Свобода, овеянная ветром

Все пространство гардероба было плотно заставлено рядами шкафов, в которых желающие омовения оставляли свою одежду.

Все понимали, что мы обитаем на бренной земле, и, чтобы сохранить в целости наши немудрящие вещи от лихоимцев, шкафчик закрывался особым засовом. Закрыть и открыть его могла только банщица, у которой имелся особый ключ для этих запоров.

Мы занимали шкаф сразу после того, как его освободит предыдущий посетитель. Право на шкаф на время помывки подтверждал номерок. Это жестянка с выбитыми цифрами и постоянно мокрой веревочкой, которой номерок прикручивали к тазику.

Итак, после долгого стояния в очереди мы попадали, наконец, в гардероб, именуемый и раздевалкой, получали у банщицы долгожданный номерок от освободившегося шкафа или, если привалит счастье, то двух соседних шкафов. Раздевались и звали банщицу, чтобы она закрыла наши шкафчики.

Начинался главный этап – само по себе мытье. Но это тоже непростой процесс. В мыльном отделении нас никто не ждал, и поэтому свободные места приходилось искать и ждать, когда они освободятся. Тут начинались упражнения на наблюдательность – требовалось «вычислить» людей, оканчивающих мытье. При определенном навыке это сделать нетрудно.

Наконец, если нашли место, то дальше все просто – мойся и вся недолга. Иногда перед мытьем поднимались в парную. Но в Железнодорожных банях парная не дотягивала до качества Веденеевских бань.

Если же мы помылись, то в гардеробе опять звали банщицу и, предъявив ей номерок, как пропуск, и получали доступ в свой шкаф.

После бани с чувством выполненного долга шли в буфет. Там отец покупал нам по кружке клюквенного морса. В жизни своей ничего вкуснее я пока не встретил – все газировки, квасы и колы гроша медного не стоят по сравнению с ним.

Обратная дорога домой занимала заметно больше времени, чем в баню. Мы уже помылись, и теперь можно не торопясь идти и опять болтать о чем-нибудь интересном.