Дело всей жизни. Книга вторая
– Как раз собирался заглянуть на ужин.
– Тогда вези его с собой.
Макс только хмыкнул и завершил вызов.
Я взял плитку горького шоколада знакомой марки и прошёл на кассу, а потом долго стоял, облокотившись на перила, и рассматривал атриум. Сердце привычно заходилось в тахикардии, пульсация в висках крушила череп, общая слабость каруселила перед глазами огни торгового центра. Я знал этот состояние – предвестник близкого цунами, который сорвёт крышу.
Я слишком долго не трахался.
Прикрыл глаза, сосредотачиваясь на звуках ненавязчивой музыки, мысленно ныряя в прорубь. Но воображаемая шуга настойчиво сменялась золотыми вспышками, словно я смотрел в глаза моей девочки – отражённый витринами свет многочисленных лайтбоксов и вывесок проникал даже сквозь закрытые веки. Всё начинало раздражать, в голове словно разрасталась шаровая молния, и её разряды-щупальца прошивали тело, мышцу за мышцей, целеустремлённо подбираясь к паху.
Мне нужно было уйти отсюда, пока я ещё мог держать член в узде, потому что ещё немного…
Быстрым шагом вышел на улицу и полной грудью хапнул сырой воздух, подставляя лицо мороси. Дышал глубоко, как показывал когда-то Джейк, мысленно поднимая выше и выше почти добравшееся до яиц щупальце злобного мозга. Иллюзия, дававшая такое же иллюзорное послабление – мозг не обвести вокруг извилины.
Звонок телефона заставил вздрогнуть. Вытащил его из кармана и не глядя ответил:
– Я.
– Добрых суток, сын, – услышал тёплое даже без тени претензии. Герман звонил каждый день, но я лишь сбрасывал звонки и не перезванивал на пропущенные – я горел в агонии и не мог впустить в неё кого-то ещё. А когда она исчерпалась и сменилась глухой тоской, неожиданно был рад услышать его. Особенно сейчас, когда больше всего нужен был якорь в этой реальности. – Как ты?
– Жив.
– Живи на всю катушку, сын, ты отлично поработал! Я вник в дела и, надо сказать, восхищён! На западном побережье через месяц открытие первой клиники. Мэг и Аиша дорабатывают маршрут поезда здоровья.
Этот вопрос мы обсуждали с командой на последнем совете в Майами.
– Таймлайн?
– Семь месяцев.
– Я уже вернусь. Пришли мне ссылки на резюме. В Штатах недостаток врачей нужной квалификации.
– Рассматриваем кандидатов из Канады, Мексики, Европы и России.
– России?
– Почему удивляешься?
– Просто я вижу эту страну прямо сейчас и очень сомневаюсь…
– У тебя есть шанс лично встретиться с кандидатами.
– Логично. К тому же я не против прокатиться по Европе.
– Слышал, Москва плывёт, а на днях резкое похолодание. Одевайся теплее, сынок.
– Ты интересуешься прогнозом погоды?
– Всем, что связано с тобой.
Мне стало неловко сейчас снова отвергать заботу отца, поэтому я решил сменить тему:
– Расскажи, как продвигается «следствие»…
***
США, Нью-Йорк
Год, два месяца и одиннадцать дней. Ровно столько отмерил депрессии дневник Рассела. Врач оставил мне потрёпанную толстую тетрадь, когда уходил вчера после нашей долгой беседы о Никите. О том, как мой любимый мужчина парил друга в русской бане на Аляске, о его неудачных проектах – меня интересовали именно они, о его последних разработках, на которые он снова возлагал надежды – цвето-, звуко- и аромапунктуру для стабилизации эмоционального и физического состояния.
Никита усложнял себе задачи, искал, чем заинтересовать свой мозг.
Теперь я понимала всё: его срывы и дикое чувство вины; его потребность держать меня рядом и трахать, едва возбуждение становилось слишком навязчивым; его «побежишь на аборт как миленькая», «мне всегда будет мало, и однажды я убью тебя», «что ты знаешь о спокойствии?!» – каждое слово Никиты, жест, поступок, взгляд… Ту ярость в глазах, что сменялась щемящей теплотой – потому что он ненавидел зависимость от меня, которая рождалась вместе с любовью ко мне. Потому гнал, расстелил мне красную ковровую дорожку и снабдил всем, чтобы я добилась успеха. Потому взял с собой в деловую поездку – показать, что знает все мои мысли, и преподать урок на будущее, ведь не зря он охотно и подробно отвечал на мои вопросы о работе с командой, о том, как ладить с людьми и достигать нужного результата, о том как не лидеру стать им. Каждый день с Никитой, каждое событие, каждое слово – всё было уроком.
– Я ничего не делаю просто так, Несси…
И даже тот вечер, когда он заставил меня изнывать от возбуждения в компании нескольких мужчин, центром внимания которых стала я – это была попытка дать мне почувствовать хоть мизерную долю того, с чем он жил. Я ведь поняла это тогда, но не могла знать, насколько чужая боль не болит, пока не становится твоей болью…
И его вопрос…
– Скажи, что мне делать, Несси…
…сейчас обрел несколько оттенков.
Джейкоб был прав. Я – эгоистка, которая решила, что знает лучше самого Никиты, что ему нужно. Что ему доступно «…в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас…» Я слышала и не слышала, когда он говорил «оставь мне мою кашу»…
Он остался в этой своей каше, вытолкнул меня из своей жизни, сжёг все мосты.
Но перед этим сделал всё, чтобы я смогла добиться успеха. И я уже простила ему ту встречу с Сэмом. Никита научил меня любить себя, а Джейкоб – смотреть в лицо своим страхам. И та поездка в Хартфорд… она была только ради этого. Никита не забыл, что я ему сказала о Сэме в наш первый день. Лишь пара фраз, короткий эпизод жизни – но он не забыл, не простил, помог…
Слёзы лились из глаз на страницу открытого дневника с ужаснувшими меня строчками: «…Ник по-прежнему не хочет разговаривать, ничем не интересуется и повторяет одно и то же:
Там хорошо.
Там ничего не болит.
Там ничего не хочется…»
Меня колотило как в ознобе, и все те ощущения чего-то потустороннего, которые обрушил на меня мой мозг в сурдокамере в космическом центре NASA имени Джона Кеннеди, ожили сейчас. Непослушное тело колотило, руки вцепились в старые страницы, я снова слышала тихий зов…
Несси…
Только Никита знает, как страшно в пустоте… и как
Там хорошо.
Там ничего не болит.
Там ничего не хочется…
Никто, кроме него, не мог вытащить меня из нигде. Он снова держал меня крепко. Я шла на его зов, возвращалась к жизни. Мне дали стимул для нее – сказали, что Никита жив… А вот сейчас положили в его медбокс и вручили в руки толстый дневник совершенно непонятных записей о его состоянии: цифры, назначения, показатели приборов и результаты обследований… И только одна понятная до спазма в сердце короткая заметка:
«…Ник по-прежнему не хочет разговаривать, ничем не интересуется и повторяет одно и то же:
Там хорошо.
Там ничего не болит.
Там ничего не хочется…»
– Зачем? – спросила вошедшего в бокс Рассела. – Раннее утро после бессонной ночи не радовало, я не понимала: – Что мне делать теперь? – спросила шёпотом.
– А что собиралась? – спросил врач, понимая, что я не об этой минуте.
– Теперь уже неважно…
…всё то, что я собиралась делать. Что я собиралась ждать Никиту, жить в квартале Гринвич-Виллидж в доме, который он мне подарил, чтобы меня легко было найти…
Теперь всё это стало неважно. Потому что ничего этого не будет. И не нужно было принимать в дар этот дом и Центурион с привязанным счётом, пополненным на немыслимую сумму – пять миллионов!
Прав был Сэм: я – глупая курица. Вообразила, что смогу этим всем спокойно воспользоваться, что заслужила тем, что понимала Никиту…
Я ничего не понимала. И его не понимала. Почему я решила, что любовь к Никите оправдывает мою меркантильность, что всё это – дом и деньги – мелочи, которые лишь облегчают жизнь, позволяют исполнить мечту?
– А что изменилось, Несси? – помолчав, спросил Рассел.
– Всё изменилось… – ответила. – Разве не для того ты положил меня в его бокс, дал свой дневник? Не просто же так?
Врач кивнул чуть заметно и быстро погасил мелькнувшее в его взгляде непонятное мне удовлетворение:
– Не просто. Ты должна понимать Ника, чтобы вырастить его ребёнка достойным приемником его бизнес-империи. Нельзя, чтобы дело всей жизни Ника закатилось, его проекты нужны людям… – Мужчина осёкся, встретив мой гневный взгляд.
– Я что, инкубатор, что ли? – прошипела, ошарашенная откровениями друга Никиты. – Пусть сдаст сперму, и сотня женщин родит ему сотню приемников!
– Охотницы за капиталом? – хмыкнул Рассел. Сегодня он меня удивлял. Это словно был совсем другой человек, настолько циничный, что его холодными рассуждениями обморозило до корки на душе. – Только любящая мужчину женщина способна воспитать своего ребенка достойным продолжить дело жизни его отца!
– Расс! Ты себя слышишь?! – вскочила я с постели, уронив с колен дневник и запустив пальцы в волосы. У меня просто в голове не укладывалось, мозг вскипел от возмущения! – Это же… это не этично!
– Разве? – на губах мужчины мелькнула насмешливая улыбка. – Я сделал всё, чтобы ты смогла забеременеть. Ты сама этого хотела – ребёнка от Никиты. Это правильно и понятно – желать родить от того, кого любишь. А в твоём случае это такое же чудо, как если бы по небу плавали киты. Что же неэтичного в том, что я выполнил то, ради чего давал клятву Гиппократа?
– Потому что цели твои…
– Мои?! – повысив голос, перебил Рассел, с усмешкой вздёрнув бровь.
Я замерла… А когда ступор от вперившихся в меня глаз мужчины отпустил, ошеломлённо переспросила:
– Ты считаешь… я хотела ребёнка от Никиты ради… чтобы…
У меня не было слов. Я бы испепелила этого нахального друга любимого мужчины, если бы прямо сейчас мозг не жгла мысль, что так это и выглядело. И что Никита не просто так запрещал себе иметь наследников – я ведь уже и сама это поняла. Но вот так просто брошенная в лицо правда выглядела настолько неприглядной и такой же циничной, что я сама осела на постель серым пеплом.
– И я дал тебе то, что ты хотела. Ты хотела, Несси! Потому что любишь его, он любит тебя. И сколько бы он от себя ни бегал – не убежит. Да, я, возможно, «превысил полномочия», – выделил он фразу голосом, – но не сделал ничего, что разрушило бы жизнь твою, твоего ребёнка и моего друга! Но решать тебе. И если ты намерена сохранить беременность… – он отступил от двери в сторону и широким жестом пригласил на выход: – …будь добра сдать анализы и пройти все назначенные тебе процедуры.
Решать, конечно же, было мне. Но разве я могла убить ребёнка от любимого мужчины? Разве я могла рисковать, возможно, единственным шансом иметь детей? Я просто загнала себя в угол. Рассел лишь делал свою работу, был, как всегда, предан дружбе. Но почему-то не оставляло ощущение, что использовал, сделал меня своей сообщницей, пошёл против друга… наверняка впервые.
Зачем? Почему?
Я не знала ответов. И в эту минуту решилась бы на аборт. Но принимать такие решения на горячую голову?.. Я и так наделала ошибок. У меня еще было время остыть и подумать. Может быть, пройти обследование в другой клинике. Без заинтересованных лиц.
Я встала и ошпарила врача взглядом. Проходя мимо него, остановилась и, ткнув пальцем в его грудь, прямо посмотрела в глаза:
– Он тебе этого не простит… – отчеканила. И подумала: «И мне тоже». – А я припомню, – добавила. – И я улетаю домой, в Теннесси, – и пошла дальше.
И показалось, что вместе с шорохом закрывшейся за спиной дверью услышала глубокий вздох облегчения.
– Я напишу тебе направление в нашу клинику в Вудлейке…
Глава 5
Когда знаешь изнанку фокуса, в чудо уже не веришь.
Морось не спасла город от грозы. Тучи исчерпали запас выносливости и обрушились на землю мгновенно и мощно – тонкие злые молнии шипели, выжигая лужи, башни МДЦ накрылись иссиня-цинковой насквозь пропитанной водой ватой облаков. Я вымок до нитки за считанные секунды, пока добежал до парковки в своей башне. Поднялся на лифте, не прерывая разговор с отцом. Наверное, впервые за последние десять лет мы говорили так долго, легко меняя темы, и я не испытывал к нему негативных эмоций. Видимо, нужно оторваться от родителя, лишиться друзей, работы, любимой, привычной жизни, чтобы увидеть в отце того, с кем можно поговорить о чём угодно.
– …система безопасности не впустит меня на сетевой диск, да и входить со своим паролем нежелательно, – прервал я из-за бегства от стихии возникшую в разговоре паузу.
– Скопировать файлы тоже, – подтвердил отец. – С моим паролем не пройдешь по IP-адресу…
– Тот самый момент, когда такая мощная защита только мешает, – усмехнулся я. – Нужно организовать утечку, мне нужен доступ к моей папке и финансовым документам.
– Аня? – предложил Герман.
И я хлопнул себя по лбу – ну конечно! Аня – вот кто даст мне полный доступ! Отец просто включит мой новый лептоп в домашнюю сеть через VPN-туннель!
Я уже поднялся в квартиру, наследил мокрыми носками до ванной, и от нее голыми ошкуренными пятками до спальни – хотелось быстрее сдернуть с себя всё и до приезда Макса принять горячий душ.
– Так и сделаем. До связи, пап.
– Жду сеанса, сын.
Я разделся догола, прихватил чистое и сухое и успел принять душ аккурат до стука психолога в дверь.
Он вручил мне пакет с продуктами:
– Картошку чистить умеешь?
– Справлюсь, – кивнул.
И мы сразу же принялись за дело.
– Ты на днях упомянул мнемошлем. Я весь следующий день штудировал новости и наткнулся на твою статью. Ты пишешь, что можно считать практически решённой проблему болезни Альцгеймера и уже принялся за Паркинсона, но о результатах упомянул вскользь… – предложил он тему разговора, пока шинковал лук для зажарки.
– Тогда ещё рано было говорить о результатах, была только одна игровая программа для паркинсонов, – кивнул я.
– Статья датировалась позапрошлым годом… – подталкивал к диалогу Макс.
– Да, сейчас уже есть результаты. Я в последней поездке как раз начал набрасывать проект пансионатов для практики осознанной ходьбы.
– Как это происходит?
– Мы одеваем паркинсонов в специальные костюмы и ставим на беговые платформы. Для них разработаны очки дополненной реальности. Программы многоуровневые, самая простая – пройти по тропе, наступая на плитки определённого цвета. Костюм регистрирует малейшие реакции тела, приложение тут же реагирует – заставляет осознать движение в игре, как пример, раскачивая плитку. Постепенно мозг автоматизирует правильные движения здорового человека. Когда это срабатывает, мозг получает стимулирующую награду. Он не сделает ничего, пока не оценит, что хорошего ему за это будет. Иногда достаточно дать эту мотивацию, чтобы пациент начинал двигаться нормально.
– У каждого свои причуды.
– Да, точно, – умыл лицо холодной водой и принялся за морковь, пока Максим крошил очищенные грибы. – Джейкоб предложил использовать гипноз – мозг не различает фантазию и реальность. Знаешь, иногда мотивации оказывались неожиданными.
Я усмехнулся, вспомнив, как самбо рассказывал об одном пациенте, мотивацией для которого стал обычный серый кролик. Оказалось, что у него была давняя навязчивая идея поймать дерзкого зверька. Всего-то нужно было дать ему эту возможность. Мозг порой чудит.
– Почему это не работает с тобой? – задал ожидаемо неожиданный вопрос Максим.
– Когда знаешь изнанку фокуса, в чудо уже не веришь.
***
Если бы на Земле не было гроз, их бы стоило брать напрокат в другой солнечной системе. Пока Максим готовил сырный суп с копчёностями и опятами, я включил камин, сварил глинтвейн и продлил заказ на ливень. Он как раз усилился к тому моменту, как гость разлил по бульонным чашкам густой суп и посыпал его петрушкой и смесью сухариков с острыми специями.
– Ты посмотри только, как штурмует! – кивнул на окно Максим, устраиваясь в кресле перед камином. – Закрытые парковки все забиты, минут десять караулил место, пока одна пара укладывала в багажник покупки.
Отдохнувший дождь порывисто бросался на башни, словно они последний бастион на его пути к хаосу. Город за мокрым стеклом растёкся сюрреалистичной картиной, а я накинул сверху штанов махровый халат и сунул босые ноги в мягкие тапки. Хоть дома и тепло, но от бешеной стихии хотелось оградиться несколькими слоями уюта – ещё свежи были ощущения от текших за шиворот холодных ручейков.
– Гротескно, – подтвердил и уселся в кресло по другую сторону кофейного столика. – В России всё колеблется между трагикомедией и фантастическим алогизмом.
– Не любишь её?
– Не за что. Если сорвать с неё весь глянец чьего-то бизнеса, останется голытьба и разруха. Страны нет, есть прайд олигархов и их крестьяне. Люди ходят по улицам ветхими оболочками, набитыми множеством проблем. Мировой бизнес должен работать для народа, а здесь он работает против и за счёт него. Уверен, если бы рабство не отменили, ваша элита дарила бы людей друг другу как скот и тягловую силу. Но у того и другого короткий век, а олигархи решили выжать из людей даже высохшие жилы. Я ненавижу эту страну. Ты вот в первую нашу встречу сказал, что надо не как привык, а как на душе – в ад. Я как раз в него и прибыл.
– Ни разу не посещал страну с тех пор?
– Я бы лучше пригласил тебя в Нью-Йорк, но Джейкоб и Армат как спелись – «улетай», «так надо»… Герман поддержал, что удивительно, насел. Никогда раньше он не был таким категоричным. Если бы не улетел сюда, меня бы закрыли в Шоушенке, чтобы не путался под ногами… – Я на минуту задумался, допивая глинтвейн. – Что-то во всей этой истории не так, чувствую нутром, но не могу понять…
– Придёт время – всё узнаешь, – отмахнулся от моих сомнений Макс. – Ладно, Ник, мне пора. Завтра улетаю на несколько дней в Европу по делам бизнеса, но всегда на связи, – гость встал и потянулся, бросил взгляд за окно. – Я в такую погоду люблю Булгакова перечитывать или пазлы собирать.
У меня брови поползли на лоб:
– Пазлы?!
– Кусочки одной картинки.
– Я знаю, что такое пазлы, – усмехнулся.
– Ты уверен? – загадочно иронизировал психолог, роняя в мою душу странные сомнения. Я не был идиотом, совершенно точно знал, что такое пазлы. В чём подвох? – Не провожай, – бросил Макс.
***
Голые ступни бесшумно ступают по влажной после дождя подстилке сельвы. Ночь рисует карту джунглей тонким шлейфом ароматов растений и запахов животных, людей и дыма. Среди них один, взбудораживший сладостью и терпкостью… знакомый и волнующий саму суть. Вспрыгиваю на толстую ветку, забираюсь повыше и тяну воздух носом…
Несси.
Стекаю чёрной кляксой и рвусь со всех лап на внутренний зов по проложенному метками коридору. Лапы едва касаются земли, не бег – полёт. И не разобрать – лапы или ноги, человек или ягуар – всё слилось, пропиталось и перемешалось, всё ощущается остро и тянет вперёд, на грань обитания. Теряю след и на бегу больно цепляюсь ногой за расстелившиеся по земле лианы и ловчие сети плотоядной травы, качусь кубарем, вновь вскакивая чёрным хищником, ловлю шлейф и, как на поводке, мчусь к ней.
Несси.
Грудь рвёт и распирает, так что кажется, нити тайных троп не для массивной ширины большого зверя, но отчётливый след и запах, затмивший все остальные, открывает второе дыхание. Вспарываю девственное лоно джунглей, мощной стрелой пронзая их естество, гонюсь за флёром и… теряю силу и скорость… Падаю на живот и, сдирая в кровь до ломающей суставы боли руки, тащу себя к брезжившему впереди силуэту.
Несси.
Вытягиваюсь в тонкую струну, отрываюсь от звериного тела и не могу оторваться… Знаю, что лишь распавшись надвое, выживу… и потеряю часть себя, затемнею пустотой…
«…пустота даёт свет и выход…»
Несси!
Отчаянный крик и рык смешались в глотке полузверя-получеловека. Сердце почти не бьётся, затихает, осознавая тщетность погони…
Несси…
Оборачивается и замирает… вскидывает подбородок… Её ноздри расширяются, и сладкие губы цвета какао с молоком чуть дрожат в улыбке. Мягко ступает босыми ногами по узкой тропе, грациозная и манящая, вся извилистая и волнующая.
Несси…
Подходит к обессилевшему, кладёт тёплую ладошку на мокрый загривок… проводит по спине и боку. Переворачиваюсь на спину, подставляя живот и шею, мурчу от ласкового поглаживания, не отрываясь от её глаз.
– Люби меня, Несси… пожалуйста…
– Люблю… всегда буду любить тебя… Никита…
Нежная ладошка скользит между ушей, по морде, подхватывает подбородок. Она наклоняется, лижу её губы и щеки, шею и снова губы. Мурлычу жалобно, выпрашивая ещё ласку моей королевы. Смотрю в глаза, заливающие меня золотым светом, так что от счастья сдавливает грудь… Улыбаюсь и жмурюсь от радости – нашёл… догнал… моя…
– Люби меня, Несси… пожалуйста…
Она наклоняется и прижимается губами к моему рту, и я обхватываю её руками… но они хватают воздух.
Несси!
***
Проснулся от рывка, уже сидя на кровати и не понимая, кто я и где. Сердце считало рёбра, легкие будто разорвало в клочья. Растёр ладонями лицо, с трудом осознавая себя. Сон настолько реальный, что город за панорамным окном не сразу укладывался в сознание, я, как животное, ловил ноздрями растаявший с видением запах джунглей. Немного придя в себя, упал в подушки и закрыл глаза, перебирая в памяти уже угаснувшие ощущения. Бродил на грани сна и яви и не знал, зачем просыпаться. Хотелось похоронить этот день в постели, смотреть этот сон снова и снова, чувствовать ее снова и снова…
Нужно было как-то встряхнуться, выбраться из болота ничегонеделания. Планировал в России поработать с результатами исследования во́мероназа́льного органа3, которые получил от Мэг… Да много всего собирался. Но в итоге август подкатился к своей середине, душа просила покоя, сердце – любви, тело – секса, а я игнорировал этот триумвират, впрыскивая в настроение дозу равнодушия, круто замешанную на виски с кусками льда. Всё настойчивее прорывалась мысль послать к чёрту всё, вернуться в Нью-Йорк, к Несси.
Но похоть крошила психику, испепеляла выдержку. Я не мог вернуться. И от этого неуловимой тенью снова проскальзывали мысли о суициде. Сколько всего я ещё должен принести в жертву гамартоме?! Осталось просто распустить узду и отдать оставшиеся крохи разума. Меня разбирало неуправляемое бешенство, хотелось всё крушить и орать, как будто это что-то исправит. Несси давала мне силы держать себя в руках. Но её нет. Есть только шампунь от похоти и…
Джейк.
Рука привычно потянулась к телефону, палец лёг на кнопку моментального дозвона, и уже через два гудка я услышал:
– Внимательно…
– Спасай, бродяга… – просипел в ответ.
– Дыши, Ник, – мгновенно отозвался Джейк. – Давай за мной, вдох… выдох…
– Я не могу дышать… без Несси не могу, слышишь, придурок?! – заорал. – Я возвращаюсь. К чёрту всё!
Отбил вызов и закрыл ладонями лицо. Нужно успокоиться, взять себя в руки. Я куплю билет на ближайший рейс, вернусь – и гори оно всё синим пламенем! Я не могу без неё! Ни жив, ни мёртв. Сомнамбула без смысла существовать…
***
США, Нью-Йорк
Звонок управляющего кафе застал меня врасплох, и бронь билета на самолёт пришлось отменить, едва я вышла из кабинета Рассела.
– Мисс Тенесси, у нас возникли проблемы с инкассацией, и могут быть штрафы из-за превышения лимита наличных. И надо менять терминал на привязанный к вашему счёту. Мы теряем посетителей. Пожалуйста, появитесь в кафе срочно!.. Нет договора на вывоз мусора и…
Я не была готова к такому, совершенно ничего не понимала: что делать, с чего начать, за что хвататься… Все прочие мысли ушли на второй план. Управляющий всё сыпал и сыпал вопросы, сообщал о проблемах, требовавших срочных решений, а мне просто хотелось забиться в угол, закрыть голову руками и реветь.
О флаг Америки! Зачем я согласилась забрать это чёртово кафе?!
Меня теперь трясло от страха, что я слишком много на себя взяла, и не знала, кого просить о помощи. Единственный, кто хоть как-то крутился во внутренней кухне фуд-бизнеса – это Стэйра! Я не была уверена, что подруга знает всё досконально, но если хотя бы подскажет, с чего начинать – я спасена! Мне надо немного времени просто прийти в себя, сконцентрироваться и что-то делать.
Пока набирала номер подруги, подумала, хватит ли выручки кафе решить все проблемы? И мне нужно было где-то остановиться, пока не улечу домой.
– Неська-а-а! – радостно закричала в трубку Стэйра. – Я тебя потеряла! Почему ты была недоступна?! Ну отвечай же! Что ты молчишь?!
– Ты же не даешь вставить даже слово! – снова приложила я к уху трубку, когда она, наконец, замолчала. – Мне очень срочно нужна твоя помощь.