Первая шпага ордена. Непутёвая троица

– Это всё из-за чумы, – заключил О’Коннор. – Звери только злее друг на друга становятся. Я думал, что хотя бы здесь, на юге, её хватка будет не так крепка. Но похоже, что страдания севера даже вас не обошли стороной. Вечно так бывает. Потянешь за верёвочку…

– А что, на севере дела совсем плохи уже? – поинтересовался Буфо.

– Не знаю. Я там три года не был. Но молва говорит, что церковь и паладины пока не могут эту чуму побороть. Не нашли от неё за это время ни лекарства, ни спасения. Орден лишь облегчает муки несчастных, отделяя больных зверей от здоровых, и ухаживая за всеми. Доставляет провиант в селения.

– Вот как выходит, – протянул жаб и ещё больше закутался в робу. Без сомнения, эта погода и слова петуха заставили Буфо почувствовать себя только хуже.

Вскоре дорога, по которой они шли, начала вихлять и уводить ближе к скалистому хребту. Этот хребет как раз находился на полпути между деревней Клюква и трактиром, откуда петух и жаб держали путь. К тому времени дождь уже закончился, однако узкий серпантин не стал для путников лучшей долей. Шлёпая по нему лапами, Буфо уже совсем выбился из сил. Да и О’Коннору ступать по камням и глине с каждым шагом становилось всё труднее.

К счастью, петух ещё со времён службы в ордене знал, как поднять дух уставших товарищей в нелёгком походе.

Нет нам пощады,

Коль путь нас сразит,

– запел О’Коннор, —

Раньше, чем стая

Клинки обнажит.

Раньше, чем враг

Перед нами предстанет,

Раньше, чем страх

Он от нас испытает.

Птицы, за веру,

За честь и отвагу

Всех вас веду я

Сегодня в атаку!

Конечно, будучи церковником, Буфо хорошо знал слова этого марша. Его пели капитаны отрядов Птичьих паладинов во время походов. Но услышать сами куплеты вживую, да ещё и от бывшего члена ордена – такое просто не могло не пронять Буфо. Поэтому он вмиг воодушевился и даже выпрямился во весь рост, почувствовав удаль и смелость, с которой, как ему казалось, всегда сражались бывалые воины. А О’Коннор лишь порадовался, заметив это.

Вдруг впереди послышался какой-то треск и скрежет. Сначала звуки были тихими, но по мере того, как О’Коннор и Буфо поднимались по хребту, их источник становился ближе. И наконец путники увидели выше по дороге у самого обрыва какого-то зверя, который суетился вокруг застрявшей ручной телеги. Дёргая её за ручки, он пытался вытянуть одно из колёс, однако сил ему явно не хватало.

– Это же он! – обрадовался Буфо. – Ёж!

Жаб хотел даже окликнуть торговца, но О’Коннор тотчас же остановил спутника, схватив сзади. И зажал ему рот.

– Стой, погоди, – шепнул жабу О’Коннор. – Смотри, там рядом ещё кто-то.

И, приглядевшись повнимательней, Буфо заметил ласку. На вид она ничем не отличалась от Габриель, разве что теперь сидела за камнем, словно неживая.

– Что она делает здесь? – изумился Буфо, как только петух убрал крыло от его рта.

– Не знаю, – честно ответил тот.

– Так давайте поспешим к ней и…

– Нет, погоди, – остановил его О’Коннор. – Мы так и не узнаем, зачем она здесь, если ринемся сейчас на подмогу.

И жабу не оставалось ничего другого, кроме как хорошенько обдумать его слова и затаиться.

К несчастью, вскоре повозка купца ещё больше сдвинулась колесом в обрыв и даже наклонилась.

– Пора! – тихо скомандовал О’Коннор. – Иначе без нас почтенный ёж точно не справится.

И оба путника побежали по дороге дальше, надеясь достигнуть торговца прежде, чем он улетит за своим скарбом вниз.

Но пока О’Коннор и Буфо бежали, повозка сдвинулась ещё немного, отчего ёж действительно чуть не сорвался вслед за ней. И лишь в последний момент упёрся лапами в край обрыва, держась за один из шестов повозки.

Тогда же из своего укрытия высунулась и ласка. Она заметила, что ёж больше никуда не двинется, и стала внаглую шарить по его поклаже.

– Эй! Это моё! Прочь! – заверещал ёж, однако Габриель и не думала его слушать. Скинув на землю пару коробок, она грациозно метнулась назад и вновь принялась шарить в кузове.

– Нет! Дорожная погань! Прочь от моего товара! Прочь! – продолжал кричать ёж. И стал дёргать повозку рывками. Но неожиданно поскользнулся – и его потащило во тьму.

О’Коннор и Буфо охнули и побежали ещё быстрее. Однако оба были пока слишком далеко. Дорога изгибалась, и при всём желании они могли просто не успеть спасти ежа. Правда, извилистость серпантина хотя бы помогала им не выпускать ежа из виду. И О’Коннор быстро заметил, что торговец всё же смог удержаться и повис на краю пропасти, уцепившись лапами за камни. А Габриель успела ухватить оба шеста повозки. Теперь уже она изо всех сил тужилась, чтобы не уронить товар.

– Помоги ему! – задыхаясь, кричал Буфо.

Но Габриель будто никого и ничего не слышала. Она поглядывала то на торговца, то на его скарб. И лишь когда лапы ежа соскользнули – метнулась к бедолаге. Повозка полетела с обрыва, натыкаясь по пути на камни и оглашая округу утробным стуком. Однако ласка всё-таки успела схватить ежа за одну лапу.

– Дава-ай! – рявкнула она и принялась вытягивать торговца назад.

Через пару секунд к ней подоспел и О’Коннор. Ухватив ежа за рубаху, он с лёгкостью поднял его и опустил на дорогу.

Но бедняга оказался слишком вымотан.

– С… спасибо вам, – проговорил он наконец, как следует отдышавшись и откашлявшись. – И тебе, ласка… За то, что решила спасти.

Правда, эти слова вызвали у Габриель лишь злость.

– Какого лешего ты не бросал свою дрянную повозку, а?! – принялась бранить она торговца.

Однако всем, даже самому ежу, было видно, как в глазах у Габриель проступили слёзы. Своими отчаянными воплями ласка только пыталась скрыть их. Без сомнения, Габриель испытывала ужасный стыд за то, что в своих действиях проявила чуть ли не больше жадности, чем торговец. А ведь это могло стоить ежу жизни.

Позже Габриель призналась, что даже не думала возвращаться в Мухотравье, отправившись по дороге в соседний город. Тогда-то она и наткнулась на ежа…

А когда путники проводили незадачливого торговца до трактира, то ласка, войдя внутрь, лишь смущённо и отчуждённо замялась у лестницы. Габриель видела с какой радостью и любовью встречала своего мужа ежиха. Лира крепко целовала его, а Томас обнимал супругу и кружился с ней по залу. Затем он принялся сокрушаться и каяться перед женой о потере груза. Но тут же получил от неё шлепок по морде. После чего оба рассмеялись и снова обнялись.

– Вот, – решительно сказал ёж, подманивая ласку ближе. – Это она спасла мне жизнь.

Но Габриель от его слов стало не по себе. Как и днём, она совсем не знала, как на такое реагировать, и лишь слегка оторопела, глядя на счастливую пару. После чего отвернулась, пряча глаза.

– Не бойся, подойди к ним, – легонько толкнул ласку О’Коннор. – Раньше ведь ты таких зверей только окрадывала. И потому, наверное, не знаешь, насколько они могут быть благодарны за действительно добрые дела.

Глава 7

Наутро погода прояснилась. И небо вокруг трактира сияло от солнечного света. Бесконечная чистота его звала путников вдаль.

Но когда Габриель и Буфо вышли во двор, то О’Коннора рядом с ними не было. Петух выглянул из трактира лишь через минуту, немного пошатываясь и держась за голову.

– Ох, этот ёж точно знает толк в пирушках. До самого утра с ним пили… Ладно. Подойдите ко мне, вы оба. Хочу, чтобы вы знали: я не стану заставлять вас идти за мной. И никого не держу. Отсюда расходится много дорог. Потому каждый из вас волен выбирать свою. Этого я не успел сказать тебе вчера, ласка. Но ты и сама всё правильно рассудила.

– Ага, а на пути в трактир ты другое толковал, – заметила Габриель.

– Разве? – удивился петух. – Вроде бы я ни разу не принуждал тебя идти силой. Просто уберегал от необдуманных поступков.

– А-а, разглагольствуй сколько хочешь, крылатый, – отмахнулась от него Габриель. – Все вы, птицы, одинаковые со своей моралью.

– Прошу, не ссорьтесь, – решил подать голос Буфо.

Без сомнений, события прошедшей ночи немного повлияли и на него. Во всяком случае, жаб уже не был так застенчив, как раньше.

Но вместо того, чтобы ответить Буфо хоть что-нибудь, О’Коннор обратился к Габриель:

– Кстати, если решишь снова уйти, то хотя бы отдай кошель с деньгами, который ты стащила у нашего церковника.

– Что? Какой кошель? – ласка сделала вид, будто ничего не понимает.

– Тот самый, – нахмурился О’Коннор.

– О, да это мелочи, – решил всё же немного разрядить обстановку Буфо.

– Нет, не мелочи! – наконец обратился петух именно к нему.

– Ладно, ладно, забирай свои медяки, – с раздражением шикнула Габриель жабу. – Всё равно там было-то… на две корзины яблок.

И, запустив лапу под кожаную жилетку, ласка достала потёртый кошель Буфо.

– С-спасибо, – жаб протянул лапу.

Однако в последний момент Габриель резко рванула кошель обратно и подняла у него над головой:

– А ты достань, пузатый! Нет тут за городом больше вашей церковной власти.

После чего рассмеялась и выбежала на дорогу.

– Как так? Отдай! – рассердился Буфо.

И всё же его гнев был скорее похож на гнев беспомощного ребёнка. Жаб неуклюже метался по дроге, пытаясь поймать ласку, но не мог даже приблизиться к ней. А Габриель специально отбегала подальше, чтобы увлечь Буфо за собой.

Наблюдая за этой сценой, О’Коннор лишь задумчиво улыбался, поглаживая усы. А вскоре и сам двинулся вперёд, оставив трактир позади. Теперь уже, как он понимал, с концами.

Мало-помалу дорога уводила троицу по вчерашнему маршруту, и вскоре перед путниками показались сначала река, а потом и хребет, на котором застрял ёж. К тому моменту ласка уже вволю наигралась с Буфо и наконец отдала церковнику его несчастные деньги. Правда, жаб от этого не слишком повеселел. Буфо вёл себя так, будто совсем не отдохнул за ночь. Он очень медленно плёлся за спутниками и вскоре начал просить о привале. О’Коннору даже пришлось взять у него мешок с припасами и тащить самому. Но и это не сильно помогло Буфо.

В какой-то момент церковник совсем поник. И, когда хребет был преодолён, устало завалился на камень, высунув язык.

– Всё. Я не могу идти дальше, господин О’Коннор. Простите меня… – с тяжёлой одышкой тихо объявил жаб.

– Что, бурдюк, сдулся? – начала тотчас же снова подтрунивать над ним ласка. – Вот что бывает, когда всю жизнь на церковных харчах пируешь.

Но О’Коннор резко повернул голову в сторону Габриель, и под его неодобрительным взглядом она умолкла.

– Мне ещё в жизни не приходилось столько ходить, – продолжал Буфо. – Прошу… прошу вас, позвольте мне остаться прямо тут. И покажите… покажите, как пройти до той деревни, про которую говорил вчера торговец Томас. Я отправлюсь туда, как отдохну. Надеюсь, сельчане меня примут.

– Вот как, – выдохнул О’Коннор. – Расстаёмся, значит. Ну что ж, ладно. Я и сам знаю как дойти до Клюквы. Проходил мимо неё по пути в Мухотравье. Правда, я шёл по торговому тракту. И мы сейчас как раз на него вышли. Однако нам ещё предстоит долгий путь вдоль леса, прежде чем на повороте не окажемся. Слева будет дорога на Златополь. Это город ближайший. А справа – как раз на Клюкву и другие деревни. Сам справишься? Найдёшь нужную развилку там?

– Найду, – пообещал Буфо.

– Э-э, да где тебе найти, – протянул О’Коннор. – Ладно уж. Давай я провожу тебя дальше до поворота. Там видно будет, куда идти после. Ты с нами, ласка?

– А то, – злорадно ухмыльнулась Габриель. – Стоны этого церковника – настоящая музыка для меня. Хочу слушать их до самого конца.

Конечно, Буфо было обидно от её слов. Но поделать с лаской в таком состоянии он ничего не мог. Да, признаться, и не хотел. Ведь он отлично понимал кого Габриель винила во всех бедах, что выпали на её долю. И, честно говоря, Буфо тоже очень не нравилось во что стала превращаться церковь в последние годы.

Как и прочие существа из его рода, Буфо с малых лет воспитывался в монастыре. Его родители не были церковниками высокого ранга и потому очень обрадовались, когда Буфо отправили на юг к почтенному учителю. Там их сын оставался укрыт от строгих северных обычаев церкви Нерождённого Бога. И потому мог быстрее продвигаться по службе. Однако на юге Буфо с возрастом набирался и иного опыта – благодаря тому, что узнал вкус свободы.

Он честно выполнял все обряды церкви, читал молитвы и священное писание. Но когда у Буфо появлялось время, то он с радостью посвящал его другим занятиям. Изучал историю, читал героические поэмы и сказания о мире за стенами города. А потому к возрасту, как он должен был стать младшим церковником, Буфо уже имел свой взгляд на жизнь. Хотя пользовался этим взглядом не часто – лишь когда оставался один или с упоением корпел над свитками в читальном зале.

Но события последних дней слишком резко перевернули уклад жизни, к которому привык Буфо. И теперь, наряду со всем прочим, глубоко внутри он чувствовал большое смятение. Жаб просто не понимал как ему жить дальше без поддержки церкви. И без своих свитков тоже. Потому Буфо хотел пока всего лишь отыскать в себе силы, чтобы двигаться дальше. Однако не находил в этом деле опоры. Кроме, пожалуй, того камня, на котором лежал.

Вдруг О’Коннор и Габриель заметили впереди ещё одного путника. Он медленно продвигался по дороге и, похоже, был таким же неповоротливым, как и Буфо.

– Приветствую вас, – раздался вскоре немолодой голос, обращённый к троице. – Куда путь держите?

– На север, – кратко бросил О’Коннор.

– А до Клюквы, случайно, никому из вас не надо? – по голосу было понятно, что перед ними старуха.

– Может, и так. А кто спрашивает? – насторожился петух.

– Да я просто знахарка. Живу сама там, вот и хожу за травами по лесам. Правда, сегодня слишком долго провозилась в лесу. И вышла на другую его сторону.

Старуха откинула колпак, и они увидели чешуйчатую морду: это была ящерица. Кожа у неё кое-где на шее провисала от старости, через глаз проходил узкий шрам. И всё же нельзя было сказать, что ящерица выглядела совсем уж дряхлой. Скорее просто усталой.

– Знахарка? – встрепенулся он. – Не служительница церкви?

– О, не бойся меня, дитя, – по-доброму улыбнулась ящерица, подойдя к путникам совсем близко. – Я давно уже покинула церковь. Тогда мне было сложно, но теперь я нашла мирное место, где поселиться. И вот уже много лет живу там, помогаю местным. Знаешь, я бы не стала говорить о таком со служителем церкви, но в тебе я вижу то же самое, что и в себе.

– А? М-м… нет, я-я… – протянул Буфо.

– Так, выходит, внутренний взор меня не подвёл? Ты тоже покинул церковь? – обрадовалась старая ящерица.

– Что-то вроде того, – ответил жаб.

– Мы как раз хотели отвести его в Клюкву, – добавил О’Коннор. – Ну, раз там уже есть знахарка, то…

– О, чепуха, – махнула лапой старуха. – Там хватит места нам обоим. А мне как раз нужен ученик на смену. Ведь я уже стара.

– Правда? – обрадовался Буфо.

В глазах его впервые за последние два дня заиграли лучики настоящей надежды.

– Ну вот и славно, – улыбнулся петух.

Хотя Габриель лишь немного поморщилась. Очевидно, она действительно хотела дразнить Буфо до самого расставания.

– Что ж, ребятушки. Давайте тогда пройдём по этому тракту, – почтенно сложила ладони в молитве старая ящерица. – С вами теперь мне ничего не страшно. Меня зовут Пуна.

– Конечно, Пуна! Мы будем рады, – ответил за всех Буфо, чем в немалой степени удивил товарищей. Впервые с момента встречи они видели в нём такое одушевление и уверенность.

В течение следующих часов троица успела узнать многое от новой спутницы, пока они шли дальше по дороге. Оказалось, что петух был прав насчёт усиления строгости церкви на юге. Временами ящерице даже приходилось прятаться от заходивших в Клюкву церковников, смотрящих за соблюдением порядка. К счастью, тогда поселенцы просто помогали Пуне. И, по словам ящерицы, это шло на пользу всем. Ведь когда надо, то служители церкви или паладины не очень-то и спешили в Клюкву, чтобы помочь больному зверю. Поэтому именно Пуна спасала многих местных от разных хворей.

К вечеру, когда солнце начало поглядывать за край горизонта, собираясь отправиться на покой, Пуна внезапно вспомнила про какую-то охотничью тропку, которая, по её словам, выводила аккурат к деревне. Но когда сегодня днём старая ящерица выбралась из леса, то побоялась возвращаться этой же тропой в одиночку: ей не хотелось встретить вечер посреди лесной глуши. И поэтому она решила пойти по торговому тракту к трактиру, где и набрела на О’Коннора, Габриель и Буфо.

Теперь же Пуна надеялась, что ей не придётся ночевать в трактире и кто-нибудь из троицы проведёт её обратно через лес. Конечно же первым вызвался Буфо. Он словно забыл о своей усталости и робости, и просто рвался помочь.

– Ну что, значит, тут и прощаемся? – поклонился старой ящерице петух, сняв шляпу. – Ты уж там позаботься о нём как следует.

– Ох, непременно, голубчик, непременно, – ответила Пуна. – А он позаботится обо мне. Можете не переживать за него. Вдвоём идти не так страшно. Как же давно я хотела себе ученика…

Услышав это, О’Коннор удовлетворённо кивнул и прошёлся крылом по голове Буфо:

– И ты давай старайся как следует. Однажды я навещу вас. Обещаю.

– Конечно, господин. Я не забуду вашей отваги и доброты, – улыбнулся жаб.

Последней с ним должна была попрощаться Габриель. Но она лишь подошла и ткнула его кулаком в плечо:

– Ну, не кашляй, церковник. Точнее, теперь уже бывший.

Тем не менее Буфо за последние дни научился отлично понимать когда Габриель дразнила его, а когда просто стеснялась своих истинных добрых эмоций.

Глава 8

– Знал ли ты, что магию можно применять не только обращаясь напрямую к Нерождённому Богу? – поинтересовалась Пуна у Буфо, когда оба они уже отошли от края леса и углубились по тропинке в чащу.

– Нет, – честно ответил жаб, поглядывая по сторонам.

– Есть и другой тип магии, – продолжала его собеседница. – А магия церковников – это лишь один из видов волшебства, доступный нашему роду. Роду болотных гадов.

– Вы, должно быть, говорите о шаманизме. Магии грязных еретиков, – сообразил Буфо.

– О как сразу! – недовольно промолвила старая ящерица. – Почему же грязных? То, что у вас в церкви зовут шаманизмом, на самом деле существовало задолго до появления религии Нерождённого Бога.

– Но они черпают силы из зла и порока, – чуть ли не процитировал Пуне фразу из священного писания Буфо. На самом деле отрывок, в котором эта фраза упоминалась, был слишком большим. И призывал также бороться с еретиками и шаманами, что покинули лоно церкви. Или никогда не входили в него. Но то была забота ордена, издревле воюющего с еретиками в Диких землях.

– То, что у вас в церкви зовётся злом, не имеет ничего общего с шаманизмом, – нравоучительно заявила собеседнику Пуна. – Ведь зло для всех зверей разное. Что хорошо для орла, то плохо для мыши. И наоборот. Поэтому шаманизм уравнивает всех.

– И ты стала в это верить, когда ушла из церкви? – опасливо взглянул на старуху Буфо.

– Со временем взгляды у всех нас меняются, дорогой, – задумчиво прокряхтела та. – Но не бойся. Тебя не постигнет слепота остальных церковников, раз ты покинул их. Теперь для тебя может начаться настоящее обучение магии. Если, конечно, ты откроешь свой разум для нового.

На этот раз Буфо ничего не ответил. Он продолжал молча следовать за Пуной, однако в душе его зародилось неясное и очень скверное чувство. Оно было похоже на те дремучие деревья, что окружали их сейчас, заслоняя небо своими толстыми ветвями. И чем дальше Буфо и Пуна удалялись в глубину леса, тем уродливее становились наросты на их коре.

В какой-то момент жабу даже почудилось, что деревья наблюдают за ним. Вон там виднеется глаз, а тут сломанный сук похож на нос и кривую пасть какого-то чудища… Но всё же Буфо изо всех сил старался не поддаваться страху.

Между тем тропинка уводила всё дальше, и вскоре бывший церковник заметил за деревьями обширные топи.

– Как же мы пройдём эти болота? – спросил он у Пуны, потому что тропинка здесь явно терялась.

– А вот так, – засмеялась старая ящерица.

И вдруг оторвалась от земли! Ноги её зашагали по воздуху и понесли Пуну вперёд между высокими зарослями камыша. Остановившись на секунду, она обернулась к Буфо и протянула ему лапу.

– Я не достаю! – прокричал жаб, встав на цыпочки.

– А ты попробуй позвать на помощь духов леса. Они помогут тебе взлететь, – посоветовала старуха.

– Я не умею, – пристыжено сознался Буфо.

– Ничего. Я тоже не умела раньше, – подбодрила его Пуна. – Но тебе помогу, не бойся. Просто сделай первый шаг и представь, что ступаешь по спине большой черепахи. Дальше уже я тебя подхвачу.

Посмотрев на мутную жижу под ногами, жаб вспомнил, как учил заклинание левитации вместе с Чито. И как ему всё время не хватало веры, чтобы заклинание подействовало. А тут старуха просила обратиться в молитвах не к Нерождённому Богу, а к какой-то черепахе!

Зажмурившись, Буфо всё же решил попробовать и действительно представил, как ставит лапу на панцирь черепахи…

А когда открыл глаза, то Пуна уже вовсю утаскивала жаба за собой, и Буфо даже не было страшно. Хотя под лапами у него проплывала целая вереница утопающих в ряске коряг.

Когда же они оба благополучно достигли твёрдой суши на другом берегу, Пуна восторженно заявила:

– Молодец! В тебе есть задатки настоящей силы.

Но всё же Буфо испытывал много противоречивых эмоций по этому поводу. Он был вроде бы и рад, но в то же время и напуган тем фактом, что впервые в жизни применил магию, не обратившись с молитвами к Нерождённому Богу.

Однако тут перед ними вдруг словно снова сама собой появилась тропа, и Пуна зашагала дальше. Жабу же ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.

Спустя ещё какое-то время Буфо увидел рощу, посреди которой в окружении громадных дубов стояла хижина. Она была такой же старой, как и сами деревья вокруг. А крыша из валежника служила настоящим домом для всевозможных лесных трав, которые спускались с неё целыми снопами.

– Пришли, – с облегчением объявила Пуна.

– Ты же говорила, что живёшь на краю деревни, – заметил Буфо.

– Ох, да тут до деревни-то рукой подать. Считай, что это и есть её край, – заверила старуха.

И всё-таки Буфо сильно сомневался, что в таком глухом лесу, где даже кузнечики не стрекочут, за ближайшими деревьями окажется просвет.

– Ну, проходи внутрь, чего встал, – как-то совсем уж строго распорядилась старуха, открыв хлипкую дверь.

– Знаете, я лучше пойду, э… насобираю хвороста нам для костра, – боязливо попятился Буфо.

Однако стоило Пуне лишь взглянуть на него одним глазом, как у жаба будто ноги подкосились. И он поплелся за старой ящерицей в хижину.

Внутри жилище выглядело также ветхо, как и снаружи. Повсюду вдоль стен располагались кривые жерди, на которых висели засушенные насекомые, грибы и травы. Кое-где зияли широкие дыры между досками. А посередине стоял очаг, над которым в упоры был вставлен здоровенный чугунный котёл.

– Дрова есть, ты не волнуйся, – заговорила вдруг Пуна каким-то очень уж неясным голосом, похожим на завывание ветра в трубе. После чего приказала: – Пойди лучше вон к той дыбе, ляг на неё и привяжи свои задние лапы верёвками. Там есть для этого перекладина.

Посмотрев в другой угол хижины, Буфо и вправду увидел крепкую дыбу, сбитую из болотной ивы. Но сопротивляться словам старой ящерицы у него просто не было сил. Потому он покорно подошёл, лёг и взял с пола верёвки.

Пока жаб обматывал лапы, хозяйка наложила под котёл рубленых веток, после чего зажгла их, щёлкнув когтистыми пальцами.

– Вот уж удача так удача-а, – протянула она. – Думала, что может найду на дороге обычных путников. А среди них оказался жаб.

– И верно. Удача… – заворожённо пролепетал Буфо, закончив привязывать себя к дыбе.

– Помнишь, я тебе говорила про то, что шаманизм всех зверей уравнивает? – старуха поднялась с пола и подошла к жабу. После чего сняла с крюка на стене ещё одну верёвку и стала обматывать передние лапы Буфо. – Так вот. Обычный зверь – он колдовать не умеет. Потому и проку от него не много. Работает себе и работает. Коли заболел – вылечим. Но не за просто так, а за цену особую. Её шаманке уплатить надобно, иначе чары не сработают. А если шаманка находит зверя, который колдовать всё же умеет, тогда как?

Буфо уставил на ящерицу мутный взгляд.

– Тогда получается, – продолжила Пуна, – что этого зверя можно использовать на благо всех. Либо только для себя. И если у шаманки беда какая или она уже просто старая, то она такого зверя может принести в жертву духам. А духи тогда обязаны будут эту шаманку наградить. Либо молодость ей вернут, либо силы увеличат. Либо ещё как помогут. Смотря чего шаманка у духов попросит. Понимаешь?