Следующее января
– Тогда… огонь?
– Опять мимо.
– Тогда не знаю.
– Вот то-то же. Никто человека не приручал, человек так дикий и остался… с тех самых пор, как первобытные люди выходили из леса, подбирались к пустым домам, принюхивались к запахам жареного мяса, пряностей, в страхе смотрели на огонь, такой пугающий и такой манящий… осторожно входили в дома, примеряли на себя махровые халаты в клетку, кутались в пледы… пробовали чай из чашек…
– Вы полагаете…
– …это очевидно. Никто не одомашнивал человека, никто не отбирал самых покорных и адекватных особей, люди просто пришли… просто… пришли… и мы ничего про них… не знаем…
Хлопает дверь, смотрю на констебля, из-за его широченной спины выглядывают еще двое полицейских, ага, быстро явились…
Спохватываюсь:
– Офелия?
Вайлин беззвучно смеется.
Понимаю.
Все понимаю.
Думаю, как далеко успела улететь Офелия – что-то подсказывает мне, что она не взяла машину, и не оседлала быстрого скакуна на конюшне, а воспользовалась обычной метлой.
Так или иначе, полиции придется немало потрудиться, чтобы найти её… если вообще получится найти…
Понимаю, что мне ничего не остается, как с позором удалиться прочь. Что-то еще не отпускает меня, что-то, что-то…
А.
Ну да.
Спрашиваю, как можно строже:
– Кому вы отдали скрипку?
Вайлин откашливается:
– Я не обязан…
– Вы лжете! Что вы сделали со скрипкой? Где она?
– Я не обязан объяснять, кому…
Понимаю, что ничего не добьюсь. Ни-че-го. Остается только сжать горло Вайлина, колотить врага, пока не сознается, что сделал с несчастной скрипкой. Но под пристальным взглядом констебля я не схвачу Вайлина за горло.
Внезапная догадка осеняет меня, бросаюсь в глубину дома, кухня, кухня, где у них кухня, вот она, выбегаю через кухонный черный ход, мусорка, мусорка, должна быть мусорка, так и есть, роюсь в жестяных ящиках, гнилостный запах бьет в лицо, тошнота подкатывает к горлу, начинаю потихоньку внушать себе, что там ничего нет, ничего…
…есть.
Вытаскиваю то, что осталось от скрипки, прижимаю к груди, инструмент отзывается жалобным плачем. Бегу – через ночь, через дождь, через снег, через подступающий холод зимы – скорее домой, нет, не домой, к тестю, уж не знаю, что он скажет, когда увидит эту скрипку…
Мысли бьются в голове перепуганными бабочками, Вайлин, Вайлин, что за ересь он нес, а если не ересь, а если он знает что-то, чего не знаем мы… Кто мы такие, кто приручил нас, кто привел нас из леса, а если правда никто, а скрипка, а точно ли был Андреа Амати, или не было никакого Амати, а были дикие скрипки в темной чаще, пели свои дикие мелодии в свете полной луны…
Запретное слово
Генерал смотрит на меня. Холодно. Насмешливо. Я уже знаю, что это генерал, хоть он и не говорил мне, тут нечего говорить, тут достаточно чувствовать…
– Так что же вас привело сюда? – спрашивает генерал. Спрашивает холодно. Насмешливо. Он знает что-то, о чем я не догадываюсь, – вы пришли сюда… привели свой народ… зачем?
Откашливаюсь:
– Здесь… здесь нет войны?
– Вот вы какой проницательный… Еще не были в нашей реальности, а уже все знаете…
– Ну… книжки про вас читал…
В бескровном лице генерала первый раз появляется какое-то подобие интереса:
– Надо же как… расшифровывали?
– Ну, не зря же на лингвистике учился…
– Ну и что же вы там… начитали?
Снова холодная насмешка.
Снаряд разрывается где-то совсем близко.
– …что у вас не бывает войны… в вашей реальности…
– Что, прямо так и написано было, не бывает войны?
– Ну, не так… понимаете… ни в одной из книг не упоминалось слово «война». Этого слова у вас…
– …не существует, – кивает генерал, – я узнал его от вас…
– …но…
– …хотите знать, почему?
– М-м-м-м… табу на слово?
– Мимо, уважаемый, мимо…
– Тогда… не… не знаю. Не могу знать…
– А ведь все очень просто… Уважаемый… когда вокруг чего-то слишком много… оно становится обыденностью… его перестают замечать… для него не нужно слова…
– Хотите сказать, война здесь была…
– …всегда.
Первый раз вижу во взгляде генерала что-то кроме насмешки, надежду какую-то. Он ждет, что я расскажу ему про свой мир, мир, в котором иногда – иногда – бывает мир….
…не успеваю, вселенная раскалывается на куски, разнесенная взрывом…
Страна уходит в портал
Абиссиния, говорит отец.
Мы с сестрой вздрагиваем, спешим к отцу, пытаемся понять, что нужно, воды подать, или чаю покрепче, как отец любит, или…
– …Абиссиния.
– А?
– Абиссиния.
Киваю. Тут, главное, кивать и соглашаться, не спорить, сердце, все-таки…
– Ты что, не понял? Абиссиния!
– Ну… да…
– Но… где она?
– Она…
– Карту! – отец срывается на крик, – карту! Живо!
Разворачивает карту, даже не напоминаю, что можно посмотреть на экране.
– Вот… вот… ты скажи мне, где Абиссиния, где? Нету! Нет! Куда делась? Куда?
– Э-э-э…
– Она ушла… ты хоть понимаешь, что страна ушла в другое измерение?
Даже не успеваю возразить.
– Мы нашли его… нашли…
– …ч-что нашли?
– Портал! Портал в четвертое измерение, что непонятно-то?
– Но…
– …едем туда.
Я не успеваю ничего возразить. Я первый раз вижу какие-то проблески жизи в глазах отца, первый раз – за столькие годы…
– Собирайся… собирайся давай!
Мы с сестрой подскакиваем как ошпаренные, несемся вниз по лестнице, пакуем чемоданы. Агнесса еще пытается что-то возразить, а не опасно ли для отца – я не хочу слышать никаких возражений, я уже понимаю, что вернет к жизни моего отца. На год. На два. На десять лет…
– …что сегодня?
Агнесса подает ужин, отец вопросительно смотрит на меня.
Осторожно отвечаю:
– Пока… ничего не нашел…
Тут же добавляю поспешно:
– Ну, ты же понимаешь, это не один день искать придется, и не одну ночь… и вообще…
Отец кивает. Он понимает.
Снова вижу, как горят его глаза.
– …что сегодня?
Откашливаюсь:
– Мне кажется… к востоку отсюда в пустыне что-то есть…
– Это хорошо… – отец оживляется, – очень хорошо.
Я видел какие-то всполохи… мне кажется… Абиссиния должна быть там…
Отец смотрит на меня, снова вижу в его глазах проблески жизни:
– Мы найдем её… найдем…
Киваю:
– Обязательно.
Делаю вид, что ищу порталы.
Я не скажу ему об Эфиопии.
Не скажу…
Молесоград
Летят копья.
Стрелы.
Звенят мечи.
Здесь идет битва, я знаю, здесь идет битва.
Стараюсь понять, – почему.
Наконец, что-то начинает до меня доходить, слишком медленно, слишком смутно. Вон те, под светлыми знаменами – они хотят, чтобы здесь был город. Красивый город, с дворцами и замками, проспектами и бульварами, храмами и уютными домами, в которых хочется жить.
Вон те – под темными знаменами – хотят, чтобы здесь был лес, густой, душистый, шумящий, с зелеными дубравами, с буковыми рощами, с шепчущими ручьями, где в тени трав можно найти цветок папоротника.
Вон те – с синими знаменами, – хотят, чтобы здесь было море, большое, шумящее, глубокое, бездонное – с коралловыми рифами, с разноцветными рыбами, с затонувшими кораблями, хранящими несметные сокровища и несметные тайны.
Летят копья.
Стрелы.
Звенят мечи.
Я смотрю на них. Я не понимаю их. Потому что я вижу здесь уютный город с изогнутыми улочками, я вижу здесь игру света и тени на тропинках шумящего леса, я вижу, как волны бескрайнего моря накатываются друг на друга. Я пытаюсь понять, что здесь было раньше, что потом – не могу, время для меня сливается в единое и неразрывное целое.
Когда-нибудь они тоже так научатся.
Когда-нибудь.
Я даже знаю, когда это случится – через какой-то миг, пытаюсь перевести в их время, вытянутое в струну, не получается – мне чудится то двести лет, то двадцать, то две тысячи.
Для меня это не имеет значения.
Я пытаюсь достучаться до их сознания, я пытаюсь объяснить им, что нужно только подождать – они не понимают, стрела вонзается в меня, пронзает насквозь, я не чувствую…
Я вижу, как они падают замертво.
Один за другим.
Один за другим.
Я пытаюсь закрыть их своими крыльями, не могу, стрелы проходят сквозь мои крылья.
Я еще не верю, что люди погибнут.
Все.
Все.
Что некому будет через какой-то миг научиться сворачивать три времени в одно, некому будет жить в городе, где шепчет лес и плещется океан, некому будет жить в лесу, где плещется океан и шумит город, некому будет жить в океане, где шумит город и шепчет лес…
…еще не верю…
…что не будет меня…
Даркер
Сегодня он уедет из Глазго, думаю я.
Смотрю на заголовки статей, на сами статьи, которые говорят мне, что Глазго переживает не лучшие времена, некогда богатый промышленный город приходит в упадок, люди тянутся прочь из города в поисках лучшей судьбы где-то там, в столице.
Киваю.
Как я и предугадал – сегодня он уедет из Глазго.
Двадцатого мая двадцатого года.
Даже не сразу спохватываюсь, что его не существует, что я его придумал, черт меня дери, я же его выдумал, Джека Даркера, его же нет…
…а сегодня он уехал из Глазго.
Его нет, говорю я себе, его не существует.
А он берет свой чемодан, тьфу, какой чемодан, сумку какую-нибудь берет, или рюкзак, нет, скорее, сумку, садится на поезд, или в самолет, нет, самолет ему дороговато будет, лучше на поезд, или сначала в автобусе в каком-нибудь трястись будет, потом на поезде, потом в Лондон…
…он уничтожит мир.
Я знаю.
Просто.
Он уничтожит мир.
…никто и не думал, что в середине двадцать первого века в Лондоне будут звучать призывы очистить страну от мигрантов, вернуть былое величие Английской короне…
…это из моей книги.
…рукописи не рецензируются и не возвращаются.
…рукопись отклонена.
Вот так.
Тридцатого ноября.
Сегодня он начнет войну.
Нет, не сегодня, – через двадцать лет.
ЯНДЕКС
НАЙДЕТСЯ ВСЕ
ШАНСЫ ВЫЖИВАНИЯ В ЯДЕРНОЙ ВОЙНЕ
В отчаянии листаю страницы, в отчаянии решаю, кому верить, кому не верить, поставить точку, когда наступит час Икс, и Даркер повернет ключ (сейчас красные кнопки не нажимают, сейчас поворачивают ключ), или начать второй том с того момента, как кто-то из выживших поднимется на поверхность из убежища, посмотрит на выжженную пустыню или пустыню, заметенную черным снегом…
Автор, вы хоть в курсе, что после ядерной войны ваааще ничего не останется?
Или там:
Автор, вы хоть в курсе, что один-два локальных взрыва вообще ничего не решают, планета и не заметит?
…хотя насчет «не заметит» это я уже загнул.
Да пошли они все.
Пропади.
Пропадом.
…рукопись отклонена…
ДАТА РОЖДЕНИЯ
17 ФЕВРАЛЯ 2005 ГОДА…
…Нет, тогда он не сможет уехать из Глазго в двадцатом году, в пятнадцать лет рановато… хотя что рановато, поедет куда-нибудь учиться…
СО СКОЛЬКИ ЛЕТ ПРИНИМАЮТ В ОКСФОРД…
…хотя насчет Оксфорда я тоже лишнего загнул, если из бедной семьи, откуда у него деньги на Оксфорд, ему бы что попроще… или он не знал, что деньги нужны, просто взял и поехал в никуда, ага, вот так, в век интернета просто взял и поехал…
Был он женат?
Скорее всего нет. А если и был, то там непременно было что-то трагическое, чтобы сердце в клочья, чтобы… не знаю… да ты обо мне еще услышишь, да ты сейчас так говоришь, потом пожалеешь, что отвернулась… или наоборот, да я умру, если ты уедешь, – это она, а он понимает, эта девчонка из провинции ему не пара, ему бы посерьезнее что, и уезжает, а дальше много там чего будет, потом запутается сам в себе за столько-то лет, а потом застучит в висках, загрохочет – назад, назад, домой, там, где она, у неё глаза цвета… цвета… цвета молочного шоколада, и волосы такие же, и пахнет от неё шоколадом, духи у неё какие-то такие были или гель для душа… И забьется заледеневшее за годы сердце, домой, домой, немедленно подайте машину, мой командир, это невозможно, слишком опасно… Пусть его называют не господин премьер, а мой командир, мне так больше нравится… А потом – сухие сводки новостей, Глазго сметен с лица земли, и понимает, что опоздал, опоздал, безнадежно…
…бережно продумываю его биографию, смотрю в бескровное лицо, на льдистые глаза, посаженные слишком близко, на светлые, почти белые волосы, – нашел это фото где-то в Сети, показалось – похож на того, которого я выдумал…
…трепетно собираю мельчайшие детали биографии, родимое пятно на шее – в форме британских островов, никто так и не узнает никогда, что это, татуировка или правда родимое пятно…
ЛОНДОН
КАРТИНКИ
ЛОНДОН
КАРТЫ
…хожу по улицам виртуального города, стараюсь запомнить все до мельчайших деталей, он будет ходить по этим улицам, нет, не будет он ходить, будет ездить, нет, это уже потом, сначала будет бродить по улицам, теряться в толпе, может, там же его и обчистят в первый же день, да не может, а обчистят…
…вынуждены отказать вам в визе по причине того, что вы не предоставили информацию о доходах…
…интересно, как бы я её предоставил…
– …ну вы сами посудите, десять тысяч, ну это что такое? Чуть больше ста фунтов, это для них вообще не деньги!
Киваю.
Понимаю.
Не деньги.
…мировое сообщество больше не намерено терпеть захватнические действия Великобритании…
…нет, не так…
…Америка и Китай требуют от Великобритании немедленно…
…тоже не так…
– …да что он хочет, да ничего он не хочет, сидеть и писать…
…мне двадцать лет.
С небольшим.
За окнами завывает буран.
Сегодня он родился.
Сегодня семнадцатое февраля две тысячи пятого года. Я еще думал обставить его рождение как-нибудь по-особенному, смерть матери, или сирота без роду без племени… тут же понимаю, что это уже лишнее, пусть его детство будет самым обыденным, пусть – ничего особенного, до того момента, как приедет в Лондон, да и после тоже, пусть будет неприметный секретарь при ком-нибудь там, не знаю, при ком, а потом…
…горло дерет нещадно, я и забыл, что в феврале пятого года у меня ангина была…
Смотрю в бескровное лицо, в льдистые глаза, пытаюсь понять, какой у него голос, о чем он думает, курит, или нет, и если курит, то как…
– …уважаемые пассажиры, через сорок пять минут наш круизный лайнер прибывает в Дувр…
Сердце подпрыгивает, какой Дувр, когда Лондон, а, ну да, конечно, порт Дувр…
…добрый день! Высылаю вам свою рукопись…
…рукопись отклонена…
…сегодня тридцатое ноября пятьдесят первого года.
День, когда все началось.
И когда все кончилось.
День, когда он повернул ключ.
Не думал, что у меня в этот день так будут ныть суставы, а это еще что возле кровати, незнакомые названия, незнакомые лекарства, знать бы еще, как пить, как часто и по сколько, и что-то подсказывает мне, что если не выпью, будет очень плохо…
Поэтому и не люблю будущее, а что делать, приходится бывать здесь, в день, когда он повернул ключ, и в день, когда он из безвестного человека был назначен премьером, и…
…ветер, пронзающий до костей.
Холод.
Холод-холод-холод, вот это запомнить, да это и не забудется, такое на всю жизнь в памяти гвоздем засядет. А вот что еще запомнить, что еще, толпу на набережной, тоже толпа не забудется, дождь проклятущий, тоже… серое все какое-то, зловещее, хочется бежать от всего этого в тепло, зарыться под одеяло, вот, Даркеру тоже хотелось спрятаться, когда первый раз сюда приехал, и когда выступал здесь, перед людьми, и пусть гид не врет, что тут солнце бывает, нет здесь никакого солнца, это где-то там, на востоке, а на этом острове солнца нет…
…запомнить… что еще…
– Ай эм сорри…
Не понимаю, почему он извиняется, ведь это я на него налетел, а не он на меня, а он извиняется. Это вот тоже запомнить, на них налетишь, они извиняются…
…смотрю в бескровное лицо.
В льдистые, близко посаженные глаза.
Узнаю…
…обвиняется в убийстве туриста из Латвии, на которого набросился с ножом…
…ваша рукопись отклонена…
Похищенный
Сегодня меня кто-то похитил.
Вот так – ни здрассьте, ни до свидания, не было ничего такого, что случается обычно, не хватали на улице, не запихивали в машину, не оглушали ударом, не зажимали рот, не связывали, не поили в баре какой-то дрянью, не… много всяких – Не.
А вот похитили.
Все так обыденно, так просто, просыпаюсь – а меня нет.
Нет.
Я еще подождал немного, ну, мало ли, может, вышел куда, в магазин, или утром по парку пробежаться (ха-ха, не смешите меня, можно подумать, кто-то когда-то видел, как я по парку бегал) – нет, время шло к двенадцати, меня не было.
Дрожит телефон.
– Алло, слушаю.
– Я стесняюсь спросить, вы на работу-то собираетесь?
– Так меня… меня нет.
– То есть?
– Ну… украли меня… или я не знаю, что…
– А-а-а, это дело серьезное… в полицию обращались?
– Да… вроде три дня ждать надо…
– Чушь собачья, три дня ждать, живо в участок, слышите меня? С этим шутить не надо… у меня так племянника убили…
– Ну а с чего вы взяли, что вас именно украли?
Смотрю на следователя, понимаю, что ответить мне нечего.
– Ну… слушайте, я себя знаю, я сам просто так уйти не мог, вот так вот, ни здрассьте, ни до свидания…
– Ну… увлечения, интересы у вас какие-то были, чтобы вот так уйти?
– М-м-м… да нет…
– А то у нас случалось, вот подросток пропал, оказалось, он в морское училище поехал…
– Да какое там морское училище, я от воды как черт от ладана…
– Ну, не в морское…
– Да не мог я… слушайте, честное слово, украли меня!
Следователь откашливается:
– Вот что, не бывает так… один должны были требования какие-то выдвинуть… кто похитил… миллион долларов там… или самолет…
– Да где ж я возьму…
– …да нигде не возьмете, найдем мы похитителей… найдем…
Вечером я не вернулся. Наутро тоже. А еще на следующий день случилось вот что…
– …они выдвинули требования.
– Что, простите?
– Они выдвинули требования…
– И… что они хотят?
Сглатываю:
– Это… это немыслимо…
Следователь хлопает ладонью по столу:
– Что? Они? Требуют?
– Они требуют… чтобы я пошел на ракетостроение…
– Ну, так в чем проблема, идите!
– Э-э-э…
– …слушайте, вы хотите, чтобы вас вернули или нет? Или добиваетесь, чтобы убили вас ко всем чертям?
Давлюсь собственным голосом.
– Ну, честное слово… из меня ракетостроитель, как…
– …да и из меня тоже. Ну а вы что, хотите, чтобы убили вас?
– Да понимаете… ну, в детстве баловался, придумывал что-то, даже это, ракету сочинил, которая быстрее скорости света летает…
– Вот и займитесь этим.
– Так это вся жизнь уйдет…
– …слушайте, вы хотите, чтобы вас живого вернули, или нет?
– М-м-м-м…
– Ну, так и вперед, и с песней… не боги горшки обжигают, выучитесь…
– Слушайте, они озверели вообще…
– Кто озверел? – следователь настороженно смотрит на меня.
– Эти… похитители…
– А что такое?
– А то… они же теперь что потребовали…
– Слушайте, если вы хотите жить, выполняйте все, что они скажут.
– И тогда… меня отпустят?
– Должны.
– Думаете?
– Уверен… обычно отпускают, если все сделать, как скажут… Так что они вам велели-то?
– Не поверите… чтобы я с шашлыком завязывал.
– В смысле?
– Ну… в смысле, чтобы шашлык есть перестал.
– Так перестаньте, делов-то!
– Ну, вы и сказанули, делов-то! Да это можно сказать, смысл жизни… вот так вот… угольки разжечь, мяско замариновать…
– Ой-ой-ой, душу не травите, мне еще работать и работать, до выходных, как до Второго Пришествия… дело-то ваше, только хотите, чтобы вас живого вернули, так слушайтесь…
Понимаю, что нужно слушаться.
Звякает что-то в пустом доме.
Прошибает холодный пот, вот черт, а я был уверен, что в доме никого нет.
Буквально – никого, потому что меня украли.
Обхожу дом – медленно-медленно, шаг за шагом, готовый каждую минуту получить удар по макушке, – не сразу вижу конверт на полу в прихожей, не сразу понимаю, что звякнул почтовый ящик.
Кидаюсь к конверту, тут же спохватываюсь, дрожащими руками натягиваю перчатки, дрожащими же руками беру конверт.
Разворачиваю.
На ковер падает альбомный листок, узнаю какие-то свои юношеские каракули, рисовать пытался, я и не думал, что этот листок живой еще, а вот нате вам, выпал, дракон какой-то, башня какая-то, понять бы еще, что это значит…
– …ну, тут сложно… на востоке дракон олицетворял добрые силы, мудрость, процветание… А вот в западной культуре дракон, наоборот, считался абсолютным злом…
– А башня?
– Ну, башню тоже можно трактовать по-всякому, например, желание возвыситься, подняться над всеми… или желание спрятаться от проблем, укрыться в башне…
Обреченно смотрю на следователя, понимаю, он тут мне ничем не поможет.
– А если… таро какое-нибудь, к астрологу к какому-нибудь обратиться?
– Тут к психологу, скорее…
– А он-то тут зачем?
– Ну как же… это ж ваш рисунок, вы лучше себя знаете… вот и поди, разбери, что вы там нарисовать хотели, отношения с отцом там или обиду на мать… Из-звините, это я так, к слову… нет, правда, было такое, подросток один пропал, отец, крутой бизнесмен, всех на уши поставил, а потом на рисунки парня этого посмотрели, там все сплошь он с матерью на рисунках… в деревне… Вот там-то его и нашли…
– Ну а я себя, значит, в башне искать должен с драконом, да?
– Ну, не буквально… но думайте, думайте…
Думаю, думаю. По дороге домой не удерживаюсь, парк пронизывает крепкий шашлычный дух, почем-почем-почем, да вы без ножа режете, куда такие цены, ладно, давайте, что с вами поделаешь… вонзаю зубы в сочное мясо, м-м-м-м, счастье есть…
– …это… это что еще такое?
Оторопело смотрю на кусок окровавленного мяса в запечатанном пакете, это что-то новенькое…
Следователь прищуривается:
– Скажите… вы его условия не нарушали?
– Чьи… условия?
– Похитителя, чьи же еще!
– Э-э-э…
– ….нарушали?
– Ну… один раз всего…
– …да им какая разница, один, не один! Что сделали?
– Шашлычок… это…
– Ну, вот вам и шашлычок ваш…
Смотрю, все еще не могу понять, что я вижу.
– Ну а что, по-вашему, делают похитители, если вы нарушаете правила игры?
Догадываюсь. Но все еще не верю.
– …начинают по кусочку отрезать от похищенного, что еще-то? Вот вам результат.
– Мой… палец?
– Ну а сами посмотрите, сильно это на палец похоже?
– М-м-м-м…
Наконец, не выдерживаю:
– Что это? Что это, черт возьми, такое?
– Желчный пузырь ваш, не узнали?
– Да что-то раньше никогда не видел…
– Да уж могли бы догадаться по тому, как вас порезали…
– Черт… а что они в следующий раз отрежут?
– А это от вас зависит, будете вы их слушаться, или нет…
Холодеют руки…
– …да не бойтесь вы, обычно всех возвращают…
Сжимаю зубы. Утешил так утешил. Возвращают. Следователь начинает вспоминать какие-то примеры, вот тоже украли, вот тоже было ни слуху, и ничего, вернули…
…спохватываюсь.
– А я понял, чего они этот листок мне подсунули…
– И чего?
– А я раньше рисовать пробовал… комиксы всякие, драконов всяких… бросил потом…
– Вот как?
– Ну… теперь, похоже, придется снова начать…
– Придется.
– Да они охренели, это мне и там, и там…
– Ну а что поделаешь…
Взрываюсь:
– Да вы что, похитителя найти не можете?
– Ищем… ищем…
Сжимаю кулаки, ищут они, ни черта они не ищут…
Ни черта…
…ну, кому там неймется, некогда мне, некогда…
Телефон надрывается, а ведь неймется же кому-то, блин, сказал же всем, сказал же, не трогать, не трогать меня, пять секунд до старта, стальная башня готова взмыть в небо, расправить крылья, ощериться стальным драконом…
Жму на зеленую клавишу, черт бы вас всех побрал…
– …слушаю…
– …мы по поводу похищения звоним…
Падает сердце. Вот так. Похищение. Похищение, о котором я уже и думать забыл, по инерции развешиваю объявления, разыскивается, разыскивается, разыскивается, по инерции звоню в полицию, чтобы услышать – ничего не нашли…