Дело всей жизни. Книга вторая

Я рассматривала готовый зал и волновалась. Келли принимала поставку продуктов, повара расставляли все по правилам товарного соседства, в обновлённой морозильной комнате уже висели тушки животных и рыб.

Отдала папку с раскладками коктейлей Коннору и уже собиралась забронировать билет на ближайший рейс на самолет до Вудлейка, когда в дверь кафе бесцеремонно постучали.

– Там же висит табличка, что мы закрыты? – уточнила у Коннора.

– Конечно, Несс, – подтвердил парень. – Не волнуйся, я разберусь.

Он отложил полученную от меня папку на барную стойку и пошёл к двери. На повторившийся громкий настойчивый стук в зал вышла Келли:

– Кому-то невтерпеж, – улыбнулась и вдруг нахмурилась: – Интересно… теперь смена имиджа кафе – новость, достойная «BBC News» и «The New York Times»? О, и «The Washington Post», и «Daily News»… – перечисляла она, подойдя ближе.

У меня закружилась голова. Конечно же, не смена вывески заведения привела сюда журналистов. Готова была придумать миллион причин, какие угодно, даже самые нелепые, по которым тут появились акулы пера, но истина ворвалась в открытую барменом дверь стремительно и ударила безжалостно:

– Телекомпания «Newsday»! Ответьте, сколько Никита Соломат заплатил за вашу девственность?!

***

Россия, Москва

Сегодня утро отменили. Городом овладел полный сплин. Гроза, кромсавшая небо на лоскуты, которые куда-то быстро, как стадо овец, волком гнал сильный ветер – единственное, что освещало улицы – в десять часов темень стояла, будто и не август на дворе. Я и проснулся от грохота, свиста и стука капель по стеклу. Таких крупных, что когда новый разряд освещал жуткий, но до дрожи великолепный пейзаж, казалось, что они нанизаны на тонкие серебристые нити, и от порывов ветра их колышет и швыряет на дома, разбивая водяной хрусталь вдребезги. Я чувствовал запах невероятной свежести, будто внизу расстелился ковриком не мегаполис, а Амазонская сельва. И впервые в жизни мне захотелось зажечь живой огонь и компенсировать холодное дуновение жаром и уютной, в отличие от щелчков молний, трескотнёй дров.

Я уже минут сорок стоял и любовался не на шутку разошедшейся стихией, выстраивая планы на оставшиеся до возвращения в Нью-Йорк шесть дней.

Смотрел на себя будто издалека и со стороны: башня посреди апокалипсиса как последний оплот жизни, светлый квадрат окна почти на самом верхнем этаже и маленькая фигура человека с расставленными, словно в качку на корабле, ногами и опущенными вдоль тела руками – в одной позе смирение с судьбой и упорное желание выстоять.

Да, наверное, это обо мне.

Биокамин я все-таки зажёг. Поставил рядом тарелку с кусочками горького шоколада и кешью. Устроился в длинном кресле, укрыл ноги пледом и открыл ноутбук – самое время поработать над своими проектами и полистать американскую прессу.

Вбил в Yahoo свое имя, пробежался по заголовкам, открыл и… перед глазами всё поплыло, когда на первой полосе увидел «Интервью из первых уст: как Никита Соломат девственность купил».

«И снова пикантная история в семье конгрессмена Германа Соломата. На этот раз стали известны подробности о его погибшем сыне Никите. Из первых уст интервью по телефону с девушкой в синем, незадолго до своей смерти представленной погибшим миллиардером светской тусовке…»

Я читал исповедь Несси и отказывался верить. Всё от первого секса до взорвавшегося «Голубя». Как она берегла девственность, чтобы продать подороже, как подцепила в кафе миллиардера Никиту Соломата…

В памяти восстало всё: как она отдалась в туалете, спокойно поехала со мной, снесла моё насилие, как безоговорочно взяла и «Центурион», и документы на дом… Всё теперь стало понятно. Я просто идиот, который попался на старый, как мир, трюк меркантильной девицы.

Редко кому выпадает удача узнать истинные лица…

Дочитать не смог – меня душил горький истеричный хохот, сдавивший горло как строгий ошейник, глаза словно заволокло пеленой – я перестал видеть и не сразу понял, что это слёзы. Мне казалось, я схожу с ума – то хохочу, то плачу. Тело словно отказало – я не мог подняться с кресла, чтобы разнести всё вокруг в крошево и выключить свет.

Выключить себя. Чтобы маленькая фигурка в светлом квадрате окна погасла.

Нет больше яркого квадрата в неприступной крепости посреди бушующей стихии жизни. Есть хаос и крушение. Не было больше смысла и желания зачеркивать красными крестиками дни до возвращения в Нью-Йорк, я пометил им – неоновым и жирным – наши отношения с Несси.

Примечания