Я хотел остаться и лично убедиться, что жизнь Сато вне опасности, но спорить с сэнсэем не стал.
– Выпей, это притупит боль. – сказал мне учитель, протягивая пузырёк с прозрачной жидкостью внутри.
После его слов, словно кто-то переключил рычаг и боль, до этого момента, не напоминавшая о себе вообще, решила восполнить утраченное, накатив на меня с невероятной силой.
Здоровой рукой, взял уже открытый пузырёк и опрокинул его содержимое в себя. Горло тут же обожгло, словно я проглотил жидкое пламя. Я распахнул рот и начал судорожно втягивать в него воздух, пытаясь хоть немного остудить этот жар. Который постепенно начинал опускаться в желудок, создавая там филиал ада. Мне казалось, что при желании я спокойно смогу исторгнуть из себя пламя, уподобившись какому-нибудь огневику.
Секунд через десять жар начал отступать, а вместе с ним начала уходить и боль. Я недоумённо посмотрел на учителя, с недоверием прислушиваясь к собственному организму.
– Это всего лишь один из способов, на время обмануть собственное тело. На самом деле, твои повреждения никуда не делись и как только действие этого зелья закончится, боль вернётся в многократном размере. Конечно, если к тому моменту твои повреждения не будут уже вылечены.
– Спасибо сэнсэй. – сказал я и попытался поклониться, вот только сделать это как положено не вышло из-за повисшей плетью руки.
Ну ничего я ещё успею поблагодарить сэнсэя, как восстановлюсь.
– А теперь садись и выпей со мной чая. Сегодня ты будешь моим гостем, а не учеником, раз пришёл не тренироваться, а просить о помощи.
Не став ничего говорить по поводу моего поклона, сказал сэнсэй, после того как первым присел к столику, на котором уже всё было готово.
Кеншин-сэнсэй не торопил меня и не пытался давить, он просто сидел и ждал, когда я начну свой рассказ. Он был, очень мудрым человеком и единственным, к кому я согласился пойти в ученики.
***
Когда я отказался уже от двадцать третьего по счёту учителя рисования, бабушка сказала, что мне нужен настоящий сэнсэй, которого я буду уважать. Который сумеет заставить меня взглянуть на окружающий мир совершенно по-другому.
Пару недель она пропадала где-то целыми днями, оставив свой рётэй на управляющего, нанятого ей по совету одного из её воздыхателей, которых, несмотря на бабушкин возраст, было хоть отбавляй.
На удивление парень оказался очень толковым и в итоге бабушка Яманако оставила его в качестве управляющего на постоянной основе. Сасори Мигуро-кун вот уже двенадцать лет является бессменным управляющим в главном бабушкином Рётэе.
– Собирайся Хиро, сегодня мы отправимся с тобой в Тера-иин-дзиндзя, что расположен на склоне горы Хакай. – сказала бабушка, как только я вышел из своей комнаты.
Вообще, я очень удивился, увидев её. Уже привыкнув, что последнее время она постоянно где-то пропадает. Но я даже в столь юном возрасте любил узнавать что-то новое. А Тера-иин-дзиндзя для меня в то время прозвучало просто фантастически круто. Уже через две минуты я был готов, собрав с собой всё, самое необходимое. Пару блокнотов для рисования и упаковку карандашей.
Храм располагался достаточно далеко от нашего дома, но бабушка не любила ходить пешком. Она постоянно говорила, что её старые ноги уже совершенно не хотят далеко ходить, они хотят, чтобы их возили и желательно с комфортом. Но в то время автомобилей на улицах Ниигаты практически не было, их могли себе позволить только самые богатые рода и кланы. Доход с бабушкиных рётэев позволял ей приобрести себе машину, но она говорила, что за такие деньги лучше купит себе несколько рикш, которые будут возить её хоть целый день, с утра до ночи.
Вот и сейчас она поймала рикшу, и он повёз нас к Тера-иин-дзиндзя.
По дороге я постоянно глазел по сторонам, пытаясь оставить в памяти как можно больше картин родного города. Рисовать на ходу у меня совершенно точно не получится.
Примерно через полчаса рикша остановился возле каменных ступеней, поднимающихся в гору. Там на одинаковом расстоянии стояли высокие деревянные ворота, выкрашенные, в оранжевый и чёрный цвета, на них были начертаны какие-то иероглифы, но тогда я не придал этому никакого значения.
– Для чего эти ворота! – спросил я у бабушки, которая, расплатившись с рикшей, стояла и ждала, пока я не закончу набросок ворот.
Не знаю, почему, но мне показалось, что я должен сделать это именно сейчас, а не дожидаясь возвращения домой. Бабушка меня не торопила, она вообще никогда не торопила меня, когда я брал в руки карандаш.
– Эти ворота отмечают начало священной территории. И называются они тории. – объяснила мне бабушка.
Но я так и не понял, для чего их стоит тут так много. Что после каждых начинается ещё более святая территория? Но спрашивать об этом я не стал, подумав, что бабушка может посчитать меня глупым. Собственно говоря, каким я и был в четыре года.
Закончив рисовать тории, я взял бабушку за руку, и мы пошли наверх. Этот путь дался нам очень тяжело. Мы даже пару раз останавливались, чтобы передохнуть, благо специально для этого по пути стояли простенькие, деревянные лавочки.
Как только мы преодолели все ступени, которых, как мне сказала бабушка, было ровно тысяча триста тринадцать, нас встретили большие статуи величественных, то ли собак, то ли львов. От чего-то я так и не смог в тот день это понять. Рот у одного из этих животных был открыт, а у другого закрыт.
– Это комаину. Они охраняют храм от потусторонних сил. – вновь принялась объяснять бабушка. – Такие статуи ставят при входе на территорию храма.
Мне ужасно хотелось нарисовать и их, но бабушка слишком устала. Хоть она и не говорила мне об этом, я сам всё прекрасно видел. Поэтому я не стал здесь задерживаться, а потащил её внутрь.
Сэнсэя я увидел на большой сцене, расположенной перед главным святилищем, в котором находился ками, предмет которому поклоняются в этом храме.
Но на тот момент меня совершенно не заинтересовал огромный клинок, хранящийся там. Меня, как и ещё пару десятков человек, находящихся в храме, привлёк мужчина с длинным, немного изогнутым мечом в руках. А вернее, то, как он обращался с этим самым мечом.
Сам меч находился в кожаных ножнах, но это совершенно не мешало воину просто мастерски обращаться с ним.
Каждое его движение, каждый поворот, каждый удар были настоящим произведением искусства. До этого момента я думал, что ничего не может сравниться по красоте с рисованием. Но тогда я понял, что ошибался.
Закончив своё представление, которое было подготовлено специально для меня. Воин повесил свой меч на пояс, в специально подготовленное для этого крепление и подошёл к нам с бабушкой.
Он слегка поклонился бабушке, мне же лишь обозначил кивок.
– Благодарю тебя Кеншин-сан, что согласился посмотреть на моего внука и показать ему себя. – произнесла, поклонившись в ответ бабушка.
– Не стоит Сумидзо-сама. Для меня большая честь, что вы посетили мой храм. А разминку я и так провожу каждый день. Без этого просто невозможно держать хорошую форму. – ещё раз поклонившись бабушке, на этот раз гораздо более глубоко, ответил Кеншин-сан.
– Нам нужно куда-нибудь идти, чтобы ты решил, достоин Хироши стать твоим учеником или нет?
– В этом нет никакой необходимости. Во время разминки я несколько раз видел его взгляд и для меня этого вполне достаточно. Хочешь подержать его? – спросил у меня Кеншин-сэнсэй, хлопая ладонью по своему мечу.
Я не ответил, просто кивнул.
С улыбкой на лице сэнсэй отстегнул меч и протянул его мне.
*Дзюттэ – японское холодное оружие, применяемое ниндзя и некоторыми подразделениями японской полиции в период Эдо. В наше время применяется в японском боевом искусстве дзюттэ-дзюцу. Дзюттэ часто относят к кинжалам, несмотря на то, что формально это небольшая металлическая дубинка
Глава 4
– Его зовут Сенши, что значит защитник.
Как только клинок оказался в моих руках, я почувствовал приятную тяжесть. Мне показалось, что он немного дрожал и от него исходило нетерпение. Именно нетерпение, словно клинок хотел чего-то вот только я никак не мог понять чего именно.
Сенши оказался довольно тяжёлым и очень быстро мне стало трудно его держать. Но я хотел не только его подержать, но и погладить, как соседского кота Като, который каждый день приходил к нам, чтобы получить кусочек свежей рыбы. Пройтись рукой по всей его длине, ощутить все шероховатости на потёртых ножнах. Тогда я не придумал ничего лучше, чем сесть прямо на землю и положить меч к себе на колени.
Бабушка хотела, мне что-то сказать, но сэнсэй остановил её, приложив палец к губам, прося о тишине.
Когда мои руки освободились, я, наконец, смог прикоснуться к самому мечу, к его рукояти. Как только я это сделал, меч тут же отозвался. Он завибрировал в несколько раз сильнее. Сейчас я ещё сильнее ощутил его нетерпение. Он хотел покинуть своё хранилище, выбраться наружу. Хотел, чтобы я освободил его.
Как только я потянул клинок из ножен, Кеншин-сэнсэй одним невероятно быстрым движением забрал его у меня и повесил обратно к себе на пояс.
– Сенши хочет, чтобы его выпустили. – сказал я, глядя в глаза учителю.
