Детская редакция. Повесть

– Да, честное слово, можно? Вот спасибочки! – прошелестели Макс и Холодный и словно кегельные шары выкатились из зала. Через полчаса они уже пили пиво в сосисочной на Петровке, а я так и стоял посреди борцовского ковра с открытым ртом. И вот, спустя год, в 1988 году, когда я уже работал младшим редактором Главной редакции программ для детей и юношества Центрального телевидения на Шаболовке, как-то в один из светлых мартовских дней меня вызывал руководитель отдела Андрей Викторович Мельников:

– Слушай, старик, тут такое дело. У меня сынок на журфаке учится, ну распиздяй, конечно, но парень хороший. Возьми его с собой на съемку, пусть посмотрит на работу профессионала.

Никаким профессионалом я тогда конечно еще не был, но брошенное семя начальственной лести легло на благодатную почву и дало немедленные всходы.

– Да, о чем речь, – говорю, – конечно! Завтра и поедем! На следующий день, возле проходной на Шаболовке, меня поджидал небольшого росточка, кругленький молодой человек с застенчивой улыбкой и румянцем на пухлых щечках. Я поначалу даже и не признал его. Но едва взглянул в глумливые черные бусинки его глаз – так и обалдел. Это же тот самый раздолбай из секции самбо! Ну надо же! Прикатил! Я тебе устрою журналистскую практику – дня ты у меня не продержишься! С тех пор мы с Максом дружим уже более двадцати лет.

Надо сказать зарабатывали мы в то время неплохо. Младший редактор получал 80 рублей, старший – 150, ну а спецкор и вовсе 180, сумма для конца восьмидесятых прошлого века довольно приличная. Прибавить к этому 100—120 рэ гонорара за каждую передачу, так и вовсе получалось целое состояние. В восемьдесят восьмом, восемьдесят девятом на телевидении стали появляться первые видеоклипы, нашего, совкового производства. Для создателей молодежных программ наступили золотые времена. Ежедневно в редакцию приходили продюсеры всеразличных Стелл, Стрел, Каролин, Афродит, Магдолин и либо предлагали снять, либо вставить уже готовый клип в эфир программы. Расценки в Детской редакции были божеские. В Останкино, в Молодежке драли нещадно. У нас же поставить клипчик – стоило пятьсот целковых, произвести – тысячу. Однажды администратор Серега приволок в редакцию VHS кассету с каким-то видео. – Вот, – говорит, – мужик один передал, спрашивает нельзя ли прокрутить в «До 16 и старше» дочку его, певицу, стало быть, начинающую. Мы с Максом глянули – говно страшное. Вызываю Серегу, говорю: нет, это не может быть показано категорически и ни при каких условиях, потому, что это за гранью добра и зла, а мы себя, как известно, не на помойке нашли и нельзя же, в конце концов, все мерить одними деньгами. Ну и дальше в том же духе начинаю заводиться. Тут Серега шепчет: -Да погоди ты орать-то, вон её папаша в коридоре ждет, может поговорим?

– Да какого хрена! Буду я разговаривать с каким-то папашей, какой-то провинциальной коровы, возомнившей себя певицей.

– Да не кипятись ты, он не просто папаша, он секретарь ихнего райкома или обкома, хрен его знает, но мужик солидный.

– Ладно, – говорю, – зови, посмотрим!

Входит в нашу комнату мужик. Костюм дорогущий, рубашка белоснежная, галстук итальянский, ботинки лаковые. Садится напротив меня в кресло. Бряцает бриллиантовой запонкой о редакторский стол и говорит:

– Я, конечно, понимаю, что клип, так себе, далек от совершенства и дочура моя, ну, как бы, не Ванесса Паради, но день рождения у неё скоро, 16 лет исполняется, чего не сделаешь для любимой дочи. Так может, это, решим вопрос?

На этих словах секретарь райкома достает из кармана пиджака три плотных пачки, по тысяче рублей в каждой и эдак ненавязчиво продвигает их в мою сторону.

Я хмыкнул! Посмотрел по сторонам

– Товарищ, – говорю, – где ж вы раньше то были? А у нас в программе, как раз недобор 3 минуты! Мы тут с ног сбились, кого найти, что поставить! Передайте доче, пусть смотрит программу и подругам передаст, пусть завидуют!

Но, был один случай, когда мы с Максом обмишурились по-взрослому. Помнится, поддали накануне на квартире у Машки Кольцовой и поутру приехали в редакцию в довольно сумрачном расположении духа. Тут ловит нас в коридоре корифей детского музыкального вещания, режиссер Валерий Палыч Лукин.

– Вот они, лучшие люди! Здорово раздолбаи, опять вчера нажрались?

– Да что вы, Валерий Палыч! Как можно-с, все в радениях о нравственности и идеологиеской подкованности нашей подрастающей молодежи проводим дни свои и ночи. – Ладно, хорош трындеть, знаю я, где вы свои ночи проводите! Дело у меня к вам на сто миллионов! Помогите озвучить на два голоса программу о юных исполнителях.

– А позвольте поинтересоваться – в реальном эквиваленте сто миллионов – это сколько?

– По две сотки на рыло получите, больше не могу! – Окей, – говорим, – пошли в озвучку! – Только, чур, матом не ругаться, девок не обсуждать. Тут продюсер одной певички захотел на озвучке поприсутствовать, он, кстати, и бабки приволок!

Идем в студию, садимся за пульт, перед нами два микрофона и монитор: по экрану скачут молоденькие певички и певцы. Нам и надо только перед началом песни ляпнуть какую-нибудь фигню: типа вот, дескать, молодой, да ранний Вася Чижик из Мухосранска, у парня явно звездное будущее под звездным небом. Кстати, именно так и называется его песня – звездное небо! Ну и так далее… Подходит время выступления той девки, про которую Палыч предупреждал, что ее продюсер хочет на озвучке поприсутствовать..

Мы с Максом за пультом в одной половине студии, режиссеры, звукачи и этот продюсер – в другой, за толстым звуконепроницаемым стеклом. Мы нажимаем кнопку – говорим в микрофон, они слышат, одобряют. Отжимаем кнопку – они нас не слышат, мы отдыхаем, идет музыка. Макс начинает: – А это, друзья, наша восходящая звезда Анжелина Пономаренко! Я его игриво так подхватываю: – Ну пока она ещё только звездочка, но у неё есть все шансы стать настоящей звездой эстрады, если она будет хорошо учиться, слушаться маму, папу и своего продюсера. Тут мне, по логике озвучания, кнопочку бы и отжать, поскольку дальше начиналась непосредственно песня этой самой Анжелины Пономаренко. Но я почему-то не отжал. Будучи абсолютно уверенным, что нас уже никто не слышит, Макс вальяжно откинулся в кресле и изрёк: – В общем поёт-то она хуёво! Да и зачем ей петь. На что я весело поддакнул, – вон попка какая и сиськи классные, прыг продюсеру в койку и, пиздец, – новая звезда на небосклоне советской попсы! Поначалу мы ничего не поняли, потом подумали, что звукачей и режиссеров, за стеклом стали травить каким-то страшным газом. Лица их исказились и вытянулись, они беззвучно, словно рыбы, разевали рты, размахивали руками и что-то показывали. Потом об толстое, звуконепроницаемое стекло расплющилась красная рожа продюсера восходящей звезды Анжелины Пономаренко и дико вращая глазами, стала выкрикивать в наш адрес, что-то весьма эмоциональное, причем, явно не похвальные оды. Бедный Валерий Палыч судорожно охлопывал карманы пиджака, то ли искал валидол, то ли ощупывал места, куда должен был лечь гонорар за эту передачу… Наконец, осознав весь ужас произошедшего, мы с Максом решили не выходить на аплодисменты и смылись из студии через запасную дверь. Благо, деньги на пиво у нас ещё были.

1996 год, накануне президентских выборов.

Социальный ролик «Так много дорог, выбери верную!» мы все-таки досняли. Финальная часть получилась особенно впечатляющей. В конце концов, удалось унять и растащить в разные стороны матерящихся и лягающихся неформалов. Клубы пыли улеглись и вдруг обнаружилось, что у всех и у рокеров, и у ботаника, и даже у девицы Нюрки в пылу сражения наиболее явственно пострадала правая часть лица. А посему, дабы скрыть фингалы и ссадины, на развилке дорог все смотрели в правую сторону, повернувшись левой щекой к камере. Получилось очень торжественно, словно профили декабристов, нарисованные рукой Пушкина или же вырубленные в скале лица американских президентов.

– Коль, ты посмотри на наших идиотов. Жаль, что зритель не увидит их справа, – Макс, согнувшись пополам, заходился от смеха и вытирал слезы.

– Вот дебилы! Ой, не могу! Дорогу они выбирать приперлись, а сами пережрались самогону, да морды друг дружке поразбивали. Не, ну глянь! Хороши, а!

Картина, действительно была живописная. Пока Саня Никифоров снимал вдохновенные лица молодых, они, молодые, стояли не шелохнувшись. Уже, начавшее свой закат, солнце позолотило их юные лица с левой стороны и оттенило набухающие и наливающиеся фиолетом шишки и синяки с правой. – Нехорошо как-то получилось! – сквозь зубы процедил Стэфан, пытаясь сохранить торжественное выражение лица.

– Да уж! Чего ты забыковал-то! Ну заглотнули бы все по сто пятьдесят и делов, – ответил ему помятый Даллас, пристально вглядываясь в даль. Ботаник Стасик вклинился в переговоры: – Щас закончат снимать и заглотнем. Я знаю, у Нюрки бабки есть.

– Нюр, а Нюр, дашь стольник на примочки? Разбитая деваха Нюрка повернула на них совершенно заплывший синий правый глаз и улыбнулась: «А то! Куда ж я денусь, милые вы мои мальчики!» Буквально на следующий день отснятый ролик был смонтирован и озвучен, а через два дня запущен в эфир. Когда до президентских выборов оставалась всего лишь неделя, мне позвонил чрезвычайно взволнованный Макс и заорал в трубку: – Ты видел? Ты видел это блядство?

– Что случилось? Говори толком! – А чего тут говорить-то! Мы усираемся, можно сказать здоровье свое и мозги гробим. А все, оказывается, зря. Все впустую! Выходит, и делать-то ничего не надо. Можно просто взять и у кого-нибудь все все стырить! – Что, что стырить-то? Объяснишь ты, в конце концов?

Оказалось, что накануне Макс, переключаясь с канала на канал, случайно наткнулся на, до боли, знакомые кадры. Группа молодых людей весело и дружно шагала по дороге, натыкалась на развилку и останавливалась перед выбором – куда свернуть. При этом лица их были повернуты налево, а голос Геннадия Зюганова за кадром говорил: «Пока молод, не сбейся с дороги! Нам с тобой, товарищ, по пути!» Идея, сценарий, даже раскадровка по крупным планам – все было наше, только рожи чужие и место другое. – Сперли, товарищи коммунисты, идейку-то нашу! – кричал Максим в трубку. – И мы теперь, с нашими дорогами, как мудаки!

– Почему это мы, может они?

– Ну да! Они-то свой ролик, небось, по десять раз на дню крутят, а наш, вон, всего два раза показали.

На утро следующего дня все собрались в редакции и устроили боевую антикоммунистическую летучку. Первым держал речь главреж Николай Сверкаев. – Надо выяснить, кто продал краснопузым идею ролика и линчевать гада прилюдно!

– Да какая теперь разница! Клипы-то крутятся в эфире. А народ голову ломает. Что за хрень такая! Саня Никифоров отчаянно рубанул воздух.

– Да ни фига он не ломает. У меня дома все видели и наш, и коммунистический ролик и все думают, что это одно и тоже! – Оба-на! – закричал журналист Валерка Щавельев, – это что же мы, выходит, на товарищей работаем?

Щавельев после развода с женой жил в Подмосковной Балашихе, в крохотной квартирке в абсолютно пролетарском районе. Сверкаев ему и посоветовал: «Ты, говорит, теперь ходи по своей Балашихе и всем втирай, что это ты ролик сделал. А когда комуняки придут к власти, тебе, глядишь, и комнатушку какаую никакую выделят». – Вот тебе бы, Николай, всё зубоскалить, а я за общее дело болею, – заныл было Щавель. – Знаю я, от чего ты болеешь! Мне за вас, мудаков, шеф чуть было башку не открутил.

– А что, что такого?

– Нет. Вы полюбуйтесь, люди добрые! Эти два великих творца – Щавель и режиссер Граненко пригласили к себе в программму Ларису Долину. Та, как известно, нашего брата, телевизионщика, на дух не переносит, но придти все-таки согласилась. Эти красавцы, пока её ждали, все прикладывались и прикладывались к живительному источнику, да так наприкладывались, что к приезду всенародно известной дивы уже друг- друга узнавать перестали. Долина ворвалась в редакцию, вся такая стремительная: «Давайте, говорит, по-быстрому, а то я на концерт опаздываю». Вовик ей на это «Сей момент, щас все будет, только камеру настрою.»