Панацея

Пролог.

Тьма всегда выглядит одинаково. Это едкий дым, проникающий в тело жертвы. Стоит испытать это хоть раз, и ты ни за что не остановишься. Никаких исключений. Запах газа будет преследовать жертву, заставляя задуматься прежде, чем зажечь спичку. Одно неверное движение – смерть.

Тьма порождается только тогда, когда негативная энергия скапливается в большом количестве. Мне это известно. Известно и то, что по преданию на пустыре вдоль леса был заброшенный храм. Теперь же передо мной руины.

Начинает смеркаться. Неужели я здесь так долго? Сжимаю потрепанный лист и думаю. Прокручиваю в голове снова и снова. Один шаг влево. Два шага вправо. И ни за что не делать шаг вперед. И уж тем более назад. Одно неверное движение и можно попрощаться с жизнью.

Если я все сделаю правильно, то окажусь у входа и там, надеюсь, получу все ответы на свои вопросы. Осталось немного.

Трава, влажная от смога, скрипит под ногами. Над кронами деревьев кружат вороны. Еще немного и я отступлю.

Один Господь знает, почему я это делаю. Хочется верить, что там то, что искала моя душа все эти годы. Хочется верить, что я делаю все это именно потому что иначе нельзя.

Отчаяние бурлит внутри. Дрожь охватывает тело. Я судорожно выдыхаю и в морозный воздух пускается пар вместе с сотней слов на латинице. Хрипы раздаются на всю округу, потому что природа замерла, предвкушая окончание обряда.

Один шаг влево. Два шага вправо. И ни за что не делать шаг вперед. И уж тем более назад.

Ветер сбивает меня с ног, прогоняет ворон и последнюю листву с голых деревьев. Все вокруг темнеет, и я откидываюсь на просевшую землю. Гремит гром. Капли хлещут в лицо. Я закрываю глаза.

Все получилось.

Глава 1.

Мне стоило больше узнать о месте обитания моих сумеречных родственников. Это было бы крайне полезной информацией, поскольку шок от брата переключился на статного жизнерадостного мужчину, который являлся моим отцом.

Он стоял на крыльце загородного поместья, держа руки в карманах, и улыбался самой лучезарной и искренней улыбкой, какую я только могла себе представить.

Солнечные зайчики мелькали по светлому фасаду здания, превращая его в театр теней. Мне потребовалось пару секунд, чтобы втянуть прохладный воздух, пахнущий уже давно опавшими листьями, и понять, что я дома.

– Будь внимательна. Не показывай эмоции. Запоминай и делай выводы, – наставляет Джексон.

Он всегда портит мне настроение.

– Давай уедем, – задерживаю дыхание, в ожидании его ответа.

Дверь черной ауди с моей стороны остается открытой, и ветер развивает мои темные локоны, сбивая жар с моего томного тела.

– Обязательно. Завтра вечером.

Разочарованно втягиваю воздух. Дверца хлопает, стоит мне отойти от машины.

– Мне не по себе, – шепчу я брату, когда он вытаскивает наши вещи из багажника.

– Кстати, пришлось рассказать отцу.

Жар с новой силой окутывает тело в силки. Джексон говорит, как ни в чем не бывало. Меня тошнит от его самодовольного каменного лица:

– Ты же говорил, что…

– Да, я говорил, – он закрывает глаза, явно успокаиваясь, и продолжает. – Я сказал, что произошел несчастный случай. Ты неудачно упала. Ударилась головой. Испугалась. Ничего серьезного, но тебе надо прийти в себя. Скидывай провалы в памяти на шок, насчет сердца… Сама придумаешь, как вы это девушки умеете.

Багажник с грохотом захлопывается.

Я вздрагиваю. Отец ждет слишком долго.

– Но ты сказал запоминать.

– Естественно. Я не сказал про твою амнезию. Только про помутнение. Улавливаешь разницу?

Киваю, но, черт, совсем не понимаю, почему нельзя было сказать о всем этом пока мы ехали.

Вопросов возникает все больше. Их количество может сравниваться разве что с количеством ударов моего сердца. Не знаю почему, но, смотря в глаза Джексона, мне всегда становится страшно. Так страшно, что холодок пробегает по коже.

Делаю вдох. Еще один. Закрываю глаза и прокручиваю слова Джексона вновь и вновь.

У нас есть три брата: Ник, Рэй и Картер. Старший брат отца, наш дядя – Эверетт. Он всегда приезжает на семейные посиделки со своей семьей. Их мать – наша дорогая бабушка – живет в поместье круглый год. Она устраивает приемы, но редко выходит из своего крыла в свободное время. Она помешана на истории рода. Единственный человек кому не лень все это записывать и искать нечто новое в старых вещицах.

Про себя отмечаю, что необходимо заглянуть к ней в гости. Она явно расскажет мне больше, чем Джексон.

Не знаю, как реагировать на холод старшего брата, на тепло отца. Не знаю, сообщил ли кто-то отцу что произошло на самом деле.

А что произошло на самом деле?

Пытаюсь выдавить улыбку в ответ отцу, за что получаю испепеляющий взгляд Джексона.

– Не надейся на то, что я все замну, – шепчет он мне, когда до входной двери остается около ста метров.

Конечно, Джексон упивается своей силой надо мной.

– Ты уже это делаешь, но я не против, если ты захочешь рассказать отцу. Хотя он, наверняка, уже обо всем знает, – фыркаю я.

Фарс. Я жутко боюсь реакции отца. Боюсь, похоже, всего на свете. В том числе и саму себя.

– Черт, Эден. Улыбнись отцу, – я поднимаю бровь в немом вопросе – а что я пыталась сделать, по его мнению. – Искренне. Он любит тебя больше всех, ведь ты его маленькая единственная дочурка.

Я остановилась у подножия лестницы и глубоко вздохнула. Это был мой отец. Он стоял всего в паре метров от меня, а значит я просто обязана проявить хоть какую-то эмоцию помимо страха. Хотя, что я могу испытывать к человеку, которого совсем не знаю?

– Наконец, ты дома, – обнимает отец.

– Я скучала, – вырывается у меня.

Тепло рук мужчины окутывает меня таким знакомым ароматом мускуса, что на глазах выступают слезы. Нет, это не тот ужас, что я испытывала, увидев Джексона. Это тепло родного дома.

Уют, которого мне так не хватало.

– Джексон, когда ты говорил, что Эден не в себе, я не думал, что настолько, – хмурится отец, отстранившись, наверняка, из-за моих всхлипов.

– Столкнувшись с трудностями, всегда чувствуешь благодарность к тому, что имеешь, – пожимает плечами Джексон, ухмыляясь.

– Трудности никогда не пугали Эден. Она сама кого хочешь запугает.

Отец смеется.

– Как ты себя чувствуешь?

– Я жутко перепугалась, – вздыхаю я, когда отец заводит меня в холл, буквально ослепляющий своей белизной. – Головные боли мучают, в груди что-то щемит.

– Кажется, ты заразилась мнительностью, дорогая.

– Мне нужно немного отдохнуть от города.

– Все верно, – в глазах отца витают веселые искорки. – Твоя мама часто сталкивалась с мигренями по этой же причине.

– Зато я познакомилась с заботливым характером Джексона, – закатываю глаза я.

– Честно, мне иногда кажется, что он печется о тебе лучше меня.

– Глупости.

– Нет-нет, так оно и есть. Это очень мило.

О да, Джексон очень мил. Особенно, когда надо испепелить меня взглядом, наорать и вести себя со мной как с последней тварью.

– Только со стороны, па.

Он смеется. Его глаза излучают такое тепло, что я не сомневаюсь – роль сыграна отменно. Все получается, само собой. А может, мне и не надо играть роли. Может, нейронные связи сделают все за меня.

Дом напоминал мне нечто среднее между больницей и музеем. Солнечные лучи отражались от предметов интерьера, делая из них бриллианты. Античные статуи смотрелись так, будто простояли нетронутыми с времен Римской империи. Сам дом напоминал пантеон. Идеальный и до тошноты приторный. Не сомневаюсь, все детство нам твердили «Не трогай это!»

Я не чувствовала гордость за роскошь. Скорее, во мне плескалось раздражение. Цветы, конечно же, светлых оттенков и в античных вазах, повсюду так и благоухают мерзким медовым ароматом. Ненавижу его. Ненавижу цветы.

– Позвольте отнести вашу сумку в комнату, мисс Морган, – сказал мужчина средних лет.

Наш дворецкий. Тот, кто бегал за мной все детство, боясь, что я увяжусь за мальчишками в какую-нибудь авантюру, и поощрял мою любовь к шоколаду.

– Конечно, мистер Престон, – улыбаюсь я и чувствую приятное тепло в груди. – Я поднимусь к себе, хочу отдохнуть.

Дворецкий учтиво промолчал, но тень улыбки спрятать, все же, не смог. Я заметила ее также быстро, как и обеспокоенный взгляд отца. Мистер Престон прошёл к широкой лестнице, раскинувшейся посреди настоящего бального зала, и я последовала за ним.

Если на первом этаже царила пафосная атмосфера богатства и влияния, то коридор второго этажа оказался более современным и практичным. Я следовала за мистером Престоном в восточное крыло, где встречались уже не вазы и статуи, а стенды с семейными фотографиями, кубки и медали.

– Если что-то понадобится, просто позовите, мисс, – говорит мистер Престон, открывая передо мной одну из дверей.

Запомнила ли я путь к своей комнате? Нет. Мы очень долго петляли по старой части дома, украшенной, словно по образцу картинной галереи.

Смогу ли я найти свою комнату, если окажусь в другой части дома? Да. С закрытыми глазами. Стоит лишь пройтись по лабиринту дверей и коридоров, как схема помещения возникает в голове, словно навигатор.

– Конечно, мистер Престон. Как ваша рука?

– В полном порядке, мисс, не беспокойтесь, – взгляд дворецкого смягчается, и он улыбается мне напоследок.

Мистер Престон оставил мои вещи около двери и скрылся в соседнем коридоре. Что ж, он единственный, кто не будет меня здесь доставать. Я вздохнула и зашла в свою комнату.

Темно-синие обои. Огромная кровать с балдахином. И стеллажи с книгами во всю левую стену. Рабочий стол, склянки на нем и множество фотографий, освещенных подсветкой. На них одни и те же люди. Я с Джексоном, я с девушкой и парнем с медными волосами, с папой, в белом халате, на каком-то выступлении и многое-многое другое.

Небольшой балкончик и еще одна дверь. Наверняка, в ванную. А самое главное запах. Мои запах. Свежесть лимона и зеленого чая с жасмином. Никакого цветочного аромата.

Мне остается только наслаждаться спокойствием, пока есть время. Если меня не подводит интуиция, семья не даст мне дышать спокойно. Они и до этого были не особо тактичны. Трудно оставаться спокойной, если в душу к тебе постоянно лезут. Боюсь, даже Джексон покажется мне ангелочком.

Странно думать обо всем этом. Я не могу вспомнить ни одной конкретной ситуации, связанной с ними, но знаю общие факты. Потому не удивляюсь, когда дверь моей комнаты распахивается и в нее влетает темноволосый парень, очень напоминающий мне саму себя.

– Картер, ты меня задушишь, – кричу я, чувствуя, как по телу проходит электрический заряд. Холтер смещается и тело покрывается мурашками.

– Лучше ты умрешь здесь, чем в вашем ужасном городе.

– Бостон отличный город.

– Не скажи, сестренка, – в глазах Картера плескается волнение, когда он размыкает объятия.

– Все хорошо, Картер. Правда.

– Будем надеяться, – брат отпускает меня и наблюдает за тем, как я поправляю аппарат под рубашкой, – Знаешь, отец решил отпраздновать твое возвращение.

– Только не это, – мычу я, когда один из проводов отпадает.

– И не говори. Опять припрутся эти пафосные родственнички.

– Картер, мне нужна твоя помощь.

– Предлагаю в этот раз спрятаться в кинотеатре.

– Я не про это, шкет, – издаю смешок я, показывая на отпавший провод.

– Уж куда я еще не лез так это тебе под рубашку.

– Если меня еще раз ударит током, тебе не жить, Картер.

– Понял, – смеется брат и ловко возвращает проводок на место, а затем видит мой удивленный взгляд и добавляет. – Годы практики, Эден.

– Ты хочешь сказать, что все твои девушки носят костюм Терминатора?

– Хочу сказать, что я очень ловкий и наблюдательный.

– Сам себя не похвалишь....

– Никто не похвалит. Конечно, дождешься от вас, – закатывает глаза брат.

– Фактически так и есть.

– Сказала любимица Эден.

– Я не виновата, что такая обаятельная, – взгляд Картера становится настороженным, таким же, как и у Джексона. Он мне не верит. – Честно.

Картер смеется. Наверное, теперь я буду пугаться всего на свете. Особенно своих братьев. Наверное, с Картером я была в более близких отношениях нежели с Джексоном.

– Ты не была в близких отношениях ни с одним из нас, – громко смеется Картер, но взгляд его становится более пристальным чем ранее. Черт, я сказала это вслух.

– Ты же понимаешь, я шучу.

– О, еще как понимаю, Эден.

Мы молчим. Радушие сменяется холодом. Я мгновенно вспоминаю дементоров из Гарри Поттера. Ощущение именно такое. Будто воспоминание о Джексоне, мрачного и грубого, накрыло наши отношения с Картером, высасывая из них все положительное.

Какие глупости. Это всего один разговор. Вряд ли он разрушит наши отношения.

И все же… Нахожусь в этом доме менее часа, а уже устала. Откуда мне знать, как вести себя? Что говорить тому или иному человеку?

– Картер, мне нехорошо, – неуверенно говорю я.

– Тебе надо отдохнуть. Прости, что навалился на тебя, просто рад, что ты дома.

– Спасибо, – улыбаюсь я через силу.

Картер задерживает свой взгляд на мне, но в итоге уходит молча, не захлопывая дверь. Что бы это значило? Мне не доверяют? Или проверяют насколько я наигрываю свое плохое состояние?

А может все это лишь плоды моего воображения.

К черту, буду спать. Долго и крепко. Не хочу вспоминать. Не хочу ощущать дежавю. Не хочу разговаривать с братьями.

Хочу проснуться и оказаться где-то далеко от этого кошмара. Чувствую, это только начало. Каждая богатая семья скрывает секреты, будь то рецепт шарлотки или интрижка с секретаршей. Нужны ли мне эти секреты? Нет. Определенно нет.

***

Я просыпаюсь от того, что меня переворачивают на бок. Вернее, пытаются. Холтер издает противный писк, и из меня вырывается стон.

– Осторожнее, Ник, вдруг она опять…

– Поверь, если бы это случилось опять, мы бы давно лежали в обломках.

– Вы кто? – хрипло спрашиваю я, приподнимаясь.

– Не была дома неделю и уже не узнает братьев, – обижается парень. – Включи свет, Ник.

Когда люстра зажигается, глаза слепит, и я зажмуриваюсь.

– Вообще, нас послали тебя разбудить, но мы решили дать тебе отдохнуть.

– Спасибо за заботу, только я все равно проснулась.

– Не стоит благодарности, – отмахивается парень. Когда мушки перед глазами исчезают, я понимаю, что он копия отец. Широкоплечий, с легкой ухмылкой и манерой всегда откидывать темные волосы назад. Одна сторона его лица покрыта морщинистыми шрамами. – Рэй Морган, крошка, твой любимый брат.

– Рэймонд, ты мне врешь.

– Черт, а я надеялся, что мы наконец найдем общий язык.

Я усмехаюсь, переводя взгляд на самого спокойного брата из всех. Он мало похож на отца, не особо похож на Джексона и Картера. Он нечто среднее между нами всеми. Его волосы более светлые, а лицо настолько непроницаемое, что становится жутко. Но я всех помню. Стоит увидеть, как вспоминаю имена, мелочи из нашей жизни.

Рэй любит ввязываться во всякие передряги (а кто из золотой молодёжи этого не любит?) Николас сумасшедший ученый, проводящий все время в лаборатории. Картер любит спорт, веселит нас всех с детства, но самый ответственный у нас, конечно же, Джексон. Кто бы знал, что третий ребенок в семье будет самым способным?

И все же, смотря в светло-серые глаза Ника я не могла не думать о том, кто меня пугает больше: Джексон или Николас?

Джексон псих. Он готов в любой момент наорать, пустить в ход кулаки и нравоучения.

Николас само спокойствие. Он будет молчать. Он будет изучающе сверлить тебя взглядом, вынуждая сказать правду. Я знаю насколько он опасен. Опаснее дяди и отца. Почему? Не знаю. Не знаю и того, как мы все уживались вместе, как родились у одних и тех же родителей.

– Эден? С тобой все в порядке?

– Да, все хорошо. Голова болит.

– Самый лучший способ угомонить организм, это поесть, – замечает Николас.

– Думаешь?

– Знаю. И ты прекрасно это знаешь.

– Ну вот, я теперь тоже хочу есть, – кривится Рэй.

– Ты ел минут пятнадцать назад.

– У меня быстрый метаболизм.

– Через час приедут дядя с семьей, – на этот раз Ник обращается ко мне. – Так что самое время привести себя в порядок.

– Я тебя услышала.

– Надеюсь, тебе полегчает.

Улыбаюсь братьям, надеясь, что они уйдут быстрее. Сердце стучит так громко и быстро, что мне становится не по себе. Рэй и Ник покидают комнату, но дверь опять оставляют открытой. Неужели, так сложно закрыть ее?

Я ударяю по подушке и встаю, чтобы захлопнуть дверь, как слышу:

– … что-то не так.

– Согласен. Я думал, она…

– Ты видел ее глаза? – перебивает Ник.

– Как только бабушка увидит…

– Тихо, Рэй.

– Джексон не знает.

– Ты уверен?

– Иначе бы он не привез сюда Эден.

– Поговори с ним.

– А ты…

Но я не слышу больше ни слова. Непримечательный разговор. Вроде. Что с моими глазами? О чем не знает Джексон? И что, черт возьми, здесь вообще происходит?

"Лучше ты умрешь здесь, чем в вашем ужасном городе", – сказал Картер.

В любом случае, они ждали моей смерти. Или ждут до сих пор. Какие еще варианты могут быть? Все говорят такие странные вещи. Я слышу их с того самого дня как очнулась в больнице.

Я боюсь. Сердце неистово стучит в груди, ток бежит, распуская знакомые мурашки по коже и из груди вырываются рыдания. Воздуха не хватает. Я вдыхаю глубже, но легкие пусты.

Нет! Нет, пожалуйста. Я не хочу умирать. Я боюсь задохнуться. Боюсь, остаться навсегда в этой комнате. Сердце замирает и через мгновение пропускает громкий стук. А вместе с ним в грудь втыкается штырь, и я вскрикиваю. Зажмуриваюсь и вдыхаю, вдыхаю, вдыхаю.

Считаю и жду того самого момента, когда меня поднимут те крепкие руки и кинут об асфальт. Жду, пока кровь подо мной начнет согревать ободранную кожу, вновь и вновь заливая глаза.

Призрачная надежда, что кто-то услышит Холтер и зайдет в комнату тает быстро. Возможно, я этому даже рада. Никто из них не испортит мои последние мгновения тут.

Телефон пронзительно звенит где-то в коридоре. Слышны шаги. Холтер предательски пищит, но в комнату уже врывается отец.

– Да, я зашел к Эден, – громко говорит он. – Вы были правы. Спасибо, доктор.

Он бросает трубку, поднимает меня с пола и кладет на кровать. Сует мне таблетки в руку и отправляется за водой в ванну. Вскоре он передает мне стакан для полоскания и помогает приподняться.

– Эден, тебе стоило сразу сказать, что тебе плохо.

– Приступ начался внезапно, – хриплю я.

– Нам надо придумать тебе какой-то сигнал.

– Глупости.

Отец садится рядом, мягко убирая мокрые пряди с моего лица. В его глазах знакомая тревога.

– Значит, это все-таки не мнительность.

– Думаю, я просто перенервничала в тот день, – морщусь я. – Врачи решили проверить все ли в порядке с сердцем. Я их понимаю. Все-таки есть впечатлительные люди. Откуда знать, вдруг я все выдумываю.

– Уж ты то не выдумываешь, Эден, – серьезно говорит отец, всматриваясь в мое лицо. – И это меня пугает.

– Все будет хорошо.

Мы молчим. Сердце наконец успокаивается, и я облегченно выдыхаю. Отец гладит мои волосы. Более приятного момента я и вспомнить не могу. Потому поднимаюсь и обнимаю отца. И не сомневаюсь ни на миг – его мне бояться точно не стоит.

Глава 2.

Портрет Чарльза Моргана висит в самом центре холла. На том месте, где чудесным образом встречаются две лестницы с нижнего зала. Портрет – единственная вещь в поместье, которую я вспомнила, еще будучи в больнице. Краски темных тонов, но разных оттенков сливались в острые черты лица моего предка. Этот надменный взгляд, прямая осанка и легкая ухмылка на губах выдавали в нем благородного англичанина – человека, который не остановится ни перед чем ради своей цели.

И, черт возьми, как же пугает его сходство с Николасом.

– Эден, – зовет Картер, но я не сразу оборачиваюсь. – Как ты?

– Все хорошо.

– Будь все хорошо, отец бы не стал звонить в Бостонскую клинику.

– Зачем?

– Думаю, похлопотать, чтобы тебя как следует обследовали, – пожимает плечами брат. – С сердцем шутки плохи.

С разбитым сердцем шутки плохи, Эден. А у тебя оно на грани.

Меня передергивает.

– Знаешь, порой это оказывается психологическим блоком. Он формируется от банального испуга.

– Хватит заумных фактов из медицины, – закатывает глаза Картер. – Ты так и не сказала, что в итоге произошло.

Мы с Джексоном не обговаривали детали! Всего лишь общие моменты. Откуда мне знать, что он рассказал отцу? И что будет, если версии событий разойдутся…

– Я чуть не попала под машину, – медленно начинаю я, внимательно наблюдая за братом. – Переходила дорогу, уже мигал зелёный и какой-то водитель спешил. Да, он просто не увидел меня, я не успела среагировать. В общем-то, я упала. Остался небольшой синяк, сотрясение и шок. Вся жизнь пролетела перед глазами.

Картер молча сверлит меня взглядом. Пальцы то сжимают, то разжимают кулаки, для пущей убедительности, я морщусь и тру виски.

– Непривычно видеть тебя такой ранимой, – тихо говорит Картер. – Только я видел тот синяк. И если ты считаешь его небольшим, то что, по-твоему, большой, а?

– Ладно, парочка больших синяков на животе, – глубоко вздыхаю я. – Но от этого люди не умирают.

– Эден! Картер! Спускайтесь. Эверетт с семьёй уже тут.

Голос Рэя спасает меня. Как бы ни был хорошо настроен ко мне Картер, его взгляд насторожен. Кто знает, куда завел бы наш разговор.

– Идём, – зову я Картера, спускаясь на пару ступенек вниз.

– Мне нужно будет ещё обсудить с тобой кое-что, – мое сердце пропускает стук. – Позже.

Я киваю. Черт бы побрал мою тревожность! Трясусь, словно кленовый лист, от каждого слова родного брата. Он мне не враг.

Никто в семье мне не враг. Если бы было иначе, я давно была бы мертва. Точка.

У входа в гостиную улавливаю запах еды и останавливаюсь, когда желудок издает протяжный вой. Картер нагоняет меня и кладет руку на плечо. Дрожь проносится по коже, словно очередной разряд от Холтера.

– При падении от удара машины, начинающей движение, остаются совершенно другие синяки, Эден, – шепчет Картер, а затем с легкостью направляет меня в гостиную, где нас встречает семья.

Я открываю рот чтобы возразить, но тут же его закрываю. Картер издевается надо мной! Естественно, я не могу показать насколько возмущена его поведением при всей семье, и брат пользуется этим сполна. Он улыбается дяде Эверетту, его жене и нашей кузине, садится за стол. Пытаюсь следовать его примеру как можно скорее, но взгляд Джексона так пронзителен, что мне становится еще больше не по себе. Я занимаю место рядом и киваю ему в знак того, что все в порядке.

– Мне показалось или у вас с Картером что-то произошло? – шепчет мне Джексон, пока нам приносят горячее.

– Он подозревает.

– Черт, Эден, прошло всего пару часов.

– Не паникуй. Я с ним поговорю.

– Вот это меня и пугает, – шипит Джексон и отворачивается от меня.

Наша кузина с интересом наблюдает за нами и мне приходится снова выдавить ей улыбку. В ответ на это, Рейчел – ух ты, я вспомнила ее имя – лишь ухмыляется, переводя взгляд на Рея, спорящего с отцом.

Я пихаю Джексона локтем и шепчу:

– Рейчел меня недолюбливает?

– Спроси у нее сама, – отмахивается брат, снова отворачиваясь от меня.

Круто. Я прям адаптируюсь на глазах, благодаря поддержке любимого брата! Как только горячее подано, разговоры стихают. Ловлю на себе высокомерный взгляд Эверетта и его жены, но лишь мило улыбаюсь им и пытаюсь поддерживать общую беседу.

Леди Памела Морган, наша дражайшая бабушка, заявляется на ужин к его окончанию. Эффектность – вот, что характеризует таких роковых женщин как она. Не сговариваясь, все встают из-за стола при ее появлении. Темные ткани платья увиваются за ней, словно призраки. Я бы не удивилась, увидев их в старинной атмосфере дома.

Бабушка высоко держит голову. Ее осанка безупречна. Ни один волосок не выступает из ее строгой прически. Она выглядит настолько властной, что сама королева Англии склонила бы перед ней голову.

Все замерли в ожидании. Рейчел выпрямилась и, кажется, черты ее лица сгладились в ангельском повиновении. Отец и Эверетт почтительно наблюдают за каждым движением. Бабушка лишь обводит взглядом столовую, останавливая свой взор на каждом из нас. Как только наши с ней взгляды встречаются, я чувствую, как по коже бегут мурашки. Ее лицо озаряет улыбка, такая же снисходительная и искусственная, как забота Джексона обо мне.

– Прошу прощение за опоздание, – стоит ли говорить, что ей ничуть не жаль? – Я рада видеть всех вас. Надеюсь, неделя прошла благополучно для каждого.