– Вот молодцы, которые пригодятся в затруднении, – сказал он.
– Действительно, славные люди, – ответил посланный. – Тем печальнее, что вы не выпустили их раньше.
– Как же иначе? – сказал рыцарь. – Все лучшее приберегается к началу праздника и к концу стычки. – Он привстал в седле. – Это что! – вдруг крикнул он. – Джон! Джоанна! Клянусь святым распятием! Хозяин, где же девушка?
– Девушка, сэр Дэниел? – закричал в свою очередь хозяин. – Нет, сэр, я не видел никакой девушки.
– Ну, мальчик, дурак! – закричал рыцарь. – Неужели ты не видел, что это девушка? Ну, та, которая, чтобы не нарушить пост, позавтракала кружкой воды… Негодяй, где она?
– Да помилуют нас все святые! Вы звали ее мастером Джоном, – сказал хозяин. – Ну, а мне в голову ничего не пришло… Он уехал, я видел его… то есть я видел ее в конюшне добрый час тому назад – он седлал серую лошадь.
– Клянусь распятием! – вскрикнул сэр Дэниел. – Девушка стоила мне пятьсот фунтов, если не больше!
– Сэр рыцарь, – с горечью заметил гонец, – пока вы здесь кричите о пятистах фунтах, в другом месте может быть приобретено или потеряно Английское королевство.
– Хорошо сказано, – заметил сэр Дэниел. – Селден, возьми с собой шесть стрелков и отыщи мне ее. Все равно, что бы это ни стоило, но чтобы я нашел ее по своем возвращении в Моот-хаус. Ты отвечаешь мне за это головой. А теперь выступаем, сэр гонец!
Глава II. На болоте
Было около шести часов майского утра, когда Дик на обратном пути домой подъехал к болоту. Небо было совершенно синим; веселый ветер дул шумно и ровно; колеса ветряных мельниц вертелись, а ивы над болотом колыхались и белели, словно нива. Дик провел целую ночь в седле, но у него были бодрый дух и здоровое тело, поэтому он продолжал ехать очень весело.
Дорожка опускалась все ниже и ниже к болоту, пока он не потерял из виду всех отличительных примет, кроме ветряной мельницы в Кеттли на холме позади и верхушек Тонсталлского леса далеко впереди.
С обеих сторон тянулись большие поля, покрытые колыхаемым ветром тростником и ивами, лужи воды, волновавшейся от ветра, и изменнические, зеленые, как изумруд, топи, завлекавшие путешественника и обманывавшие его. Дорожка шла почти прямо через болото. Она была очень древняя – ее проложили еще римские солдаты. С течением времени она опустилась во многих местах и лежала там и сям под стоячими водами болота.
Приблизительно в миле от Кеттли Дик подъехал к такому месту дорожки, где разбросанные в виде островков тростники и ивы сбивали с толку путешественника. К тому же глубокая топь в этом месте была глубже, чем в других; всякий не знакомый с этим местом легко мог попасть в беду, и Дик с некоторым угрызением совести вспомнил о юноше, которому он дал такие неясные указания. Что касается его самого, то одного взгляда назад, туда, где вертевшиеся крылья ветряной мельницы чернели на синем небе, другого вперед – на верхушки тонсталлского леса – было совершенно достаточно для того, чтобы ехать прямо и спокойно, словно по большой дороге, хотя вода омывала ноги его лошади до колен.
На полдороге, когда он уже увидел сухую дорожку, подымавшуюся высоко на другой стороне, он вдруг услышал сильный всплеск воды направо от себя и заметил серую лошадь, провалившуюся по брюхо в тину и отчаянно бившуюся. Как будто почувствовав приближение помощи, бедное животное громко заржало. Конь поводил налившимися кровью, обезумевшими от ужаса глазами; он барахтался в трясине, и тучи насекомых подымались в воздух и жужжали над ним.
«Увы! – подумал Дик. – Неужели бедный юноша погиб? Это, наверное, его славный серый конь. Ну, товарищ, ты зовешь меня так жалостно, что я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе. Не оставлю тебя тонуть дюйм за дюймом!»
Он натянул арбалет и пустил стрелу в голову животного.
После такого грубого акта милосердия Дик поехал дальше уже не столь веселым. Он пристально вглядывался во все окружающее, ища следы своего менее счастливого предшественника.
«Если бы я как следует указал ему дорогу… – смекнул он. – А теперь он, пожалуй, погиб в болоте».
Только он подумал об этом, как чей-то голос окликнул его со стороны плотины. Обернувшись, он увидел лицо мальчика, выглядывавшего из-за тростника.
– Вы здесь? – сказал он, останавливая лошадь. – Вы лежали среди тростника так, что я не заметил вас, когда проехал мимо. Я видел вашу лошадь – ее затянуло в трясину, и я избавил ее от мучений. Право, вы должны были бы сами сделать это, если бы были милосердным всадником. Но выходите из своего убежища. Тут никто не потревожит вас.
– Добрый мальчик, у меня нет оружия, да если бы и было, я не умею управляться с ним, – ответил юноша, выходя на дорожку.
– Зачем вы называете меня мальчиком? – крикнул Дик. – Я не думаю, чтобы вы были старшим из нас двоих.
– Добрый мастер Шелтон, – сказал незнакомец, – пожалуйста, простите меня. У меня не было ни малейшего желания обидеть вас. Скорее я буду молить вас о доброте и милости, потому что мне приходится теперь хуже, чем когда-нибудь, так как я потерял дорогу, плащ и мою бедную лошадь. У меня есть хлыст и шпоры, но нет лошади, на которой можно было бы сидеть. А главное, – прибавил он, грустно оглядывая свою одежду, – главное, неприятно быть так страшно выпачканным!
– Вздор! – крикнул Дик. – Неужели стоит обращать внимание на то, что выкупался? Кровь из раны или пыль путешествия – все это только украшает мужчину.
– Ну, тогда он больше нравится мне некрасивым, – заметил юноша. – Но, пожалуйста, скажите, что мне делать? Помогите мне советом, добрый мастер Ричард. Если я не доберусь благополучно до Холивуда, то погибну.
– Ну, – сказал Дик, сходя с лошади. – Я дам тебе кое-что лучше совета. Возьми-ка мою лошадь, а я побегу рядом, а когда я устану, мы поменяемся местами. Таким образом мы скоро доберемся до нашей цели.
Дик остановил свою лошадь. Мальчик сел на нее, и они отправились вперед настолько быстро, насколько дозволяла неровная плотина. Дик шел рядом с лошадью, положа руку на колено всадника.
– Как тебя зовут? – спросил Дик.
– Зови меня Джоном Мэтчемом, – ответил юноша.
– А что у тебя за дела в Холивуде? – продолжал Дик.
– Ищу убежища от притесняющего меня человека, – был ответ. – Добрый аббат Холивудский – сильная опора слабых.
– А как же ты очутился с сэром Дэниелом, мастер Мэтчем? – продолжал расспрашивать Дик.
– Благодаря насилию! – сказал юноша. – Он взял меня силой из моего дома, одел в эту одежду, заставил ехать, пока мне не сделалось дурно, насмехался так, что я чуть не заплакал; а когда некоторые из моих друзей погнались, чтобы отнять меня, он поставил меня в задний ряд так, чтобы их стрелы могли попасть в меня! Я даже был контужен в ногу и хромаю. Ну, да настанет день Суда над ним, поплатится он за все!
– Неужели ты думаешь, что из детского лука можно выстрелить в луну? – сказал Дик. – Он храбрый рыцарь и рука у него железная. Если он узнает, что я устроил твой побег или принял участие в нем, мне плохо придется.
– Ах, бедный мальчик, – возразил юноша, – я знаю, что он твой опекун. И мой также, по его словам, или он купил право на устройство моего брака – не знаю точно, но только у него есть какой-то повод иметь власть надо мной.
– Опять «мальчик»! – сказал Дик.
– Ну, так звать мне тебя девочкой, добрый Ричард? – спросил Мэтчем.
– Только не девочкой, – возразил Дик. – Я ненавижу всех их.
– Ты говоришь, как мальчик, – заметил его спутник. – А думаешь о них больше, чем сознаешься.
– Ну уж нет! – решительно проговорил Дик. – Они и в голову мне не приходят. Черт их побери! Дайте мне охотиться, сражаться, пировать и жить с веселыми обитателями лесов! Я никогда не слыхал, чтобы девушка могла быть годна на что-либо… Впрочем, кроме одной, да и ее, бедняжку, сожгли как ведьму за то, что она вопреки природе носила мужское платье.
Мастер Мэтчем набожно перекрестился и, по-видимому, прочел молитву.
– Что ты делаешь? – спросил Дик.
– Я молюсь за ее душу, – ответил Мэтчем.
– За душу ведьмы? – вскрикнул Дик. – Впрочем, помолись за нее, если угодно. Она была лучшей девушкой в Европе, эта Жанна д’Арк. Старый стрелок Эппльярд рассказывал, что он бежал от нее, как от нечистой силы. Да, она была храброй девушкой.
– Ну, добрый мастер Ричард, – вернулся Мэтчем к прежнему разговору, – ты ненастоящий мужчина, если так сильно не любишь девушек, потому что Бог нарочно создал людей попарно и послал в мир истинную любовь для ободрения мужчин и утешения женщин.
– Фу! – сказал Дик. – Ты – дитя, молокосос, коль обращаешь такое внимание на женщин. А если ты считаешь, что я ненастоящий мужчина, то сойди на дорогу – и я докажу тебе, что я мужчина, чем угодно: кулаками, мечом или стрелой.
– Я вовсе не боец, – поспешно проговорил Мэтчем. – Я не хотел обидеть тебя и просто пошутил. Если же я заговорил о женщинах, то потому лишь, что слышал, будто ты женишься.
– Я женюсь?! – вскрикнул Дик. – В первый раз слышу это! А на ком же я женюсь?
– На некой Джоанне Седли, – краснея, проговорил Мэтчем. – Это дело рук сэра Дэниела: за устройство этой свадьбы он рассчитывает получить с обеих сторон. А я слышал, что бедная девушка страшно огорчена мыслью об этом браке. Она, кажется, разделяет твое мнение, а может быть, жених неприятен ей.
– Ну, брак, что смерть, от него не уйдешь, – покорно проговорил Дик. – А она огорчается? Ну, посуди сам, что за бестолочи эти девушки – огорчается раньше, чем увидела меня! Отчего же я не огорчаюсь? Если я буду жениться, то уж точно с сухими глазами! Но если ты знаешь ее, то скажи, какова она? Красива или некрасива? Дурного характера или хорошего?
– А зачем тебе это? – сказал Мэтчем. – Если тебе надо жениться, то и женись. Не все ли равно, красива она или некрасива? Ведь это пустяки. Ты не молокосос, мастер Ричард, ведь ты женишься, не проронив ни слезинки.
– Хорошо сказано, – заметил Шелтон. – Мне это решительно все равно.
– Приятный муж будет у твоей жены, – сказал Мэтчем.
– У нее будет такой муж, какого пошлет ей Господь, – возразил Дик. – Я думаю, бывают и худшие, и лучшие.
– Ах, бедная девушка! – вскрикнул Джон.
– Почему уж такая бедная? – спросил Дик.
– Да потому, что ей придется выходить за человека, сделанного из дерева, – ответил его товарищ. – О, Боже мой, деревянный муж!
– А ведь я и в самом деле человек из дерева, – сказал Дик, – потому что плетусь пешком, а ты едешь на моей лошади. Но я думаю, что если я из дерева, то из хорошего.
– Прости меня, добрый Дик, – живо проговорил юноша. – Нет, ты добрейший человек в Англии. Я только пошутил. Прости меня, милый Дик.
– Ну, без глупостей, – возразил Дик, несколько смущенный горячностью своего товарища. – Ничего дурного не вышло. Я не обидчив, хвала святым!
В эту минуту ветер, дувший им в спину, донес до них резкие звуки трубы сэра Дэниела.
– Слушай! – сказал Дик. – Это звучит труба.
– Ах! – сказал Мэтчем. – Мое бегство открыто, а у меня нет лошади! – И он побледнел, как смерть.
– Ну, смелее! – сказал Дик. – Ты сильно обогнал их, и мы уже близко к перевозу. А вот у меня так действительно нет лошади.
– Увы, меня поймают! – вскричал беглец. – Мой добрый Дик, умоляю тебя, помоги мне!
– Ну что такое с тобой? – сказал Дик. – Мне кажется, я помогаю тебе очень усердно. Но мне жаль такого трусливого малого! Ну так слушай же, Джон Мэтчем, если твое имя действительно Джон Мэтчем: я, Ричард Шелтон, будь что будет, во что бы то ни стало доставлю тебя невредимым в Холивуд. Пусть святые поступят со мной так же, если я покину тебя. Ну, приободрись-ка, бледнолицый сэр. Дорога здесь лучше – пришпорь лошадь! Быстрее! Быстрее! Не обращай внимания на меня, я могу бежать, как олень.
Лошадь скакала крупной рысью, но Дик легко поспевал за ней. Таким образом они проехали остальную часть болота и добрались до хижины перевозчика на берегу реки.
Глава III. Перевоз у реки
Широкая, медленно струившаяся река Тилл, с глинистым руслом, вытекала из болот и в этой части своего течения вилась среди десятков двух болотистых островков, поросших ивами.
Река была мутная, но в это светлое, чудное утро все казалось прекрасным. На поверхности ее виднелась сильная рябь, а небо отражалось улыбающимися, разорванными кусками голубого цвета.
У самой дорожки была маленькая бухта; хижина перевозчика приютилась под самым берегом. Она была построена из ветвей и глины; на крыше росла зеленая трава.
Дик подошел к двери и отпер ее. Внутри хижины на старом, рваном коричневом плаще растянулся перевозчик – человек большого роста, но худой и изнуренный местной лихорадкой.
– Э, мастер Шелтон, – сказал он, – вы собираетесь переехать на ту сторону? Плохие времена, плохие времена! Берегитесь. Тут разгуливают молодцы из одной шайки. Поверните лучше пятки и попробуйте пробраться по мосту.
– Нет, в седле быстрее, – ответил Дик. – Время не терпит, Хью. Я очень тороплюсь.
– Своенравный малый! – сказал, вставая, перевозчик. – Счастливы вы, если вам удастся добраться до Моот-хауса, больше я ничего не скажу. Кто это? – прибавил он, заметив Мэтчема и, прищурив глаза, остановился на пороге своей хижины.
– Это мой родственник, мастер Мэтчем, – ответил Дик.
– Здравствуй, добрейший перевозчик, – сказал Мэтчем, который соскочил с лошади и подошел к разговаривающим, ведя лошадь в поводу. – Пожалуйста, спусти лодку, мы очень торопимся!
Худой перевозчик продолжал пристально смотреть на него.
– Клянусь мессой! – наконец крикнул он и расхохотался во все горло.
Мэтчем вспыхнул до ушей и нахмурился. Дик с разгневанным лицом положил руку на шею невежи.
– Это что такое, грубиян! – крикнул он. – Займись своим делом и перестань насмехаться над людьми повыше тебя!
Хью ворча отвязал свою лодку и спустил ее на глубокую воду недалеко от берега. Дик ввел лошадь в бухту, Мэтчем последовал за ним.
– Вы очень уж малы, мастер, – осклабился Хью. – Вероятно, для вас была сделана отдельная мерка. Ну, мастер Шелтон, я готов, – прибавил он, берясь за весла. – И кошка может смотреть на короля. Я только мельком взглянул на мастера Мэтчема.
– Ни слова более, негодяй! – сказал Дик. – Принимайся за дело!
К этому времени они были у выхода из бухты, откуда открывался вид вверх и вниз по реке, на которой повсюду были разбросаны островки. Глинистые берега вдавались в реку, ивы кивали своими верхушками, тростник колебался по ветру. На всем водном пространстве не было видно никакого признака присутствия человека.
– Мастер, – сказал Хью, правя лодкой одним веслом. – Я сильно подозреваю, что на острове находится Джон Фенн. Он питает злобу ко всем, кто имеет отношение к сэру Дэниелу. Что, если бы подняться по реке? Я высадил бы вас на расстоянии полета стрелы над дорожкой. Вам лучше не иметь дел с Джоном Фенном.
– Почему? Разве он принадлежит к этой шайке?
– Ну, я молчу, – сказал Хью, – но я поднялся бы вверх по воде, Дик. Что, если какая-нибудь стрела попадет в мастера Мэтчема? – И он снова расхохотался.
– Пусть будет по-твоему, Хью, – ответил Дик.
– Ну так смотрите, – сказал Хью. – Когда так, поднимите-ка свой арбалет, вот так… Теперь хорошо натяните тетиву, положите стрелу… Ну, держите и смотрите на меня посуровее.
– Что это значит? – спросил Дик.
– Мой мастер, если я перевезу вас, то должен сделать это только насильно или со страху, – ответил перевозчик, – потому что если Джон Фенн узнает об этом, то соседство его будет крайне неприятно мне.
– Разве эти негодяи имеют такую силу? – спросил Дик. – Разве они распоряжаются и паромом, и лодкой сэра Дэниела?
– Ну, – шепнул, подмигивая, Хью, – запомните мои слова! Сэр Дэниел падет. Его время прошло. Он падет. Молчок! – И он нагнулся над веслами.
Они долго плыли по реке, обогнули мыс одного из островов и тихо спустились по узкому каналу вблизи противоположного берега. Тут Хью направил лодку на середину реки.
– Я должен высадить вас здесь, между ив, – сказал он.
– Тут нет тропинки – только болота, покрытые ивами, да трясины, – заметил Дик.
– Мастер Шелтон, – ответил Хью, – я не смею везти вас дальше ради вас самих. Он караулит у перевоза с луком наготове. Он подстреливает, как кроликов, всех, кто идет мимо, если они расположены к сэру Дэниелу. Я слышал, как он клялся распятием. Не знай я вас издавна, когда вы были вот таким, то не повез бы вас; но ради прежних дней и потому, что с вами игрушка, не годящаяся ни для ран, ни для войны, я рискнул моими ушами, чтобы перевезти вас. Удовольствуйтесь этим, больше я ничего не могу сделать, клянусь спасением моей души!
Хью еще говорил, налегая на весла, когда среди ив на острове раздался громкий крик и послышался шум, как будто сильный человек пробирался сквозь чащу леса.
– Чтоб тебе издохнуть! – крикнул Хью. – Он был все это время на верхнем острове. – Он направил лодку прямо к берегу. – Грози мне луком, добрый Дик, грози так, чтобы это было видно, – прибавил он. – Я старался спасти ваши шкуры, спаси теперь мою.
Лодка с треском влетела в чащу ив. Мэтчем, бледный, но решительный и проворный, пробежал, по знаку Дика, по камням и выскочил на берег. Дик взял лошадь за повод и хотел последовать его примеру, но застрял в чаще из-за крупного животного и густоты деревьев. Лошадь ржала и била ногами, а лодка, колыхавшаяся от прибоя, закачалась еще сильнее.
– Нельзя, Хью, нельзя пристать тут! – крикнул он, продолжая, однако, отважно бороться с упрямой чащей и испуганным животным.
На берегу острова показался высокий человек с луком в руке. Дик искоса взглянул на него и увидел, что тот с трудом натягивает тетиву. Лицо его раскраснелось от волнения.
– Кто идет? – громко закричал он. – Хью, кто идет?
– Это мастер Шелтон, Джон, – ответил перевозчик.
– Стой, Дик Шелтон! – крикнул человек на острове. – Я не причиню тебе вреда, клянусь распятием! Стой! Отъезжай, Хью!
Дик ответил насмешкой.
– Ну, тогда ты пойдешь пешком, – ответил незнакомец и пустил стрелу.
Пораженная стрелой, лошадь забилась от боли и ужаса; лодка опрокинулась, и в одно мгновение все сидевшие в ней очутились в реке, борясь с течением.
Когда Дик выплыл на поверхность воды, он был на расстоянии ярда от берега; прежде чем он смог ясно разглядеть что-нибудь, он ухватился за какой-то твердый предмет, который сейчас же потащил его за собой. Это был хлыст, ловко брошенный ему Мэтчемом, повисшим на спускавшейся над водой иве.
– Клянусь мессой! – вскричал Дик, когда Мэтчем помог ему выбраться на берег. – Я обязан тебе жизнью – я плаваю как ядро. – И он сейчас же направился к острову.
Хью плыл рядом со своей опрокинутой лодкой и был уже на середине реки. Джон Фенн гневно кричал, чтобы он поторопился.
– Ну, Джек, побежим, – сказал Шелтон. – Прежде чем Хью удастся вытащить свою лодку и они приведут ее в порядок, мы можем убежать от них.
И, подтверждая слова примером, он побежал, пробираясь между ив, а в болотистых местах перескакивая с кочки на кочку. Ему некогда было рассматривать, куда он бежит; он думал только о том, как убежать подальше от реки, и вложил в бег все свои силы.
Наконец местность начала подыматься, что убедило Дика в верности выбранного им направления. Вскоре товарищи добрались до покрытого травой склона; тут ивы стали перемежаться с вязами.
Вдруг Мэтчем, который все время тащился сзади, бросился на землю.
– Оставь меня, Дик! – задыхаясь, крикнул он. – Я не могу больше!
Дик обернулся и подошел к лежавшему товарищу.
– Как, Джек… Оставить тебя?! – сказал он. – Это было бы подло с моей стороны после того, как ты рисковал попасться под выстрел, выкупаться в реке и даже утонуть, чтобы спасти мою жизнь. Да, утонуть, потому что только святым известно, почему я не утащил тебя за собой.
– Ну, – сказал Мэтчем, – я спас бы обоих, потому что умею плавать.
– В самом деле? – спросил Дик, широко раскрывая глаза.
Это был единственный из мужских талантов, к которому он был совершенно не способен. В ряду талантов, которыми он восхищался, умение плавать стояло на втором месте после умения убить противника на поединке.
– Вот мне, – сказал он, – хороший урок: не следует презирать ни одного человека. Я обещал охранять тебя до самого Ходивуда, но, клянусь распятием, Джек, ты скорее можешь охранять меня.
– Ну, Дик, мы теперь друзья с тобой, – сказал Мэтчем.
– Да мы никогда и не были недругами, – ответил Дик. – Ты в своем роде хороший мальчик, хотя несколько похож на бабу. Я никогда не встречал никого, кто походил бы на тебя. Но, пожалуйста, переведи дух и пойдем дальше. Тут не место для болтовни.
– У меня очень болит нога, – сказал Мэтчем.
– Да, я забыл о твоей ноге, – ответил Дик. – Ну, значит, нам надо идти осторожнее. Хотелось бы мне знать, где мы. Я совершенно потерял тропинку; впрочем, может быть, это и лучше. Если стерегут у перевоза, то, может быть, стерегут и тропинку. Хотелось бы мне, чтобы сэр Дэниел вернулся сюда с сорока людьми, – он разметал бы этих негодяев, как ветер рассеивает листья. Ну, Джек, обопрись о мое плечо, бедняга. Нет, ты недостаточно высок для этого. Сколько тебе лет? Готов побиться о заклад, двенадцать!
– Нет, мне шестнадцать, – сказал Мэтчем.
– Ну, ты мал для своих лет, – ответил Дик. – Возьми мою руку. Мы пойдем тихо, не бойся. Я обязан тебе жизнью, Джек, а я умею одинаково хорошо отплачивать и за добро и за зло.
Они стали подыматься по откосу.
– Рано или поздно мы должны выйти на дорогу, – продолжал Дик, – и тогда двинемся вперед. Клянусь мессой! Какая у тебя слабая рука, Джек! Я бы стыдился, если бы у меня была такая! Знаешь, что я скажу тебе? – с внезапным смехом проговорил он. – Клянусь мессой, мне кажется, Хью-перевозчик принял тебя за девушку!
– Нет, не может быть! – вскрикнул Мэтчем, сильно краснея.
– А я готов побиться о заклад, что это так! – настаивал Дик. – Да и нельзя винить его. Ты более похож на девушку, чем на мужчину. Больше того: для мальчика у тебя странный вид, а для девушки, Джек, ты был бы совсем красив, право. Ты был бы хорошенькой девушкой.
– Ну, – сказал Мэтчем, – ведь ты отлично знаешь, что я не девушка.
– Да, знаю, я шучу, – сказал Дик. – Ты будешь настоящим мужчиной, мой храбрый. Смотри, еще совершишь подвиги! А знаешь что? Мне было бы ужасно любопытно узнать, кто из нас, Джек, будет первым посвящен в рыцари? «Сэр Ричард Шелтон, рыцарь», – это красиво звучит. Но и «сэр Джон Мэтчем» звучит недурно.
– Пожалуйста, Дик, остановись, дай мне напиться, – сказал его приятель, останавливаясь у светлого ручейка, вытекавшего из холма прямо в песчаное углубление величиной не более кармана. – И… о, Дик, если бы я мог поесть чего-нибудь! У меня даже сердце болит от голода.
– Да что ты, не поел, что ли, в Кеттли, дурачок? – спросил Дик.
– Я дал обет. Я был введен в грех, – пробормотал Мэтчем, – но теперь я с радостью поел бы сухого хлеба.
– Так садись и ешь, – сказал Дик, – покуда я пойду разыскивать дорогу.
Он вынул из-за пояса сумку, в которой был хлеб и куски копченой свиной грудинки. Мэтчем с жадностью набросился на еду, а Дик пошел в чащу деревьев.
Несколько дальше была лощинка, где ручеек пробивался среди сухих листьев; еще дальше деревья становились выше и стояли на большем расстоянии друг от друга; ива и вяз сменились дубом и буком. Беспрерывный шелест листьев деревьев, колеблемых ветром, заглушал звуки его шагов; эти звуки представляли для слуха то же, что безлунная ночь для глаза, но Дик все же шел чрезвычайно осторожно, прокрадываясь от одного толстого ствола дерева к другому и зорко оглядываясь по сторонам. Внезапно в зарослях перед ним промелькнула лань, словно тень. Он остановился в гневе на несчастную случайность. Эта часть леса была, наверное, пустынна, но теперь, когда бедная лань побежала, она являлась как бы вестником, посланным кем-то, чтобы предупредить о своем приходе, и, вместо того чтобы идти дальше, Дик вернулся к ближайшему высокому дереву и стал быстро взбираться на него.
Счастье улыбнулось ему. Дуб, на который он влез, был одним из самых высоких в этой части леса и возвышался над своими соседями на шесть футов с половиной.
Когда Дик добрался до самого высокого разветвления и повис там, сильно раскачиваясь от ветра, на головокружительной высоте, он увидел за собой всю болотистую равнину вплоть до Кеттли и Тилл, извивавшийся среди лесистых островков, а впереди белую линию большой дороги, проходившую по лесу. Лодка была поднята – теперь она была на половине пути к перевозу. Но за этим исключением не было никаких признаков присутствия человека, не слышно ничего, кроме шума ветра. Он уже собирался спуститься с дерева, когда, бросив последний взгляд, увидел ряд точек посреди болота. Очевидно, какой-то маленький отряд поспешно переходил плотину. Это несколько встревожило Дика, он быстро спустился и вернулся к своему товарищу.