Птичка в ладонях

Марина гладила белье, когда задребезжал дверной звонок.

– Илюш, открой, пожалуйста! – крикнула она мужу, тщательно разглаживая морщинку на пододеяльнике и косясь одним глазом на экран телевизора. Шло ее любимое ток-шоу.

Румяный ведущий в «ящике» с пристрастием допытывался у растерянной размалеванной девицы, от кого же она могла родить ребенка, а та запуталась, перечисляя всех возможных кандидатов – пальцев на руках не хватало. Марина только усмехнулась, подивившись такой любвеобильности героини телепередачи.

– Это к тебе, – сообщил муж, заглянув в комнату.

Пришлось выключать утюг и бросать ток-шоу на самом интересном месте. «Ну, если это опять Галька с пятого этажа за солью притащилась, я ее с лестницы спущу!» – подумала Марина, грозно сжимая кулаки. Но у порога скромно переминался с ноги на ногу незнакомый молодой человек.

– Здравствуйте, Марина! – приветливо и немного виновато улыбнулся он.

Среднего роста, коренастый и темноволосый. Лицо у гостя было интеллигентное и приятное, но ничем не примечательное. Что-то знакомое почудилось ей во взгляде серых внимательных глаз.

– Здравствуйте, а вы кто? – спросила Марина, быстро застегивая расстегнувшуюся пуговицу на домашнем халате.

– Я Игнат Златогорский, муж Жени, – помог ей вспомнить визитер. – Вы меня не помните?

– Игнат?.. Ах, да, помню, конечно, помню! Я же была у вас на свадьбе шесть лет назад. Вы проходите. Какими судьбами?

– Я ищу Женю. Она пропала.

Произнесено это было так, что Марина сразу поняла: стряслась беда, и заволновалась.

– Да вы проходите, проходите, Игнат! Что значит пропала?

Молодой человек разделся в коридоре и, явно стесняясь, прошел за хозяйкой в кухню. Он огляделся в маленькой, но чистенькой и уютной кухоньке, скромно присел на краешек табуретки за столом и стал рассказывать чуть хриплым от волнения голосом:

– Неделю назад она вышла из дома на прогулку с детьми и пропала. Я в это время был в командировке. А когда вернулся, перерыл весь Сосновск, но напрасно. В городе ее не было. Я опросил всех соседей, всех знакомых, поднял на ноги местную полицию, но…

Голос его дрогнул и осекся. Взрослый, крепкий, тридцатилетний мужчина чуть не плакал. И у Марины от сострадания болезненно сжалось сердце.

– И вы приехали в Москву искать ее у меня?

– Единственное, чем мне сумела помочь полиция, это информация. Пробили по базам данных у транспортников и выяснили, что Женя уехала в Москву с двумя детьми в купейном вагоне. А в Москве из знакомых у нее только вы, Марина. Ей больше не к кому обратиться в незнакомом городе.

– Но я ничего не знаю, – растерянно пробормотала хозяйка, спешно накрывая на стол. Ей захотелось хоть как-то помочь, поддержать несчастного. – Она мне не звонила почти пять лет. И не приезжала. Я даже не знала, что у нее есть мой московский адрес. Мы же переехали сюда с семьей всего два года назад.

– Точно не звонила? И по интернету вы не списывались? – допытывался Игнат, не обращая внимания на появляющиеся на столе чайные чашки, сахарницу, печенье и вазочку с домашним вареньем. – Мариночка, вы моя последняя надежда! Помогите мне, пожалуйста! Я очень волнуюсь за Женьку и за малышей.

– Да я бы с удовольствием! – искренне воскликнула хозяйка, придвигая к гостю чашку с чаем, и сама присела напротив за столом. – Но почему она уехала? Насколько я помню, у нее же все было хорошо в жизни: хороший муж, замечательные дети, собственный дом – полная чаша. Помню, мы с девчонками ей даже завидовали: какого парня себе отхватила наша Женька! На свадьбе вы смотрелись такой красивой парой!

Златогорский тяжело вздохнул и посмотрел на собеседницу с сомнением, словно решая: выдавать тайну или нет? Помолчал, рассеянно болтая ложечкой в чашке, бросил взгляд в окно и, наконец, решился:

– Женя тяжело больна, Мариночка, очень тяжело.

– Господи, что с ней случилось? – прижала руки к сердцу молодая женщина, испугавшись за подругу.

– Послеродовая депрессия, – почти шепотом произнес Игнат. – После родов она даже в больнице психиатрической лежала два месяца, пока я с ребенком мучился.

– Странно, но я с ней пару раз разговаривала после рождения Тимочки. Она была совершенно нормальной, – попыталась возразить Марина, но гость затряс головой.

– Это случилось после вторых родов, когда родился Артемка! Ах, Марина, это я во всем виноват! Врачи говорили, что надо все время пить лекарства. Я первое время следил, но состояние ее вроде бы нормализовалось, и я расслабился, перестал контролировать. А когда вернулся из командировки, нашел кучу нетронутых таблеток. Она не принимала лекарства, Марина!

– Не вините себя! – попыталась успокоить безутешного мужа Марина и не удержалась, коснулась ладонью его руки, лежащей на столе. – Что же ее толкнуло на столь странный поступок?

– Да разве ж можно понять логику сумасшедшего?! – с болью в голосе воскликнул Игнат. – Вы же знаете, каково это – жить под одной крышей с больным человеком. Какая идея может возникнуть в его воспаленном сознании? Бог весть!

Игнат закрыл лицо руками и судорожно вздохнул. «Бедный, – подумала Марина, – он же на грани отчаяния!» Она вспомнила, как ее собственная семья многие годы мучилась с Марининой бабушкой, на старости лет впавшей в маразм. Как регулярно старушка уходила из дома и ее приходилось искать по всему городу. Не помогали ни замки на дверях, ни записки с адресом, рассованные по всем карманам. Искали по больницам, моргам, отделениям полиции. Столько сил и нервов вымотала больная у своих родственников, что вспомнить страшно, пока однажды не вышла в окно на восьмом этаже… Да, Марина очень хорошо понимала Игната и сочувствовала ему.

– Даже не знаю, чем вам помочь, Игнат?

– Я больше всего за детей переживаю, – пробормотал гость глухо. – Она же может с ними сделать все, что угодно.

– Что вы, Игнат! Она же мать! Ничего плохого она детям не сделает.

– А я вот уже и не уверен… Дома несколько раз были ужасные сцены, когда она приходила в ярость от того, что дети плакали или не слушались. А они же дети! Как объяснить двухлетнему ребенку, что маму злить нельзя? – Он отвел взгляд в сторону, но в голосе звучала неприкрытая боль. – Тимку она пару раз закрывала в темном чулане за какие-то незначительные провинности. А мальчик боится темноты! Младшего при мне так отшлепала, что на коже долго держались красные следы. Я ее тогда еле успокоил, в таком исступлении она была…

Марина растерянно хлопала глазами.

– У меня в голове не укладывается, чтобы Женька, наша Женька могла так поступить! Она же была самой доброй, самой любящей, самой светлой в нашей студенческой компании и детей очень любила.

– Увы, Мариночка, болезнь меняет человека до неузнаваемости, – покачал головой гость и скорбно поджал губы. – Пообещайте, пожалуйста, что вы мне сообщите, если Женя выйдет с вами на связь. Я вас умоляю!

Игнат вытащил из кармана маленький блокнот, вырвал листок и быстро написал свой номер телефона.

– Конечно, конечно, Игнат! Обязательно сообщу.

– И можете обзвонить всех ваших институтских знакомых, предупредить и их тоже? Вдруг Женя им позвонит или приедет.

– Хорошо, хорошо. Позвоню. И не волнуйтесь так, Игнат!

Спустя полчаса Игнат Златогорский вышел из подъезда блочного дома на окраине Москвы и вытащил из кармана пачку сигарет. Закурил. Когда развеялся клуб дыма, его лицо уже не выражало отчаяние и безнадежность. Оно стало жестким и холодным. Он постоял немного, не торопясь затянулся пару раз и, бросив окурок на тротуар, пошел в сторону автобусной остановки.

В окно третьего этажа за ним наблюдала Марина. «Надо же, – печально думала она, – как жизнь складывается! А мы-то, дуры, Женьке завидовали: жених симпатичный, с хорошим образованием, из состоятельной семьи, так красиво за ней ухаживал, только что на руках не носил. Почти сразу собственный дом купили. Детки такие хорошие родились. А вот ведь болезнь нежданно-негаданно настигла… Бедный Игнат, бедные дети!»

– Ну, ты белье-то будешь доглаживать? – послышался за спиной голос мужа.

Марина встрепенулась и направилась в комнату, оставив немытую посуду в раковине.

– А самому что, не догладить? Руки у тебя отвалятся? Небось уже футбол свой смотреть намылился! – заворчала Марина, вспоминая расстроенное и растерянное лицо Игната Златогорского. Хороший парень, а как не повезло с женой…

Спустя неделю Александр сидел за рабочим столом и разбирал документы в кожаной папке, подготовленные исполнительной секретаршей Ниночкой. Первую половину дня Плужников пробыл на совещании с инвесторами, потом отправился на деловую встречу, потом на вторую деловую встречу, которую предусмотрительно назначил в ресторане, чтобы совместить приятное с полезным. Удалось нормально пообедать и договориться с крупным поставщиком. Вернувшись в офис к окончанию рабочего дня, он занялся накопившимися за день документами, верный привычке проверять все бумаги, прежде чем поставить подпись.

В начале седьмого в дверь кабинета заглянула секретарша и, глянув на него просительно круглыми голубыми глазами, спросила:

– Вы еще долго, Александр Сергеевич? Можно мне идти?..

Плужников оторвал взгляд от бумаг и дружелюбно улыбнулся.

– Идите, Нина, конечно, идите. Рабочий день уже закончился. Завтра с утра напомните мне позвонить в мэрию.

– Хорошо, – кивнула Ниночка, тряхнув рыжеватыми кудряшками, и упорхнула.

Плужников опять углубился в изучение документов. Он устал, но домой торопиться не хотелось. После инцидента с квартиранткой между ним и матерью пробежала черная кошка. Аделина Сергеевна по старой привычке играла в «молчанку», обидевшись на сына. По правилам этой игры он должен был мучиться совестью, видя скорбно поджатые губы матери, страдать, испытывать раскаяние и, спустя непродолжительное время, попросить у нее прощения. Она, конечно, простит неразумного сына, помучает немного своим молчанием и простит.

Но в этот раз что-то сломалось в отлаженном за долгие годы механизме. «Сыночка» не испытывал раскаяния и прощения просить не спешил. Она продолжала готовить ужины, молча выставляя на стол еду, он молча ел и, бросив дежурное «спасибо», не проронив больше ни единого слова, уходил в свою комнату. В доме стало холодно и неуютно, и спешить в него после работы не хотелось.

Плужников дочитывал текст очередного договора, когда в дверь нетерпеливо постучали. Он поднял голову и увидел на пороге кабинета Евгению с пылесосом в руках. Одета она была в синий рабочий халат и такую же синюю косынку, из-под которой выбивались непослушные темные пряди.

– Извините, – недовольно проворчала она, – я уже убрала все кабинеты, остался только ваш. Если вы намерены сидеть на работе до глубокой ночи, то позвольте мне здесь убраться. Скоро семь часов, а мне детей надо вовремя забрать у соседки. У нее сериалы начинаются в восемь. Так что будьте любезны!

Плужников вытянул левую руку и бросил взгляд на циферблат дорогих часов на запястье. Действительно, без четверти семь! Пора домой. Нечего мешать людям делать свою работу.

– Да, конечно, – вскочил из-за стола, пряча недочитанный договор в папку, и быстро вышел в приемную.

За спиной сразу раздался гул работающего пылесоса, словно взлетал самолет. Плужников подошел к окну и, засунув руки в карманы брюк, стал смотреть на раскинувшийся далеко внизу город, похожий на темное покрывало с люрексом. Освещенные улицы с потоками несущихся автомобилей сплетались в волшебной красоты узор. Горящие ярким светом окна многоэтажек манили, как звездные скопления далеких галактик. Глядя отсюда, с высоты пятнадцатого этажа современного офисного здания, сквозь огромное, во всю стену окно, городская суета казалась отдаленной и нереальной.

Похожий на звук взлетающего самолета гул смолк, и Плужников обернулся. Уборщица выкатила тяжелый агрегат из кабинета.

– Ну вот, – произнесла Евгения более мягким и дружелюбным голосом, поправляя на голове косынку, – можете работать дальше.

– Да, пожалуй, пора заканчивать, – ответил Плужников, – поздно уже.

Девушка кивнула и направилась прочь по коридору в сторону подсобки, где хранился весь уборочный инвентарь. И Александр, вдруг почувствовав непонятную тоску в душе, проронил ей в спину:

– А давайте я вас до дома подвезу, раз уж стал причиной вашей задержки на работе.

Евгения остановилась и обернулась, посмотрела на него подозрительно и пожала плечами.

– Спасибо, но я сама доберусь на общественном транспорте. – И ушла.

Быстро собравшись, Александр закрыл кабинет на ключ и спустился на лифте на первый этаж, кивнул на прощание дежурному охраннику, торопливо миновал просторный гулкий холл и вышел на улицу. Холодный сырой ветер дохнул в лицо. Нет, все-таки осень – самое противное время года. Скорей бы уж зима со снегом, с морозами, с непролазными сугробами и скользкими ото льда дорогами.

Плужников подошел к своей машине, быстро сел за руль и завел мотор, давая ему прогреться и наполнить салон уютным сухим теплом. Он не спешил уезжать. Он ждал.

Спустя минут пять на ступенях лестницы появилась Евгения. Она была одета в простенький серый плащик немодного фасона и закрытые черные туфельки на низком каблучке, какие обычно носят пожилые женщины с больными суставами. Темноволосую голову укрывала скромная неяркая косынка. Замерев на верхней ступеньке, девушка огляделась и подняла повыше воротник плаща.

– Евгения, – позвал Плужников, приоткрывая дверцу, – садитесь в машину. Я вас отвезу, а то опоздаете к началу сериалов.

В карих глазах девушки мелькнуло удивление и… недоверие.

– Я лучше на метро. Кругом же пробки!

– А я знаю хитрый маршрут, как окольными путями доехать быстро и без пробок, – он оперся предплечьем на раскрытую створку двери и улыбнулся.

Евгения какое-то время колебалась, но мелкие капли дождя увлажнили лицо, очередной порыв ветра чуть не сорвал с ее головы косынку. И она, стараясь не смотреть в глаза Плужникову, все-таки подошла к машине и села в мягкое кресло рядом с водителем. Автомобиль, как большой неуклюжий зверь, утробно урча, медленно тронулся с парковки.

– Вам не дует? – поинтересовался Плужников, скосив взгляд на пассажирку. Та смотрела в окно, отвернув от него лицо. – Через пару минут воздух нагреется и станет теплее.

– Мне не холодно, – но голос был совершенно холодным и безразличным.

– К сожалению, Алла Ефимовна не смогла найти вам работу по специальности. Пока все вакансии заняты, только низкоквалифицированные были свободны, – попытался завязать беседу Александр.

Девушка пожала плечами, но лицо не повернула.

– Я на большее и не рассчитывала. Спасибо и на этом. – Фраза прозвучала совершенно дежурно и заученно, без малейших признаков благодарности.

– Как только какое-нибудь место освободится, мы вернемся к этому вопросу, – стало досадно, что разговор не клеится, ведь он искренне хотел помочь. Но, вероятно, в ее памяти накрепко засел эпизод с попыткой вышвырнуть ее из квартиры на улицу… – Как зовут ваших детей, Женя?

Она обернулась и с удивлением посмотрела на него. Какое ему дело до ее детей?

– Тимка и Темка…

– Сколько им?

– Тимофею пять, а Артемке три с половиной.

– Вы оставляете их с соседкой, когда уходите на работу?

– Да. С пятого этажа. Я ей плачу по пятьсот рублей в день, и она с ними сидит, даже погулять на улицу выходит в хорошую погоду.

Плужников прикинул в уме, что это еще десять тысяч к тем двадцати, что составляли квартирную плату. Что же им остается на жизнь, если зарплата уборщицы и так копейки? Но спросить постеснялся. Он притормозил у небольшого продуктового магазинчика, манившего яркой вывеской над полуподвальным помещением.

– Я буквально на пару минут, Евгения, – и быстро вылез из машины.

Он обшаривал взглядом заполненные продуктами полки, выискивая детские йогурты и творожки, фрукты и сладости. Набрав большой полиэтиленовый пакет, расплатился на кассе банковской картой. Евгения сидела в машине и не обратила внимания на то, как он поставил набитый покупками пакет на заднее сиденье, только хмурилась и демонстративно поглядывала на часы. Снова тронулись в путь, лавируя между плотно припаркованными во дворах автомобилями.

Когда подъехали к дому, на часах было без трех минут восемь. Евгения заторопилась и выбралась из машины сама, не дожидаясь, когда водитель откроет перед ней дверцу.

– Спасибо! – бросила на ходу и побежала к подъезду, уворачиваясь от резких порывов ветра.

– Пожалуйста, – пробормотал себе под нос Плужников и полез за пакетом с продуктами.

Евгения заскочила на пятый этаж к соседке. Та уже одела детей и выставила их на лестничную площадку, всем своим видом демонстрируя недовольство: по телевизору уже показывали титры очередного увлекательного сериала, который невозможно было пропустить. Женя сунула в руку пожилой женщине купюру, благодарно улыбнулась и склонилась к детям.

– Ну, как вы себя вели, мои хорошие? – лицо ее мгновенно преобразилось, словно внутри включили особый свет. – Соскучились?

– Соскучились, мама! – на два голоса пропели мальчишки, обнимая ее.

– Ну, пошли домой тогда, будем ужинать и сказки читать.

…У дверей квартиры стоял Плужников и ждал их. Евгения чуть не выронила ключи из рук. Что ему еще нужно?

– Передайте Аделине Сергеевне, что деньги я ей верну с первой же зарплаты, успокойте ее, – произнесла она, нахмурившись и неловко пытаясь попасть ключом в замочную скважину.

– А я ее уже успокоил, – ответил похожий на викинга амбал. – Про квартплату не думайте, когда сможете, тогда и отдадите. Привет, молодежь!

Он присел на корточки перед детьми и улыбался, рассматривая черноглазые, черноволосые мордахи, очень похожие на маму.

– Меня дядя Саша зовут, – и протянул большую сильную ладонь старшему Тимофею.

– Привет! – ответил тот и робко попытался пожать руку незнакомцу.

– Быстренько домой! – скомандовала Евгения и впихнула детей в открытую дверь. Сама замерла на пороге. – Вы хотели проверить состояние квартиры? Не натворили ли что-нибудь дети?

Во взгляде квартирантки Плужников прочитал недоверие и страх. Ничего хорошего от визита сына квартирной хозяйки она не ждала.

– Да нет, я на секунду! – Он вошел следом за ней в коридор, испытывая неловкость, словно был незваным гостем в собственном доме, тихо опустил пакет с покупками на пол в уголке. – Просто хотел познакомиться с вашими ребятишками.

Евгения, внутренне приготовившаяся обороняться всеми силами от навязчивого гостя, растерялась, когда тот неожиданно вышел из квартиры и, вежливо попрощавшись, заспешил вниз по лестнице, не дожидаясь лифта. В коридоре на полу остался пакет с продуктами.

– Эй, вы забыли пакет! – крикнула Евгения, выглядывая на лестничную площадку.

Плужников уже спустился этажом ниже, поэтому она его не увидела, только услышала дробный перестук шагов по ступенькам:

– Это вам, вернее детям… Нельзя оставлять детей без белков и витаминов, а то болеть начнут.

Евгения, пошуршав в пакете и придя в ужас от количества дорогущих лакомств, бросилась к окну на кухне. Но только успела заметить, как большой темный автомобиль торопливо выехал со двора, растворившись в промозглой осенней ночи. «Ну что ему еще от меня нужно?» – прошептала она, кусая губы. Александр Сергеевич Плужников был крупным, высоким, сильным и уверенным в себе. Она всегда боялась таких мужчин, а с недавнего времени боялась вообще всяких мужчин. Игнат был на голову ниже Плужникова, да и косой сажени в плечах не имел, но для того, чтобы причинить ей боль, как на собственном опыте усвоила Женя, особой силы и не требовалось. Очень хотелось держаться подальше от всех мужчин, но Плужников был сыном ее квартирной хозяйки. И вроде пока ничего плохого ей не сделал, не позволил выгнать на улицу с детьми, даже помог с работой, а сегодня подвез до дома и еще эти продукты… Но она его боялась, боялась до немоты, до паралича. Казалось, если он посмотрит на нее сурово, она тут же потеряет сознание.

В кухню заглянули малыши и с немым восторгом уставились на разноцветные баночки с йогуртами. Ну, что с ними поделаешь?..

Митя Гаврилов обрадовался неожиданному визиту старого студенческого товарища, нагрянувшего к нему в разгар выходного дня.

– Какие люди в Голливуде! – радостно забасил он, впуская в свою квартиру гостя. – Каким ветром тебя занесло в мое скромное обиталище, Златогорский?

С Игнатом они вместе учились в юридическом институте МВД. Сколько водки вместе было выпито, страшно вспомнить! После окончания друг отправился в свой городишко Сосновск под крыло отца – начальника местной полиции. Митя же решил покорить Москву, хотя никаких связей в столице у него не было.

– Прям сразу к делу предлагаешь перейти, с порога? Может, сначала выпьем за встречу? – Игнат жестом фокусника извлек из-за спины бутылку «Лапландии» и широко улыбнулся.

– О-о-о! Вот это по-нашему! – хохотнул Митя и выхватил из рук друга прохладный и тяжеленький подарок. – Проходи, проходи, Игнат.

Он провел гостя в скромно обставленную единственную комнату своей холостяцкой квартиры, а водку поставил на журнальный столик.

– Я сейчас что-нибудь соображу на закуску, – заверил он, торопливо выбегая в кухню, – правда, я уже второй год холостякую. Поэтому, сам понимаешь, в холодильнике у меня пусто. Но что-нибудь придумаю.