Бездна. Девушка. Мост из паутины. Книга вторая

– Доктор Монрой велел приготовить вам грудку индейки на пару. Это очень полезно. Ешьте, – упрямо настаивает женщина.

– Не тратьте времени зря, – просит Вера. – Вы унесете или мне самой это сделать? – она встает.

– Ну, знаете… – Валентина убирает поднос, недовольно поджав губы. – Выпейте таблетки!

– Оставьте, позже выпью. Спасибо за ужин!

– Имейте ввиду, я все расскажу сеньору!

– Вы мне угрожаете? – Вера вскидывает на нее удивленные глаза. – Я, по-вашему, ребенок, которого пугают наказанием взрослых?

Валентина не отвечает и молниеносно скрывается за дверью. «Она невыносима!» – бросает не успевшему сменить Рикардо Байрону. С верхнего этажа спускается хозяин дома. Поравнявшись с женщиной, бегло бросает взгляд на полный поднос и на ходу приказывает:

– Занеси, болтать будешь, пока она ужинает.

– Сеньор, – тараторит Валентина ему в спину, – я возвращаюсь с подносом на кухню.

Мужчина тормозит и поворачивается, вопросительно глядя на нее.

– Она отказалась обедать, а теперь и ужинать, и принимать лекарства тоже отказывается. Я строго следую предписаниям доктора Монроя, он назначил ей специальную диету, но сеньорита даже не притрагивается к приготовленному. Выставляет меня вместе с подносом из комнаты. Пьет те таблетки, которые считает нужными, как будто она врач, – негодует Валентина. – Я предупредила ее о том, что доложу вам, а она в ответ: «Я не ребенок, чтобы меня пугали», – и указала на дверь. Сложно с ней, сеньор.

– Внеси все обратно, – говорит он и отворяет дверь, жестом показывая Валентине войти.

Та с победоносным видом проходит в комнату.

– Валентина, – холодным, безупречно вежливым тоном произносит Вера, – мне объяснить еще раз?

– Непременно, – раздается за дверью низкий голос. – Я тебя слушаю.

Эридеро входит в комнату и закрывает за собой дверь. Вера от неожиданности замирает, почувствовав пристальный взгляд – вспыхивает и, пытаясь скрыть замешательство, тихо отзывается:

– Все очень просто: я много лет не ем мяса. А ваша помощница упорно пытается меня им накормить.

– Доктор Монрой считает, что вам это необходимо… – устало заверяет Валентина. – Он доктор, он знает, что говорит.

– Для отвыкшего от мяса организма потребление оного – стресс, – отстраненно объясняет Вера. – Мне смотреть на него неприятно, не то что есть… Бедный кролик, – едва слышно пробормотала она.

– На ужин я принесла вам не мясо, а птицу, но вы опять отказались есть! – не унимается женщина.

– А разве птица не мясо? – недоумевает Вера. – Тогда внесу ясность: птицу я тоже не ем.

– Поставь поднос на стол, – велит Эридеро и опускается в кресло напротив Веры. Изучает горку таблеток, возникшую на столе. – Что ты да ешь? – интересуется он лишенным каких-либо эмоций голосом.

– Все остальное, – непроизвольно перейдя почти на шепот, отвечает Вера.

– Рыбу, молочное, яйца, морепродукты? – Вера кивает. – Готовь сеньорите то, что она предпочитает, балуй ее… Я хочу, чтобы сеньорита поскорее выздоровела. И не говори с ней тоном полицейского, – усмехается Эридеро, – она моя гостья.

– Конечно, сеньор, – с подчеркнутой вежливостью заверяет Валентина.

– Поешь рис, – обращается он к Вере.

– Нет, спасибо. Последние полгода я ела рис ежедневно. И ничего, кроме риса. Думаю, добровольно я к нему не притронусь в ближайшие лет десять.

– Тогда никакого риса, – бросает он Валентине. – А сок?

– Я не люблю апельсиновый сок. Очень не люблю, – в голосе неловкость. – Простите, я понимаю, как это выглядит со стороны, просто как-то все совпало неудачно…

– Приготовь новый ужин, – приказывает он. – Будь добра, поторопись, – Валентина подхватывает поднос и спешит удалиться. – Лекарства тоже принимаешь выборочно? – Вера молчит. – Вижу, ты решила поиграть в доктора… полагаешь, знаний на курсах стюардесс приобретено достаточно? – опять тишина. – Ты часом язык не проглотила? – холодный, ироничный голос царапает нервы.

– Мой ответ может рассердить вас, – мягко произносит она. – А мне этого совсем не хочется.

– Когда я задаю вопрос, мне отвечают, – холодно уточняет мужчина, пристально глядя на Веру.

– Вы задали три вопроса, – бесстрастно замечает она. – Три риторических вопроса. Вы, правда, ждете ответов?

– Представляю как выглядели твои допросы! – он вновь смотрит на нее так, словно она его забавляет – с этим взглядом она успела познакомиться прошлой ночью. – Ты просто мечта для следователей!

– Рискну предположить, что о встрече с вами представители закона мечтают несравнимо больше, – импульсивно бросает она и осекается.

– Им остается только мечтать, – невозмутимо заверяет он и добавляет: – Это привычное твое состояние, или болезнь помогает?

– Затрудняюсь ответить. Не понимаю, о чем вы, – отстраненно отзывается Вера.

– Не желаешь поговорить с доктором Монроем? – неожиданно предлагает он. – Выскажешь ему свои опасения, задашь вопросы… или нарушение, – как ты это назвала? – «врачебной этики» пошатнуло его авторитет окончательно и бесповоротно? Можешь ему сообщить и об этом, он не обидится.

Вера вспыхнула. Доктор Монрой действительно не вызвал ее доверия.

– Он очень хороший врач, – констатирует Эридеро безапелляционным тоном. – В противном случае я бы не прибегал к его услугам.

В дверь постучали, затем она тихо открылась и вошла Валентина с подносом в руках. «Надо же, – думает Вера, – оказывается умеет и стучать, и дверь отворять без грохота».

– Приятного аппетита, – с приторной вежливостью говорит женщина, опуская поднос.

Вера с удивлением поднимает глаза. «Лицемерка», – мысленно негодует она и вежливо благодарит в ответ. На этот раз обошлось без неприятных сюрпризов: запеченная рыба с картошкой и шпинатом.

– Сеньор, скоро приедут гости, – напоминает Валентина.

– Я помню. Тебе следует измерить температуру, – обращается он к Вере.

Она поднимается, направляется к прикроватной тумбочке, достает электронный градусник, повернувшись к мужчине спиной, садится на кровать и кладет градусник в рот. Не успевает тот запищать, Валентина протягивает руку и выхватывает его у не успевшей посмотреть результат Веры. «39.8», – сообщает она.

– Что ж, – негромко говорит мужчина не терпящим возражений тоном, – игры в доктора подошли к концу. Ты слышала?

Вера упрямо молчит.

– А теперь поешь, – приказывает он.

Не двигаясь, Вера ждет, пока Валентина покинет комнату. Затем тихо, с недоумением, произносит:

– Вам не кажется, что ваши приказы звучат, мягко говоря, странно?

– Не кажется, – отвечает он, и, обернувшись, Вера ловит его улыбку.

– Я не хочу есть. Правда, не хочу. А ваши команды, признаюсь, окончательно отбивают аппетит. Только не начинайте запугивать меня, – просит она, – от страха я не могу проглотить и крошки.

Эридеро поднимается и закрывает окно.

– На улице прохладно, – небрежно бросает он, – да и в комнате тоже. Поешь позже. А таблетки выпьешь сейчас.

Раздается стук каблуков, и в комнату входит Элена.

– Вот ты где, дорогой! – с улыбкой приветствует она мужчину.

Вера замирает: такой она видит ее впервые. Иссиня-черные волосы собраны в классический узел, дымчатый макияж глаз сделал их еще более яркими и хищными. На ней черный смокинг, искусно сшитый специально для женского тела – приталенный, он идеально облегает фигуру, под ним нет рубашки, кажется, под ним ничего нет, что придает этому необычному костюму особо соблазнительный вид. Вера готова поспорить: самое откровенное платье потерпит оглушительное поражение, конкурируя с этим дерзким, безупречно элегантным и одновременно агрессивно сексуальным нарядом. Строгие брюки выгодно подчеркивают длину ног, а высокие каблуки делают их бесконечными. Черный цвет разбавлен зеленым: из нагрудного кармана пиджака выглядывает шелковый, темно-зеленый платок, в руках крокодиловый зеленый клатч, в ушах – изумруды, огромные, они с необычайной интенсивностью подчеркивают цвет глаз хозяйки, и завершает изумрудное великолепие гигантский камень на пальце. Изумруд подобных размеров Вера не могла и представить и, бросив взгляд на кольцо, так и не рискнула предположить, сколько карат в этом «булыжнике». Движения женщины плавные и порывистые одновременно, и вся она являет образ, в котором скользит удивительная, гипнотизирующая завершенность. Ей, парадоксальным образом, тюрьма не нанесла урон, констатирует Вера, даже напротив: лицо заострилось, лишь сильнее подчеркнув идеальный рисунок костяка, тело обрело едва ли не юношескую стройность. Красива, очень красива. Мысли Веры обрывает низкий голос:

– Решила лишить наших друзей дара речи? – восхищенно произносит мужчина. – Триумфальное возвращение, королевское! Эленита, ты – самый красивый колумбийский изумруд!

– У меня нет оснований тебе не верить, – игриво восклицает она и переводит взгляд на Веру. – Надеюсь, я не прервала важную беседу?

– Нет, – заверяет он и обращается к Вере: – Где твоя вечерняя порция лекарств?

Она пожимает плечами.

Эридеро зовет Валентину: «Я принесу еще раз, потому как сеньорита смешала все так, что и не разберешь». «Змееподобная женщина», – не без толики раздражения думает Вера, глядя ей вслед.

– Это еще что такое? – Элена вскидывает брови, рассматривая кучку таблеток.

– Доктор Монрой полагает, что я должна пить горы химии, – скептично отвечает Вера.

– А ты полагаешь иначе? – осведомляется она.

– Я полагаю, что моя печень отвалится от подобного количества антибиотиков.

– У тебя опять подскочила температура, чего можно было избежать, выполняя предписания врача, – ухмыляется Эридеро. – Твоя теория терпит фиаско.

– Ну почему же? – парирует Вера. – Температуру не всегда следует сбивать, это защитная реакция организма на инфекцию…

– Где ты набралась столь исчерпывающих знаний? – с сарказмом интересуется он. – Часто приходилось оказывать экстренную помощь во время полетов?

– К счастью, ни разу, – тихо отзывается Вера.

– Действительно, к счастью. Ваше дело не лечить, это уж точно, – откровенную насмешку мужчина даже не пытается скрыть.

– Сдалось вам «мое дело»… – обескураженно произносит Вера. – Вы, правда, полагаете, что моя работа менее достойна, чем ваше «ремесло»?

– Я полагаю, что каждый должен заниматься своим делом, – абсолютно ровным тоном говорит он, пропустив мимо ушей ее замечание. – Если повар начнет спорить со строителем, ты останешься без стен и без еды.

– Бэмби, это еще что такое?! – с недоумением восклицает Элена. – Это ее медсестра избаловала! Кормила с ложечки, таблетки уговаривала пить чуть ли не со сказками, вот и результат, – объясняет она мужчине. – В тюрьме собралась, а за ее стенами расклеилась и разыгрывает девочку-девочку со всеми вытекающими. Жуть какая!

Валентина приносит лекарства и моментально исчезает.

– Пей, да побыстрее! – грубо приказывает Элена.

Вера не двигается с места.

– Бэмби, не испытывай моего терпения, – ласково шелестит она. – Ты выпьешь по-хорошему или по-плохому. Выбор за тобой. Считаю до трех. Раз, два… – она делает паузу, – три… – Вера поднимает на нее глаза и отрицательно качает головой. – Ну смотри, сама напросилась…

– Не надо! – останавливает ее невозмутимый голос. – Она выпьет.

Он неспешно приближается, придвигает стул почти вплотную к кровати, садится и протягивает Вере стакан воды.

– Следуй указаниям доктора: если к завтрашнему вечеру твое состояние улучшится, обещаю сделать тебе сюрприз… – звучит как деловое предложение, и все же в этой фразе угадывается не до конца замаскированная теплота.

Вера невольно вскидывает глаза и, попав под власть устремленного на нее взгляда, замирает: вчера она не осмелилась рассмотреть его лицо, но бегло скользнув по нему взглядом, сделала вывод, что глаза у него темные, сейчас же, когда мужчина находится на расстоянии вытянутой руки, Вера с изумлением отмечает – подобный цвет она встречает впервые: темно-синие, они кажутся почти черными, стоит ему сделать шаг назад. Она не шевелится и почти не дышит, застыв словно под гипнозом, и лишь когда уголки его губ едва заметно приподнимаются, спохватывается, смущенно переводит взгляд на принесенные лекарства. Принимает протянутый стакан воды. Отстраняется и выпивает одну за другой четыре таблетки.

– Мне кажется, вы найдете общий язык, – раздается задумчивый голос Элены.

За окном шумно. Ворота открываются, одна за другой въезжают машины. Доносятся голоса.

– И последнее на сегодня… – Эридеро пристально смотрит на нее. – Никто не должен знать ни подробностей твоей жизни, ни твоего настоящего имени. Договорились?

Вера устало наклоняет голову в знак согласия.

– Как бы ты хотела, чтобы тебя звали?

Вопрос застает ее врасплох. Необходимость стереть то немногое, что осталось у нее от прежней жизни, пробуждает дискомфорт, и она равнодушно проговаривает:

– Мне все равно…

Темные глаза медленно, изучающе скользят по ее лицу.

– Лина… – задумчиво произносит он после минутной паузы. – Да, Лина. Тебе идет. Ты не против?

– Лина… – отрешенно повторяет она. – Хорошо, пусть будет Лина.

– Я буду по-прежнему называть тебя Бэмби, – улыбнувшись, сообщает Элена. – Должна же быть в жизни хоть какая-то стабильность. Ну, нам пора, – она протягивает Эридеро руку, тот сжимает ее и поспешно поднимается. – Спокойной ночи, Бэмби!

– Хорошего вечера, – отзывается она.

– Отдыхай, Лина, – не глядя на нее, бросает мужчина и распахивает перед Эленой дверь.

Взгляд Веры провожает их: интересно, гадает она, между ними что-то есть или мне только кажется? Уж больно особые у них отношения.

Вера неспешно ужинает, затем набирает ванну в надежде, что прохладная вода поможет сбить температуру быстрее лекарств, и, устало погрузившись в мягкую пену, обдумывает случившееся: поведение Эридеро, а вернее выбранная им тактика обернулась для нее приятным сюрпризом – будучи единовластным хозяином положения, он с легкостью мог подавить, запугать, но решил действовать иначе, проще говоря – пойти ей навстречу, тем самым бросив испуганной «гостье» соломинку, за которую та с готовностью ухватилась. Правда, манера договариваться у него весьма своеобразная, не преминула отметить Вера, вспоминая формулировку фразы: приказ плавно переходит в своего рода деловое предложение. И все же, столкнувшись за последние месяцы с жестокостью, бесконечными попытками причинить боль, унизить и сломать, она не могла не оценить проглядывающую в этом поступке человечность…

Вернувшись в комнату, долго, не отрывая глаз от освещенной лужайки дома, Вера пьет горячий чай с медом. Ложится в кровать, кутается в одеяло… Какое же это счастье быть в тепле, в чистой новой одежде, не испытывать ни голода, ни жажды. Закрыв глаза, вспоминает свой настенный тюремный календарь и отмечает: 1 февраля подходит к концу. 1 февраля – первый день этой новой, непонятной жизни. Новый дом, новый пейзаж за окном, новые люди, новая стрижка и даже новое имя. Лина, повторяет она, словно примеряя его, привыкать придется долго… И с изумлением отмечает: думая о заставке календарика, она не прибегает более к воспоминаниям прежней жизни, жизни, в которую вернуться так и не удалось, а вспоминает небо, увиденное утром, и понимает: это в умертвившем жизнь аду из серого бетона не оставалось иного, как хвататься за воспоминания, в этих же стенах жизнь возвращается к ней… пугающая, непонятная, неоднозначная, и, возможно, несчастливая, тем не менее она заполняет собой существование, принося новые открытия и новые эмоции… как это небо, эти холмы, деревья… ворчливую Валентину, обстоятельного доктора Монроя, чуткого Камило, исполнительного Байрона… и мужчину, который спас ей жизнь и дал новое имя, но имени которого она до сих пор не знает… а между тем, погружаясь в сон, думает Вера, именно эти роковые буквы следом за именем Элены вписаны в страничку ее судьбы.