Путешествие само по себе
Возле хижины царило необычное оживление. Рознег отправил под крышу слабых и хворых, коих набралось двадцать один человек. Остальные утеплились, поставили шатёр и принялись устраивать ночёвку снаружи под южной стеной хижины. Навалили толстый слой лапника, бока прикрыли валежником и засыпали снегом и спереди разожгли три костра из сушняка, чтобы не дымили, и как они разгорелись, для долгого жара уложили поверх толстые брёвна сухостоя.
В это время я уже занимался здоровьем боярина. В конце концов, врач я, или погулять вышел? По моей просьбе освободили красный угол, Бранибора положили на лавку и принесли всевозможные светильники от лучин до грубо слепленных восковых свечей и масляных гасничек. Пока я готовил боярина к обследованию и лечению, остальные временные обитатели хижины сгрудились полукругом. Пусть смотрят и привыкают к тесноте, ведь и ночевать будут нос к носу, как шпроты в банке.
– Уважаемый Рознег, – позвал я волхва, – мыслю, что можно исцелить боярина, рано ему в ирий. Начни целить ты, а я подготовлюсь.
Волхв удивлённо вскинул лохматые брови, метнул в меня взгляд, посмотрел на раненого и кивнул. По моему требованию Бранибора раздели, оставив только набедренную повязку. Волхв из-за пазухи достал какой-то амулет и начал ритуал, а я принялся настраивать прибор в режим регенерации, лечения и восстановления и отправил мужиков приготовить лубки и холстины для перевязки.
Через четверть часа Рознег распрямился, смахнул со лба пот, и устало уселся на лавку. Теперь мой выход, и я начал осмотр. Да-а, помяли мужика изрядно. Весь правый бок заливала лиловая синева, скрипели два ребра. Переломы. Слава богу, без смещения, а то бы обломки проткнули лёгкие. Предплечье сломано. Глубокая рана на левом плече. Рваная рана на левом бедре. Десяток небольших рассечений. Все раны воспалены, но без признаков гангрены. Очень хорошо. С удивлением заметил, что после манипуляций волхва состояние боярина заметно улучшилось. Он порозовел, и дыхание стало спокойнее. Я немного призадумался, ведь сначала мне предстояло вправить и зафиксировать переломы, а это очень больно. И тут услышал голос волхва:
– Артур, этот отвар утишит боль, – он протянул чашку с мутным содержимым, – то мак, к коему добавил хмель и синюху.
Отлично. Опиум с седатором и нейролептиком, то, что надо для неглубокого наркоза. Боярин с трудом и, морщась, выпил, а через четверть часа заснул и расслабился.
– Вы, двое, – указал я на мужиков покрепче, – держите боярина за ноги и тулово. А вы несите лубки и холстину.
Полчаса мне хватило, чтобы сопоставить переломы и обработать раны. Потом я достал К-генератор. Сначала облучил небольшие рассечения, которые начали исчезать, оставляя небольшие шрамики. С большими ранами провозился дольше, а с переломами тем более. Перевязывать раны не пришлось, холстиной перетянул лишь грудь, чтобы не потревожить едва сросшиеся рёбра. Завтра можно будет снять и эту повязку.
Примерно через час я закончил, напоследок обработав почки, сердце и печень. Устало разогнулся и увидел, что вокруг в полной тишине плотной стеной стоят люди и явно со страхом и удивлением таращатся.
– Ну, вот и всё. Боярин почти здоров, а уж то, что не помрёт, это точно.
Едва я это проговорил, как все кроме волхва грохнулись на колени и запричитали молитвы и обереги. В состоянии полного обалдения я заорал:
– А, ну-ка, встать, мать вашу с перебором!! Вы что совсем с ума посходили?! Встать, я сказал!! И помочь боярину.
Люди вскочили и засуетились, а я растолкал мужиков и вышел вон, подышать свежим воздухом и осмыслить произошедшее. Главное, я опять убедился, что прибор работает отменно в разных режимах, и эффект удивительный. Не ожидал. Теперь я имел прекрасный козырь в игре со смертью.
Места в шатре впритык хватило только для пятнадцати человек, все, кто покрепче и я с ними остались ночевать под небом. Ночь прошла тяжко и беспокойно. Не мороз и ветер, а просто ползучий холод не давал спать и расслабиться. Задубев, лёжа на лапнике, я поднялся, разогнал в ногах кровь и фактически всю ночь просидел у костра. Толи дремал, толи спал, толи грезил. Плотно сбившийся на подстилке народ тоже ворочался и потихоньку сползал ближе к огню.
Утром я окончательно убедился, что нужно что-то решать с жильём. Но оказалось, что ломал голову только я, а местные люди точно знали, что нужно делать. Не дожидаясь команды, они с рассвета начали строить жердяные шалаши, покрытые корой и ветками, а сверху засыпанные толстым слоем снега. В этих «чумах» в центре складывали небольшие очаги, дающие достаточно тепла. Дым уходил в дыру и дыхание не отравлял. Жерди на земле, на них толстый слой лапника, а также плетёный и затянутый корой и тряпками притвор на входе кое-как сохраняли тепло. Четыре больших шалаша ощутимо разгрузили хижину волхва, в которой остался десяток самых хворых и ослабевших. В шатре разместились ещё десять.
Не менее сложной проблемой стало питании полусотни с лишком людей. Для начала, чтобы их накормить пришлось пожертвовать одной из трофейных лошадей. Кстати, в перемётных сумах и шатре нашлось немало награбленной монголами меховой одежды и кое-какая пища, что ещё больше облегчило жизнь людям. Там же обнаружились разные ценности, среди которых Рознег узнал несколько вещей из святилища.
– Боярин, дозволь слово молвить, – я обернулся, рядом стоял Колояр, – Давеча вы три десятка поганых побили, полон свели, да перед тем десяток изничтожили. То мунгалам позор. Сёдня ждать их надобно, мстить придут. Так мыслю. Что делать велишь?
Слова десятника для меня не стали откровением. Из их сотни осталось шесть десятков, значит, минимум полсотни головорезов придут за нашими головами. Будут искать следы, и, как бы мы не маскировались, найдут. Для следопыта та маскировка фуфло голимое. Оставалось надеяться, что степняки плохо знают лес и разберутся не сразу. А мы времени терять не станем.
– Добро. С оружием и зброей разобрались? Все ноне оружны и одеты?
– Так, боярин, оружия в избытке, надобно и мужикам вручить. Есть средь них толковые и умелые.
– Действуй, Колояр. Собери всех, потом подели на десятки. Дружинных и мужиков вровень. Особо подготовь лучников, пусть луки подберут по руке и стрелами запасутся в избытке. Скоро пойдём гостей незваных встречать.
Примерно через час двадцать мечников и десять лучников пробирались гуськом, двигаясь к обезлюдевшей просеке. На этот раз мы запутывали следы и, сделав крюк, вышли к вырубке с другой стороны.
Ещё издали мы услышали гортанные крики. Колояр был прав, на просеке суетились и гарцевали полсотни монголов. Мой расчёт тоже оказался верным. Поскольку монгольское войско строилось по десятичному принципу, другая половина сотни явилась мстить и карать. Обнадёживало то, что почти все они не имели доспехов, и слегка напрягало то, что почти все они были одеты в овчинные полушубки, густой мех которых не каждая стрела пробьёт, только узкие бронебойные. Среди суетящихся монголов неподвижно на коне сидел богаче иных одетый воин, из-под меховой шубы которого поблёскивали звенья кольчуги. За ним стояли четыре всадника, видимо, телохранители.
Пешие монголы шныряли вблизи кострища и той части вырубки откуда в лес уходили наши следы. Это был опасный симптом. Нащупают гады кончик верёвочки и потянут, лови их тогда по всему лесу. Я всё время держал в поле зрения главаря, до которого было примерно два десятка метров. Я не опасался тихо говорить, поскольку монголы так орали и издавали такой шум, что сами себя наверно не слышали.
– Колояр, – я шёпотом позвал десятника, – поставь лучников за деревья, по моему знаку пусть они бьют бронебойными стрелами сначала по конным, а, как их завалят, пусть мечут стрелы в лучников и потом во всех иных, и как можно скоро и быстро. Напомни дружинникам о защите и осторожности, монголы стрелять умеют. Мечники нападут по моей команде.
– Слушаюсь, боярин, – и десятник растворился в заснеженных зарослях.
Через десяток минут он высунулся из кустов и кивнул головой. Я достал пистолет, передёрнул затвор и махнул Колояру левой рукой, давая сигнал к обстрелу. Он отвернулся и махнул рукой стрелкам.
В воздухе свистнули десять стрел, через три секунды ещё десять, ещё и ещё. А я тщательно прицелился, держа оружие двумя руками и опирая на ствол валежника. Три выстрела слились в один, ещё пять пореже и прицельно. Главарь завертелся, глядя на падающую с коней охрану, потом взмахнул руками и рухнул вниз, застряв ногой в стремени.
Расстояние в тридцать-сорок метров для лучника – это стрельба почти в упор. За какие-то пять минут распалённые боем и местью дружинники опустошили все тулы со стрелами, а каждый взял по пять десятков. Ответная стрельба была бестолковой и хаотичной, хотя, нужно признаться, стрелы пролетали в опасной близости.
Из полусотни карателей на ногах оставалось около двух десятков, из которых половина сбилась в подобие строя, а иные бестолково бегали в поисках укрытия. Вот и пришёл момент истины для серьёзного боя. Я сменил в пистолете неполный магазин и заорал:
– За мной в атаку! Слава!! За Русь!!
С рёвом мои дружинники выбежали на утоптанный снег просеки и, стараясь держать строй и сдвинув щиты, устремились на ошеломлённых монголов. Началась короткая, яростная и кровавая рубка.
Пистолет сухо щёлкнул и встал на задержку, когда передо мной упал шестой по счёту противник. Дружинники тоже добивали последних врагов. Крики доносились и из леса, куда попытались смыться несколько вражин.
– Боярин, – хриплый голос Колояра чуть дрожал от боевого возбуждения, – нема боле поганых. Всех побили.
– Кто у нас уязвлён и кто пал?
– Ранено трое, один из мужиков пал, – он стянул шлем и тут же напялил обратно.
– Добро. Я к раненым. А вам велю собрать коней, оружие и одежду. Сам всё знаешь. Оставь двоих мне в помощь.
Пока я врачевал, на просеке шла обычная традиционная мародёрка. Напоследок я приказал сложить тела всех карателей ровными рядами по десять во главе с их начальником. Я думаю, что монголы должны впечатлиться.
– Что дале делать будем, боярин. – У подошедшего Колояра блестели азартом глаза.
– Выбери пять человек. Сходим к святилищу, волхв Рознег сказывал, что там главное стойбище поганых и там держат весь полон. Поглядим, что там творится. Только посмотрим, – строго уточнил я, разглядев в глазах десятника воинственный огонёк. – Пятеро со мной, остальные пусть уходят в лагерь, привяжут к двум последним лошадям ёлки и протащат следом.
Проводив взглядом уходящий отряд и нагруженных трофеями лошадей, я обернулся к оставшимся: Колояр, Вышата, Мокроус, Брав и Зорен. Десятник, два разведчика и два мечника, все молодые, выносливые, лёгкие, подвижные.
– Идём скрытно и тихо. Надобно поглядеть подходы к стану поганых. Потом помыслим, как половчее прикончить монголов и освободить людей. Вопросы есть? Нет. Пошли.
Вражеский стан почуяли издалека. Ветерок донёс характерный запах дыма, лошадиного пота, навоза, варёной конины и мертвечины. Я поднял руку, призывая к полной тишине, потом указал пальцем на Вышату и Мокроуса, потом на глаза и махнул в сторону стоянки. Они кивнули и исчезли в заснеженных зарослях кустарника. Остальным я махнул руками ладонями вниз, и мы присели прислушиваясь. Разведка вернулась через час, и мы отошли поглубже в лес.
– В стане изрядно поганых, – проговорил шёпотом Вышата, – сотни две не менее. Токмо шатров два десятка. Комоней без счёта, костров с полсотни. Замятня у поганых вопят, колготятся, видать прознали про наш набег. Полоняне особняком стоят может тыща, иль две, не счесть. Ближе не подойти, комони ихние чуйкие, аки псы.
– Добро. Сейчас уходим в наш стан, готовиться к набегу. Вышата, Мокроус останетесь, смотрите, всё примечайте. Дружина явится к сумеркам. Бить поганых станем ночью.
Оставив наблюдателям все наличные харчи и заранее приготовленные овчины, мы углубились в лес и почти час продирались по заснеженной чащобе, возвращаясь в стан. А там уже разросся небольшой посёлок. На плотно утоптанной полянке появились ещё три шалаша, навес и коновязь для трофейных лошадок. Горели костры, булькали котлы с варевом. Все приоделись в трофейные шмотки и походили на монголов. Дружинники поблёскивали доспехами и шеломами. Кстати, надо всё это замаскировать, извёсткой или мелом замазать и белыми тряпками прикрыть.
Отдав приказ Колояру готовить бойцов, я отправился к волхву. Он возился с ранеными и заметно устал. Ясный перец, в его годы такие нагрузки – не шутки. Я вытащил из чехла К-генератор. На индикаторе 55% заряда. Я удовлетворённо кивнул и машинально пощупал запасные аккумуляторы в кармашке разгрузки.
– Славно, Артур, что явился. Уязвлённых исцелить надобно.
Надобно, значит, исцелим. И я принялся настраивать прибор. На троих хватило получаса. Благо режим отработан. Завтра будут, как новенькие. Закончив, я отозвал волхва в сторону:
– Важное дело предстоит. Мыслю отравить поганых. Надобно сильное средство, да побольше.
– То большой грех, Артур, боги не одобрят, – смутился волхв.
– А одобрят боги смерть тысяч русских людей? Одобрят гибель сёл и градов, слёзы и кровь жён и детей?
– Я… Я дам тебе зелье. Губительное зелье и сильное. Возьму грех на душу.
– Я тебе грех отпущу. Что за средство?
– Болиголов, белена и ещё кое-что посильней.
– Годится. В каком виде средство?
– Вельми тонкий прах.
– Отлично. Мелкий порошок – то, что нужно.
Оставив недовольно ворчащего волхва готовить отраву, я отправился в стан. Первым делом я отыскал Колояра и приказал ему навести на снаряжение зимнюю маскировку и укрыть все блескучие детали зброи или оружия. Тот сначала набычился и начал возражать, что изгаляться над зброей и оружие недостойно настоящих воинов. Я не стал давить, тут свои представления о правилах ведения войны. А, когда десятник выговорился, я терпеливо объяснил смысл тихого и скрытного проникновения во вражеский стан для победы над превосходящим противником. Колояр сопел, кряхтел, качал головой, но согласился и отправился готовить дружину.
– Боярин Артур.
Я обернулся к подошедшему Бранибору:
– Здрав буде, боярин Бранибор, вижу, ты уж поправился.
– Благо дарю, боярин, твоими молитвами чудом исцелился. Хочу вопросить: примешь ли мою роту. Я животом тебе обязан, и люди мои тебе верят, бают вельми ярый ты воин.
– Но ты ж боярин, ровня мне, и я не вправе тебе указывать.
– Я точно ведаю, або так надобно. Примешь ли роту?
– Приму.
Принеся клятву верности, довольный Бранибор отправился к дружинникам.
А дружина теперь, действительно, превратилась в грозную боевую единицу. После трёх столкновений с монголами трофеев вполне хватило оснастить бойцов приличным оружием, доспехом и тёплой одеждой, а полтора десятка отличных степных луков и полные тулы стрел могли дать неплохую плотность обстрела.
Едва начало смеркаться, как я повёл дружину к монгольскому стойбищу, где нас дожидались Вышата с Мокроусом. По дороге я продолжил обдумывать схему боя, решив застать монголов ночью врасплох, напасть тихо и взять их в ножи. В этот раз я впервые надел все детали своего кевларо-арамидного доспеха. Двигаться стало труднее, но зато будет шанс уберечься в дерзкой и опасной ночной схватке с непредсказуемыми последствиями. Конечно, соотношение тридцать пять против двух сотен серьёзно тревожило, но выбирать не приходилось. Я так и этак прикидывал сценарии боя, и всё время выходило, что мы отчаянно рискуем и лезем прямиком тигру в пасть. Однако неумолимые обстоятельства не оставляли нам выбора, поскольку орда вот-вот снимется и уйдёт из-под Москвы на северо-восток. Вы спросите: причём здесь орда, ведь Симеон Ионович говорил только о конкретном месте вокруг святилища? А притом, что я так чувствовал и понимал. Здешняя реальность буквально вывернула душу наизнанку и прополоскала, удалив всякую цивильную дрянь. Я снова стал отчаянным бойцом полковой разведки, будто вернувшись в свои армейские годы. Может быть, это и была моя судьба? Может быть, только здесь и сейчас определилась моя истинная глубинная суть? Не убийцы, но защитника. А знания, навыки и оружие из будущего лишь давали мне дополнительные возможности.
Мы уже почти добрались до места, когда из снежных потёмок вынырнули две фигуры.
– Слава богам, боярин, вы явились. Мы уж и не чаяли.
– Что значит, «не чаяли»? Неужто помыслили, что брошу?
– Нет… но… – засмущался Вышата, и продолжил: – Здесь ноне полторы сотни поганых. Давеча заявился важный мунгал с десятком в богатой зброе, грозно орал и камчой махал, дале увёл полусотню. Опосля согнали в кучу полон и многих казнили. Днесь варят и жрут конину. Средь них збройных воев мало. С того краю стоит обоз. Мокроус счёл полторы сотни саней с мешками с избытком. Вестимо, жито и овёс со здешних весей охапили. Корм комоням и питща воям.
Очень хорошо. И я прикинул, хватит ли большого увесистого мешка с отравой от волхва. Старик с двумя помощниками весь день толкли зелье в ступе. Волхв ругался и ворчал, пустив на это дело все нужные запасы до последней травинки.
Определившись по месту, мы осторожно приблизились к стоянке. Теперь нам предстояло самое трудное и тяжёлое дело: терпеливо дожидаться глубокой ночи и удобного момента для нападения. И потекли тягучие часы ожидания. Невыносимо мучительно и холодно неподвижно и тихо лежать в снегу в полусотне метров от врагов. И подложить под себя нечего. Какой там подложить, шевелиться и то опасались, чтобы случайно не насторожить какого-нибудь засранца. Даже для моего тёплого облачения это серьёзное испытание, а одетые кто во что горазд дружинники ждали и терпели, греясь незаметным напряжением и шевелением мышц. Железные люди!
Однако вынужденное ожидание не означало бестолкового безделья. Осмотревшись и оценив обстановку, я разделил дружину пополам по семь стрелков и десять мечников. Обе группы скрытно отправились на позиции на противоположные края стоянки. Потом по сигналу моим фонариком обе группы одновременно начнут тихо орудовать ножами. Но сначала предстояло поработать мне. Я так решил, чтобы случайно в потёмках не зацепить бойцов излучением К-генератора, который настроил на сильное торможение нервной системы и на частоту глубокого сна. И в первую очередь мне предстояло обездвижить и усыпить часовых на четырёх постах.
В полночь я тихо и осторожно вполз в лагерь монголов со стороны леса, поскольку возле лесной кромки монголы никогда не держали лошадей. А именно их я опасался больше всего, из-за того, что необыкновенно чуйкие твари могли испортить мне всю обедню.
Первый пост я снял походя. Оба караульных заснули меньше, чем через полминуты. Я опасался лишь, чтобы не громыхнуло упавшее оружие и чтобы злодеи громко не храпели. Теперь предстояло проползти с полста метров до большой поляны, где толпились пленники. Сделать это оказалось непросто, поскольку мой белый маскхалат уже не скрывал на фоне утоптанной грязной площади. Я обругал себя, что не предусмотрел этого раньше. Пленных охраняли четверо, и с ними я тоже управился быстро, и напрягся лишь оттого, что упавший щит стукнул о копьё. Но большое становище всё время шебутилось, и слабый звук никого не встревожил.
Чуть выждав, я пополз к третьему посту возле шатра главаря. Здесь у костра оживлённо беседовали трое вооружённых монголов и что-то жарили на костре. Сначала я замер, опасаясь действовать, но потом успокоился. В ожидании готовности лакомства стражи следили за процессом и сидели лицом к огню, а, значит, их глаза в темноте ничего не увидят. Кто ж так караулит, вояки, мать их в кочерыжку. Я подкрался поближе, и прибор сработал наилучшим образом. Монголы дружно заснули, сидя у костра, так и не попробовав жаркого.
Оставался самый трудный пост у табуна. Кони могли не подпустить меня на дистанцию уверенного поражения. Пришлось ползком сделать крюк и подобраться с наветренной стороны. Проклятые степные кони, приученные чуять опасность издалека, начали было волноваться, но я замер, прикинувшись сугробом, и они успокоились. Вскоре клюющие носами стражи табуна тоже улеглись спать. Потом из вредности я влепил заряд излучения самому беспокойному жеребцу. Тот замер, покачнулся и улёгся на снег.
Я на ощупь переключил К-генератор на убойный режим, достал фонарик, прикрыл сбоку ладонью, повернул налево, включил, повернул направо, включил. Заметив в темноте движение, я перехватил К-генератор левой рукой, убрал фонарик и вытянул нож. На стоянке замелькали тени, началась большая резня. Пока я упокоил генератором обитателей двух шатров, мои бойцы растеклись по всему становищу.
Сами понимаете, перебить ножами незаметно и тихо полторы сотни врагов практически невозможно. Обязательно, что-то пойдёт не так. В этот раз так и случилось. Две трети монголов уже отправились к праотцам, когда поднялся шум, и подняли его… наши полоняне. Видать не поняли происходящего, или подумали невесть что. Но именно из толпы пленных раздался первый крик и потом гомон. Из шатров стали выскакивать монголы. Вот тут и пригодились полтора десятка луков, и опять пошёл в дело мой К-генератор.
Ошалевшие со сна полураздетые монголы десятками падали от стрел и мечей дружинников. Мой К-генератор тоже продолжал увеличивать счёт мёртвых карателей, но вот пропищал индикатор, что заряд весь вышел, и мне пришлось покрепче ухватить рукоять ножа.
Бой на расстоянии и ножом ощущается совсем по-разному. Ближний клинковый бой вызывает яростный кураж, поднимает со дна души древние инстинкты и напрочь отключает самосохранение. Вот и теперь в горячке ночного боя мне удалось воткнуть клинок в двух или трёх противников, и самому получить десяток ударов саблями и копьями, когда всё закончилось. Шум боя стих, осознание реальности вернулось, и, глядя на картину побоища, я едва сумел сдержать тошноту.
– Боярин Артур, – в потемневшей от пятен крови фигуре я узнал Бранибора. – Поганых всех посекли и побили. Наш верх! – Он говорил громко и возбуждённо, явно ещё не веря в то, что небольшой отряд русичей уничтожил полторы сотни непобедимых завоевателей.
– Добро, – я старался казаться спокойным, – Боярин распорядись, чтобы полоняне сохраняли порядок. Как бы, волю почуяв, люди бед не натворили. Надобно назначить средь них старост и десятских, выявить хворых и слабых, одеть тех, кто особо нуждается, и до утра в шатры поместить. Потом найти питщу и всех накормить.
Он кивнул и исчез в ночи. А у меня пошёл откат. Руки и ноги ослабели, начало подташнивать. Я присел на брошенное у костра седло и подкинул в огонь хворост. Тут меня чуток заколотило толи от холода, толи от избытка адреналина. Незаметно для себя я склонил голову и забылся под тихий треск костра и мерный шум голосов.
Очнулся я в рассветных сумерках, когда слабый свет открыл картину ночного боя. И первое, что бросилось в глаза – это волхв Рознег, распоряжающийся среди множества людей. Потом я обратил внимание, что среди шума и суеты возле меня будто кто-то прочертил невидимый круг, и ближе пяти метров никто не подходил. Конечно, сидя спать – последнее дело, но, как ни странно, я чувствовал себя вполне отдохнувшим. Вместе с пробуждением на меня свалилась куча забот, проблем и вопросов. И первый из них: что делать с полутора тысячами освобождённых? И, словно подслушав мои мысли, подошёл волхв.
– Артур, пора людей уводить, або скоро поганые явятся.
– Эх, Рознег, куда этакую толпу уведёшь? В лес? Так перемрут там все.
– Пошто в лес? К полунощи отсюда и чуть к закату есть гнездо из трёх весей брошенных из-за нашествия. Поболе шести десятков домов, да амбары, да овины. Вельми тесно там бысть, ано не в обиде и не в хладе лесном.
– Правда твоя, Рознег, и впрямь это наилучший выход. Веди людей.
Волхв ушёл, а бывшие пленники зашевелились и потянулись за ним. Те, кто покрепче, несли грузы, мешки и тюки. Что уж они заготовили, то не моё дело. Некоторые из них приоделись, поживившись в монгольских запасах. Вместе с тем я обратил внимание на немалую толпу, окружившую мою дружину. Так, так, похоже, у нас пополнение. Среди них я разглядел Колояра и махнул ему рукой.
– Здрав буде, сотник Колояр.
– Десятник я, боярин Артур, запамятовал ты.
– Память у меня добрая. Сотник ты ноне. Ишь, сколь народу привалило.
– То верно. В полоне немало дружинных оказалось и из-под Рязани, и из-под Коломны, и из-под Кремника московского. Знакомцев встренул, все добрые вои. Крепкие и ярые. К нам просятся в дружину.
– Всех примем. Пока судь да дело, обряди всех, оружье дай и зброю. Погодя подойду, гляну и роту приму. Пришли ко мне Могуту, Ореха, Мироша и Есеня. Дело есть важное.
Пока подходили названные дружинники, я снял доспех, поправил одежду, и вздохнул, мечтая о бане, ведь за последние два дня изрядно пришлось попотеть. С четырьмя подошедшими воинами мы отправились на дальний край стоянки по ту сторону от святилища. Проходя мимо капища, я не мог отвести глаза от нескольких куч отрубленных голов, сваленных возле основания изваяний идолов. Как уже говорил волхв, монголы в святом месте пытали и казнили пленников. Не знаю, каковы тут обычаи, но надеюсь, что Рознег отмолит великий грех убийства и очистит святилище от скверны.