Корсар
– Но уже поздно… – растерянно говорит Аня, разводя руками. – Ты сам просил его в график поставить, вот и решила первым пустить, чтобы долго не тянуть.
Впервые в жизни готов придушить Аньку за её обязательность и исполнительность.
– Чёрт!
– О, вон он, – говорит Аня, указывая рукой на трассу.
Опираясь двумя руками на заграждение, сжимаю его с такой силой, что почти больно. Никогда так ни за кого не волновался, честное слово, даже за своих друзей. Ева становится рядом и следит за виражами гонщиков широко распахнутыми глазами, в которых плещется страх. Она что-то бормочет себе под нос, будто молится. Не удерживаюсь и обнимаю её за плечи, а она вздрагивает, когда соперник Артёма очень некрасиво подрезает его на повороте. Но здесь не место честности, на этой трассе побеждает сильнейший. И хитрейший. Ева зарывается носом мне в грудь, а мелкая дрожь сотрясает хрупкое тело. Чувствую себя последним козлом, что допустил этот заезд, но ведь никто не знал, что так получится.
Визг шин, тормозов, рёв толпы, грохот музыки – всё сливается воёдино. Крепче прижимаю к себе дрожащую Еву и шепчу, что я здесь, рядом. Пусть не боится, всё будет хорошо. Пусть Артём только попробует разбиться, придушу. Аня то и дело косится в нашу сторону, усмехается. Ловлю на себе периодически и другие заинтересованные взгляды, но наплевать, пусть делают, что хотят и как угодно смотрят.
Никогда ещё заезд не казался мне настолько бесконечным, но, слава всем подряд, раздаётся финальный сигнал и моторы затихают.
– Всё в порядке, – говорю, отпуская Еву. Уже нет повода обнимать, и от этого как-то грустно. – Живой твой братец, вон улыбается даже.
– А парень неплох, – замечает Аня, а в голосе сквозит уважение. – В сопли уделал соперника.
И убегает, а я смотрю на улыбающегося Артёма, на его самодовольное лицо, и злость вспухает уродливым нарывом. Так и подмывает схватить за тонкую шейку и тряхнуть несколько раз хорошенько, чтобы мозги на место стали, но нельзя, потому что дал себе слово не пугать Еву, а избиение брата вряд ли обрадует её. Почему-то мне очень важно её мнение обо мне, как будто что-то изменит. Сцепляю зубы так, что скулы сводит, а в горле дерёт.
Тем временем Артём идёт в нашу сторону и по мере приближения меняется в лице: самодовольная ухмылка сползает с губ, а в глазах недовольство.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает сестру. Он выше примерно на голову, тощий и угловатый, а она кажется сейчас совсем маленькой.
– Это я что здесь делаю? Это ты! Ты обещал, что перестанешь искать неприятности! – С каждым сказанным словом её голос всё выше и выше, и в нём прибавляется щедрая порция злости. Она совсем не замечает взглядов, обращённых в её сторону, обо мне напрочь забыла. Сейчас есть только она и её злость. И да, это выглядит восхитительно.
Артём берёт её за локоть и тащит в сторону, где посторонних глаз и ушей меньше, а я слежу за ними, готовый в любой момент прийти на помощь, если больно сделает. Понимаю, что им нужно поговорить, потому не лезу, но уходить далеко не собираюсь, мало ли.
А толпа, минуту назад приветствующая победителя, уже переключила внимание на новых игроков.
– Тебя опять искали, понимаешь? – шипит Ева, а я стою в темноте, скрытый от их глаз, и ловлю каждое слово. – Окно нам выбили. Это же не шутки!
Однако. Зря я не сломал ему шейку, когда хотелось.
– Систер, прекрати, я же сказал, что разберусь, значит, разберусь.
– Сколько раз я это уже слышала? – выплёвывает Ева, а меня изнутри от гордости распирает, что не плачет и не причитает. – Ты каждый раз говоришь одно и то же, но сейчас это уже перешло всякие границы.
– У меня был тяжёлый период, – бурчит Артём, а Ева хмыкает. Как жаль, что не вижу её лица в этот момент. – Но сегодня я выиграл. Заберу бабки и расплачусь с долгами, и нас в покое оставят.
– Выиграл он… Повезло просто. Сколько ты им должен?
– Тридцать тысяч.
– Рублей? – удивлённо переспрашивает Ева, а я напрягаю слух. Самому интересно стало, сколько этот сосунок назанимал.
– Сумасшедшая? – фыркает Артём, у меня челюсть от его тона сводит. – Зелёных.
Тридцать тысяч? И этот дебил думал, что здесь заработает столько? Да кому он нужен, такие деньги ставить на новичка?
Отхожу в сторону и быстро иду к своему ангару. Всё, что мне было нужно, услышал, об остальном буду думать после. Достаю телефон, набираю Аню и влетаю в помещение, где, слава святым покрышкам, никого нет. Через минуту приходит Аня, отдаю ей тридцать тысяч, она при мне исправляет сумму выигрыша на нужную мне, кивает и уходит.
Вот теперь пусть только попробует не решить все проблемы.
Глава 8 Роджер 90-е годы
– О, Ро-ди-он вернулся, – противным голосом протягивает Урод и достаёт из пачки сигарету. – Имя-то какое мерзкое.
Суёт в рот сигарету, прикуривает, а мне так отчаянно хочется воткнуть ему её в горло, до задницы пропихнуть, чтобы подавился. Урод, настоящий, высокопробный.
– Мать где? – задаю единственный важный для себя вопрос. В этот проклятый дом возвращаюсь только ради матери, каждый раз опасаясь, что могу не успеть.
В своих попытках доказать, бросившему нас, отцу, что она ещё кому-то нужна, мама нашла себе вот это… человека, способного только разрушать.
– В магазин попёрлась, бесполезная клуша, – выплёвывает, точно вонючего жука случайно проглотил, а у меня снова кулаки зудят, так ударить его хочется. – Хоть на что-то сгодится.
“Когда-нибудь я убью тебя, кусок дерьма, вот увидишь”, – проносится в голове, и снова сжимаю кулаки, чтобы успокоиться.
– Чего это тебя перекосило-то так, сынок? – кривляется, попыхивая сигаретой, даже, наверное, не представляя, каким идиотом выглядит со стороны. – Подрастёшь, сам поймёшь, что баб нужно держать в ежовых рукавицах, а на шее – строгач, тогда они на людей похожи становятся.
Срываюсь с места и хватаю Урода за грудки. Он меньше меня, пятнадцатилетнего, и слабее, потому, если захочу хорошенько приложить его головой о дверной косяк, вряд ли сможет оказать сопротивление. Только мама умоляла не трогать его, чуть не в коленях ползала.
– Что, Родя, кишка тонка на папку руку поднять? – издевательски смеётся, когда отпускаю его. – И правильно, уважай меня, тогда и от армии откосить помогу и на работу устрою.
Да лучше на войне оказаться, чем его терпеть. Ненавижу, ненавижу!
– Да пошёл ты, понял?
Он снова ржёт, и смех его мерзкий болью в затылке отдаётся. Разве можно кого-то ненавидеть ещё больше?
Самое ужасное в этом всём то, что иногда ненавижу и мать. За то, что не слышит меня, выгонять его отказывается. И только из-за страха оставить её наедине с Уродом не ухожу из дома. Давно мог бы перебраться в спортивный интернат, как сто раз уже предлагал тренер, но нет. Не тогда, когда “папаша” бьёт мать.
– Не ерепенься, Родя, – отмахивается Урод, снова берёт в зубы сигарету и, сделав глубокую затяжку, стряхивает пепел в мраморную пепельницу в виде льва. – Вы у меня с матерью на шее сидите, с вас и спрос. Кто кормит, поит, одевает, кружки и секции всякие оплачивает, тому и правила диктовать. Это жизнь, по-другому её только идиоты проживают.
– Да подавись ты своими деньгами! Я плаванье брошу, в ПТУ пойду, в общаге жить буду. И мать заберу, понял?
Урод щурит карие глазки, точно впервые видит меня, а потом снова смеётся.
– Да ты без своего плавания жизни не представляешь, ничего ты не бросишь, – поднимает вверх указательный палец и криво улыбается, словно всё про меня знает. – А мамаша твоя слишком привыкла к красивой жизни, чтобы уехать там куда-то. Мал ещё о таких делах рассуждать. Так что уймись.
Обида душит, а ещё злость. На себя, на мать, отца, что бросил нас и из-за этого всё рухнуло.
Выбегаю из квартиры, сбегаю по лестнице, лишь бы быстрее убраться отсюда. Мне мало воздуха, внутри всё горит и клокочет, а больше всего на свете хочется проломить кому-то череп. В последнее время слишком часто стал срывать злость подобным образом, разбивая кому-то носы и получая по рёбрам в ответ. Как оказалось, драки очень успокаивают.
– Эй, Родь, ты куда? – раздаётся голос Витьки, стоящего возле мусорного бака и что-то там рассматривающего. – Постой!
Срывается с места и бежит за мной, но я быстрее. Я всегда быстрее него, как бы ни пыжился и не тряс на ветру платиновой чёлкой, от которой все девчонки в школе с ума сходят.
– Родя, что случилось? Снова Урод? – останавливается в шаге от меня, сгибается пополам и пытается отдышаться.
– Он самый, – киваю и убираю упавшие на лицо рыжие волосы. – Убью гада!
– Ага, и в тюрягу сядешь, – ухмыляется Витька. – Знаешь, что там с такими смазливыми лапочками делают? Я в кино видел.
Отмахиваюсь от него и направляюсь в дальний двор, где на огороженной площадке можно повисеть на ржавых турниках и переключить мысли на что-то другое. Витька идёт следом, потому что мы всегда вместе. Однажды от нечего делать даже сочиняли на пару рыцарский роман в стиле “Айвенго”, и нашего главного героя звали сэром Родвиком. Просто соединили вместе имена – Родион и Виктор. В итоге та ещё героическая личность получилась.
До сумерек тренируемся, пока мышцы не начинают ныть, а тело – нещадно болеть.
– Хочешь, у нас переночуй? – предлагает Витька, искоса поглядывая на горящие окна моей квартиры. – Мать в ночную ушла, а отец спит. Пошли, а?
– Хорошо, приду, – киваю, а друг радостно скалится. – Только мать повидаю, предупрежу и приду. Замётано?
– Ещё как!
Пожимаем друг другу руки как самые настоящие взрослые, истинные самцы, и расходимся по разным подъездам. Вхожу в свой и чем выше поднимаюсь, тем сильнее тревога. Чувствую, что в квартире что-то происходит, потому что даже сквозь двойную дверь на лестничную клетку просачиваются приглушённые голоса матери и Урода. Она вскрикивает, о чём-то умоляет, Урод орёт дурниной, а у меня сердце в пятки соскальзывает.
Вставляю дрожащими руками ключ в замочную скважину, а когда распахиваю дверь, меня встречает полная тишина. Не разуваясь, бегу на кухню и сначала вижу только Урода, стоящего ко мне спиной и выпускающего кольца дыма в распахнутое окно. Он какой-то окаменевший, не шевелится почти, и я перевожу взгляд с него на стол, под которым кто-то лежит. Знакомые ноги, шёлковый халат задрался, обнажая гематомы разной степени свежести, порезы и ссадины. В горле пересыхает, когда подхожу чуть ближе и понимаю, что мама не дышит.
Присаживаюсь рядом, дотрагиваюсь дрожащими пальцами до плеча, а жгучие слёзы текут по лицу. Перед глазами всё плывёт из-за радужной плёнки, а в груди будто нож проворачивают, настолько больно. Огромный нож, ржавый, с сотнями зазубрин, он впился под рёбра, чтобы вечно мучить.
– Мама, мамочка, очнись… – вырывается вперемешку со всхлипами, но она никак не реагирует. Лишь из большой раны на голове течёт кровь, пачкая светло-рыжие волосы, делая их огненно-красными.
– Да не рыдай ты, смотреть противно, – раздаётся совсем рядом, в у меня в мозгах плотина рушится, накрывая мир чёрным саваном ярости.
Не соображаю, что делаю, когда бью его смачно, со вкусом. Я убью его, убью. Мир вокруг кружится, превратившись в монохромное мутное полотно, где яркие пятна – чужая уродская кровь.
– Караул! – доносится до слуха, а я всё бью и бью, не в силах остановиться.
– Мальчик, стой, отпусти его, – кричит кто-то на ухо, а я рычу и вырываюсь, как пойманный в силки дикий зверь.
Дальше всё видится как будто через грязное стекло. Урода увозят в реанимацию, но самым важным оказывается простая фраза: “Не переживай мальчик, мама жива”.
Со всех сторон доносятся голоса и это ласковое “мальчик” чужим хриплым голосом, хотя внутри что-то сломалось и меньше всего ощущаю себя ребёнком. Ещё вчера хотел быть взрослым, сейчас в один миг им стал, разрушив свою жизнь. Меня увозят, а я бьюсь в кузове бобика, озверев, требую доказать, что мама жива, но меня никто не слушает, а ответом на все мольбы – лишь лязг замка и чей-то смех.
Этот смех ещё долго преследует меня, когда стылые ночи наполнены беспросветной тоской. Витька пишет мне письма, посвящая во все новости, что происходят в нашем дворе, с общими знакомыми. А потом приезжает отец, вытребовав свидание. Он хмурый и сосредоточенный, глаза отводит, а я смотрю на него и понимаю, что стали отчаянно чужими, хоть он этого, наверное, пока ещё не понимает.
– Мама умерла, – произносит отец, впервые за свой визит глядя прямо мне в глаза. – Вчера похоронили.
Внутри окончательно что-то надламывается, и весь будто лечу в пропасть и расшибаюсь, не успев сгруппироваться.
А в сырой камере есть Карл – альбинос с бешеными красными глазами, не способный смеяться, лишь кривить губы в презрительной усмешке, но моим остротам улыбается и это кажется почти невероятным. На прогулке он всегда идёт за моей спиной, словно защитить от чего-то пытается, хотя убью любого, кто решит, что я слабый, но Карлу позволяю эту вольность.
Два чёртовых года проходят под аккомпанемент лязга тяжёлых замков, окриков вертухаев и лая собак. День и ночь, ночь день сливаются в единое тягучее нечто, болотной жижей забивая ноздри, пачкая изнутри. И когда наконец-то выхожу на волю, у ворот меня ждёт Витька, ставший совсем взрослым, высоким и даже красивым, но платиновая чёлка всё так же падает на глаза. Он стал жёстче, грубее, но внутри всё тот же – добрый и светлый, романтическая ипостась нашего бесстрашного Родвика.
А вскорости вышел Карл, и жизнь закрутила нас, выломала все кости, перекроила на свой лад, превратив в подонков. Некогда большая страна рухнула, а нам, забывшим, что такое внутренний свет, осталось приспосабливаться.
Глава 9 Ева
– Ничего себе, – говорит Артём, когда ему отдают заработанные деньги. – Не думал, что это будет так просто.
– Эй, сильно не обольщайся, – просит темноволосая девушка – Анна, кажется, – записывая что-то в своих бесконечных бумагах. – Так везёт лишь однажды.
– Мне всегда везёт, – раздувает горделиво грудь Артём и подмигивает, а мне локтём по печени двинуть этого индюка хочется. Смотрите на него, какой альфач! Переполнился адреналином, а сейчас ведёт себя как полный придурок. Бесит. – Кстати, может быть, отметим это дело? У меня деньги ведь есть.
Деньги у него есть? Какой же вселенский идиот!
– Артём, хватит, домой поехали.
– Отстань, – шипит на меня, отмахиваясь, словно я надоедливое насекомое.
Анна щурит красивые карие глаза, каменеет лицом и говорит, понизив голос:
– Знаешь, мальчик, засунь свои деньги в одно место. Какое? Сам придумаешь. А мне некогда с тобой языком трепать. Следующий!
Артёма отпихивает в сторону высоченный крепкий парень с ёжиком коротких тёмных волос на голове. Сумма его выигрыша намного скромнее, хотя, по всему видно, он здесь не впервые, и это слегка тревожит. С чего брату такие деньги перепали? И что самое удивительное: ровно столько, сколько нужно было. Мистика, не иначе, но я в потустороннее не верю.
– Эй, герой-любовник, подожди, – окликает Анна, и Артём дёргается всем корпусом и улыбается. Наверное, думает, дурачок, что она передумала. – Родион Викторович просил передать, чтобы больше ноги твоей здесь не было. Информация понята в полном объёме, надеюсь?
– Но почему?
– Потому. Такой ответ устроит?
Артём сплёвывает от досады на землю, а Анна смеётся. Краем сознания ловлю мысль, что злорадствующий тролль внутри меня надрывает живот от хохота, глядя на перекошенное от обиды лицо брата. Мало ему, нужно было ещё и стукнуть, чтобы ерундой не маялся.
А я всё думаю об этих деньгах и не могу понять, что чувствую. В первую очередь, конечно, облегчение, потому что теперь все проблемы будут позади, и я смогу спокойно ходить по улицам и не бояться, что у меня вырежут парочку весьма ценных органов. Но с другой стороны… это же всё не просто так. Не мог Артём столько заработать, это невероятно, такого не бывает! Что бы он ни утверждал, красуясь перед Анной, Артём – невезучий, каких поискать, потому в неожиданный фарт верится с трудом. Тогда что? Внезапная благотворительность? Но зачем? И чем это в итоге обернётся?
Борюсь с желанием побежать обратно к ангару и вытребовать ответы, но понимаю, что так не делается. Ладно, подумаю об этом на досуге, а пока нужно Артёма отсюда уводить.
Беру брата за руку и тащу в сторону выхода, но внезапно меня кто-то догоняет и берёт за предплечье. Подпрыгиваю от испуга, замахиваюсь, чтобы врезать побольнее наглецу, но вдруг встречаюсь взглядом с Роджером. Дыхание перекрывает, когда его лицо так близко вижу, а сердце в груди делает опасный кульбит и летит в пропасть. Вот! Вот он шанс всё узнать об этих чёртовых деньгах, но язык точно к нёбу привык, а в пересохшем горле – бульканье вместо слов.
– Ева, подожди, – начинает и переводит выразительный взгляд на стоящего рядом Артёма. – Парень, смойся на две минуты, будь хорошим мальчиком.
– В смысле? – удивляется брат, упирая руки в бока. Наверное, обижен, что его дважды за сегодня отшили, и сейчас всем своим видом, позой демонстрирует, насколько крутой самец. Смешно же… – Это моя сестра, никуда я не пойду!
– Если не отойдёшь по доброй воле, братец Иванушка, хребет в трёх местах сломаю, – говорит Роджер, и в голосе настоящая сталь. Куда Артёму с ним тягаться?
– Артём, пожалуйста… – прошу, а тот хмурится, но всё-таки отходит в сторону.
Когда брат оставляет нас в покое, Роджер берёт мою руку в свою крупную ладонь и начинает:
– Ева, ничего не говори, хорошо? Просто послушай, ладно? И не спорь, это очень важно! – Киваю, а он продолжает: – Дай мне свой номер телефона.
Что-что? Несколько раз моргаю, потому что понять не могу, не послышалось ли.
– Зачем? – В голове самая настоящая каша из вязких мыслей, а слова вырываются какие-то неправильные, глупые. Злюсь на себя, а Роджер тяжело вздыхает.
– Очень надо. Звонить буду среди ночи и страстно в трубку дышать, – усмехается, сильнее сжимая мою кисть. – Как тебе перспектива? По мне, так очень заманчиво.
– И правда, прекрасная перспектива.
У меня вырывается короткий нервный смешок, потому что всё это похоже на сон. Свободной рукой достаю телефон из заднего кармана, нахожу в списке контактов свой номер и протягиваю Роджеру, сама с трудом понимая, зачем это делаю. Он растягивает губы в ленивой усмешке, от которой провалиться сквозь землю хочется.
Роджер смотрит на экран моего телефона несколько долгих секунд, напряжённо вглядываясь в цифры, потом снова улыбается, на этот раз открыто и искренне, и возвращает телефон обратно. Даже не запишет? Запомнил, что ли? Или это всё какая-то злая неуместная шутка?
– У меня фотографическая память на числа, – поясняет, словно мысли мои прочитал.
С каждой минутой этот большой и сильный мужчина удивляет меня всё больше. Вообще, весь день какой-то странный, с привкусом психоделии, но тем, наверное, и интереснее.
– Мы пойдём? – спрашиваю, а голос похож на писк престарелой мыши, которой жить пару часов осталось.
Роджер кивает, чуть дольше, чем требуется, задерживая мою руку в своей и наконец отпускает. И вроде нет уже повода оставаться здесь, а так грустно уходить.
***
– Деньги отдавать вообще планируешь? – спрашиваю, когда мы оказываемся наконец дома. Выбитое окно и усыпанный осколками облупленный подоконник бесят неимоверно, и я отворачиваюсь спиной, чтобы не видеть этого. Потом уберу, не до этого. – Быстрее бы.
– Завтра, наверное. – Артём пожимает плечами и помешивает сахар в чашке. – Ещё не решил, как лучше будет.
У меня пропадает дар речи, потому что была уверена: он сразу помчится возвращать долг, особенно после того, что рассказала ему. Но у Артёма, по всей видимости, другие планы.
– Ева, ты не бойся, они только угрожать и могут, ничего они тебе не сделают! – Смотрит на меня честными глазами, в которых ни капли совести и кидает чайную ложку в мойку. – Не бери в голову, прорвёмся.
Ком подкатывает к горлу, и я несколько раз моргаю, чтобы не дать пролиться злым слезам. Не хочу плакать. А не хочу, значит и не буду.
– Тот мужик в тёмном переулке вёл себя как человек, который умеет не только угрожать! – вскакиваю на ноги, потому что энергия и злоба переполняют до краёв, вот-вот расплещутся. – Тебе наплевать, да? Ну, правильно, не тебя же убить обещали или выпотрошить, как свинью.
Даже ногой топаю, чтобы до него дошло наконец, что шутки кончились. Нельзя быть настолько безответственным, это же ненормально! Нам так всем головы поотрывают, пока он сахар в чашке помешивать будет.
– Не истери, хорошо? – кривится и делает большой глоток чая.
Молчу, потому что могу не удержаться и наговорить лишнего. Смотрю на часы и понимаю, что безбожно опаздываю в “Долину вкуса”. При всём желании уже никуда не успею, потому достаю телефон и отправляю сообщение начальнику. Через пару минут, за которые успела напридумывать себе всяких ужасов и лишний раз мысленно обругать беспечного брата, приходит ответ, разрешающий смену пропустить. Вот и славненько, а то, боюсь, ни на что я сегодня не годная, после всех этих приключений и опасных виражей.
Артём допивает чай, а потом вскакивает, что-то вспомнив. Бежит в коридор, надевает куртку, обувается и, крикнув: “Вернусь утром”, убегает так быстро, что даже не успеваю его остановить. Просто растерялась, а, когда понимаю, что он просто-напросто сбежал, готова разрыдаться, как ребёнок.
В доме воцаряется полная тишина, а я остаюсь наедине со своими мыслями, и всё чаще они кружатся вокруг Родиона. Вернее, Роджера. Думая о нём, ощущаю как странно стучит сердце. Такой большой, рыжий, борода, повязка… и правда, Роджер. А ещё у него очень тёплые ладони, и красивая улыбка, добрая и открытая.
И деньги. Ведь не мог столько Артём заработать, я не дурочка. Тогда почему ему их дали? Не верю в меценатство, в доброту и искренность верю с большой натяжкой, потому эта ситуация выбивает из колеи. Когда в жизни привык к толчкам и затрещинам, чужое благородство воспринимается как издёвка.
Как бы выяснить, что всё это значит? Ждать, пока Роджер сам мне позвонит? И позвонит ли вообще – неясно, а от любопытства могу ведь лопнуть в любой момент.
Нет, не хочу сидеть на попе ровно и ждать с моря погоды. Я должна связаться с Роджером и узнать, зачем он это сделал. И самое важное, что в ответ попросит. Вот, решено, именно так и поступлю. Но как найти его контакты? Домой ехать? Неприлично, да и денег совсем не осталось, чтобы доехать даже на маршрутке…
“Долина вкуса”, точно! Как я сразу не додумалась? Беру телефон со столика и набираю номер Иры – нашего оператора и моей подруги. В базе хранятся номера телефонов всех клиентов для акционной рассылки, значит, можно узнать и телефон Роджера.
– Не занята? – спрашиваю, когда Ира снимает трубку.
– Нет, дорогуша, для тебя я свободна всегда, – смеётся Ира и чем-то шелестит. – Чего хотела?
Понять бы ещё самой, чего хочу на самом деле…
– Ты можешь помочь номер телефона одного заказчика выяснить?
– Влюбилась, что ли? – сразу вскакивает на любимую лошадку Ира. – Если так, всегда готова помочь!
– Нет, ни в кого я не влюбилась, просто нужно кое-что выяснить у него. Поможешь?
– Диктуй фамилию или адрес, найду в два счёта. Только молчок, а то начальство голову оторвёт.
После того, как я говорю данные Роджера, которые запомнить смогла, Ира заверяет, что всё будет сделано в лучшем виде и отключается. Проходит не больше минуты, а мобильный весело пиликает, оповещая о пришедшем сообщении. В нём номер телефона Родиона Мещерского, а я не знаю как лучше поступить. Позвонить сейчас? Или всё-таки дождаться, когда сам на связь выйдет? А сказать что? “Здрасти, зачем вы дали моему брату столько денег? А ещё, не подскажите, что я вам за это должна?” Три раза “ха-ха”, глупости какие-то, но руки быстрее мозга, и вот уже звучит зуммер, и щёлкает что-то на линии, а звук усталого голоса проникает в сознание:
– Ева? Что-то случилось?
Он явно удивлён звонку, а внутри меня тепло разливается, что узнал, номер мой занёс в телефонную книгу. Это так… странно и волнительно.
– Да… я, – выдавливаю из себя, крепко зажмурившись, потому что нервы натянуты стальными тросами, вот-вот порвутся, так напряжены. – Привет.
Ну вот, самое страшное позади, ура!
– А я ведь уже твой номер собирался набирать, – произносит, чуть растягивая звуки, словно размышляет о чём-то, а у меня сердце в ушах стучит. – Забавное совпадение. Но ты так и не ответила, почему звонишь? Что стряслось?
Давай, Ева, ты сможешь!
– Нет, всё нормально, просто я хотела поговорить… о деньгах этих, – выдыхаю, словно в океан с высоты ныряю. – Скажи честно, ведь Артём не мог столько выиграть? Такого не бывает.
Роджер молчит и только дышит тяжело в трубку. Это красноречивее всяких слов, потому говорю:
– Я поняла… Но зачем?
Наверное, не одной мне сейчас сложно, но лучше ведь разобраться во всём сразу. Так проще и легче жить.