– Ладно, ты пока осмысляешь силу партийного слова, я расскажу, выдам благую информацию о структуре территориально-партийного управления, – механический тихий голос вернул Давиана из размышлений к действительности.
– Кстати, я так и не могу понять,… а почему Империя? – решил спросить Давиан. – К чему такое название для гос… страны?
– Ох, – металлический скрежет ознаменовал тяжёлый выдох. – Выслушай меня сначала, а потом ты сам всё поймёшь, юноша.
– Хорошо, я готов слушать мудрость вашу.
– Самая главная структурная единица – это Улей, который является местом проживания для партийцев и правит им глава исполнительно-партийного комитета Улья. Так как весь народ улья входит и в отделение Партии по улью, то помимо власти народной на него распространяются и оперативно-партийные директивы, которые принимаются к исполнению.
– То есть помимо управления посредством постоянных выборов и голосований есть и когда отдельные люди отдают приказы?
– Да, но не приказы, а… «указания народного характера», я бы сказал. Старшие партийцы – это аккумуляторы общественного согласия, а поэтому каждое их действие или распоряжение трактуется как… да ты и сам понял.
– А к чему это? – Давиан сложил руки на груди, повернув голову в сторону площади. – Я имею в виду, зачем гнать всех в Партию?
– Хм, – задумался Форос. – Понимаешь, это помогает избежать определённой возможности… контрреволюции. Народ не будет бунтовать против Партии, если он ей является, ибо это всё равно, что восстать против себя.
Ещё одна замысловатая формула управления для Давиана. Его разум наполнен противоречиями, порождёнными сложившейся действительностью – с одной стороны тут всё делается с дозволения народа, который установил тотальный контроль над всем, но в то же время и Партия владеет всем, вплоть до общественного мнения. Старшие Партийцы хоть и равны, но возвышены.
«Так кто здесь правит?» – Задаёт мыслимо себе вопрос Давиан. – «Народ или Партия?» – и тут же вспоминает, что одно является другим, и власть одного элемента означает одновременно и власть второго.
Согласие народа на любое действие власти – утопический элемент идеального строя, тут доведён до абсолюта, но в то же время сильные управленческие механизмы, частица утопии противоположного типа тут тоже есть. Для Давиана это похоже на некую странность и ему начинает казаться, что здесь таится нечто тёмное и пугающее, слишком мало он понимает, о том, как в этом месте всё устроено.
– Хорошо, а что составляет эти улья? – спрашивает юноша, отгоняя молчание. – Это города старого типа?
– Нет. Старые города были разрушены или переделаны, – посох в руках Фороса лёг на плечо. – Великие партийцы, стоявшие у истоков Директории Коммун, посчитали, что в новом дивном будущем не будет место тому, что опрокинуло наш мир в прошлом в формации неофеодализма.
– То есть? – лик парня исказился в лёгком неприятии. – Вы разрушили все старые города, где расположилась Директория?
– Какие-то да, а какие-то нет, – хладно отчеканил Форос. – Те, которые оказали более жестокое сопротивление нам, стали пылью, стёрты из истории, а остальные обратились в груды камня, железа и прочего мусора. Теперь есть Улья и ничего кроме них, – посох мелькнул светлой латунной лентой и указал на людей, проходящих по площади, и безжизненный глас огласил ещё одну истину. – Вон, посмотри на тех муравьёв и скажи, что ещё им нужно? Город, в котором они будут развращаться, и предаваться буржуазной чуме? Или им нужен улей как у вечно рабочих пчёл? Правильно! – раздался счастливый возглас. – Наша задача… миссия Партии приковать их к своим великим идеалам, уподобить те существа единому трудовому коллективу, вертящемуся вокруг… партийного повеления.
Давиана смутила на мгновение мысль о том, как они быстро перешли от падения городов к власти Партии, как быстро его наставник с полыхающими очами отбросил разговор о прошлом городов и снова его механические уста сорвали с несуществующих губ слова о первенстве и… священной миссии Партии.
– Юноша, ты умный человек и думаю, понял, о том, что сейчас я сказал. Не разочаровывай меня.
Парень тут же выбросил сомнения и помыслы о лукавстве Фороса, стоило только лишь речи похвалы коснуться его слуха и усладить его самолюбие. И одномоментно парню стало не до гряды разрушенных, древних и славных, городов, которые были растащены на новые улья, его мысль больше не сотрясает то, что фактически власть держит в руках Партия, а народ имеет второстепенное значение и вся его воля, все его решения контролируются отдельными людьми, которые плетут веретено политических махинаций и лжи.
– Конечно, понял, товарищ Форос, что мне нужно знать следующим? – с изгибом на краях губ, произнёс Давиан и глаза существа вспыхнули, словно символизировали радость от ответа.
– Улья это главная структурная единица, из которой управляется всё – промышленность – материального обеспечения, тяжёлая или пищевая это неважно, перераспределение ресурсов и тому подобное, но ты должен знать, что выше всех Ульев стоит Район.
– Район?
– Именно он.
– А что это? Собрание Ульев на одной территории?
– Почти, – существо резко и неестественно изогнулось, обратив торс назад, не делая разворота ногами, – вон там есть Улей №18, а за ним двадцатый. И все они объедены единым производством, а посему из них образуется Район №2.
– То есть? – приложил ладонь к подбородку Давиан, его глаза полны удивления и страха одновременно, смотря на неестественную пластику существа. – Они создают только те вещи, что позволены?
– Да-а-а, – прошипел Форос и изогнулся обратно, встав на место, – каждый Район в Директории наделён право выпуска только того ряда продукции, которую определила Партия, а, следовательно, за это выступил и народ. Так, этот Район, этот Улей производят стройматериалы, которые расходятся по всей Директории.
– А как же люди? – спросил Давиан, описав рукой дугу по площади, обводя немногочисленных людей. – Они могут делать то, что захотят? Э-э-м-м, я имею в виду, что…
– Я понял, – перебил Форос юношу. – Даже партийцы не имеют права заниматься тем трудом, который вне компетенции их Района, – ответил Форос, снова обвалившись всей массой на посох и Давиан пометил малозаметную черту – его наставнику трудно подолгу удерживать такую массу тела без опоры.
– Как так?
– Вот так вот. Вчера я лично казнил партийца, который был замечен за плетением шарфа. Мы тут этим не занимаемся, так постановил народ, а он себя осквернил классом «Мелкий рабочий».
«Убить человека ради мелкого идеала?» – спросил Давиан у себя и тут же решил оправдать это. – «Видимо значимый идеал был, раз такое произошло» – и сию секунду поспешил развеять сомнения по поводу значимости идей, за нарушение которых без зазрений совести лишают жизни:
– И ради чего это? – Давиан сложил руки на груди и посмотрел в слабо тлеющие угольки Фороса, в глазницах, которые моментально заполыхали адским пожарищем, и полилась механическая речь, через которую прозвенели ноты далеко немашинного фанатизма:
– Всё ради великой цели единства и славы нашей родины, ради поддержания коммунистического идеала безденежья и естественного обмена между трудовыми коммунами, то есть Районами.
– Это как?
– В далёкие времена, когда хозяйства производили разнородную продукцию, и наступила эры рыночного хаоса, деньги нужны были для товарного обмена, порождённого беспорядком свободной торговли. А тут нет этого… нет рынка, нет свободного обмена, а есть централизованной распределение. Вот представь, если бы Районы могли производить разную продукцию? На кой они были бы нужны друг другу? Стали бы естественным образом появляться рынки и всё вернулось обратно, а лишив Районы права на разнородное производство и специализировав их труд, мы получили единство. Так теперь один Район не может без другого и все понимают – вынь один кирпичик из монументальной постройки и всё рухнет, погребя под новым кризисом миллионы людей. А если есть обмен, то зачем нам деньги? Таким образом мы установили торжество нерыночного общества, без денег.
– Ну а личный труд зачем…, – растерялся парень, не зная, какое слово поставить и использовал первое попавшееся, – побивать? – растерянно спросил Давиан.
– Юноша, ты должен понимать, что мелкое, ведёт к большему… малыми шагами мы развращаем себя все больше и больше. Сегодня он сделает что-то личное, а завтра попытается поменять это на что-то иное, ставя несанкционированную трудовую деятельность выше обменного народного хозяйства, а послезавтра они придумают валюту – так родятся деньги, и мы придём к тому, с чего начали.
Парень сделался отстранённым, а выражение его лица стало подобным вездесущей серости, и опустив руки, с глазами, наводненными роящимися сомнениями и противоречиями, снова заигравшими в сердце, отодвинув картинку идеального мира. Форос заметил это и решил поднадвить, склоняя подопечного к «правильному» мировосприятию:
– Я вижу, ты… обескуражен нашей действительности, но пойми, так мы живём, и чтобы дальше пребывать здесь, ты должен это принять. Всё это делается ради великой цели строительства мира, где нет денег и семей, где нет государства, а воля народа возведена в закон. Всё это ради той утопии, о которой мечтали пророки коммунизма древности.
– Соглашусь, – нелегко заговорил Давиан, – я не удивлён, скорее пытался осмыслить, услышанную… правду и… согласен – это лучшее, что могло бы статься с этим миром, – неловко и не веря в то, что говорит, произнёс юноша, не желая вызывать подозрений у Фороса.
«Будь тут Алехандро или Габриель, чтобы они сказали?» – всматриваясь в монотонные городские дали, выстланные чредой однотипных бетонно-каменных коробок, задумался о знакомых Давиан, – «Вся система построена ради власти Партии, чтобы они всё контролировала или ради того, чтобы не распалась страна, и партийные верхи не потеряла свою власть? Ради власти, ради самого её удержания?» – посыпались вопросы один за другим, так как Давиан сам не знает, зачем пытается искать критическое осмысление, сказанного существом, но ничего не находит и поэтому невольно принимает «истину».
– А кто править Районами? Э-э-э, точнее им одним? – оторвав взгляд от города, вопросил Давиан, желая перевести тему.
Вместо ответа, посох Фороса делает вихревое движение, звездой исчертив серый небосвод, и утыкается концом вдаль города и разразилась машинная речь:
– Они.
– Что «они»?
– Люди вон там, – посох латунным просветом устремился в другую сторону, – и они, в Улье №18. Все, кто составляют Район, правят им.
Внутри Давиан догадывается, что голосование по каждому повожу не совсем власть людей в полном объёме и их волевое решение – это продукт деятельности Партии, а поэтому решает спросить иначе:
– Кто по партийной линией занимается оперативным… направлением народной воли?
Форос таинственно молчит, думая, как можно ответить более красноречиво, скрывая вуалью красивых формулировок и слов действительность.
