Когда цветут эдельвейсы (сборник)
Собака по дороге порезвилась, прошвырнулась по соседским помойкам, нашла добрую кость и засеменила к дому. Обратный путь соболятницы проходил мимо того злосчастного места, где королевствовали Барсик и его важная хозяйка. В тот момент Наталья Георгиевна рассказывала разинувшим рты бабам, как ей делали «химию» в районной парикмахерской.
Кот, увидев бегущую собаку, сузил голубые глаза и приготовился к нападению.
Насмешливо и с ехидцей председательница крикнула:
– Сосед! Убери собаку, а то Барсик ее порвет!
Она хотела сказать что-то еще, но последние слова застыли на губах: котяра уже летел на собаку с дикими воплями, предвещавшими нечто ужасное и трагическое.
Волга спокойно бросила кость и, сделав резкий выпад навстречу летящему коту, ловко сомкнула челюсти на его толстой шее. Несколько резких рывков головой из стороны в сторону – и все кончено. Разжав пасть и равнодушно посмотрев на «зевавшего» кота, сука вновь подхватила свою косточку и как ни в чем не бывало побежала дальше.
Далее произошла самая обыденная сцена: женщина орала на всю улицу и плевалась слюной, как марал во время гона, которому не досталась маралуха. За какие-то полчаса Васька узнал все, что о нем думает взбесившаяся соседка. Хотя дело до милиции не дошло, Волга с тех пор больше не покидала своего места.
…А пока что Васька ласково потрепал любимицу, кормилицу и соболятницу за ухом и сказал:
– Ничего, милая, осталось совсем немного. За осень набегаешься…
В один из дождливых вечеров Ольга заскучала. Сидя у окна, она с грустью смотрела на мелко моросящий дождь, на размытые очертания опустевшей улицы.
– Отчего принцесса загрустила? – пытаясь приподнять настроение подруге, спросил Васька.
– Родителей вспомнила. Как они там? Хотелось бы увидеться…
– Какие могут быть проблемы! Завтра же едем к ним! – объявил он. – К тому же впереди выходной день!
Всю дорогу она сидела как на иголках и по мере приближения к дому волновалась все больше и больше. Но, увы, безрадостная картина повторилась и на этот раз: их встретило тихое застолье с утра похмелявшихся родителей и собутыльников.
Подвыпившая мать доброжелательно приглашала к столу, на котором красовалась початая бутылка, а из закуски воняла подкисающая прошлогодняя капуста, сдобренная передавленными огурцами.
Отец старался казаться важным и, покачиваясь из стороны в сторону, дышал перегаром. Знакомясь с новоявленным зятем, протягивал Ваське давно не мытую руку. Оправдывая свою спившуюся персону, он пытался разрисовывать свою «трудную жизнь».
Но Ваське и так было видно, до чего докатилась в недалеком прошлом уважаемая семья, державшая отличное по сельским меркам хозяйство и работавшая от зари до зари как на производстве, так и дома. Он ничем не выдавал своего отношения и с напускным удовольствием разговаривал с родителями. А Оля, стыдясь своих предков, удалилась с матерью в соседнюю комнату и о чем-то долго разговаривала с ней.
Ваське начали надоедать пустые речи Николая и его дружка, говоривших об одном и том же: в каком магазине водка дешевле и где она качественней. Ему пришлось удовлетворить просьбу отца съездить в магазин и взять «литру» на свои деньги. Сразу же став «хорошим зятем», он усмехался, но все же предпочел молчать, как всегда делал в подобных случаях.
Не желая обижать «тестя», он выпил пару стопок за знакомство и «процветание дальнейшей жизни» и в ожидании Ольги, собиравшей с собой необходимые вещи, скромно кивал головой, соглашаясь с собеседниками.
Наконец-то дождавшись ее, с радостью подхватил небольшой чемодан и поспешно вышел к машине.
Вся честная компания вывалила следом проводить.
Отец, придерживаясь за забор, горделиво выхаживал около машины, бросал любопытствующим соседям торжествующе:
– У меня зять с машиной!
И, наклонясь над Васькиным ухом, тайно выпросил еще на «литру». Удовлетворенный суммой, полез целоваться, обещая скорый приезд в гости.
Как только дом скрылся из виду, Ольга с горечью сквозь слезы выдавила:
– Вот так было всегда! Но в последнее время все хуже и хуже, загулы затягиваются… Что делать?
Он промолчал, про себя подумав, что теперь уже ничто не поможет.
Километры дороги летели под колеса, отдаляя Ольгу от родителей и старой жизни, приближая к новому, как ей казалось, светлому будущему. Вытерев последние слезы, она глубоко вздохнула и, посмотрев на Ваську, улыбнулась:
– Но жизнь-то не кончилась?
Он ответил изгибом уголков губ, как бы подтверждая:
– А ты в этом сомневаешься? Не переживай, думай о хорошем, и все будет нормально! Все только начинается!
Из дневника Ольги:
«Еще раз благодарю судьбу за то, что свела меня с таким хорошим человеком, как Вася! Чувствую, что с каждым днем он становится все ближе и родней… Что бы я сейчас без него делала?»
6
Стремительным полетом гусиной стаи, спешащей весной в родные места гнездовий, пролетели два месяца – июль и август. Месяцы счастья, любви, взаимопонимания. Практически все дни походили друг на друга: Васькина работа, счастливая улыбка ожидавшей его Ольги, нежные поцелуи, долгие разговоры обо всем на свете, ласки девичьих рук…
Казалось, что этому не будет конца, и все будет длиться вечно, но на лицо девушки накатывалась легкая тень, когда она думала о предстоящей разлуке, об одиночестве на протяжении нескольких месяцев…
И этот день настал…
Совершенно неожиданно Васька просто, как будто ничего не происходит, объявил:
– Послезавтра вертолет. – И уже для себя, подставляя к общей куче подготовленного груза канистры с керосином и бензином: – Вроде бы все приготовил, завтра получить договор, оружие, патроны, а потом…
Взглянув на побледневшую Ольгу, стоявшую рядом, протянул руки и обнял девушку за плечи, прижимая к себе:
– Что ты? Все нормально, привыкай! – успокаивал он ее, вытирая ладонью побежавшие слезинки. – На твою ответственность оставляю дом, будешь жить и ждать. Раз в неделю приходи в контору на связь, будем разговаривать, что-нибудь про любовь расскажешь… – уже шутливо, стараясь приподнять настроение, улыбнулся он.
– Тебе хорошо говорить – ты привык! А у меня знаешь что сейчас на сердце делается?
– Представляю… У меня тоже так было, когда полетел первый год…
– А с тобой можно… полететь? – неожиданно спросила она, с мольбой глядя в его глаза.
Он удивился такому вопросу и, немного помолчав, ответил:
– Но ведь тайга – это не проспект Мира в Красноярске! Это ежедневный труд от зари до зари – не каждый мужик выдерживает такую нагрузку!
Большие снега, да такие, что ты себе даже представить не можешь! А холод, от которого лопается железо? А отсутствие цивилизации? Кроме приемника – ничего!
– Не пугай, не боюсь! Хочу с тобой хоть на край света!
Васька помолчал, не зная, что и предпринять. С одной стороны, если хочет, можно взять. Но с другой – почти городская, слабая и хрупкая – не выдержит! А как ее потом оттуда доставлять, если захныкает? Да и как попасть в тайгу? Ведь в вертолете, иной раз загруженном до предела, не найдется места. Летчики будут против! И директор не допустит…
– Нет! – отрезал он. – Нельзя! Останешься дома! Всего лишь до Нового года. Ты и не заметишь, как время пролетит!
В ответ Ольга тяжело вздохнула и, ничего не сказав, удалилась на кухню…
Как было заведено с незапамятных времен неписаными законами промысловиков, за несколько дней до заброски в тайгу почти весь коллектив промхоза впадал в загул. Празднуя начало нового охотничьего сезона, самого важного события в году, желанную встречу с родными просторами распределенной по участкам тайги и предстоящее уединение от порядком надоевших жен и цивилизованного мира, штатники «догонялись», напитывая свой организм спиртным перед длительным воздержанием.
Парализованный промхоз прекращал какую-либо деятельность. Воздерживались лишь охотовед и товаровед, выдающие лицензии и оружие с патронами. Но, несмотря на загульные дни, спецпомещения с удесятеренной силой гудели мужскими голосами; в пьяном угаре промысловики наперебой рассказывали друзьям о тонкостях охотничьего дела, об особенностях угодий и обо всем, что только может рассказать набравшийся храбрости охотник. Гонцы носились в ближайший магазин и, уже не таясь строгого директора, тащили очередную порцию водки, которая громко позвякивала в карманах или в обычной хозяйственной сетке.
Понимая важность момента, директор не наказывал никого и на все смотрел сквозь пальцы, следя только за тем, чтобы мужики покинули территорию и перебирались по домам. Для этого он отправлял своего охотоведа на «разгон демонстрации», последний тут же бежал исполнять указание. Разгулявшиеся охотники покидали помещение кузницы или столярки, а через пять минут вновь собирались либо в гараже, либо в жестяночном цехе.
Осознав, что мужиков выкурить практически невозможно, он просто обходил веселившихся и отводил взгляд в сторону, как будто не замечая их.
Васька не был белой вороной и тоже выпивал вместе со всеми, но, более ответственный по своему характеру, знал меру и вовремя покидал разгорающиеся мероприятия, а при получении оружия всегда имел трезвую голову и в нормальном состоянии доставлял домой казенные «Белку» и СКС.
Выйдя из дверей конторы, Вася заспешил было домой, но, к своему неудовольствию, заметил знаменитую семейную чету – соседку Клаву, сопровождавшую своего Егора домой. Изрядно захмелевший муж едва перебирал ногами и почти полностью навалился на жену, изгибающуюся под тяжестью тела вербой на ветру. Ей мешали ружья, висевшие на ее спине, и поэтому Клавка почти кричала на всю улицу:
– Да шевели ты ногами, ирод окаянный, а то сейчас снесу башку прикладом!
Вася хотел было повернуть назад и незаметно перебраться на другую улицу, но уже был замечен обрадованной соседкой, завизжавшей от радости:
– Вася, помоги!
Пришлось помогать. Пока дошли до дома, Клава уже зазвала в гости на тихий и скромный вечерок, где будет еще несколько человек, тоже хорошо знакомых Ваське охотников, вместе с женами. Зная нрав и крутой характер соседки, которая не могла жить без приключений, он долго не соглашался, но настойчивость соседки перетянула.
Ольге он сказал:
– Пойдем, познакомишься с женами – будет к кому обратиться в случае чего, пока меня не будет.
О чем могут разговаривать собравшиеся вместе охотники-профессионалы, у которых все сознание заполнено одной лишь мыслью – предстоящим промыслом? Без сомнения – об охоте!
За накрытым на веранде столом – шесть человек, три пары: Васька с Олей, Егор с Клавой и еще один из друзей – Серега со своей супругой Натальей.
Распределившись по группам – мужики с одного края стола, женщины – с другого, – обе половины ведут свои разговоры, прерываясь лишь для редких тостов, после чего опять замыкаются по своим обществам.
– Ты слышал, Васек, Скворца-то опять выпустили, – говорит Серега. – Говорят, что временное «просветление» ума, ведет себя нормально, не буйствует. Позавчера приезжал к директору, просил участок, но ты же сам знаешь, что у него билет «желтого» цвета.
– Ну и что сказал директор? – перебивает протрезвевший с обеда Егорка. – Пускает на охоту?
– Ты что, не помнишь, что ли, как у него в тайге «крыша потекла»? Чуть было соседа своего не завалил! Хорошо, что в карабине патронов не оказалось!.. Директор соврал, что участков свободных нет.
– А он что? – как бы нехотя перебивает Васька.
– Сказал, что все равно в тайгу пойдет! – И добавляет: – Жалко мужика, от сердца жалко! И что с ним случилось? Такой здоровый и такой умный был. В промхозе в передовиках ходил, всегда соболей больше всех сдавал! И надо же такому случиться…
– Действительно говорят, не знаешь, где потеряешь и где найдешь, – сочувственно поддакивает Егор и предлагает: – Что, может быть, еще по одной замахнем?
– Тебе, поди, уже и хватит! – перебивает Клава мужа. – Скоро со стула упадешь! Мужики пусть пьют, а ты нет!
– Цыц, баба! – ответно рычит на жену Егорка. – Будешь квакать – соболей не получишь!
Клава сразу же переходит на заискивающий говорок и, пытаясь угодить мужу, наливает ему полную стопку водки, после чего начинает хвастать широко раскрывшей рот Ольге, каких черных соболей обещал добыть для нее Егорка:
– И на шапку пару, и на воротник! Сказал, что выберет самых лучших: жена дороже, чем государство!
Наталья лишь улыбается, она-то прекрасно знает, что это пустые ежегодные обещания, и самым дорогим подарком от Егора была одна пара соболей, принесенных и подаренных еще в первую годовщину их совместной жизни.
Но подвыпившая бабенка не унимается и даже сама верит в свое вранье:
– Я уже договорилась с мастерицей насчет пошива – совсем недорого. Сошьет шапку и ворот за неделю…
– Это кто это у тебя мастер? – вмешивается в женский разговор Егорка. – Уж случайно не Васильиха? Так она тебе такой «пострел» сошьет – вороны смеяться будут!
– Что ты городишь! – пытается противоречить вредная баба мужу. – Нормально шьет! Это еще неизвестно, кто и что неправильно «постреливает»…
Намек для хорошо подвыпившего Егора – кровная обида: он зло хмурит брови и пытается привстать, но Васька вовремя перебивает разговор на новую тему и подсовывает стопку.
За время непродолжительной вечеринки Васька тайно наблюдал за своей подругой. Его переживаниям не было конца. Что произойдет за это время? Как она себя поведет? Будет ли ждать? А может быть, через несколько дней покинет дом, как это было с Аленой? А она тоже любила… или это были только пустые слова?
За всеми этими думами он едва заметил какую-то мысль, как молния ударившую в голову, и не сразу понял, что же его взволновало.
Поглядывая на Ольгу, у которой алым румянцем разгорелись щеки, прищуренные глаза забегали по сидящим за столом, заплетающийся язык стал выдавать все ее тайны, Вася понял причину своего беспокойства. Ольга выпивала!..
В отличие от Натальи, которая грела в руках налитую еще в первый раз рюмку, Ольга, нисколько не отставая от Клавки, которая периодически подливала и себе, и захмелевшей подруге, сушила все, что ей наливали. За налитой третьей стопкой последовала четвертая, потом пятая, шестая…
Васька почему-то вспомнил первый вечер их знакомства, когда он привез ее в свой дом. А ведь тогда она тоже «употребляла». Тогда он просто не придал этому никакого значения, но сейчас факт был явно налицо.
«Неужели?.. – подумал он, все еще не решаясь смириться с настойчиво пугающей мыслью. – Нет, девчонка просто в хорошем настроении. Наверное, я зря паникую».
Мужики заспорили, кто лучше стреляет в тайге. Егорка вдруг захотел разрешить спор прямо сейчас и, не слушая Сереги и Васьки, покачиваясь, побрел в кладовую за «Белкой».
Компания вываливает в ограду и, развесив на заборе консервные банки, начинает «снайперскую» стрельбу. Пуская по кругу ружье, все стреляют малокалиберными патрончиками.
Егорка мажет и поэтому напущенно сердится, считая виноватой Клавку, которая отпускает под руку разные колкости.
– Попробуй попади сама! – разгневанно говорит он, передавая в ее руки заряженную винтовку. Клавка с охотой взводит курок и, тщательно прицеливаясь покачивающимися стволами, хлопает в сторону непоколебимой банки. Пулька тукает о край штакетины и тут же непродолжительно визжит рикошетом. Банка висит на месте, но за забором отчаянно кудахчет соседская курица.
С недобрым предчувствием Васька быстро подбежал к невысокой преграде. На сопредельной территории стоял пестрый красавец петух и, взъерошив на шее наполовину выщипанные в драке перья, искоса поглядывал на любимую рябушку. Растопырив крылья и округлив ничего не понимающие глаза, он вопросительно оглядывался вокруг, ища обидчика невесты, которая завалилась набок и в предсмертной агонии сучила ногами. Остальные шесть наседок замерли на месте.
Зловещая тишина нарушилась душераздирающим воплем, который напоминал вой пожарной машины и разносился далеко по округе:
– Сашка, ирод! Наших курей би-и-и-ю-ють!!!
Кричавшая из окна дома справная и холеная тетка Варвара, «совершенно случайно» увидевшая трагическую картину, напоминала своему мужу, копавшему в этот момент картошку, что он обязан следить за хозяйством.
Подвластный бабьему каблуку Александр, в одиночестве рывший необозримую плантацию, уже давно вслушивался в праздничный галдеж у соседей и истекал слюной, не зная, как перебраться через забор и попасть на банкет. Но чуткий глаз Варвары, постоянно следящий за мужем из-за шторки, не допускал этого.
Чертыхаясь про себя на больную жену, которой еще позавчера что-то «стукнуло» в поясницу, на примелькавшуюся картошку, которую ему не перекопать до белых мух, на проклятущую жизнь, Шурик уныло загребал копалкой в поисках злосчастных клубней. А тут такой неожиданный случай – сама судьба преподносит ему подарок!
Хозяин кур быстро перебегает через копанину и удивительно проворно, по-заячьи перепрыгивает через забор, натыкаясь на провинившуюся компанию, в немом оцепенении ожидающую дальнейших событий.
Васька пытается что-то объяснить, но вездесущая Клава опережает и, не дав сказать и единого слова, тянет «обиженного» за стол.
Чудодейственная сила граненого стакана, наполненного до краев, мгновенно разрешает все вопросы: Шурик уничтожает предложенное в несколько глотков, удовлетворенно крякает и, уже улыбаясь, тянет руку за соленым огурцом.
– Черт с ней, с курицей – не будет бегать где попало! – говорит он и заблестевшими глазками указывает на опустевшую посудину, тем самым давая понять, что неплохо было бы «вмазать» еще, пока не поздно.
Вслушиваясь в крики соседки, которая, не переставая, поминает недобрым словом и своего мужа-козла, и надоевшую Клавку, угрожает жестокой расправой, вплоть до «расправы с органами внутренних дел», Егорка наливает стакан вновь и просит соседа выпить с ним вдогонку.
Александра не надо уговаривать: он поднимает тост за удачную охоту и уже заплетающимся языком грозит:
– Сейчас пойду со своей квашней разбираться!
Под одобрительные напутствия успокоившихся охотников, почувствовавших, что буря проходит стороной, сосед колесит к забору, на ходу выкрикивая угрозы в адрес разбушевавшейся жены. Почему-то вдруг выросший забор Шурик преодолевает с большим трудом и, грузно перевалившись через него, удачно цепляется воротом своей рабочей куртки за торчащую штакетину. Не в состоянии освободиться самостоятельно, он зависает в вертикальном положении, болтает в воздухе ногами и неизвестно кого умоляет отпустить его…
…Васька не дожидается окончания вечеринки и уводит за собой развеселившуюся Ольгу. Она просит остаться еще ненадолго, но упрямое «нет» действует отрезвляюще.
Уже дома Васька еще раз проверяет груз, сверяется по блокнотику и, удовлетворенно хмыкнув, присаживается на крыльцо.
Закурив, смотрит на Ольгу, которая зашла в вольеру к Волге и что-то шепчет ей на ухо, ласково поглаживая по загривку.
Тихий, теплый вечер окутывает поселок: кое-где слышны крики женщин, приманивающих возвращающихся с поля коров, последние комары сонно жужжат в воздухе, уже не решаясь нападать на людей, а от реки тянет свежестью и прохладой, чем-то напоминающей Ваське об ожидающей его тайге, в которой он окажется уже завтра. Улыбнувшись приятному предчувствию, охотник переводит взгляд на Ольгу, а она присела рядом и обняла его за шею.
– Пойдем в дом? Сегодня надо пораньше лечь и хорошо отдохнуть – завтра тяжелый день! – смотрит Васька в погрустневшие глаза девушки.
– Идем, – соглашается Ольга. – Ты отдыхай, а я, наверное, не смогу уснуть… Не представляю себя в одиночестве, не могу поверить, что завтра тебя уже не будет…
– Что ты, ведь это же не навсегда, время пролетит быстро!
Она вздыхает и идет в дом за ним.
Васька быстро раздевается и, занырнув в «гнездышко любви», растягивается, наслаждаясь долгожданным отдыхом. Голову окутывает невесомый туман, глаза начинают слипаться, ему хочется уснуть.
– Ты скоро? – спрашивает он, вслушиваясь в тихие звуки, доносящиеся из соседней комнаты.
Вместо ответа – легкая поступь босых ног, и в проеме появляется Ольга.
Распущенные волосы стекают на шелковую просвечивающую рубашку, которая оканчивается на крутых изгибах бедер. Сна – как не бывало! Васька тянет навстречу руки…
7
Промхозовский «газик» подкатил к десяти часам утра. Из открытого кузова выскочили Васькины соседи по участку, Серега и сухощавый невысокий Костя. Оба были явно навеселе, но, несмотря на это, более чем расторопно загрузили в машину сложенные у ворот вещи.
Пока Васька подвязывал на поводок бесившуюся от радости Волгу, Оля закрыла дом на замок и, положив ключ в укромное место – под половичок, с помощью услужливых мужских рук быстро забралась наверх. Шофер включил скорость и, грузно тронувшись с места, помчал вездеход по улице, залихватски выруливая на поворотах, торопясь как можно быстрее доехать до набережной вертолетной площадки, где уже стояла в ожидании штатников оранжевая «восьмерка».
Вокруг нее торопливо вышагивал директор, он отчаянно жестикулировал и что-то доказывал походившему на грузина командиру борта. Тот был явно недоволен наседавшим на пятки руководителем. Шевеля пышными усами, летчик по-шоферски остукивал колеса винтокрылой машины.
Увидев подъезжавших, оба устремили взгляды на охотников, по-праздничному булюкающих в кузове.
– Она тоже полетит? – раздраженно спросил пилот, кивком головы показывая на Ольгу.
– Нет. Она провожает, – ответил Васька, понимая, что вопрос относится к нему.
Пока шофер подгонял «газик» к открытой двери вертолета, директор «пилил» поднабравшихся с утра подчиненных, угрожая выговорами и прогулами. Но те, зная, что начальник ругает для виду, молча начали погрузку.
Глядя на мешки, ящики и всевозможные тюки, именуемые охотничьим грузом, который нескончаемым потоком передавался из рук в руки и аккуратно укладывался в салоне, командир опять поменялся в лице и, коверкая слова, заревел:
– Куды столько? Что, вертолет ышак?
Все втихаря смеялись и над ишаком, и над возбужденным Мимино. Мужики знали: никуда он не денется, и уже через десять минут «стрекоза» будет в воздухе.
Толпа из жен, детей, друзей и любопытствующих внимательно смотрела со стороны, ожидая прощальной минуты.
Но вот вещи уложены, и машина отъезжает в сторону. Приняв из Ольгиных рук поводок, на котором, играя, крутится Волга, Васька без труда подсаживает приученную собаку в салон и, накоротко привязав к одному из своих ящиков, выпрыгивает назад, чтобы проститься с Ольгой, готовой вот-вот разрыдаться.
В этот момент происходит совершенно неожиданное событие: Костя не может справиться со своим молодым, но очень здоровым и широкогрудым кобелем Казбеком. Собака, ни разу не видевшая тайги, пугаясь чрева железной машины, резко дергается и, свалив с ног хмельного хозяина, крепко держащего его за поводок, тащит в сторону реки по грязи и полувысохшему коровьему помету.
– Стой! Казбек, стоять! – орет Костя, но от резких окриков кобель рвется еще быстрее.
Толпа зевак во главе с директором бросилась следом, стараясь поймать за ноги то вопящего Костю, то беснующегося от испуга кобеля.
Пользуясь суматохой, Васька внимательно посмотрел на Ольгу и вдруг торопливо спросил:
– Полетишь со мной?
Она не сразу поняла, о чем он спрашивает, и лишь хлопала ресницами. Не повторяя дважды, он потянул ее за рукав в вертолет. Быстро освободив место в самом дальнем углу, посадил девушку в полусогнутом положении, а сверху накрыл нетяжелым мешком с вещами, затем спрыгнул на землю и как ни в чем не бывало стал поджидать возвращающуюся процессию. Такая посадка конечно же не могла остаться незамеченной: несколько женщин хитро улыбались, когда запыхавшийся директор спросил:
– А где твоя жена?
– Пошла домой, – как можно спокойнее ответил Васька. – Развела мокроту, а я не люблю прощаться слишком долго.
– Тогда с Богом! – сказал директор и, подсадив улетающих охотников, захлопнул за ними дверь, отрезая от цивилизованного мира.
Лопасти плавно качнулись и медленно потекли по кругу, увеличивая скорость, двигатель громко чихнул и, бухая в глушитель, затарахтел, все быстрее набирая обороты. Рулевой винт засверкал сплошным кругом, со свистом разрезая воздух. Вертолет задрожал всем телом, подчиняясь вибрации вращающихся лопастей. «Восьмерка» грузно оторвала задние колеса и, прокатившись на переднем около двух метров, стремительно пошла на взлет.
Провожающие замахали руками. В иллюминаторах ответно кивали и беззвучно что-то говорили, пока ревущая машина не оказалась над водами лениво протекающей реки. Поднимаясь выше и выше, вертолет пошел на восток.
Как только поселок скрылся из глаз, Костя полез в свою котомку и, достав из нее початую бутылку, весело улыбнулся. Посмотрев на мужиков, щелкнул пальцем по горлу, приглашая к прощальному угощению. Так как никто не отказывался, тут же появились еще горячие домашние пирожки и походные кружки. Даже не стараясь перекричать сплошной гул, охотники жестами и мимикой чистосердечно желали друг другу удачи в охоте.