– Надо же. Вот и всё его чувство долга перед своим народом.
– Наследный принц занят…
– А я изнываю от скуки. Но никто не видит, чтобы я прятала под подолом убийц и расправлялась со шлюхами. Или, может, мне стоит этим заняться, а, Аеси? Тебя, я вижу, проказы мальчиков беспокоят совсем не так, как проступки девочек?
– Но вы женщина, принцесса. Причем несравненная.
– Прибереги эту лесть для жены или для рабынь. От женщин вокруг тебя впечатление всегда двоякое, сразу и не разберешь, кто есть кто.
Кое-кто неосмотрительно хихикает; в частности, принц, перед которым кое-кто не прочь позаискивать. Аеси резко оборачивается, и все мгновенно стихают, кроме опять же принца. Выставив крысиные зубки, он хихикает так долго, что принцессе приходится прожечь его взглядом.
– А уж мой отец занят и подавно. Ах, если б наш наследный принц был занят так, как он! Аеси, а не зреет ли в нашем королевстве измена?
– Пока нет, ваше высочество, – с наклоном головы отчеканивает канцлер.
Всё это время Соголон смотрит ему в спину. А он выпрямляется и смотрит резко вбок, словно пытаясь заглянуть себе за спину, как будто ловит ушами звуки музыки. Негромко кашлянув, Соголон вызывает новый поворот головы.
– Король днями погружен в свои думы, не так ли? – продолжает размышлять принцесса. – О, чего бы я только ни отдала, чтобы жители Фасиси могли разговаривать свободно! Пускай хотя бы в этом зале. Думаю, его пространства достаточно.
– Они говорят так, как потребно тебе, дражайшая принцесса, – со смешком отвечает принц.
– А дражайший принц у нас сегодня глух? – язвит в ответ Эмини.
– Я слышу всё, дражайшая принцесса, – отвечает тот, но ее взгляд уже устремлен на толпу придворных.
– Каковы нынче подношения от наших друзей? – интересуется она.
Кеме с семикрылами теснятся вбок и увлекают с собою госпожу Комвоно. Соголон умещается между двух женщин с породистыми носами и в золоченых платьях. После этого и бо€льшую часть дня к тронному возвышению подходят люди, ставя там сундуки, сумы, мешки, коробы, бочонки и клетки. Туда же приносят живность, птиц и умильных лошадок, маленьких, как кошки, а еще двух мальчиков, которые умеют превращаться в животное, доселе не виданное ни на Севере, ни на Юге. Принц из Калиндара, который не может доказать, что он принц, является с предложением руки и сердца, что заставляет принцессу смеяться и спрашивать, знает ли он, что она замужем. Весь двор ахает, а принц Мажози злобно шипит, когда этот наглец говорит, что знает, но жениться всё равно готов.
Принц Мажози умоляюще смотрит, чтобы принцесса что-нибудь сделала, но та со смехом говорит:
– Кроме того, мой муж – это ответственность моего отца, но никогда не знаешь, милый принц, как оно всё обернется. Ведь все мы люди, а жизни людей способны меняться в одночасье.
И она машет незадачливому жениху рукой, подмигивая и игриво улыбаясь.
Еще приходят люди с дарами из земель за Бурным морем и Песочным морем, а последний из них пахнет миррой, которую приносит. Соголон тревожится за хозяйку, которая явилась с таким же подношением.
– Думаю, этим я на сегодня ограничусь, – милостиво говорит принцесса. – Мой покой уже переполнен вашими дарами и петициями.
– Ваше высочество, еще хотя бы несколько.
– Хорошо. Еще одно.
Аеси растопыривает в поклоне руки:
– Как вам будет угодно.
Соголон кажется, что это уже слегка перебор, хотя непонятно, чего именно.
– В наш круг придворных возвращается госпожа из дома Комвоно, – возвещает он, и хозяйка, не дожидаясь понуканий, спешит вперед. Перед троном она застывает в глубоком поклоне.
– Откуда она возвращается?
– Из Конгора.
– Из такого далека? Это же месяц и еще четверть луны! Почему тебя здесь не было? Что за причина?
– Я… если, если это будет угодно вашему высочеству… – теряется госпожа Комвоно, теперь уже в смятении оглядывая придворных. Она поворачивается и смотрит на Аеси, словно взывая о помощи.
– Госпожа Комвоно рада снова быть с нами, – медоточиво произносит Аеси.
– Что рада, это хорошо. Но почему она ушла? Ведь ты уже была однажды при дворе? Была, затем ушла, теперь вот снова воротилась. Вопрос-то несложный.
– Это было до того, как вы взросли до выполнения ваших королевских обязанностей, ваше высочество, – напоминает Аеси.
– Что-то вы очень уж долго отвечаете на мой вопрос. Вы оба.
– Придворная дама Комвоно…
– Комвоно, Комвоно. Кажется, припоминаю… Ах да, вспомнила.
Принцесса умолкает и долго раздумывает, поглядывая то на хозяйку, то куда-то вдаль.
– Ты та, что была отлучена. Моей матерью, насколько я помню.
Госпожа Комвоно вновь склоняет голову.
– Придворная дама…
– Пусть скажет сама за себя, Аеси. Или тебе в удовольствие, что я постоянно тебя пресекаю? Что ж, госпожа придворная дама, корона и двор приветствуют тебя.
– Благодарю вас, о высочайшая!
– Высочайший – это мой отец. У меня рост и вес значительно скромнее.
– С позволения вашего высочества, грустны и прискорбны были мои годы вдали от двора. Бессчетно дней провела я в муках и страхе, тоскуя по свету королевского присутствия. О скорбь моя, о боль раскаяния! Мой покойный супруг…
– Я как раз собиралась спросить тебя, где же он, тем более что приглашение высылалось на имя мужа, а уж он привел бы сюда свою жену или кого еще. До этих пор никто здесь и не знал, что ты вдова. Неужели ты думала, что мы бы не выслали второе, с учетом изменившихся обстоятельств?
– И в мыслях такого не было, ваше высочество!
– Значит, ты поступила неправедно. Правила задают боги; нам же остается лишь следовать им со всем тщанием, верно? Хотя порой приходится обходиться без них. Взять, например, твой случай, придворная дама. Приглашение было на твоего мужа и того, кто прибудет с ним, а видим мы тебя, причем без него. Ну а поскольку ты и словом не обмолвилась о его кончине, то можно заключить, что сделала ты это умышленно – проще говоря, совершила подлог. А поскольку то приглашение исходило от монаршей милости, то ты, по сути, солгала Королю. Ну а ложь Королю, госпожа придворная, по всем законам карается смертью. Но как я уже сказала насчет правил, иногда их приходится как-то обходить, верно?
– О да, да! Да, наивысочайшая!
У Соголон мелькает мысль, не обмочилась ли сейчас хозяйка. А что, неудивительно, при таком-то грозном раскладе.
– Но мать моя почила, а отцу сейчас не до этого. Боюсь, из королевской семьи здесь нет никого, кто хранил бы об этом злопамятство.
