Запах счастья. Рассказы взрослого мальчика

Бессмертник

День рождения у бабушки бывает всегда 31 мая. Это Петя хорошо запомнил. Значит, бабушка родилась во время каникул, когда все живут в Сорокине. Занятия в школе заканчиваются 15 мая, и Петя с папой сразу уезжают в Сорокино! Ура! На пароходе! Пароход «Коккинаки» отходит в 9 часов 15 минут вечера. Как раз солнце садится на той стороне Химкинского водохранилища, где есть такая взлётная полоса для гидросамолётов, их называют «гидры». Полоса уходит в воду. И «гидры» потом летают над водохранилищем и садятся на него с ревом и брызгами! Они выкрашены в красный и синий цвета и взлетают с воды – так здорово!

На пароходе «Коккинаки» надо ехать долгодолго, зато сидения мягкие, но низкие: чтобы посмотреть в окно, надо встать. Только смотреть-то не на что: тьма. До причала надо добираться сначала на 46-м автобусе, потом от «Павелецкой» на метро до «Аэропорта» (там ещё такие красивые ажурные вывески), потом на троллейбусе уже до Северного речного порта. Как же он красив! С гербами наших республик! И затем – на пароход… Сначала пристань «Левобережная», но она почему-то справа, папа объяснял, но Петя не очень понял: какие-то течения из Волги в Москву-реку. Хм… Волга? Это ж так далеко… За «Левобережной» – остановка «Дубовая роща». Здесь уже совсем темно, только чуть светится заря и чернеют дубы. В «Дубовой роще» заводят иногда страшный мотор. Он ревёт так, что в Сорокине слышно, и потом в небо поднимается облако оранжевого дыма. Папа говорит, что это испытания. После «Дубовой рощи» – бесконечный путь до «Водников», мотор парохода шумит и хочется спать… Слева чуть видна надпись, выложенная белым камнем: «ГЛУБОКАЯ ВЫЕМКА». Берег высокий и загораживает всё небо. Папа говорит, что канал строили заключённые. Петя спросил: «Они плохие, да?» Но папа ничего не ответил.

Наконец, «Водники», «Хлебниково», «Троицкое» и «Чиверёво»! Красная кирпичная часовня на берегу, прямо возле причала. Там склад. Вот матрос убрал трап, пароход отчалил и вышел на простор Пироговского водохранилища! Ночь.

Чуть светятся огоньки в Осташкове. Церкви не видно, но Петя знает, что она там. Мимо Бухты Радости, залива со старым кладбищем на мысу и старыми берёзами – Сорокино! По трапу, который придерживает матрос, на берег с папой за руку. По узенькой тропинке между домами вверх, а дальше привычной дорогой домой. Темно – хоть глаз выколи! Мимо «пятачка» (это где танцуют по выходным, такое вытоптанное место у огромного раскидистого дуба), мимо деревенской школы, направо в калитку, оставляя огромное картофельное поле слева (Иван Назарыч будет его пахать на лошади!) – домой. Там ждет бабушка с оладьями и чаем. Оладья толстые, горячие, вкусные! Папа о чём-то серьёзно говорит с бабушкой, и после чая все ложатся спать.

В 11 вечера папа тихонько слушает последние известия, а Петя лежит в смежной комнате и смотрит на скучно качающийся маятник старых часов, на икону Гурия, Самона и Авива в углу и не замечает, как засыпает под уверенный голос диктора: «…наш корреспондент передаёт из Темир-Тау…».

Утром папа уезжает с первым пароходом в 5 часов 40 минут, когда только-только рассветает. У папы ещё занятия в старших классах и потом экзамены. У мамы тоже. Так что Пете с бабушкой жить вдвоём целый месяц…

Утром, когда папы уже нет, Петя завтракает с бабушкой кашей, бутербродами и кофе. Бабушка презирает обычный кофе, называя его «брандахлыст», и заваривает себе отдельно: крепкий и с цикорием. Зачем цикорий и что это такое, Петя не знает, но и не спрашивает.

'I

Ох, если бы после завтрака бабушка отпускала гулять, играть с рыжим котом Васькой, гоняться вместе с ним за курами… Нет же! Надо садиться и писать дневник, а ещё хуже – читать дурацкую книжку Свирского «Рыжик». Тоска! Там какой-то Полфунта, циркачи, клоуны. И читает Петя плоховато, и бабушка сердится. Когда эта книжка кончится? Наверное, никогда.

Зато 31 мая чтение отменяется! И дневник отменяется! У бабушки день рождения. Она рассказывала Пете о цветке, который называется «бессмертник», и ещё о белом клевере «кашка».

И Петя представляет, что белый клевер, пахнущий так трогательно (он растёт везде-везде по опушкам), – как раз и есть бессмертник.

Вот, думает Петя, нарву много этих бессмертничков и подарю бабушке на день рождения. Может быть, ей понравится? Надо ещё нарисовать и написать поздравление. Что писать? Главное – без ошибок, а то бабушка рассердится.

Он сам мог бы сходить за цветочками, но бабушка его одного не пускала. Пришлось идти с ней и рвать клевер кашку при ней. Но уж рисунок Петя сделал втайне.

Он нарисовал «гидру» на воде с волнами и написал: «Миля баба Каня! С днём рождения!» Прочитав надпись, Петя похолодел: целых ДВЕ ошибки! Что будет!.. Но, к удивлению Пети, бабушка осталась очень довольна и всё повторяла: «Как ты хорошо написал: “Миля

Каня!”» Ну разве можно понять, когда хорошо, а когда плохо?!

Бабушку зовут Клавдия. Пете сказали звать её «Кланя», но у него никак не выговаривается буква «л» и получается: «Кваня». А тут Петя ещё пропустил букву! И что же? С тех пор, с того дня рождения имя «Каня» так и прилепилось к бабушке. Ух, эта буква «л»! Нельзя сказать «лодка», – выходит «водка»! Водку пьёт Иван Наза-рыч, а Марьстепанна его ругает, а то и бьёт…

Скоро приедет папа! И мама. Она сейчас пропалывает лук в Текстильщиках с учениками старших классов. Будем с папой ходить купаться по утрам и в лес. Баба Каня уедет в Москву. Будет долгое-долгое лето, с жарой, с грозами, такими страшными, и папа будет легонько отодвигать занавеску на низком окошке и говорить:

– Нет-нет, эта уже проходит, разъяснивает…

16 декабря 2013 г.

Видал-мендал-мендалевич-мендалюха

– Видал-мендал-мендалевич-мендалюха! – громко и весело приветствует дачников Яков Давыдыч. Он хорош: в кожаном пальто, в очках и с зонтиком! Что означают эти странные и такие смешные слова, Петя не знает, но главное – сразу становится весело и празднично.

Яков Давыдыч – врач, он приезжает из Москвы на выходные. И, когда он приезжает, сразу поднимается шум, как от ветра, и мама и тётя Галя накрывают стол на террасе. И выходит папа

в своей вечной красно-коричневой тюбетейке, и смеётся одними глазами, они такие тёмные, Петя потом узнал, что такие глаза называются карие. Хм… «карие»… как-то не очень, как у лошади. А папины глаза не «карие», а весёлые, и ещё у него усы, и щетина на щеке. Чтобы папа обратил внимание на Петю, вместо того чтобы бесконечно беседовать с Яков Давыдычем и Геннадием Антоновичем, Петя хватает его рукой за щетинистую щеку и поворачивает к себе. Папа даже не сердится, а смеётся и… продолжает беседовать со взрослыми. Ну и ладно. Петя смиряется с папиным невниманием, берёт бабочку на длинной палке с колёсами, которая машет железными крыльями, когда едет по дорожке, и идет гулять с Зоей во двор. Бабочка-то на самом деле Зоина, и Петя взял её без спроса. Зоя обижена: «Зачем ты взял мою бабочку?» – и её глаза, тоже карие, но большие, гораздо больше папиных, наливаются слезами. Петя на мгновение отвлекается от бабочкиных крыльев и глядит на Зоины глаза: «Ух ты, какие огромные!» – думает Петя.

– На, играй! – бросает он Зое и бежит на террасу, но почему-то видит перед собой не ступеньки, не белые тазы, выставленные сушиться на приступке, а Зоины чёрные кудрявые волосы и глаза.

В полдень, когда солнце жарит вовсю, все идут в лес, а через лес на шоссе. Но сначала проходят мимо сосны-лиры, так папа её называет, потому что он говорит, что её раздвоенный ствол похож на лиру. Петя знает, что такое лира, но играть на ней, наверное, скучно, так как совсем мало струн, не то что на рояле в Москве!

Зато на шоссе начинается самое интересное: Петя снимает сандалии и папа разрешает ему шлепать босыми ногами по асфальту! Вот это удовольствие! Какой нежный асфальт! Не то что дорожки в лесу с сосновыми иголками, по которым папа тоже велит бегать босиком. Машины ходят по шоссе редко, и можно вдоволь набегаться.

Папа снимает Петю и на шоссе, и возле сосны-лиры. У папы аппарат «Кодак», такой смешной: он выдвигается вперёд, и всё в нём вверх ногами! А плёнку в него можно заправлять на свету, потому что сначала идёт такая красная бумага, на которой в конце нарисован палец, и когда видишь этот палец, то надо аппарат закрывать, чтобы не засветить пленку.

Вечером сыновья тёти Сони зовут Петю в шалаш. Они его сами построили. Надо залезать в узкое отверстие, и это страшно, но Юра смеётся, и Петя лезет, хотя без всякого удовольствия. Тётя Соня снимает в соседнем доме с бабой Верой, дядей Жоржем и тремя сыновьями. Тётя Соня всё время посмеивается, баба Вера очень старенькая и мудрая (так все говорят), зато дядя Жорж – он великий человек: он делал кремлёвские звезды, красные, которые ночью горят!

В понедельник все уезжают: папа с выцветшим зелёным рюкзаком за плечами и с Яков Давыдычем, дядя Жорж ковыляет с палочкой по тропинке… Остаются мама, тётя Галя, Петя и Зоя. Делается так тихо, что слышен перестук колёс поездов на железной дороге и далёкие, грустные гудки паровозов.

17 декабря 2013 г.

Дождливое лето

«Льёт и льёт. Льёт и льёт. Ну, каждый день льёт дождь. Грязь стоит непролазная. Ноги разъезжаются. А хозяйка идёт в сапогах с бидоном молока и улыбается мне в окно. Ей хоть бы что! Такое лето, ужас… Когда же приедет папа? Локти на подоконнике устали, и глаза слипаются смотреть на дорожку: вдруг папу пропущу?» – полусонно думает Петя и в конце концов засыпает, и мама относит его в кровать.

А когда просыпается, то – ура! – папа уже приехал! Петя слышит его голос на терраске и позвякивание чайной ложки в стакане с чаем. У папы такой большой круглый стакан и в подстаканнике. Говорят, подстаканник серебряный. И что? Он на самом деле какой-то серенький с чёрными пятнышками. Петя видит сквозь занавеску необычный жёлтый свет. Он привстаёт на кровати, легонько отодвигает занавеску: солнце!

Папа берёт Петю из кровати в одних трусиках и несёт на завалинку, туда, где много солнца. Они там сидят пятнадцать минут и ловят какие-то лучи, чтобы Петя закалялся и не болел зимой. Папа говорит, что эти лучи бывают только по утрам. Зато клевачий петух всегда ходит около Пети, смотрит искоса и хочет клюнуть за голую ногу. Он однажды и клюнул! С того раза Петя его очень боится.

Днём все идут на речку. Там есть ива в пять обхватов! Петя становится с одной стороны ивы, папа с другой, мама берёт Петю за руку, и все обнимают иву, но до папиных рук не дотянуться: такая толстая ива! Папа её нарисовал в блокноте.

А на той стороне жёлтый длинный дом, который называется «санаторий». Туда не пускают, но в заборе не хватает одного чёрного прута, и если пролезть, то можно погулять по парку, потом пройти через лес к другой деревне, где живёт Иван Сергеич и есть колодец «журавль» с длинной-длинной жердью, к которой привязано ведро.

На другой день дождь принимается снова, и у папы «простреливает поясница»: он ходит согнувшись и говорит, что у него «прострел», потом лежит на кровати в узкой комнате с одним окном и через день уезжает в Москву. А спустя неделю мама с Петей тоже перебираются в Москву, так как вечный дождь и слякоть терпеть невозможно!

Дождливое лето плавно переходит в осень. Папа с мамой каждый день уходят в школу, и Петя остаётся дома с няней Феней и бабой Саней. Феня занимается стиркой и готовит обед. Она так смешно говорит: «Глаза страшат, а руки делают!» Папа говорил, что Феня – «старабрядка», странное слово, что оно значит, Петя не спрашивает. С бабой Саней хорошо играть. Она такая большая, в кофте с перламутровыми пуговицами и с палочкой. Баба Саня любит играть в поездку на юг на поезде с паровозом. Петя садится на подушку за её спиной и изображает машиниста, а баба Саня – кондуктора и кричит не своим голосом:

– Тула! Тульские прянички! Орёл! Орловские яблочки!

Баба Саня помнит взятие Плевны. Она тогда была маленькой девочкой и приговаривала: «Плевну взяли – яблоков купили!» Баба Саня рассказывает Пете про Скобелева и про своего умершего мужа, Петра Ивановича, начальника

Нижегородской железной дороги. Она говорит, Петрываныч был очень добрый и весёлый и очень любил бабу Саню.

Так проходит осень. Наступает зима. А там и Новый год! Баба Каня дарит Пете на Новый год большущую книгу «Круглый год». Она коричневая, с картинками и очень вкусно пахнет. Ее достала подруга бабы Кани Ольгыванна, которая работает в библиотеке Ленина! Петя открывает первую страницу. На ней нарисована девочка, она складывает из кубиков слова.

Баба Каня строго спрашивает:

– Прочитай, что у девочки вышло, какое слово?

Легко сказать, прочитай…

– «Т» и «а» будет… «та». «Л» и «и» – «ли»? Правильно?

– Читай, читай дальше! – наклоняется к Пете баба Каня. – Какая последняя буква?

– «Н», да?

– А первая?

– Первая «с».

– Ну, и что же вышло?!

Петя краснеет от напряжения и забывает буквы, которые уже распознал. Уф… Но тут мама зовёт пить чай, и Петя срывается с места и стремглав бежит от всех этих букв к столу. Слово остаётся непрочитанным.

18 декабря 2013 г.

День рождения папы

На «деньрождение» папы, в феврале, бывает так здорово! Приходят гости: Марьпетровна, Владимирваныч, Бакушинские и Полянские, Палниколаич с женой, которую все почему-то называют «Екатерина Великая», хотя она Лидия Алексеевна. Папа говорит, что Лидия Алексеевна на неё, на императрицу Екатерину, очень похожа. Все сидят за раздвинутым на три доски круглым столом, едят много вкусного и пьют красное и золотое вино, и даже водку, которая называется «Столичная». А вилки и ножи кладут на такие стеклянные маленькие гранёные колонны, – это чтобы не испачкать белой скатерти. А какие рюмки и стаканчики! Они не звенят, они поют! Папа говорит: «Баккара».

Немного поев, все оборачиваются к роялю. Папа играет, а Марьпетровна поёт сопрано: «Дремлют плакучия ивы, тихо склонясь над ручьом…» и «Не говорите мне о нём…» и много ещё. При этом она делает ужасно смешную гримасу и прижимает руки к груди. Иногда Влади-мирваныч тоже поёт красивым баритоном: «И мой сурок со мной…» А Александр Владимирович – худой, потому что он лечится голодом от всех болезней, говорит о «филёлёзии» и о «ёзях», хотя он математик.

Но в самый разгар праздника Валентина Константиновна, взглянув на Петю поверх тяжёлых очков, вдруг говорит папе:

– Давайте попросим Петеньку сыграть нам!

Валентина Константиновна – учительница музыки, даже мама у неё училась. Праздник съёживается страхом. Но играть надо, ничего не поделаешь. Петя послушно садится за рояль и играет инвенцию Баха и сонатину Клементи.

– Круглее пятый пальчик! – говорит Валентина Константиновна, – и большой не отставляй в сторону! – И, обращаясь к папе: – Ну что ж, Сейсаныч, есть успехи.

Петя соскакивает с табуретки и бежит на кухню к Фене. Там он сидит у плиты и болтает ногами и языком. Но вот звонят в дверь два раза.

– Это к нам!

Феня идёт открывать. Петя любопытствующее выглядывает из кухни. Пришла Бетя Львовна! И с ней Лена!! Ура!!! Бетя Львовна – директор папиной школы. Такое у неё смешное имя! Даже в деревне хозяйка называла её «Петя Львовна»! Она маленькая, кудрявая, с огромными карими глазами и янтарной брошкой на фиолетовом платье. Зато Лена – о! Лена – это Петина любовь! Она дочка Бети Львовны, она замечательная и в очках. И фамилия у неё совсем другая: не Мейтис, а Волкова. Лена разговаривает с Петей, как со взрослым.

Наконец, Петю смаривает усталость и клонит в сон. Баба Каня отводит его за шкаф и укладывает в постель. А гости, как ни в чём не бывало, продолжают громко и весело разговаривать, петь, играть на рояле… Но Петя уже не слышит: он крепко спит под ярым взглядом святителя Николая с тёмной иконы в кивоте.

19 декабря 2013 г.

Стаксель

Игорь, старший сын тёти Сони, решил сделать Петю настоящим мужчиной. Но как? Петя и так купался каждый день с утра вместе с папой, закалялся и даже немного гордился, когда хозяйки деревенских домов спрашивали папу:

«Ой, Саныч, ну куда ж ты малого тянешь? Ведь холодно!», при этом слово «холодно» они произносили с ударением на последнем слоге. А когда папы не было, то мама, «скрепя сердце» – (интересное выражение! Что, сердце скрипит?!) – тоже водила Петю купаться, что в тепло, что в холод. И даже есть фотография, где Петя в тюбетейке и с полотенцем через руку, а мама в платье в горошек и морщится от ветра и холода.

Так вот. Игорь смастерил парусную лодку. Он, Игорь, мастер мастерить, он химик, и у него в квартире какие-то невероятные переплетения стеклянных трубочек. Но сочинение на аттестат зрелости Игорь писал на «свободную тему»: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство», потому что литературы Игорь не знал, а интересовался только химией. У Игоря было насмешливое лицо, будто он знал что-то такое, чего не знал никто, по крайней мере, Петя.

Лодку Игорь выточил из бруска дерева, потом вырезал в днище паз и вставил в него киль, то есть такую фанерку, которая не даст лодке перевернуться. Ох… Дальше Игорь мастерил мачты и паруса из тряпочек…

Ну, наконец лодка была готова.

Пете надлежало за всем процессом следить, но он отвлекался на кудахтанье кур, на шум ветра, на звонкий бой дождя по железной крыше, на голоса тёти Сони и дяди Жоржа, такие мирные, беспечные, тёплые… И ничего не мог запомнить, что говорил Игорь.

А когда лодка была совсем готова, Пете надлежало выслушать урок от Игоря и запомнить названия всех парусов. Господи, как же это скучно, и зачем? Игорь говорил: «Вот стаксель, вот грот…» Но Петя не мог сосредоточиться на этих чужих названиях.

А завтра надо было «сдавать экзамен» Игорю! Кошмар, тюрьма! Скорей бы прошло завтра! Ну точно как поход к зубному врачу! И не убежишь…

Завтра наступило. Петя что-то лепетал Игорю… Потом пускали лодку в корыте с водой, но она накренялась и черпала воду передним парусом. Что было потом, Петя уже не помнил, так как на водохранилище начались лодочные гонки. Дул сильный ветер, и водохранилище сделалось тёмным, цвета «Умбры» или «Зелёной земли» – этими красками рисовал папа. И по коричнево-зелёным волнам плыли разноцветные парусные лодки. Красота!

20 декабря 2013 г.

Пижма

Если выйти из комнаты, которая и кухня, – где печка стоит, но она не работает, и две керосинки, вот на них готовится манная каша, жарят рыбу, кипятят молоко, – так вот, если выйти из маленькой комнаты, то можно споткнуться: там есть ступенька и темно совсем, а слева выход на террасу. На террасе стоит самодельный диван на чурбачках, которые подобрал папа. Здесь спит баба Каня, потому что в комнатах ей душно и нужен свежий воздух.

Окна террасы загорожены вьюнками. Весной, только приехав, папа начинает забивать гвозди и наматывать на них верёвки, чтобы вьюнки по ним лезли. Петя помогает, хотя не понимает, к чему все эти труды. Он залезает по толстой лестнице прямо к крыше террасы, щупает дранку. Дранка жёсткая и серая. И страшно высоты. Папа говорит снизу: «Полезай на крышу, оттуда видно водохранилище!» Нет. Страшно: вдруг соскользнёшь с дранки?.. И Петя осторожно спускается на землю, когда папа что-то говорит ему о Петиной крестной – Вале.

Но вот верёвки натянуты, папа отправляется пить кофе, а Петя садится на ступеньки террасы и начинает мечтать.

На той стороне водохранилища – деревня. Там живут люди, ходят куры (если посмотреть в папин бинокль), но Петя туда никогда не попадёт. Там поле, одинокий дуб, будто вышедший из леса погулять, там столбы высоковольтной линии… Как же хочется туда!

Но впереди палатка, где продают водку и сало. Петя видел однажды, как мужчина в кепке и сапогах купил гранёный стакан водки и разом выпил его, а потом ел кусочек сала, а продавщица высунулась в окошко и смеялась.

Ещё ближе – погреб. Это такое сооружение, как блиндаж, невысокое с покатой крышей, и главное – у него внутри: лёд! Лёд хозяйка запасает с зимы и покрывает его соломой, чтобы быстро не растаял. В погреб складывают продукты, которые папа и мама привозят из Москвы. Сначала просто открывают дверцу и кладут на солому, под которой лёд. А потом лёд тает, и хозяйка ставит в погреб лестницу, и в конце лета ставят продукты уже просто на холодную землю безо льда.

Петя мечтательно смотрит на погреб и замечает маму Алёши, мальчика, который снимает через стенку. Взрослые хотят, чтобы Петя дружил с Алёшей, но дружба не получается, потому что Алёша так похож на маму и на белый эмалированный кувшин с синими прожилками!

Гораздо лучше пойти за погреб, нарвать жёлтых шариков пижмы, растереть их и нюхать! И ещё полынь! В маленьком ведёрке из пижмы можно делать «мусс»…

Ещё хорошо сидеть за столиком под рябинкой и барынькой. Только если бы баба Каня не заставляла читать за этим столиком! А ещё лучше забраться на рябину и наблюдать сверху, как куры и петух ходят по грядкам. Но как пахнет мусс из пижмы! Это лучше всего!..

Вечером, когда солнце нагреет брёвна и все сядут на лавочку и прислонятся к ним, на полянке за огородом покажутся тётя Соня под руку с Жоржем. Они каждый вечер приходят играть в домино! Жорж не любит проигрывать, всё записывает и ставит «SOS» против проигравшего. А тётя Соня называет костяшку с двенадцатью чёрными точками – «Эйзенхауэр», а раньше называла – «Черчилль»! Смешно! Костяшки у Жоржа белые. Это здорово! Папа часто выигрывает, но за игрой не следит, а слушает радио, последние известия. Все пьют чай и расходятся до завтра. А Петя с мамой садятся на тёплые ступеньки крыльца и молчат.

Смеркается. Мычит корова Милка, тычась рогами в калитку. Марьстепанна идёт открывать. Милка шумно дышит и фыркает, Марьстепанна ласково материт её и отводит в хлев, там Милка жуёт сено и чавкает. Куры давно спят на насесте.

Папа выходит и показывает Пете звёзды: Арктур, Вегу… Совсем холодно. За школой протяжно лают собаки. Пора идти спать. Окошко в кухне горит тёплым оранжевым светом. Завтра – купаться.

21 декабря 2013 г.

Картина маслом

И ещё что хорошо: это когда все ложатся спать после обеда! А Петя уже не ложится, он взрослый, ему позволяется не спать после обеда. Вот тогда наступает эта тишина! Тишина состоит в том, что взрослые не могут влиять на Петю, потому что они спят. Он делается совершенно свободным! И вовсе не нужно куда-то убегать из дома: он – хозяин здесь и сейчас! И этого довольно.