сумку, в которой, надо полагать, был упакован его костюм. – Ну и чё? – беззлобно спросил мужик. Судя по всему, в такси он успел прикончить джин тоник. – Слушай сюда, считай сегодняшний день для тебя сложился удачно. Видишь, через трамвайные пути проходная. Это телевидение. А за проходной сразу стоит первый корпус, вон с круглым окном на втором этаже. Видишь? – Ну! – Ну, ну! Так вот. Сейчас в это окно смотрит один человек и ему очень плохо! Ты одеваешься в свою банку, берешь в руки две упаковки «Будвайзера» и прёшь прямо на проходную. – Так там же менты! – Слушай дальше. С ментами я договорюсь. Тебя сначала пускать не будут, но потом пропустят на территорию. Когда из первого корпуса выйдет человек, ты спросишь: «Вы Максим Мельников? Вот, вам подарок от фирмы. Пейте на здоровье!» И тут же свалишь. – Понял? – Понял! Ещё косарь!

– А если в ухо и вообще ничего!

– Тогда триста. – Ладно, триста! Минут через десять выдвигайся!

На проходной дежурил милиционер Мишаня, с которым я быстро договорился. Вбежав по лестнице на второй этаж нашего корпуса и войдя в редакторскую, я увидел собственно то, что и ожидал: журналист детской редакции максим Мельников болел. Но болел не паскудно, не по-хамски. Он превозмогал свой недуг только так, как умеют русские интеллигенты. С болью в душе, с затаённой слезой и режущим сознание вопросом: А хорошо ли я себя вёл вчера? А не обидел ли кого? И что же теперь делать-то, может пива выпить холодного? Будвайзеру, например!

– Что, Макс, хреново? – Ой, Колюня, и не говори. Сверкаеву тоже не хорошо. Ну его на фиг эту съёмку, говорит, завтра поедем. А сегодня всё хорошенько обмозгуем.

Тут глаза Максима округлились, он приблизился, было, к окну поближе, но стукнулся лбом о стекло. Несколько раз он, словно трансфокатор на камере, то приближался, то отдалялся от окна. Потом затряс головой и потёр ладонями виски. – Что это? – прошептал Макс. Перед его воспалённым взором предстала абсолютно очевидная, но в тоже время совершенно нереальная, картина. Сквозь Шаболовскую проходную пыталась прорваться огромная банка пива на тоненьких зелёных ножках. Поначалу её, банку, не пропускал милиционер, видимо спрашивал удостоверение личности или пропуск. Банка размахивала ручками, в которых опытный глаз мог зафиксировать две упаковки Будвайзера со стекающей по стеклу слезой. Дебаты с милиционером закончились и банка оказалась на территории. – Пиво! – прошептал Макс. Он кубарем скатился на первый этаж и выскочил на свежий воздух. Банка, подпрыгивая и кривляясь поскакала прямохонько к нему. – Вы Максим Мельников? – Да! – Это вам! Пейте на здоровье! – сказала она и вложила в руки совершенно обалдевшего Максима упаковки с Будвайзером. Я подмигнул мужику и, незаметно для Макса, всучил ему три сотенных бумажки. Для Максима банка исчезла так же внезапно, как и появилась. Если бы не явственная материальная тяжесть бутылок и их ощутимая прохлада, он бы ни за что не поверил в то, что это только что произошло на самом деле. – Что это было? – Понятия не имею, откуда мне знать. – Оно меня по имени называло! – Ну, так и ты его по имени звал! Пиво! Пиво! – Прекрати валять дурака! Так не бывает!

– Вот придут коммунисты к власти и тогда точно ничего этого не будет. А уж Будвайзера сто процентов!

– Да иди ты в жопу со своими коммунистами!

Максим ещё крепче прижал к себе упаковки с пивом.

Молниеносным, отточенным движением, при помощи другой бутылки он сковырнул пробку. Та, издав веселый «чпок» отскочила в сторону, выпустив на свободу дымок пивного духа. Через секунду кадык редактора Мельникова конвульсивно задергался. В его раскаленную глотку хлынуло янтарное божество. Макс закрыл глаза, и из-под его века потекла скупая соленая слеза: – Господи! Как же хорошо в нашей Детской редакции!

[21.03, 07:11] Николай Коровин: Глава 2.

Газетчики утверждают, что только пишущая братия способна создать в своих кабинетах истинную атмосферу редакции, радийщики гомерически смеются над этим утверждением в свои радийные микрофоны, Шаболовские телевизионщики плюют и на шелкоперов и на микрофонщиков с высоты старушки Шуховской башни, ибо понимают, что настоящая редакция может быть только на телевидении, а из всех телевизионных редакций самые телевизионные находятся в старом, первом Советском телецентре на Шаболовке. Шаболовские коридоры подобно закопченным стенам древних замков навечно впитали в себя дым тысяч выкуренных папирос и сигарет, коньчных и водочных выхлопов, шуток, приколов и анекдотов великих гостей эфира: космонавтов, летчиков, полярников, шахматистов, писателей, артистов кино и эстрады. Старый буфет на Шаболовке до сих пор помнит, как заказывали здесь «соточку с лимончиком» Валерий Чкалов, Николай Утесов, Муслим Магомаев и даже Валентина Леонтьева. Неповторимая, неподдающаяся клонированию атмосфера телевидения тех лет, когда соседи целыми семьями собирались у маленького приемника КВН с огромной водяной линзой перед экраном, для того, чтобы посмотреть «Голубой огонек», она сохранилась на Шаболовке и по сей день. Ни многочисленные технические переоснащения, ни капитальные ремонты не смогли истребить этот налет изначального таинства телевизионного ремесла. Шаболовские операторы всегда, даже внешне, отличались от Останкинских, Шаболовские режиссеры сами себя называли корифеями эфира, а литсотрудники или журналисты пребывали в непоколебимой уверенности в том, что только они дают по-настоящему качественный телепродукт. И ещё, на Шаболовке всегда выпивали. В Останкино пили тоже, но на Шаболовке пьянка была возведена в ранг неотъемлемой части творческого процеса, а потому была свята и обязательна для всех сотрудников. Конечно, никто здесь не надирался в стельку с утра пораньше, не орал благим матом похабные частушки и не бил стекла, но с наступлением обеденного времени сотрудники телецентра, особенно мужская, а следовательно доминирующая его часть, начинали хлопать себя по карманам, щелкать замочками кошельков, шлепать кожей лопатников, одним словом – скидываться. Во втором часу по полудни, первые гонцы тянулись сквозь проходную на Шаболовскую площадь. И через каких-то 20—30 минут возвращались обратно с таинственным блеском в глазах и с оттопыренными внутренними карманами курток. Параллельным ходом, с первого этажа на второй, из буфета в аппаратные монтажа доставлялись бутерброды, сосиски и яблоки. Начало священнодействию клали видеоинженеры – экстра мастера своего дела, как в плане телевидения, так и в смысле поддать. За огромным, стеноподобным аппаратом «КАДР», на котором, словно турбины Днепрогэс, вращались видеорулоны, перманентно стоял столик с закуской и стаканами. Обитатели аппаратной периодически выходили за «КАДР» и через минуту появлялись оттуда с сияющими физиономиями, делая вид, что абсолютно ничего не произошло. Надо ли говорить, что после двух-трех походов за «КАДР» атмосфера в аппаратной приобретала неповторимый творческий колорит, а процесс монтажа становился до чрезвычайности захватывающим действием. Какие только шедевры не рождались на свет в подобные минуты. Так, однажды, собирая передачу о влиянии алкоголя на неокрепшие подростковые души и о необходимости прививать народу культуру пития, режиссер в начале дал кадры штурма винных магазинов и побоищ в очередях во времена Горбачевского сухого закона и тут же, напрямую, вклеил сцену из фильма «Ленин в октябре», где Ильич, на конспиративной квартире, спрашивает у своего охранника: -А у соседей нельзя достать? – Нет, Владимир Ильич, невозможно! – Ну ладно, раз такое дело, будем ложиться спать, – резюмировал вождь пролетариата и растянулся на полу.

Согласно рабочему расписанию дневная смена монтажа заканчивалась в 22 часа, после этого начиналась ночная. Частенько случалось так, что одна плавно перетекала в другую. С наступлением ночного регламента, проверяющим пожарным и милиционерам наливалось по стаканчику, затем аппаратная закрывалась на ключ. Вот тогда-то и начиналось самое интересное. Можно было курить и выпивать не таясь. В то время, когда миллионы обывателей, прильнув к голубым экранам в своих квартирах, затаив дыхание в массовом порядке, потребляли телепродукт, здесь, в замкнутом пространстве, словно алхимики в замке творили в ночи кудесники монтажа и спецэффекта, маэстро репортажа и телеочерка, волшебники крупного плана и панорам, все, надо отметить, в изрядном подпитии.

[21.03, 07:12] Николай Коровин: Что удивительно, передачи на Шаболовке, во всяком случае те, что выпускала Детская редакция в конце 80-х, а это более 10 программ от «Спокойных ночей» до «До 16-ти и старше» всегда получались отменного качества. Они постоянно забирали всевозможные призы на самых различных международных конкурсах, неизменно пользовались зрительским интересом и имели довольно большую аудиторию. Справедливости ради надо сказать, что в то время и смотреть-то особенно было нечего, но с профессиональной точки зрения программы были что надо! Случались, правда, время от времени, казусы, но на общую картину они не влияли. Однажды, собирая очередной выпуск «До 16-ти и старше» уже под утро, необходимо было набрать «финальный барабан» – список всех тех, кто работал над программой. Инженер за титровальной машинкой Вовка Скорлупкин, спрашивает у редактора Леши Колова: – Слышь, Лех, а кто у вас этот, как его, ассистент режиссера? А Леха-то, как раз в этот момент стоял за «КАДРОМ», прикладывался, стало быть, и визуализировать Скорлупкина при всем желании никак не мог, ну и ляпнул: – Баба Пуня! Была в редакции такая старая сводница Лариса Пушнегова. Вовик-то, ясное дело, шутливости в словах Лехи не уловил и впечатал в барабан: «Над передачей работал ассистент режиссера Баба Пуня» и вот ведь какое дело, ни главный редактор, ни цензор, никто такого фортеля не обнаружил. Так и пошло в эфир! Другой случай был посерьезней и тогда не пронесло. В 1988 году, где-то, в Московской области, в болотах под Ельней, поисковики обнаружили упавший самолет летчика французской эскадрильи Нормандия Неман. Покопались в архивах, подняли документы, сверили какие-то бумаги и пришли к выводу, что это самолет барона Де Форжа, боевого летчика дивизии Нормандии Неман. Решено было осушать болото и доставать останки. На место работ выехал корреспондент детской редакции программы «До 16-ти и старше». Две недели оператор и журналист жили в болоте, две недели вместе с поисковиками черпали ведрами грязь и болотную жижу. Наконец докопались до фюзеляжа и до останков летчика. Съемки закончились, оставалось дело за монтажем. Монтировали вдохновенно и в основном ночью. Тут надо заметить, что в то время, когда передача" Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» была пределом желаний телемеломанов нашей страны, по аппаратным на Шаболовке ходил спецрулон с буржуазной начинкой. Чего в нем только не было: клипы Битлз и Ролинг Стоунз. Дип Перпл и Квин, западные рекламные ролики и прочая-прочая недоступная простому советскому зрителю роскошь. Так вот, в перерывах между часами ночного монтажа и походами «ЗА КАДР», создатели изредка ублажали себя просмотром идеологической чуждой видеопродукции. В заключительную ночь монтажа программы про французского летчика коллеги случайно наткнулись на клип какой-то французской рок-группы. Там что-то взрывалось и ухало, но главное – по небу летали самолеты и стреляли из пулеметов. Это оказалось решающим фактором для вкрапления фрагментов клипа в передачу о французском самолете, так сказать для пущей наглядности. И на словах: «Вот именно на этих самых самолетах, французские летчики наводили ужас на фашистских асов» режиссер вклеил кадры стреляющих самолетов из клипа. Передачу приняли на «Ура»! Похвалили на большой летучке в Останкино. Ребята из отряда «Поиск» отыскали даже родственников барона Дэ Форжа во Франции и отправили им кассету с выпуском программы. Каково же было изумление творцов, когда «из самого городу Парижу» пришло письмо: дескать, гран мерси за ваш труд, только вот, неувязочка вышла, камрады, самолетики-то вы вставили фашистские из клипа каких-то третьесортных французских рокеров-придурков!

[20.03, 08:22] Николай Коровин: Глава 2.

Газетчики утверждают, что только пишущая братия способна создать в своих кабинетах истинную атмосферу редакции, радийщики гомерически смеются над этим утверждением в свои радийные микрофоны, Шаболовские телевизионщики плюют и на шелкоперов и на микрофонщиков с высоты старушки Шуховской башни, ибо понимают, что настоящая редакция может быть только на телевидении, а из всех телевизионных редакций самые телевизионные находятся в старом, первом Советском телецентре на Шаболовке. Шаболовские коридоры подобно закопченным стенам древних замков навечно впитали в себя дым тысяч выкуренных папирос и сигарет, коньчных и водочных выхлопов, шуток, приколов и анекдотов великих гостей эфира: космонавтов, летчиков, полярников, шахматистов, писателей, артистов кино и эстрады. Старый буфет на Шаболовке до сих пор помнит, как заказывали здесь «соточку с лимончиком» Валерий Чкалов, Николай Утесов, Муслим Магомаев и даже Валентина Леонтьева. Неповторимая, неподдающаяся клонированию атмосфера телевидения тех лет, когда соседи целыми семьями собирались у маленького приемника КВН с огромной водяной линзой перед экраном, для того, чтобы посмотреть «Голубой огонек», она сохранилась на Шаболовке и по сей день. Ни многочисленные технические переоснащения, ни капитальные ремонты не смогли истребить этот налет изначального таинства телевизионного ремесла. Шаболовские операторы всегда, даже внешне, отличались от Останкинских, Шаболовские режиссеры сами себя называли корифеями эфира, а литсотрудники или журналисты пребывали в непоколебимой уверенности в том, что только они дают по-настоящему качественный телепродукт. И ещё, на Шаболовке всегда выпивали. В Останкино пили тоже, но на Шаболовке пьянка была возведена в ранг неотъемлемой части творческого процеса, а потому была свята и обязательна для всех сотрудников. Конечно, никто здесь не надирался в стельку с утра пораньше, не орал благим матом похабные частушки и не бил стекла, но с наступлением обеденного времени сотрудники телецентра, особенно мужская, а следовательно доминирующая его часть, начинали хлопать себя по карманам, щелкать замочками кошельков, шлепать кожей лопатников, одним словом – скидываться. Во втором часу по полудни, первые гонцы тянулись сквозь проходную на Шаболовскую площадь. И через каких-то 20—30 минут возвращались обратно с таинственным блеском в глазах и с оттопыренными внутренними карманами курток. Параллельным ходом, с первого этажа на второй, из буфета в аппаратные монтажа доставлялись бутерброды, сосиски и яблоки. Начало священнодействию клали видеоинженеры – экстра мастера своего дела, как в плане телевидения, так и в смысле поддать. За огромным, стеноподобным аппаратом «КАДР», на котором, словно турбины Днепрогэс, вращались видеорулоны, перманентно стоял столик с закуской и стаканами. Обитатели аппаратной периодически выходили за «КАДР» и через минуту появлялись оттуда с сияющими физиономиями, делая вид, что абсолютно ничего не произошло. Надо ли говорить, что после двух-трех походов за «КАДР» атмосфера в аппаратной приобретала неповторимый творческий колорит, а процесс монтажа становился до чрезвычайности захватывающим действием. Какие только шедевры не рождались на свет в подобные минуты. Так, однажды, собирая передачу о влиянии алкоголя на неокрепшие подростковые души и о необходимости прививать народу культуру пития, режиссер в начале дал кадры штурма винных магазинов и побоищ в очередях во времена Горбачевского сухого закона и тут же, напрямую, вклеил сцену из фильма «Ленин в октябре», где Ильич, на конспиративной квартире, спрашивает у своего охранника: -А у соседей нельзя достать? – Нет, Владимир Ильич, невозможно! – Ну ладно, раз такое дело, будем ложиться спать, – резюмировал вождь пролетариата и растянулся на полу.

Согласно рабочему расписанию дневная смена монтажа заканчивалась в 22 часа, после этого начиналась ночная. Частенько случалось так, что одна плавно перетекала в другую. С наступлением ночного регламента, проверяющим пожарным и милиционерам наливалось по стаканчику, затем аппаратная закрывалась на ключ. Вот тогда-то и начиналось самое интересное. Можно было курить и выпивать не таясь. В то время, когда миллионы обывателей, прильнув к голубым экранам в своих квартирах, затаив дыхание в массовом порядке, потребляли телепродукт, здесь, в замкнутом пространстве, словно алхимики в замке творили в ночи кудесники монтажа и спецэффекта, маэстро репортажа и телеочерка, волшебники крупного плана и панорам, все, надо отметить, в изрядном подпитии.

[20.03, 08:55] Николай Коровин: Что удивительно, передачи на Шаболовке, во всяком случае те, что выпускала Детская редакция в конце 80-х, а это более 10 программ от «Спокойных ночей» до «До 16-ти и старше» всегда получались отменного качества. Они постоянно забирали всевозможные призы на самых различных международных конкурсах, неизменно пользовались зрительским интересом и имели довольно большую аудиторию. Справедливости ради надо сказать, что в то время и смотреть-то особенно было нечего, но с профессиональной точки зрения программы были что надо! Случались, правда, время от времени, казусы, но на общую картину они не влияли. Однажды, собирая очередной выпуск «До 16-ти и старше» уже под утро, необходимо было набрать «финальный барабан» – список всех тех, кто работал над программой. Инженер за титровальной машинкой Вовка Скорлупкин, спрашивает у редактора Леши Колова: – Слышь, Лех, а кто у вас этот, как его, ассистент режиссера? А Леха-то, как раз в этот момент стоял за «КАДРОМ», прикладывался, стало быть, и визуализировать Скорлупкина при всем желании никак не мог, ну и ляпнул: – Баба Пуня! Была в редакции такая старая сводница Лариса Пушнегова. Вовик-то, ясное дело, шутливости в словах Лехи не уловил и впечатал в барабан: «Над передачей работал ассистент режиссера Баба Пуня» и вот ведь какое дело, ни главный редактор, ни цензор, никто такого фортеля не обнаружил. Так и пошло в эфир! Другой случай был посерьезней и тогда не пронесло. В 1988 году, где-то, в Московской области, в болотах под Ельней, поисковики обнаружили упавший самолет летчика французской эскадрильи Нормандия Неман. Покопались в архивах, подняли документы, сверили какие-то бумаги и пришли к выводу, что это самолет барона Де Форжа, боевого летчика дивизии Нормандии Неман. Решено было осушать болото и доставать останки. На место работ выехал корреспондент детской редакции программы «До 16-ти и старше». Две недели оператор и журналист жили в болоте, две недели вместе с поисковиками черпали ведрами грязь и болотную жижу. Наконец докопались до фюзеляжа и до останков летчика. Съемки закончились, оставалось дело за монтажем. Монтировали вдохновенно и в основном ночью. Тут надо заметить, что в то время, когда передача" Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» была пределом желаний телемеломанов нашей страны, по аппаратным на Шаболовке ходил спецрулон с буржуазной начинкой. Чего в нем только не было: клипы Битлз и Ролинг Стоунз. Дип Перпл и Квин, западные рекламные ролики и прочая-прочая недоступная простому советскому зрителю роскошь. Так вот, в перерывах между часами ночного монтажа и походами «ЗА КАДР», создатели изредка ублажали себя просмотром идеологической чуждой видеопродукции. В заключительную ночь монтажа программы про французского летчика коллеги случайно наткнулись на клип какой-то французской рок-группы. Там что-то взрывалось и ухало, но главное – по небу летали самолеты и стреляли из пулеметов. Это оказалось решающим фактором для вкрапления фрагментов клипа в передачу о французском самолете, так сказать для пущей наглядности. И на словах: «Вот именно на этих самых самолетах, французские летчики наводили ужас на фашистских асов» режиссер вклеил кадры стреляющих самолетов из клипа. Передачу приняли на «Ура»! Похвалили на большой летучке в Останкино. Ребята из отряда «Поиск» отыскали даже родственников барона Дэ Форжа во Франции и отправили им кассету с выпуском программы. Каково же было изумление творцов, когда «из самого городу Парижу» пришло письмо: дескать, гран мерси за ваш труд, только вот, неувязочка вышла, камрады, самолетики-то вы вставили фашистские из клипа каких-то третьесортных французских рокеров-придурков!