Керф сочувственно кивнул:
– А представь, если бы ты висел на ней за шею?
– Да я не про то, – отмахнулся студент, – я про вообще!
– Если «про вообще», – наемник сменил тон на серьезный, – то нет ничего зазорного бояться того, с чем до того, не сталкивался. А уж высоты-то… Ее любой боится! Я бы все штаны загадил с непривычки, зуб даю!
– Нужен мне твой зуб… – криво улыбнулся Лукас.
– Тебе она нужна. Или такая как она, – кивнул Керф. – Только ее больше нет. Мы с тобой, если помнишь, рыли ей могилу. И такой же не будет. Женщины, они только для дурака одинаковые. Мол, сиськи, жопа, междуножье и все дела. Если так рассуждать, то да. Но мы-то, друг Лукас, с тобою не дураки. Взрослые недураки. И знаем, что найдется разве что похожая. Или совсем не найдется.
– Или не найдется, – эхом повторил Лукас, продолжая вертеть обрезки.
– Это скорее, – поддержал Керф. – Это ведь гадости случаются постоянно, а с чем хорошим сложнее… Так что, пробуй вязать свой узел, но не цепляй его на шею. И да, одна просьба…
– Какая?
– Пока ты в компании, не пытаясь становиться стенолазом.
– Это почему? – удивился Лукас.
– Не везет нам с ними. То со стены свалится, то сожрет его какая неведомая ебанная херня…
– Обещать не буду, но…
– Но я тебе сказал, а ты меня услышал и, наверное, понял.
– Разумеется.
Керф похлопал студента по плечу:
– Ну раз понял, то пошли-ка, друг Лукас, чего-нибудь выпьем и сожрем. А то задушевные разговоры меня вгоняют в лютую тоску, лечит которую только большая красивая кружка чего-нибудь вкусного и полезного!
*****
Керф сбежал, почти скатился вниз, по крутой узкой лестнице. Остановился, судорожно начал глотать воздух, словно огромная рыба, выволоченная на поверхность ловким рыбаком.
После наружной холодной свежести, воздух внутри корабля показался густым. Этакий кисель из запахов смолы, преющего дерева, немытого тела и нестираных портков, готовки, лошадиного и крысиного дерьма, горелого тюленьего жира и множества иных составляющих, родивших после слияния чудовищную вонь.
Особой прелести добавляла многочисленная и неистребимая ничем мошкара, заводящаяся, то ли от грязи, то ли от плесени, и клочья копоти от многочисленных светильников, заправляемых тем самым жиром…
Креф выдохнул сквозь зубы, начал дышать мелкими «глоточками», давая легким время привыкнуть. Сверху пригрохотал задержавшийся Лукас, ткнулся в спину. Тоже начал ругаться, пока не замолчал, задохнувшись.
– Все сказал?
Студент молча кивнул.
Постояв еще немного у люка, что вел уже в сам трюм, и отдышавшись, мечник скомандовал:
– Вперед! А то без нас выпьют! Знаю я их!
Дрожащие огоньки светильников придавали всему окружающему странный уют. Ощущения усиливали развешенные и распиханные везде, где можно, сетки с провизией и питьем, разнообразнейшие свертки и тюки – заполнялся весь полезный объем, до последнего! Казалось, что они где-то на складе. Иллюзию разрушало только мерное покачивание корабля…
На тюках ткани, заботливо замотанной в несколько слоев парусины, сидело пятеро, касаясь затылками низкого потолка. Хлопали измусоленные карты, шипелись ругательства, возносились хвалы и мольбы к Пантократору.
Братья облапошивали очередных простаков… Керф украдкой показал Маху, сидящему к проходу, кулак. Не увлекайтесь, мол! Моряков – четыре десятка! Порежут в сутолоке, полные печенки ножей и шильев натыкают! Разведчик ответно дернул правым глазом. Понял, мол! Не учи папу любить маму, друг Керф! Дурных нема, всех война убила!
В отгородке, снятой компанией, пришельцев сверху, встретила Судьба. Обложенная одеялами гиена время от времени чихала, после чего, начинала жалобно скулить. В такт ей, поскуливал Флер. Мастер гиен сидел возле любимицы, неустанно гладя по потускневшей шерсти, нашептывал что-то.
Судьба кивала. И снова чихала.
– Мяур где? – тут же спросил Лукас, ткнув пальцев на расстеленную в углу куртку.
– Мину гулять ушел, – оторвался от гиены Флер. – Обфыркал тебя, и ушел.
– Найдется, – сам себе сказал Лукас.
– Если за борт не свалится, то найдется, никуда не денется! – подвел итог Керф и обратился к Флеру:
– Остальные где? Дрыхнут?
– А где ж им еще быть-то? – пожал плечами тот. – Дрыхнут, разумеется!
– Кто да, а кто уже нет! – свесился откуда-то из-под потолка Рыжий. – Вот не было вас, так хорошо было! Тихо, мирно…
– Не воняло? – предположил Лукас.
– Не, тут воняет всегда, – заулыбался арбалетчик, – мы же третий день плывем!
– Плавает – говно! – нравоучительно заявил Флер. – А мы – идем! Третий день на воде, пора привыкнуть!
Рыжий оглушительно заржал, будто жеребец перед случкой:
– Пусть плавает все что хочет, и где хочет! Я в их заморочках разбираться не хочу! А то голова распухнет!
– Тихо! – рявкнул вдруг Лукас, уставившись наверх.
Все удивленно замолчали.
– Наверху что-то нехорошее происходит…
– Пожар!? – вскинулся Флер. Запнулся, чуть было не упал – в последний миг, могучая лапища Рыжего ухватила за плечо, удержала.
– Гарью не воняет, – шумно потянул ноздрями Керф.
В выгородку сунулся один из братьев. Вроде бы Пух – в полумраке не разглядеть.
– Господа! Пока вы тут сидите, экипаж бегает по кораблю и орет, что какой-то Мюр-Ландрон близко.
