ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН ПЛЮС. Откровенная поэтическая энциклопедия нашей жизни
Искать любую Пенелопу
Ты должен средь родных могил.
Ведь ты и так здесь наследил.
50.
Придёт ли час твоей свободы?
Задумал эмигрантом стать?
Так знай: здесь выйдешь ты из моды,
А там уж славы не снискать!
Тебе приелся скучный берег
России мрачной (ты ж холерик!)
И Африка тебе милей,
Где сердцу будет веселей?
Да если чем-то здесь ты связан,
Брось подло об Отчизне ныть,
Поэтом здесь ты должен быть
И патриотом быть обязан!
Смени же курс своих ветрил,
Добавь поэзии чернил!
51.
Онегин был готов с Поэтом
Искать вдали чужой причал,
Но тут простился с белым светом
Отец его и всё сломал.
Вмиг налетели кредиторы,
Сказать по правде, аки воры,
И оказался наш герой
С пустым наследством за спиной.
Однако не было печали
В глазах Евгения в тот миг,
И не издал он слёзный крик,
Так как ему уж намекали,
Что где-то в спрятанной глуши
И дядя ждёт помин души.
52.
Вдруг получил он в самом деле
Известье это (помним мы!)
С наследством дяди на прицеле,
Его спасавшим от сумы́.
И больше всех молил он бога,
Чтоб привела его дорога
Не к остывающему лбу,
А на прощальную гульбу.
Творец услышал обращенье:
Когда вошел Евгений в дом,
Там был лишь дядюшкин фантом
И траурное угощенье.
Убережёт ли нас судьба
От доли смертного раба?
53.
Нашёл он полон двор услуги
И рой неведомых гостей,
Желавших, чтобы их потуги
Учли в раздаче должностей.
Теперь ведь сельский наш пришелец –
Заводчик и землевладелец,
А не скучающий мажор,
Любимец женщин, друг обжор.
«Как хорошо, – решил Евгений, –
Что эти бóрзые друзья –
Совсем не дядина семья
И из наследства подношений
Не будет требовать она,
Хоть и не в меру голодна!»
54.
Два дня ему казались но́вы
Курятник, хлев, конюшня, двор,
Собачка, гусь, навоз, коровы,
Кругом заснеженный простор.
Но вскоре понял наш хандрёнок:
Ему нет дела до бурёнок
И до лесов, полей и рек,
Где вольно дышит человек;
Он явно не предприниматель
И заниматься этим лень,
Он больше неподвижный пень,
Не дядин вовсе продолжатель;
И как же скучно здесь ему,
Младому парню одному!
55.
Поэт рождён для жизни мирной,
Чтоб не тревожило ничто,
Чтоб на столе свинины жирной
Была тарелка и грамм сто;
Чтоб вдохновенье приходило,
С каким ему работать мило;
Чтоб в голове, как марша гром,
Ритмический жил метроном;
Чтоб каждый день была суббота
И не болело ничего;
Чтобы не видеть никого,
Пока грызёт одна забота,
Как написать свою строфу
И не сказать потом «тьфу-тьфу!»
56.
Цветы, любовь, деревня, праздность –
Вот в жизни что ценил Поэт,
Онегин эту буржуазность
Отчасти принял, частью – нет.
Так что хоть в этом измеренье
При очень близком рассмотренье
Два друга с этой стороны
Порою не были равны.
И если кто-то смог увидеть
Поэта созданный портрет
В Евгении, то здесь навет,
Так как его всегда обидеть
Желающие есть у нас
За то, что в лирике он ас.
57.
Замечу кстати: все поэты –
Сентиментальная семья,
Поют и пишут и сонеты,
И оды, полные вранья.
Но более всего смакуют
И как художники рисуют
Одну лишь тему про любовь,
Когда её завидят вновь.
Увидит стихоплёт брюнетку,
Запомнит образ он её,
Проснётся утром: ё-моё,
Готов стишок про ту рунетку,
Которой имя не спросил
И гонорар не заплатил!
58.
Чей взор, волнуя вдохновенье,
Ему приснился в эту ночь,
Каких натурщиц наважденье
Прогнать он не пытался прочь?
Да не убудет полк красоток,
Чей образ не настолько кроток,
Чтоб не поймать того ловца,
Кто мастер острого словца
Иль кто хозяин гибкой кисти,
Готовый вмиг нарисовать
Или из гипса изваять
Шедевр для «Сотби» и для «Кристи»
И гонорары получать
Процентов, эдак, двадцать пять!
59.
Прошла любовь, явилась Муза,
Меня стихами увлекла,
Она мой крест, но не обуза,
Чего хотела, то нашла.
С Поэтом я набил здесь руку,
Послушным ритму стал и звуку,
Вступил с ним в пламенный союз
Стихов, скрепленный силой уз.
Теперь готов идти я дальше,
И мне даёт ориентир
Непревзойдённый мой кумир,
Лишённый ханжества и фальши.
Я полон страсти и огня,
Преграды нет здесь для меня!
60.
Я думал уж о форме плана,
Что мне позволит тонко свить
В плену сюжетного тумана
Свою лирическую нить.
Закончив восемь сотен строчек,
Неплохо съесть трески кусочек,
Чтобы чуть-чуть передохнуть
И, может, до утра заснуть.
Пойдём ли мы на продолженье
Едва законченной главы,
Читатели, решите вы.
Для этого смотри Введенье
И представляй, как наяву:
Писать ведь не одну главу.
Глава вторая
1.
В деревне, где скучал Евгений,
Колхоза не было ещё
И рост бунтарских настроений
Все обсуждали лишь общо́.
Здесь жили при феодализме
И крепостном абсолютизме,
И сам народ не знал тогда,
Как быт изменят и когда.
Хозяин новый жил в усадьбе,
Не зная, чем себя занять
И как же на судьбу пенять,
Совсем не думая о свадьбе,
А лишь витая в облаках,
Как барышня в младых годах.
2.
Почтенный за́мок был построен
Сто сорок девять лет назад
И к юбилею перекроен
Как петербургский Летний сад:
Дворец, бассейн, фонтан, скульптуры,
Ограда фейковой культуры,
Фигуры чудищ и людей
Среди диковинных зверей.
А в комнатах полно портретов
Малоизвестных мастеров,
Намалевавших тьму холстов
Вождей, писателей, поэтов,
Прославивших прошедший век,
Растаявший, как вешний снег.
3.
Герой в покоях поселился,
Где дядя жил, как царь и бог,
И вёл финансы, но не спился,
Хоть стал в годах здоровьем плох.
От дяди во дворце осталось
И всё наследнику отда́лось,
Что нужно было старику,
Вдовцу, купцу, холостяку:
Диваны, стулья, стол и кресла,
Шкаф с батареей местных вин,
Фортовый лондонский камин,
Где холодами грел он чресла.
Теперь весь этот антураж
Освоил новый барин наш.
4.
Один среди своих владений,
Чтоб сбросить нудную хандру,
Посредством долгих размышлений
Решил затеять он игру.
Поклонник тайный якобизма
И прочего либерализма,
Он с крепостного мужика
Ярмо снял рабского быка,
Оставил лишь налог фискальный
И отучал деревню пить,
Заставив барство говорить,
Что этот дурень ненормальный,
Столичный странный пришлый сэр –
Французский révolutionnaire.
5.
Сначала все к нему езжали
Испить вина не по звонку,
Но только больше нагоняли
На парня мрачную тоску.
Когда же это всё достало
И более не умиляло,
Он объявил гостям бойкот,
Сбегая через чёрный ход,
Лишь только бы не видеть лица
Таких назойливых господ,
Не знающих других забот,
Кроме желанья веселиться,
Пока страдающий народ
Мозолью добывает МРОТ.
6.
В свою деревню в ту же пору
Боярин новый заглянул,
Подвергнуть строгому надзору
Труд управленческих акул.
Он звал себя Владимир Ленский,
Имел билет студента членский,
Поэт, философ, шахматист,
По взглядам антироялист.
Его все ФИО так похожи
На чьи-то, просто зуб даю!
Встряхну-ка память я свою!
В мозгу всплывают два вельможи:
Один – «слуга», другой речист,
Один был вождь, а тот – артист.
7.
От хладного разврата света,
Что так Онегина сдавил,
Владимир в образе эстета
Ещё совсем не пригубил.
Он, из мечтателей мечтатель,
Был смысла жизни изыскатель,
В любовь и дружбу верил он
И ими не был удручён.
Не будем юного поэта
Разочаровывать пока.
Дай бог Евгения тоска
Его не выключит с рассвета,
Когда как будто невзначай
Не хочется скакать на чай.
8.
Он верил, что душа родная
Его ждёт где-то, как сестра:
Актриса, может, заводная,
А может, фрейлина двора;
Что все друзья, как мушкетёры,
Известные всем бузотёры
Атос, Портос и Арамис,
Искать не будут компромисс,
А вмиг свои достанут шпаги
И с криком: «Все за одного!» –
Хоть в сито превратят того,
Кто встанет на пути отваги,
А также честь заденет тех,
Кто знает клич: «Один за всех!»
9.
Негодованье, сожаленье,
Любовь, мечта, бравада, честь –
Всей массы чувств переплетенье
В его душе не перечесть.
Он был природным менестрелем
С всегда заполненным портфелем
Баллад, романсов, стансов, од,
От коих тащится народ.
И лира барда не молчала
Ни дня, ни часа, никогда
И, хоть ломалась иногда,
Затем надолго оживала,
Спать не давая молодца́м,
Деви́цам, матерям, отцам.
10.
Он пел любовь, любви послушный,
Он стал рабом земных страстей,
В мечтах своих был весь воздушный,
Пегас неведомых мастей.
Он воспевал Луну и небо,
Присущий им эффект плацебо,
Что дарит каждому юнцу
Мечтательность как чувств ловцу.
В свои всего лишь восемнадцать
Он не успел всерьёз познать,
Но брался смело воспевать,
Как старец глубоко за двадцать,
Разлуки смутную печаль,
Чуть видимую сквозь вуаль.
11.
В пустыне, где один Евгений
Был образованный, как он,
Средь деревенских поколений
Стихи лишь навевали сон.
Идиотизм крестьянской жизни
Рождал людей, что, словно слизни,
Уныло думали о том,
Как не остаться с полым ртом.
И все их скучные беседы,
Будь барин ты иль крепостной,
Вращались у земли родной.
Они все были домоседы.
Прочь поэтическую даль,
У них своя здесь пастораль!
12.
Богат, хорош собою, Ленский
Был очень лакомый кусок
Для хищниц в такт под танец венский,
Чтоб приготовить свой сачок.
Залезть в карман такой рыбёшки –
Мечта молоденькой бабёшки,
Дабы оставить без гроша
Влюбившегося малыша.
Наш лирик от затей подобных
Был чрезвычайно далеко
И в сети мог попасть легко
Очарования способных
Красавиц русских неземных,
Что в странах не сыскать иных.
13.
Но Ленский, не имев, конечно,
Идей отдать свой кошелёк,
С Онегиным сдружился спешно,
Ведь тот был не такой хорёк.
Они сошлись: пятак и пфенниг,
Футбол и регби, лом и веник.
Сошлись несхожие миры:
Мир эйфории, мир хандры.
Что можно ждать от этой дружбы,
Когда контакт катод – анод
Даёт нам PN-переход
И передатчику срок службы?
Что вдруг случайная искра́
Не доведёт их до добра.
14.
Но дружбы нет и той меж нами,
Одни сплошные миражи,
Мы налетаем, как цунами,
На вражеские рубежи.
Мы так стремимся в компаньоны,
Рабов похмелья легионы,
Что пойло дружбы пьём одно –
Лосьон с метилом как вино.
А наш Онегин одинокий
По снисхождению души
В полях затерянной глуши
Призрел поэта зов далёкий,
Припомнив, точно наяву,
Прогулки с Другом на Неву.
15.
Он слушал Ленского с улыбкой,
Но не смеялся до конца,
Чтоб так своей манерой гибкой
Никак не обижать юнца.
Он полагал, что возраст барда
(Ещё нет даже бакенбарда!)
Ему способен всё простить
И что нельзя того винить
За романтизм и за наивность,
Сентиментальность и восторг
(Об этом неуместен торг),
За молодую примитивность
Во взглядах на людской порок –
Поймёт, когда наступит срок!
16.
Меж ими всё рождало споры,
Но к дракам вовсе не вело,
Мировоззренческие ссоры
Впервые видело село.
И физике от них досталось,
Как той, похоже, не мечталось,
И математики цена
Была для них подтверждена.
Им в химию пришлось внедриться
И астрономию задеть,
Сольфеджио немного спеть,
В историю чуть углубиться.
В итоге весь спектр бытия
Объят был так от А до Я.
17.
Но чаще занимали страсти
Места в беседах молодых,
В словах Онегина – отчасти,
У Ленского – аж на двоих.