Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга вторая. Июнь

Благоверный Димитрий явился на московское пепелище в состоянии, близком к отчаянию и безумию. Ему казалось, что под пеплом и руинами столицы погребено дело всей его жизни, что пошли прахом все его труды и подвиги. Вместо покаянной молитвы ко Господу милующему князь начал громоздить грех на грех – не нашел ничего лучшего, как сорвать самовластный гнев на святителе Киприане. Великий князь обвинил митрополита в том, что он трусливо оставил паству во время испытаний, а потом перебежал к тверским предателям (Михаил IV Тверской в это время опять пытался добыть для себя в Орде великокняжеский ярлык). Конечно, святой Киприан не был виновен в том, что усмирить московский бунт оказалось свыше его сил, и в Тверь он уехал не к крамольному Михаилу IV, а к духовному сыну своему, святому Арсению. Но святой митрополит кротко принял новое унижение и изгнание от великого князя. Направленная в Царьград княжеская жалоба на митрополита показалась столь обоснованной, что Патриархия утвердила лишение святителя Киприана кафедры. Так вдобавок к разорению земли и ужесточению ордынского гнета на Руси вновь началась церковная смута.

Будущее показало, как духовно слеп оказался в данном случае благоверный Димитрий в своем неприятии митрополита-чужеземца. Константинопольский Патриарх поставлял на русское первосвятительство лучших из лучших своих сынов. Эти нерусские по крови святые митрополиты – серб Киприан и его преемник грек Фотий – запечатлели свое служение пламенной любовью к русскому народу Божию, великими трудами по просвещению паствы и организации церковной жизни на Русской земле. Эти святители-чужеземцы явились хранителями духовного единства Московской и Киевской Руси. Перед богомудрыми Киприаном и Фотием смирялись даже католические правители Литвы и Польши, и этим удалось надолго отсрочить начало латинских гонений на русском Юго-Западе, порабощенном иноверцами. О святителе Киприане можно сказать еще, что он был тайноводствуем небесным покровителем Москвы – святителем Петром, общался с ним в чудесных видениях, а впоследствии написал его житие. Нетленные мощи великих святителей Киприана и Фотия ныне почивают в московском Успенском соборе, источая исцеление с верою к ним прибегающим.

Изгнав святителя Киприана, великий князь помирился с бесчестным Пименом и возвел его на митрополичий престол на основании полученной обманом патриаршей грамоты. Но вскоре вернулся из Царьграда святитель Дионисий Суздальский, и стали известны подробности византийских похождений Пимена. Явились и ростовщики с требованием уплаты по долговым обязательствам, выданным Пименом от имени благоверного Димитрия. Терпеть подобного мошенника на первосвятительском престоле было невозможно: Пимена снова с позором прогнали. Великий князь стал убеждать святителя Дионисия, чтобы он возглавил сиротствующую Русскую Церковь, и святой Дионисий решился принять на себя это служение ради общего блага. Казалось бы, что могло быть лучше? Кто был достойнее, чем святой Дионисий, закаленный подвигами пустынножительства, искушенный в богословской мудрости, пламенный ревнитель Православия? Никто не сомневался, что Патриарх Нил, уважавший и любивший Суздальского святителя, с радостью утвердит его на русской митрополии.

Так казалось человеческому разумению. Но не было на то воли Божией! Святитель Дионисий поехал в Царьград за патриаршим благословением, но был задержан в Киеве, брошен в темницу и там скончался. Усугубление церковной смуты, сиротство Русской Церкви лежало тяжким грузом на совести великого князя Димитрия Донского.

Светлая боголюбивая душа благоверного Димитрия, не выдержав искуса мирской славы, заразилась смертоносной болезнью гордыни. Но Вселюбящий Господь не оставил в добычу диаволу душу великого князя, с детства стремившегося к чистоте и благочестию, прилежавшего к молитве, подвизавшегося в служении Богу и русскому народу Божию. Тяжек грех самопревозношения, и врачуется этот недуг только суровыми скорбями – жгучим лекарством, посылаемым от Господа Милующего.

Донской герой, первоначальник русской славы, высокопарный орел должен был валяться в ногах у хана Тохтамыша, вымаливая прощение себе и пощаду своему народу. Хан простил, но залогом верности князя Московского оставил в ордынском плену его сына и наследника, юного княжича Василия. Благоверный Димитрий мог бы освободить сына, заплатив за него выкуп, но княжеская казна была опустошена «деяниями» Пимена.

В наказание за великокняжеское своеволие Тохтамыш обременил Русь поборами, невиданными со времен Батыевых. По слову летописи, «тяжкая и великая дань была по всему княжеству Московскому: собирали с деревенских двух-трех дворов по полтине; тогда же и золотом давали в Орду». И сам благоверный Димитрий должен был обеспечивать уплату разорительного ханского выхода, от которого нищала родная Русская земля.

Кончилось время громких побед благоверного Димитрия Донского. Не только противостоять Орде, но и смирять удельные крамолы не имел сил великий князь Московский. Уже переметчик, которого прежде благоверный Димитрий не раз карал властной рукою, Олег Рязанский безнаказанно взял Коломну, а потом разбил московские войска. И благоверный Димитрий должен был униженно просить мира у Рязани, а Олег отвечал гордым отказом, и ему открывался простор для хищничества на Русской земле.

Между тем священное дело единения Руси продолжалось, но уже не великокняжеской властью и мощью. Сам Господь через святых подвижников Своих гасил последние очаги раздора, творя чудеса перерождения заблудших душ.

К затевавшему новую пагубную смуту Олегу Рязанскому пришел преподобный Сергий Радонежский. О чем говорил Всероссийский игумен с Рязанским князем, всю жизнь косневшим в крамоле и коварстве, для нас остается тайной. Но после этой беседы князь Олег заключил с благоверным Димитрием вечный мир, отрекся от удельных амбиций и признал старшинство Москвы-объединительницы. В трудах историков постоянно упоминаются злые деяния Рязанского князя, его предательство во время борьбы с Мамаем. Однако мало кто знает, каков был конец жизни многогрешного князя Олега. Он ушел в Солотчинский монастырь, где жестоким житием изумлял братию. Он ел только заплесневелые корки, пил только воду. Дни и ночи проводил он в покаянной молитве пред Господом, омывая горькими слезами смертные свои грехи. Под монашеской власяницей, на голом теле, постоянно кровоточившем и воспаленном, князь-схимник носил вериги – стальную кольчугу, которую, по его словам, он когда-то не захотел надеть для защиты Отечества. Еще долго после его кончины рязанцы дивились на эту кольчугу, вывешенную над могилой их князя, и служили панихиды по его душе.

Еще один упорный крамольник, властолюбивый Михаил IV Тверской, в конце жизни искренне примирился с благоверным Димитрием, склонился под руку верховной Москвы. Остаток дней своих Тверской князь провел в делах милосердия и благочестия, оставив в сердцах незлопамятного народа память о себе как о князе добром. Чудо просветления этой мятежной души свершилось не властным насилием, а тихими увещаниями духовного отца князя, святого епископа Арсения – ученика святителя Киприана, которого великий князь Московский так упрямо не желал признавать.

Среди бедствий и унижений смирялась душа благоверного Димитрия Донского, и духовному взору князя открывались его собственные несовершенства. Вступая на спасительный путь покаяния, благоверный Димитрий мучительно обвинял себя в бедах Отечества.

По-прежнему сиротствовала Русская Церковь, и великому князю было страшно сознавать, что он обезглавил ее своими руками. Благоверный Димитрий отправил несколько посланий с просьбой вернуть в Москву святителя Киприана. Но Господь не благоволил дать князю эту радость: при земной жизни увидеть, как заглаждается его грех. Царьград решил более не потакать великокняжеским желаниям, но самостоятельно разобраться в смысле русской церковной смуты. Святитель Киприан и самозванец Пимен были вызваны на суд Константинопольской Патриархии. Суд длился три года: в итоге Пимен был отлучен от Церкви и так и умер под анафемой, а святителю Киприану было возвращено достоинство митрополита всея Руси. Но уже не благоверному Димитрию, а вдове его, благоверной Евдокии, и сыну его, великому князю Василию Димитриевичу, довелось торжественно встречать святителя Киприана в первопрестольной столице.

В конце жития благоверный Димитрий Донской уже не был тем красавцем-богатырем, сама внешность которого вызывала восхищение народных толп. Тягчайшие нравственные испытания и полученные в сраженьях увечья надломили здоровье великого князя: ему не было еще сорока лет, а он казался стариком, задыхался от грудной жабы (астмы), дни его клонились к закату. Но болезни и немощь тела способствовали просветлению души. Не гордым победителем, а смиренным кающимся грешником представал благоверный Димитрий Донской Престолу Господню. И Всещедрый Бог принял и возвеличил эту святую, очищенную покаянием, вознесенную смирением душу.

Величайший русский праведник преподобный Сергий Радонежский принял последнюю исповедь благоверного князя Димитрия, напутствовал его Животворящими Таинами Христовыми, а по кончине сопроводил его могучей молитвой своей. Всероссийский игумен словно бы на руках своих вознес в горняя душу благоверного Димитрия и представил ее Вселюбящему Спасителю.

Оплаканный верными соратниками и былыми недругами, святой благоверный великий князь Димитрий Донской опочил от тяжких трудов на благо земного Отечества и перешел во всерадостное Отечество Небесное. В сердце русского народа Божия померкла память о грехах и ошибках князя, о бедах последних лет его правления, а остался светлый образ, запечатленный в «Слове о житии»: «Царским саном облеченный, жил он по-ангельски и в такой благости всегда пребывал. Почести и славу от всего мира принимал, а Крест Христов на плечах носил. Божественные дни поста в чистоте хранил и каждое воскресенье Святых Таин приобщался. С чистейшей душой пред Богом хотел он предстать, поистине земной явился ангел и небесный человек, с Богом все творящий и за Него борющийся».

Этот дивный образ не угасал, но становился все ярче с прошествием веков. В прошлом столетии, когда на нашу землю обрушились гитлеровские орды, в воззваниях Предстоятеля Русской Церкви митрополита Сергия (Страгородского) стояли рядом имена благоверных великих князей Александра Невского и Димитрия Донского; на средства православных людей была создана танковая колонна «Димитрий Донской», шедшая в бой с врагами. В нынешнее время новых грозных испытаний Отечества Русская Православная Церковь прославляет благоверного князя Димитрия в лике святых, воспевая ему: «Подвиги твоими, святе Димитрие, страну нашу Бог сохрани, давый тебе силу непобедимую» и призывая его, как древле, на помощь родной земле.

Подвиг благоверных правителей – это, как видится, самый крутой и кремнистый из всех путей к достижению святости. Из-за первородной порчи нашей природы, по человеческой немощи падали в тяжкие грехи и удалившиеся от мирских соблазнов подвижники монашеских обителей, и отшельники дальних пустынь – и должны были вновь и вновь возрождаться к святой жизни покаянием. Как же неимоверно трудно достичь богоугодной чистоты не просто в миру, среди кипения нечистых страстей, но на вершинах власти, где к услугам человека все средства для удовлетворения любого греховного позыва, где даже добрые дела вызывают громкое эхо земной славы, влекущей к гордостному самообольщению. И на таких страшных мирских вершинах святой князь Димитрий Донской, хотя и спотыкаясь в пути, сумел не уронить свою душу в бездну, но дойти до небесного величия.

Благоверный Димитрий хранил себя строгим исполнением церковных обрядов и предписаний, согревая их живой верой. С целомудрием и истинно христианской любовью берег он святость своего семейного очага. Справедливостью, добротою, братолюбием было проникнуто его отношение к окружавшим его людям – так что, завещая своим сподвижникам труды по единению Русской земли, он по праву мог напомнить им: «С вами веселился я в благоденствии и скорбел в злополучиях; я любил вас искренне и награждал по достоинствам; не касался ни чести, ни собственности вашей, боясь досадить вам единым грубым словом». Он не был холодным политиком, двигавшим человеческими массами, как шахматными фигурами, – святой князь был сострадальцем в народных бедствиях: плакал над пеплом сожженных городов, на свои средства помогал обездоленным и хоронил погибших, щадил не только мирных жителей, но и воинов враждовавших с ним удельных княжеств, щадил даже упорных врагов своих, когда жизнь их оказывалась в его руках, и всегда готов был примириться с ними. В жестокие времена, когда коварство и предательство повсюду считались дозволенной хитростью, благоверный Димитрий ни разу не ступил на кривой путь, не прибег к низкому обману ради «высших» целей, ибо помнил, что от зла может родиться только зло. Величайшие свои деяния благоверный князь-христианин совершил по благословению Матери-Церкви, с молитвой ко Господу и во имя Господне.

В чем же смысл подвига благоверного князя Димитрия Донского? С политико-экономической точки зрения итоги его правления кажутся крайне прискорбными: ордынский гнет ужесточился, военные силы были подорваны, страна разорена. Почему же слава благоверного Димитрия в памяти народной затмила славу первых собирателей Руси – Иоанна Калиты и Симеона Гордого, при которых страна наслаждалась покоем и относительным благоденствием? Почему русский народ Божий увидел князя-освободителя в святом Димитрии Донском, а не в Иоанне III, при котором страна действительно стала независимой от Орды?

Ордынским гнетом правосудный Господь врачевал застарелый смертный грех Древней Руси: братоубийственное разделение, позор нескончаемых междоусобиц, в которых лилась кровь православных людей. Ни у народа, ни у его правителей не хватило духовных сил, не хватило стойкости в вере Христовой, чтобы самим покончить с преступной игрой удельных властолюбцев, прийти к благому единению о Господе. Тогда попущенным от Бога жестким учителем пришла и воцарилась Орда. Далеко не сразу и не всеми был понят этот урок Промысла Божия, и только великие князья Московские начали останавливать безумие княжеских междоусобиц и смут, длившееся даже в порабощенной чужеземцами Руси.

Иоанн I Калита был гениальным политиком, объединявшим страну с помощью государственной мудрости. Симеон Гордый мог править Русской землей властно и самодержавно, потому что его любил и ему покровительствовал властитель могучей Орды хан Джанибек. Но ни государственный разум, ни подкрепленная силой власть не могли явиться прочной основой для объединения Руси, поэтому-то вновь начались раздоры и шатания при Иоанне II Добром. Только благоверному Димитрию Донскому удалось сплотить Родину на истинно крепком, духовном основании.

Свет души, чистота сердца, глубокое благочестие святого князя Димитрия озаряли его личность, и народ увидел и понял: этот правитель не ищет своего, но жертвует собою в тяжких государственных и воинских трудах ради блага Отчизны. Доверие к благоверному великому князю порождало веру в совершаемое им общерусское дело. Мать-Церковь благословляла его на подвиги, он был воспитанником святителя Алексия, с ним были молитвы преподобного Сергия, он звал людей за собой во имя Христово – и те, кто становился под великокняжескую хоругвь, чувствовали себя уже не суздальцами или ярославцами, а православным русским народом.

В Куликовской битве Русь преодолела застарелый страх, внушенный Батыевым нашествием (после Батыя еще долго не только мирное население, но и воинские дружины русичей бежали стремглав при одном слухе о приближении ордынского отряда). Мамаево побоище показало, что Русская земля способна противостоять всей собранной воедино мощи Орды. Но не в этом высший смысл Куликовской победы. То было величайшее свершение, общая победа Святой Руси, перед величием которой осознавались ничтожество и мерзостность удельных амбиций. После Куликовского подвига Русь научилась видеть в разрушителях единства предателей, богопротивников. Вот почему так быстро изживались косные удельно-местнические пристрастия и как бы сами собой потухли упрямые «патриотизмы» рязанский и тверской, уступая место священной любви к Православной Святой Руси.

Единый Господь вершит судьбы людей, народов, государств. Но каждое благое деяние, великое или малое, творится при встрече всесильной благодати Божией с доброй человеческой волей (в богословии эта таинственная встреча именуется «синергией» – содействием). Небесный Отец не насаждает добра насильно: Он ждет, когда человек сам всеми силами души устремится к Божественным дарам.

В человеческих силах положить начало, засвидетельствовать искренность своего порыва. Тогда Всещедрый Господь ниспосылает нам Свою всемогущую помощь, дарует Свою непобедимую победу. Совершитель – всегда и только Единый Бог, чтобы никакая плоть не хвалилась (1 Кор. 1, 29) своими делами перед Всевышним. Так совершается спасение человеческой души, так же вершится возрождение целых народов.

Трудами святого правителя Руси, благоверного Димитрия Донского, созидался единый порыв русского народа к небесной помощи. В этом – смысл жития, величайшая заслуга благоверного князя Димитрия. Но Создателем истинного единства и свободы Руси явился Господь Милующий, явился в зримых чудесах и знамениях. Благоверному Димитрию не пришлось хвалиться пред Господом славой князя-освободителя. Глубоко смирившись, святой Димитрий Донской высказал в своем завещании лишь робкую надежду: «А переменит Бог Орду, дети мои не имут давати выхода (дани)».

Бог переменил Орду вскоре после кончины благоверного Димитрия. Хан Тохтамыш вздумал противиться победоносному эмиру Тимуру Тамерлану – и был сломлен как тростинка. От этого удара Орда уже не оправилась, все глубже погрязая во внутренних смутах и расколах и все меньше имея сил для вмешательства в жизнь Руси.

Но сила, сломившая Орду, надвигалась и на Русь. Непобедимый эмир Тимур, у ног которого уже лежало двадцать держав Востока, вел свои войска к Москве. И хан Тохтамыш, и Мамаево полчище, и даже Батый не шли в сравнение с подобной грозой. А в Москве княжил молодой Василий Димитриевич, не обладавший великими государственными и полководческими талантами своего отца, благоверного Димитрия Донского. По человеческому разумению, спастись Руси на этот раз было невозможно. Однако всеспасающая помощь Господня явилась народу, отчаявшемуся в земной помощи и прибегшему к заступничеству Царицы Небесной.

Войска эмира уже перешли Дон, когда по велению святителя Киприана в Москву была перенесена Владимирская чудотворная икона Матери Божией. Все жители столицы, знатные и нищие, старики и дети, здоровые и больные, вышли за городские ворота встречать величайшую святыню Руси. «И яко узреша Пречудный образ Богоматери и на пречистых Ея дланех Пречистый образ Иисус Христов, и вси падоша на землю, со многосугубыми слезами из сердца вздыхающе и молящеся прилежно». Народ едиными устами и единым сердцем взывал: «Матерь Божия! Спаси землю Русскую!» И не силами человеческими, но Высшей Силою совершилось спасение.

Эмир Тимур был ревностный мусульманин, но и мусульмане почитают Деву Мариам – Матерь безгрешного пророка Исы (так ислам называет Иисуса Христа). В тот самый час, когда Русь молилась перед Владимирским образом, эмиру предстало грозное видение – небесное воинство во главе с Пресвятой Девой, повелевающей ему покинуть русские пределы. Эмир Тимур Тамерлан повиновался Высшей воле и увел свои войска.

Прошло почти сто лет – и так же молилась первопрестольная Москва перед Владимирским образом Богородицы, когда на реке Угре в 1480 году стояли друг против друга войска великого князя Иоанна III и ордынского хана Ахмата. Битвы не произошло. Ханские полки бежали прочь, гонимые непонятным ужасом. Так не земным оружием, а Божественной помощью по молитвам Царицы Небесной свершилось окончательное освобождение Руси от ордынского гнета. Так Всемилостивый Господь увенчал порыв, ради которого сплачивал русский народ благоверный князь Димитрий Донской.

Возлюбленные о Господе братья и сестры!

Злом, терзавшим Древнюю Русь: расколами и смутами, удельными властолюбием и братоненавистничеством, – чревато наше мятежное время. Десятилетия под игом богоборческого режима разрушили духовное единство народа. Распалась великая держава. Вновь разделены Русь Киевская и Русь Московская; на Украине льется кровь, усиливается церковный раскол, учиненный бывшим митрополитом Филаретом (Денисенко), развивается папистская уния – так спасение человеческих душ попирается ради националистических амбиций. Местнические интересы грозят разорвать в клочки всю Русскую землю.

Несравненно хуже ордынского было большевистское иго, обескровившее саму душу народа. Теперь страна из тоталитарного ледника брошена в омут разобщения. Никакие политико-экономические расчеты не помогут там, где царят жажда власти, корысть и вседозволенность. Никакой патриотизм не спасет Русь, пока русский народ не вспомнит основу основ своей жизни – Святое Православие. Вся русская история во все века свидетельствует: наше Отечество спасалось и крепло лишь прибегая под Покров Царицы Небесной, милостью Бога Вселюбящего.

В 1993 году, когда в Москве вспыхнул очаг гражданской войны, было явлено чудо Матери Божией, о котором молчала и поныне молчит «демократическая» пресса. Когда Патриарх Алексий II и народ молились перед Владимирским образом Богородицы, противоборствующие стороны внезапно прекратили военные действия. Но вот музейные работники вновь изъяли Владимирский образ из храма – и кровопролитие возобновилось. Политиканством и воплями о «культуре» был заглушен обращенный к народу небесный зов.

Страшнее Мамаева полчища орды демонов-разрушителей, которые идут на нашу землю под знаменами наживы, насилия, разврата, ереси, безбожия, оставляя за собою пепел сожженных человеческих душ, суля вырождение и конечную гибель Руси. Но еще возможно отвратить эту пагубу, если многогрешный народ опомнится, наконец, и осознает себя не безродной массой, а православным народом Божиим.

Будем же молиться Всевышнему: да просветит Он очи заблудших братьев и сестер наших, да ниспошлет Он вновь на русскую ниву Свою преподобных молитвенников и благоверных вождей – подобных святому Димитрию Донскому мужей силы и разума.

Богу же нашему слава всегда, ныне и присно и во веки веков.

Аминь.

Слово в день обретения мощей святителя Алексия, митрополита Московского и всея России, чудотворца

(20 мая / 2 июня)

Яко сокровище пребогатое, многолетно в земли сокровенное, честныя мощи твоя обретошася чудоточащыя, всеблаженне отче святителю Алексие: от нихже врачевство приемлюще обогащаемся.

Тропарь на обретение мощей святителя Алексия Московского

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры!

Сегодня Святая Православная Церковь празднует память обретения мощей святителя Алексия, митрополита Московского и всея России, чудотворца, – верного служителя Христова, защитника Православия, доброго пастыря, ревностного делателя на ниве церковной.

Будущий святитель Алексий, нареченный во святом Крещении Елевферием, происходил из знатного боярского рода. Родители его, Феодор и Мария Бяконты, были боярами Черниговского княжества. Святой Алексий родился около 1300 года в Москве, куда боярин Феодор Бяконт переселился из Чернигова оттого, что край Черниговский, опустошенный Батыем, не переставал терпеть нападения от татар. Под защитой же святого благоверного князя Московского Даниила Александровича нашел он мирную и спокойную жизнь, заняв одно из первых мест при княжеском дворе. Князь Даниил очень ценил мудрого боярина, заботящегося не столько о собственной выгоде, сколько об интересах народа и государства; немаловажным знаком княжеского благоволения стал и тот факт, что восприемником родившегося в Москве сына Бяконтов стал сын и наследник самого Даниила Александровича – князь Иоанн Даниилович (впоследствии великий князь Московский Иоанн Калита (1288–1340)).

Таким образом, с самых ранних лет перед юным Елевферием открывались поистине великолепные перспективы. Знатность, богатство и общественное положение его отца, прекрасное образование, которое Феодор Бяконт старался дать всем своим детям, собственные недюжинные таланты – а мальчик рос не по годам разумным, прилежно и с интересом учился – все это давало Елевферию все возможности для того, чтобы блестяще преуспеть на светском поприще. Он мог бы в будущем стать таким же видным и влиятельным государственным деятелем, как его отец, прожить жизнь в довольстве и достатке, радуясь не только многочисленным успехам по службе, но и спокойной, мирной жизни у домашнего очага, в окружении семьи…

Несомненно, такой же благополучной судьбы всей душой желали для Елевферия и его родители. Но у каждого человека свой собственный путь ко спасению – и Господь указал юному Елевферию Бяконту другую дорогу. Мальчик с ранних лет проникся горячей и искренней любовью к Богу, часто бывал на церковных богослужениях, учился молиться. Постепенно в душе его зародилось и крепло желание полностью, без остатка посвятить свою жизнь Господу – и в возрасте пятнадцати лет (что по тем временам считалось совершеннолетием) Елеферий сообщил родителям о своем твердом намерении стать монахом.