Следующее января

Алчеп

Алчеп роняет корону.

Нет, не роняет.

Бросает.

Отталкивает от себя со всей силы.

Корона летит в одну сторону.

Алчеп в другую.

Так есть.

– Ни с места!

Алчеп целится в незнакомца, незнакомец поднимает руки:

– Стою… стою…

– Вот и не двигайтесь… не двигайтесь…

Незнакомец обижается:

– Боитесь вы меня, что ли?

Алчеп фыркает:

– Боюсь, конечно.

– Да это я вас, сударыня, бояться должен, вы же меня сожрете…

– И не собираюсь.

– Так и я с вами делать ничего не собираюсь, что всполошились-то?

Алчеп оглядывает незнакомца. Осторожно спрашивает:

– А вы чем занимаетесь?

– Ну… тем же, чем и вы.

– Так-так… а я, по-вашему, чем занимаюсь?

– Пространство изучаете, что здесь еще делать-то можно.

– И что же именно?

– Ну… сюда приходят те, кто думают… что искривленное пространство может мыслить…

– Верно говорите, – Алчеп наконец-то опускает оружие, незнакомец заходит.

– Пачел, – представляется он.

Так будет.

– Крылатая! Крылатая!

В Алчеп летят камни.

Потому что – крылатая.

Потому что нельзя так.

Потому что… ну, просто, нельзя – потому что нельзя.

Вот камни и летят в Алчеп.

– Крылатая!

…так было.

Алчеп видит будущее, которое никогда не случится, Алчеп видит, как она спускается на незнакомую землю, зарывается в глубину, хоронит себя заживо.

Навсегда.

Так не будет.

Алчеп кланяется королеве, Алчеп королеву толком не видит, королева начинается здесь, а кончается где-то там, там.

Алчеп королеву боится.

Алчеп тихонько говорит самой себе, что она такой не будет.

Никогда.

Потому что.

Ну, то королева, а то Алчеп.

Так было.

Коронуют Алчеп.

Потому что у неё крылья.

Алчеп гордится, уж теперь-то Алчеп покажет им всем… всем… которые камни бросали… которые…

Алчеп поправляет корону, расправляет крылья.

Поднимается в небо, выше, выше, Алчеп холодно, Алчеп знает – так должно быть. Еще выше Алчеп хватает воздух, воздуха нет, так должно быть, чтобы воздуха не было.

Алчеп делает последний выдох.

Взмахивает крыльями.

Поднимается над миром, выше, выше, выше.

В звезды.

Так тоже было.

– Ни с места!

Алчеп целится в незнакомца, незнакомец поднимает руки:

– Стою… стою…

– Вот и не двигайтесь… не двигайтесь…

Незнакомец обижается:

– Боитесь вы меня, что ли?

Алчеп фыркает:

– Боюсь, конечно.

Алчеп боится, еще бы не бояться, потому что она – Алчеп, а он – он, и между ними что-то должно случиться, а потом Алчеп должна его съесть, а потом похоронить себя заживо на чужой земле.

Он тоже боится.

Так будет.

…ученые до сих пор не пришли к единому выводу, откуда взялась величайшая из цивилизаций, которая впервые вышла на контакт с разумным искривлением пространства. Кто-то предполагает, что её основали потомки примитивных видов, которые раз в тысячу лет выпускают в космос крылатую особь для освоения новых планет…

Так тоже будет.

Алчеп наклоняется над приборной панелью, смотрит на сигнал на экране.

Зовет Пачела.

Смотри…. Смотри!

Смотрят на сигнал, прикасаются друг к другу плечами, как будто электрическая искра пробегает между ними, Алчеп смотрит на Пачела…

…отстраняются.

Алчеп пытается понять сигнал, идущий из пустоты, Пачел пытается шифровать, вот эти всполохи повторяются чаще всего, это может быть «О», Алчеп не согласна, какое О, у них и алфавит другой, и все другое…

…так будет.

Так будет?

Так будет – говорит себе Алчеп, говорит и понимает, что не все будет, и не сразу, огромный путь будет от бесцельного скитания по вселенной до поиска иных миров, сейчас нужно найти таких, которые думают, но таких, которые не коронуют, которые не назовут Алчеп королевой…

Так есть.

Алчеп машет крыльями, сильнее, сильнее, сильнее, крылья не слушаются, что такое, почему не слушаются, почему холодно, не должно быть холодно.

Алчеп засыпает.

Вернее, хочет так думать – засыпает.

Так есть.

– Ни с места!

Алчеп целится в незнакомца, незнакомец поднимает руки:

Стою… стою…

– Вот и не двигайтесь… не двигайтесь…

Незнакомец обижается:

– Боитесь вы меня, что ли?

Алчеп фыркает:

– Боюсь, конечно.

Алчеп боится, еще бы не бояться, потому что она – Алчеп, а он – он, и между ними что-то должно случиться, а потом Алчеп должна его съесть, а потом похоронить себя заживо на чужой земле.

Он тоже боится.

Так не будет.

Не будет…

История про кошку, которой не было. Истории. Или кошки

…кошка была всегда, кошка была единственная, кто не зависел от…

…от…

…я не знаю, от чего, я не могу это выразить. Иногда она сидела перед нашим домом, иногда – перед соседним, иногда пропадала куда-то, иногда сидела возле дома напротив. И что-то подсказывало мне, что это была одна и та же кошка.

Одна и та же.

Как будто у нас могло такое быть.

Но все по порядку.

По утрам я выходил из дома, чтобы отправиться в школу. Я спускался по ступенькам крыльца, а слева от нашего дома был точно такой же дом, из которого выходил точно такой же я. Я уже знал, что попытки помахать рукой другому мне не увенчаются успехом – он отворачивался и махал рукой тому мне, который был еще левее, а тот махал еще более левому, а я не успевал развернуться и посмотреть, как машу себе я справа от меня.

Иногда мы менялись, я шел в дом левее или правее, иногда я переходил улицу, чтобы вернуться вечером в дом напротив.

И только кошка была одна-единственная.

Я не знал, почему.

Когда наступали холода, кошка приходила ночевать в каком-нибудь из домов. Мы считали это большой честью, когда приходила кошка, пускали её в дом, давали говяжью вырезку.

Кошка была всегда.

И кошка была одна.

Дальше здесь должна быть какая-нибудь история, как кошка, например, пропала, и мы все объединились, чтобы её найти. Только такой истории не будет, потому что кошка никуда не пропадала, каждый вечер она приходила к какому-нибудь дому. Или история про то, как кошка однажды обернулась, как будто звала меня за собой, и я пошел за ней, а там… …а там что-то было. Но такого тоже никогда не происходило. Пару раз я пытался наблюдать за кошкой, но ничего особенного не происходило, она шастала по улицам, останавливалась перед каким-нибудь домом, чтобы её накормили или впустили, гонялась за бабочками или опавшими листьями в зависимости от сезона…

Если вы спросите меня, что я делал в школе, я отвечу вам – не знаю. Если бы вы спросили моих родителей, что они делали на работе, куда они вообще шли, когда покидали дом – они не знали. Точно так же моя сестра ничего не знала о том, куда она уходит. Мы никогда не задавали себе таких вопросов, для нас это было естественным, как свет луны, днем тусклый на туманном небосводе, ночью яркий, как индейка на Рождество, как вечерний чай, как есть, как спать…

…когда мне исполнится восемнадцать, я уеду в большие города, буду испуган и ошарашен обилием разных домов, бешеным ритмом городской жизни… И уже потом, где-нибудь лет в тридцать я попытаюсь найти свой родной городок, и мне скажут, что городка с таким названием нет, и никогда не существовало…

Следующее января

Сегодня сын начал подтаивать – не сильно, а так, слегка, – сквозь его руку был виден чайник на столе и кусочек окна. Артур еще подумал, что рановато началось, обычно хватало на месяц, ну хотя бы на двадцать дней – а тут нате вам, через неделю.

– Ну что ты на меня так смотришь, а?

Это не сын, нет. Это говорит Элла.

– Как так?

Артур не понимает.

Элла смотрит на собственную руку, сквозь которую видна лестница на второй этаж и комодик, а что в комодике, толком никто и не знает, сто лет не заглядывали.

– Ну, мы виноваты, что ли, что вот так? Виноваты, да?

– Нет, нет, ну что ты…

– А что тогда смотришь так?

– Дорогая, тебе скандал нужен, или что?

– Да ничего мне не нужно! – Элла хочет хлопнуть ладонью по столу, ладонь проходит насквозь, – ни-че-го!

Выбегает из столовой в левую гостиную. Сын обреченно смотрит на Артура:

– Пап, да видишь же, она…

– …да вижу, вижу…

Сын хочет вытащить из шкафа какую-то книжку, надо же, в кои-то веки за бумажные книги взялся, – не может, рука проходит насквозь, наконец, книжка падает на ковер, сын пытается поднять, не может.

Сын. Почему-то у него нет имени, почему-то в памяти он остался просто как сын, еще спорили с Эллой, еще выбирали, Максимилиан, Эдуард, Мэтью, все было какое-то не то, потом было что-то в метрике, в паспорте, Артур не помнит, что именно. Надо бы посмотреть, только в метрике-паспорте уже не посмотрит, а свидетельство о смерти затерялось куда-то, кстати, может, в том комодике и лежит…

Артур подхватывает книгу, раскладывает на столе, хочет листать сыну страницы, тут же понимает, что сын читать и не собирался, хотел проверить, может он еще что-то взять в руки или нет…

Сквозь силуэт сына видно окно, и снег идет, что-то многовато за зиму намело…

Артур обреченно набирает на сайте:

ВАКАНСИИ

ТРЕБУЕТСЯ ГОРНИЧНАЯ…

ОТПРАВИТЬ…

– Ну, пап, мы пошли.

Вчера был январь, сегодня июньское утро. Кто-то как будто издевается над Артуром, снова и снова подсовывает это проклятое утро, и на календарь можно не смотреть, пятое июня, проклятое утро, солнце светит, Элла заходит в столовую, сейчас про заморозки скажет, и что розы холодом побило, так и есть, про заморозки говорит, и про розы. В первый раз Артур ей ответил, и что и без неё тошно, а тут она еще со своими заморозками, в этот раз Артур только кивнул, ну что ты, мы тебе новые розы купим, посадим…

– Да что это с тобой?

Это Элла.

– Да ничего… новые купим…

– Случилось чего?

– Ну, вот… розы холодом побило…

– Ты… ты чего так?

Алан вспыхивает:

– А тебе что надо, чтобы я тут разорался, что не до тебя мне, а тут ты со своими розами?

– Вот я так и знала, что тебе до меня дела нет!

– Ну, пап, мы поехали…

Артур машет сыну рукой.

Элла хлопает дверью.

В этот раз они поехали вместе в какой-то маркет за розами.

Артур уже знает, что будет дальше.

Артур ждет.

Надо чем-то занять себя, только вот чем, плохо, что выходной, даже на работу не поедешь, почитать что-нибудь, что ли, Артур видит, что в шкафу не хватает одной книжки, так и есть, лежит на столе, как лежала вчера. Кто-то, кто меняет реальность, не уследил…

Артур идет в правую гостиную, щелкает пультом, переключает каналы, смотрит на часы, ждет половины третьего.

…нет, в половине третьего в новостях еще ничего не будет, будет попозже, часа в четыре, авария на трассе…

Артур еще ничего не делает, он еще и не должен ничего делать, ему только вечером из морга позвонят, скажут…

Вечером звонят из морга.

Говорят.

…Артур ложится спать, просит кого-то, не знает, кого, чтобы завтра было четвертое июня, ну пожа-а-алуйста, они всей семьей куда-нибудь выберутся, да хоть бы вон, в ближайший лесок, на травке посидеть, чайку попить из термоса, сын, хорош в телефоне своем ковыряться, не знаю я, что значит скроллить, нет такого слова, ну, у нас не было, хорош уже, хоть на мир посмотри, что значит, что ты тут не видел, ничего ты тут не видел…

…утром идет снег. Много снега в этом году.

Артур спускается на кухню, щелкает чайником, спохватывается, что чайник пустой, вот черт, а прислуга на что, а эти все, (это Элла с сыном – эти все), хоть табличку вешай, кто последний допивает воду из чайника, наливает снова… Артур спохватывается, что кроме него, Артура, тут кофе пить некому, наливает полный чайник, в который раз думает, надо бы кофемашину какую, в который раз думает – на хрена…

В столовой мелькают тени, тень сына, тень жены, черт, а ведь просвечивают, просвечивают, надо действовать, надо спешить…

Чер-р-рт…

Сын хочет перевернуть страницу книги, не может. Артур не выдерживает, идет к сыну, листает, читай, давай, чего ты… это ж про этого… с индейцами он там… в Америке… как же его… не помню…

Сын начинает читать зачем-то вслух, Элла садится рядом, слушает, совсем Элла притихла, сидит, теребит шаль, надо бы камин разжечь, интересно, чувствуют они камин или нет…

…колокольчик на двери.

Артур спешит в холл, долго возится с замком, иду, иду, щас, щас, кого там в такую погоду черт при…

– …а я по объявлению.

– А-а-а, горничная… Пожалуйста… проходите… опыт работы-то есть?

– Ну-у-у…

– Нету? Ничего, научим… я тоже на первую работу пришел, в резюме наврал, что все умею, а сам смотрю на это на все как баран на новые ворота… Ничего, выучился… Ладно, не буду вам собеседование устраивать, это благоверная моя допрашивать любит, каким средством чашки мыть, а каким тарелки, а каким бокалы, а в чем трусы замачивать… дозамачивалась, что они у неё растворились все в тазу… Мне-то без разницы, чего вы там в стиралку насыплете, чего в посудомойку… Ладно, пойдемте на кухню, курчонок у меня там лежит, вот вы мне его и запечете, вот и посмотрим, как оно у вас получится… да не бойтесь вы так, не укусит он вас… не боги горшки обжигают, справитесь… Так-то вы не смотрите, что у нас тут дворец целый, раз в неделю пылесосом пройдетесь, и хорошо… Людей-то в доме полтора человека, я, да жена с сыном… да н бойтесь, сыну двадцать уже, уже не в том возрасте, когда дом за ним по сто раз в день отмывать надо… Что, холодновато у нас? Ничего, сейчас чайку сообразим… курчонка…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.