– Бэйла! – шагнул вперед явно потрясенный Тракторист, – это ты?
– Я! – захохотала королева – уже голосом вернувшегося Дуба, – рада видеть тебя, милый. Что-то ты тут усох… плохо кормят?
Тракторист нырнул за спину полковника, который уже командовал:
– Сержант, через полчаса всех собрать в столовой. Двери пока не открывать; ждать меня. А ты, красавица, – усмехнулся он, опять поворачиваясь к Витальке, – давай, переодевайся.
Сам Дуб усмехнулся еще шире, и тут же скинул с себя шкуры. Бэйла было завизжала, пытаясь прижать ладонями самое сокровенное. Тут же отдернула их от того самого, сокровенного. И удалилась. Оскорбленная. В свой угол…
Рядом с целительницей и ее мужем – Борей Левиным – вождь совсем не выделялся ростом и статью. А в такой же ладной одежке, как они, и вовсе мог сойти за своего. И сошел. Когда полковник ловко опустил забрала (так назывались темные пленки на головных уборах местной одежки, закрывавших всю голову вместе с шеей). У Тракториста с Прохвесором – посредством команды. У себя; быстрым неуловимым движением. У Витальки, вызвав еще одно возмущенное ворчание королевы. Потом все вышли в Город – большую пещеру, в которой амазонка и Дуб-сын только вертели головой Дуба-отца в шлеме (том самом головном уборе), не в силах вымолвить ни слова от изумления. Но ни восхищения, ни, тем более, зависти, в них не было. Как и в самом Витальке, когда он впервые увидел эти «чудеса».
В очередной пещере, которую пыхтящий за спиной Прохвесор назвал больничным комплексом, было светло, но очень… тесно. Потолки были достаточно высокими, но все равно давили на затылок, заставив Витальку-младшего воскликнуть:
– Да как же они тут живут?
Отец на правах старожила здешних пещер ответил:
– Тут они не живут. Тут они…
Вождь, полковник, как раз в этот момент открыл очередную «дверь», и три руса отшатнулись от вопля ярости, плеснувшего в них из пещеры, где не было ничего, кроме сравнимого с ними человека, в котором, как тут же заявила королева амазонок, не осталось ничего человеческого. А сам Виталька все-таки закончил:
– … тут они умирают!
Зверь в человеческом обличье прыгнул прямо с места, на котором лежал, свернувшись огромным клубком. И допрыгнул бы до двери, где его был уже готов встретить жестоким ударом вождь русов. Но раньше Витальки в пещере оказался Полковник, который неуловимым даже для него, для Дуба, для лучшего охотника всех племен, движением отправил зверя обратно на пол. Который был сравним цветом с камнем пещер, но оказался мягче шкур. Как и стены этой пещеры…
– И потолок, – добавил Тракторист – после того как сам Дуб ощупал удивительный материал стен, – это чтобы вот такие твари не разбили себе головы. До суда.
– Он сделал что-то неправильное, вопреки вашим законам? – поинтересовался вождь.
– Он убил людей, – ответил Тракторист, – порубал на куски мечом.
– Восемь человек, – уточнил Полковник, – и еще почти два десятка ранил. Но с ними уже все в порядке. Так, Света?
Виталька, конечно, заметил, что в пещеру вошли те самые Левины, которые встречали его с родичами перед штормом. Он даже улыбнулся Светлане – той, что вернула Чижа оттуда, откуда не возвращаются. И тут же подвинулся в душе; уступил место колдунье Бэйле. Что интересно – человек со звериной душой на полу лежал, не в силах даже двинуть рукой и головой, но глазами вращал вполне разумно. Точнее – безумно. Еще и челюстью двигал. Словно разминал ее, прежде чем разразиться речью. Уважения Витальки к Полковнику прибавилось, хотя казалось – куда больше!
А Бэйла тем временем нагнула общую на троих спину, и заглянула в глаза Зверю. Два Дуба шустро отпрыгнули куда-то в район общих пяток (их как раз было две)! Не потому что испугались. Нет!
– Да, испугались, – признались они друг другу, – испугались, что этот Зверь тоже окажется внутри большого тела вождя. И тогда еще неизвестно было бы, кто станет управлять этим телом.
Но нет – порыв Зверя встретила сила колдуньи, которая не отвела взгляда, а словно наступила ногой на душу твари, заставив ее завизжать от страха и ярости, и сказала – больше удивленная, чем устрашенная; сказала вслух, для всех:
– Знаете, на кого похож этот Зверь? На вождя неандерталов – на Денатурата. Точнее – на его внука – один в один. Послушайте, что он рычит:
И она начала говорить горлом и языком Вождя, тут же заболевшими от странных звуков, которые раздались в пещере. Все племена говорили на своих языках; но меж собою – на общем языке; еще недавно Виталька даже представить себе не мог, что кто-то может говорить иначе. Полковник и его люди говорили, как русы, и другие обитатели пещер. Странно, и не всегда понятно, но все же. Этот же…
Королева Бэйла вещала, заставляя Витальку мучиться, а Прохвесор за спиной говорил на языке русов – явно понимая чудные слова Зверя:
– Ты! Снова ты!! Великий охотник, не достойный даже лизать ноги Высшего не-Зверя. За мою смерть, за смерть деда ты…
Полковник нагнулся, и в лице Зверя остались жить только глаза.
– Все понятно, – произнес он задумчиво, – великий пакостник Дену… Прибыл с нами оттуда… В виде матрицы, конечно. Ну, или чьего-то пожелания. А тут проснулся – в черную минуту. Пойдем дальше.
Его руки без видимого труда перевернули тело Зверя на живот, и пробежались вдоль хребта, заставив того заскрежетать зубами, и выгнуться дугой. Выходя из пещеры, Виталька оглянулся, и едва не выпрыгнул за дверь, готовый снести с пути Тракториста с Прохвесором. Потому что Зверь уже перевернулся, и стоял на четвереньках, как самый настоящий зверь – покачивая головой, и готовый очень скоро ринуться в новую атаку. Но Полковник уже закрывал дверь, и улыбался. Горько, но улыбался, хлопая ладонью по тонкой перегородке, которую сам вождь выбил бы ногой, даже без разбега:
– Никто, и ничто не сможет войти сюда без моего разрешения… и выйти тоже.
Колдунья, всех талантов которой не знал никто, кроме нее самой, прильнула ухом Виталика к гладкому полотну, и отшатнулась – скорее устрашенная, чем пораженная:
– Да! – воскликнула она, – глянув на Полковника теперь, как на равного, а может, и на кого-то из Великих, – она словно живая! Она пожрет душу и тело того, кто будет в состоянии сломать ее, но не пропустит!
Такая же дверь ждала их перед следующей пещерой. В нее вождь вступил с опаской – не то, что в первую. И тут же перевел дух; вместе с сыном. Потому что за дверью их встретила маленькая – много ниже и тощее даже Прохвесора с Трактористом – женщина с лицом благовоспитанной жидовки-амазонки. Хотя похожа она была больше на жен Самчайки – Ради и Лари. Полковник, к удивлению двух русов и одной амазонки, так ее и назвал.
– Это Лари, – его голова возвышалась над личиком женщины, которую он держал за вывернутые назад руки, – а кто еще?
Он, наверное, сжал свои железные пальцы чуть сильнее, и Лари визгнула, а потом обрушила в лицо наклонившегося перед ней вождя целую лавину слов. Тоже непонятных.
– Это латышский язык, – поспешил сообщить за спиной Прохвесор (к нему Виталька тоже испытывал уважение; поменьше, конечно, чем к полковнику… наверное, сравнимое с тем, которым всегда наделял Бэйлу).
– Спасибо, конечно, – тут же язвительно ответила королева, – только можно об этом позже? Не мешай слушать.
А слушать было особо нечего. Дуб даже спиной почуял, как Прохвесор поморщился, и даже, кажется, покраснел.
– Ругается и стращает всеми карами на земле, Анатолий (это он так называл местного Тракториста). Не зря ты вспоминал про: «Ходи, да оглядывайся!». Это Виктория – собственной персоной…
В третьей пещере, которую местные вожди называли по-разному – комната, отсек, палата, а Анатолий тюрягой – ждала еще одна мелкая из обезьянов – Ради. Или, по утверждению Прохвесора, которого сородичи называли длинным именем Алексей Александрович, другая женщина. Имя которой было – Академик Зинана Арчелия.
– Вот пока и все, – сообщил им Полковник (он же Товарищ Полковник, он же Командир, и еще Александр Николаевич), закрыв третью дверь, – пойдем ловить остальных?
– Пойдем, – согласились русы и королева.
Товарищ Полковник достал свою маленькую черную коробочку и ее посредством (а не магией, как поначалу думал Дуб-младший, а еще раньше и сам Виталька) поговорил с Холодовым (он же Сержант, он же Товарищ Сержант).
– Сержант, всех людей собрал?
– Так точно, Товарищ Полковник, – ответил Холодов посредством все-той же коробочки, – всех, кроме наряда.
– Сделаем сегодня исключение, сержант. Ввиду экстраординарной ситуации. Снять весь наряд – все смены, включая караулы. Кто у нас сегодня в Центре?
– Дубов с Любой Ульяновой, товарищ полковник.
Товарищ полковник помолчал, явно в сомнении, а потом, вздохнув, бросил в трубочку слова, в которых не было ничего человеческого – только холодное железо:
– Их тоже.
Прохвесор за спиной горестно вздохнул. Тракторист тоже.
Еще одна прогулка по пещере-городу привела их в темный «коридор», за дверью которой тревожно гудели голоса. Множество голосов.
– Подождем немного, – остановил всех перед дверью Полковник, – пусть все соберутся. Мария Васильевна, у вас списки с собой?
Это он обращался к низенькой женщине, державшей в руке удивительные вещи. Впрочем, таких вещей повсюду было великое множество, и вождь запретил и себе, и сыну приглядываться к ним. Потому что справедливо полагал, что этот чудесный сон когда-нибудь кончится, и они вернутся в свои пещеры. Ну, или хотя бы один из них. И это будет правильно. А королеве Бэйле было не до диковин. Она еще раньше чуть ли не обнюхала всех спутников Товарища Полковника; теперь Марию Васильевну, и показала жестом: «Нет, с ней все в порядке!». Все вздохнули с облегчением.
– Запускай, – Полковник скомандовал Холодову, сам становясь рядом с Дубом.
Впрочем, ни Дуб, ни его сын Александра Николаевича сейчас не интересовали. Вождя тоже – как бы странно это не звучало. Виталька опять спрятался в душе с наследником; отдал все органы своих чувств колдунье. А та, не мигая, всматривалась поочередно в каждого входящего, которые после полутьмы за пределами этой пещеры моргали и щурились от ярких огней пещеры. Откуда изливались эти лучи, сравнимые с солнечными, Виталька разглядеть не успел. А теперь не очень-то интересовался. Он с волнением и дрожью в душе следил изнутри за губами, за шепотом Бэйлы: «Нет… нет… нет… Он!».
Вождь даже не успел разглядеть того, кто блеснул безумными глазами из полутьмы. Полковник выдернул этого безумца из общей очереди так аккуратно и стремительно, что шагнувший следом человек, скорее всего, ничего не понял. И опять потянулось: «Нет… нет… нет… нет…». До тех пор, пока Холодов не вошел с лицом, на котором читалось: «Какие команды будут еще, товарищ полковник?».
– Все? – спросил Полковник.
– Все! – вытянулся в немалый рост сержант Холодов.
– Нет, не все, – перебила его Мария Васильевна, – нет шестерых. Не считая, конечно, родильного отделения.
За последние слова Полковник одарил ее таким тяжелым взглядом, что отшатнулся даже Виталька, которого этот взгляд задел только краешком.
– Кто. Эти. Шестеро?! – в голосе Полконика опять осталась только сталь.
– Финны, – поспешила ответить Мария Васильевна – уже из-за спины Тракториста, – живут в общежитии, в одном блоке. Заявления на коттеджи пока не подавали.
Выходя вслед за Товарищем Полковником под своды большой центральной пещеры, вождь услышал, как тот же Тракторист проворчал:
– Скорее всего, никаких заявлений эти горячие финские парни подавать больше не будут.
Перед очередной дверью собрались все.
– Постучим? – робко, опять из-за спины (теперь уже Прохвесора) предложила Мария Васильевна.
Командир ей не ответил. Точнее ответил – пинком в дверь. Та влетела внутрь, стукнувшись о что-то мягкое, никак не отреагировавшее на удар. А потом Командир сам мягко втек в комнату, и уже там встал на ноги, выражая расслабленной спиной (это подсказала все та же колдунья) отвращение, гнев, и… приглашение – всем им – «насладиться» эти букетом. Что такое «букет», вождь не знал; предположил, что кто-то из местных тоже владеет способностями, сравнимыми с колдовскими чарами королевы амазонок, и сейчас наделяет всю пещеру своими мыслями. Толпа, в которую сбились гости, и хозяева пещер, ввалилась внутрь вместе. А потом резко разделилась; женщины – Марья Васильевна и Света Левина, вдвое выше ее, резко отделились от толпы; выскочили из пещеры, заполненной ужасом; кусками человеческих тел, валявшихся повсюду, густым чадом костра, на котором подгорало что-то тошнотворно-сладкое (скорее всего, тоже человечина), наконец, аурой смерти и безысходности, что буквально зримо виднелась между двумя людьми, сидевшими на полу и уставившимися друг другу в лицо. Они были чем-то похожими – и лицами, и пугающей пустотой взглядов, и неимоверной силой, с какой пили жизнь друг друга (еще одна подсказка Бэйлы).
Очевидно, силы этих Зверей были равны. Так что сказать, кто одержал бы победу в этой битве воли и чародейского мастерства, не смог бы, наверное, никто. Кроме Товарища Полковника. Который и оказался победителем. Два мягких удара по темечку – одному и второму – и длинная прочная веревка опутала этих тварей так же крепко, как прежде другого – в прежней пещере.
– Ну, и кто это у нас? – повернулся Полковник к Дубу – после того, как отослал Холодова за людьми, которым надлежало собрать здесь останки.
Костер волшебным образом, не понятым вождем, уже погас. Колдунья склонилась над первым из пленников, и забормотала что-то вообще невообразимое. А закончила ругательствами – грязными, неприличными, корявыми, но вполне понятыми русом. И еще – Прохвесором, который побледнел, как замерзшая вода, падающая с неба во время самых жестоких штормов, и прошептал, не обращаясь ни к кому:
– Дикарь! Это же дикарь, который едва не съел меня, и сержанта, и который Марио…
– Понятно, Алексей Александрович, – остановил его Полковник, – можешь не продолжать. Следующий!
«Следующий» вдруг запел, попытавшись вытянуться. Кто бы ему дал? Ремни не дали. А потом и Полковник – стукнув его легонько по макушке. Пленник умолк, а Полковник с видимой брезгливостью проворчал:
– Вот уже не думал, что еще раз услышу гимн Соединенных Штатов. Это, я полагаю, капитан Браун. Не забыл такого, Алексей Александрович?
Прохвесор побледнел еще раз. А Командир продолжил:
– Предполагаю, что твой с Холодовым «друг» проснулся первым, и решил устроить тут пикничок. А следом явился капитан, решивший померяться с ним кровожадностью.
И опять он повернулся к Витальке с вопросом, который готов был сорваться с языка, но так и не сорвался. Но королева ответила на него.
– Можешь не беспокоиться, Товарищ Полковник – больше тварей в твоей пещере нет.
Полковник помолчал. Недолго. Но очень… мучительно. А потом улыбнулся тепло и удивительно доверчиво – словно вокруг не валялись ошметки человеческих тел, и не поднялся опять от костра тошнотворный дымок:
– А пойдемте, мы вас с нашими королевами познакомим.
– А собрание? – это спросил Тракторист, бесцеремонно влезший в разговор своего вождя с тремя вождями племен.
– А что собрание? – пожал плечами командир, – кворума там пока нет. Вот эти ребята закончат здесь; отмоются, и придут в столовую. К тому времени и мы освободимся.
«Ребята» – это те, кого привел с собой Холодов, и кто стоял сейчас, не решаясь войти.
– А ты, Мария Васильевна, – Полковник со всеми уже вышел из пещеры смерти, – составь пока списки… погибших. Назовем их всех на собрании поименно. Ну и обрадуем, что врага удалось вычислить и повязать.
– А что с ними будем делать? – это опять выступил Тракторист, имевший, кажется, право высказывать свое мнение без разрешения вождя.
– А об этом будем думать, – опять нахмурился Александр Николаевич, – крепко думать. И у союзников совета попросим…
– А что спрашивать? – думали Дубы – и старший, и младший – пока они толпой шли за Полковником в «родильное отделение», находившееся совсем рядом с тем страшным местом, куда унесли еще двух пленников.
Думал все то долгое время, пока королева Бэйла в веселом изумлении общалась с собственной копией и ее новорожденной дочкой; и с женой Прохвесора, оказавшейся великой воительницей; и со спутницей самого Полковника, от которой колдунья отшатнулась, едва заглянув в глаза – не в страхе, а в почтении.
– А что спрашивать? – повторил он вопрос Полковника, уже выйдя из родильного отделения и направляясь в «свою» пещеру, где ждали сородичи и «Железный капут», – правила одни для всех – око за око, смерть за смерть. Различия только в способах. Можно убивать долго и мучительно – под одобрительные крики племени. А можно – просто раздеть, и выгнать под живительные лучи солнца. Черви подарят смерть быструю, и практически безболезненную. Ерш подтвердит.
Глава 11. Профессор Романов. Одна из граней Создателя
– Итак, что мы имеем?
Этот вопрос полковник задал только теперь, спустя почти месяц после трагических событий, унесших жизнь сразу полутора десятков горожан. Еще шестеро ждали своей участи; единственного шанса, который им все-таки предоставили на спасение. Точнее, предоставил – полковник Кудрявцев. В этот месяц Александр Николаевич словно забыл о своей приверженности к демократии. Железная дисциплина; строгий режим работы и отдыха; неуклонное следование основному армейскому принципу – это сообщил профессору Толик Никитин – «Не важно, чем занят солдат; главное – чтобы он был занят всегда!».
Как ни странно, это помогло. И жуткие картинки кровавых расправ; и трогательная, и одновременно какая-то ожесточенная церемония похорон; и долгие ночные думы о происшедшем – все как-то размывалось повседневными заботами… Хотя нет – думы оставались; даже после утомительных дней, заполненных работой, к какой бывший профессор Санект-Петербургского университета не привык.
– Лучше бы в разведку, в поиск, – вырвалось у него однажды за обедом.
Он тут же прикусил язык – ведь рядом, за одним столом, сидели кроме Александра Николаевича и Анатолия еще три молодые мамы, недавно выписанные из «роддома». Малыши тоже были здесь; в колясках из той же пластмассы. Изготовил их, конечно же, сам Кудрявцев. Профессор Романов хорошо запомнил слова вождя русов; точнее, одной из трех его ипостасей. Слова колдуньи местного племени амазонок о том, что стены тюремного блока буквально кричат о своей неприступности; о том, что они готовы защищать врученное им имущество (в данном случае – живые тела преступников) всеми возможными, и невозможными способами. А главное – что их слышал, и вполне серьезно воспринял полковник Кудрявцев.
Вручая чете Романовых коляску для двух малышек, он улыбнулся:
– Держите. В этой коляске Тане с Тамарой ничто не грозит.
Профессор поверил, и немного ужаснулся. Его аналитический ум, настроенный на рассмотрение всех возможных и совершенно невероятных вариантов развития событий, вдруг в каком-то из снов представил, как он – папа двух крошечных; самых прелестных во вселенной девочек – тянет руки к коляске, а та не отдает их; требует помыть руки, принести кучу справок, допуск к общению с новорожденными, в общем – кучу всяких бюрократических проволочек, от которых он проснулся в холодном поту.
Сам Кудрявцев, кстати, все дни напролет пропадал в лаборатории; что-то химичил, проектировал. Но сейчас, вопреки всем правилам приличия потянувшись за столом так, что в широких плечах что-то хрустнуло, он неожиданно поддержал профессора:
– А что, Алексей Александрович, пожалуй, я тебя подержу. Хватит отсиживаться. К тому же интересно будет посмотреть, как произойдет встреча вождей.
Командир намекал на тот факт, что «Железный Капут» усилиями Никитина с Дубовым, и, конечно же, самого полковника, получил новый двигатель – вместо старого, чадящего угольным дымом. А еще – солнечные батареи, которые позволяли этому движку работать под солнцем беспрерывно. Учитывая, что ни одного заката в этом мире никто так и не увидел, двигатель был вечным.
– Я думал, что эта «встреча на Эльбе» давно уже произошла, – удивленно вскинул брови Анатолий.
Командир усмехнулся с хитринкой в губах.
– Вы что же, ребята, думаете, что полковник Кудрявцев в лаборатории только игрушками для детей занимался? Нет… Сейчас я определенно могу сказать, что «тридцатьчетверка» до сих пор движется по прямой. Кстати, с остановками – через те самые триста-четыреста километров. Думаю, мы сможем догнать их до побережья. Если выступим завтра утром.
– Как завтра?! – воскликнула Оксана, едва не уронившая одного из близнецов в коляску.
Коля (или Дима) все же оказался на своем месте – мягко и бережно, как обычно, а Кудрявцева с видимой обидой на лице повернулась к мужу: «А мы?!».
– А они? – ответил вопросом на вопрос Александр Николаевич, так же бережно подхватывая на руки Диму (или Колю).
Скандал, который явно собирались учинить своим половинкам воинственные мамаши, так и не разразился. Но только после того, как командир торжественно пообещал – в следующий рейд; в крайнем случае – через один – разведгруппа отправится в полном составе.
– Только вот когда он начнется, этот следующий рейд? – читалось в глазах Кудрявцева.
Алексей Александрович не был бы столь категоричным; больше того – предполагал, что в этом мире, полном неожиданностей, загадывать наперед нельзя. Даже на несколько минут. Пока же экспедиция тронулась в рейд точно по графику – в восемь ноль-ноль третьего ноября первого года. «Варяг» гудел двигателями обиженно – так казалось профессору Романову. Не удивительно – грозного бойца в этом рейде превратили еще и в тягач. Кому в голову пришла удачная мысль позаимствовать опыт путешествий аборигенов – самому Кудрявцеву, или гораздому на выдумки трактористу, профессор не уточнял. Он просто констатировал факт – за боевой машиной на таких же громадных колесах медленно «плыл» по траве еще более громоздкий прицеп.
– Чего там только нет, – неторопливо размышлял профессор, сидевший между товарищами – командиром и Никитиным, рулившим этим автопоездом, – в том числе и страшный груз, от которого, наконец, избавился город.
Действительно, в огромном фургоне, в отдельных отсеках, лежали в бесконечной коме шесть преступников. Ни у кого из горожан не поднялась рука отправить их в степь, на медленную смерть – так предложил поступить с шестеркой вождь русов. И профессор видел; скорее, чувствовал – командир колеблется, ждет какого-нибудь сигнала. И, очевидно, получил его. Потому что все разговоры о судьбе арестованных резко прерывал – первые два дня. А потом они сами прекратились; после такой явной демонстрации.
И вот теперь профессор, и, конечно же, Анатолий, надеялись услышать объяснения. Но командир первым задал свой вопрос. И повторил его:
– Ну, и что мы имеем?
– Да, что мы имеем, товарищ полковник? – переспросил Никитин, явно намекая на то, что командиру есть чем поделиться с товарищами.
– Прежде всего, конечно, тем, зачем мы везем с собой преступников? – добавил про себя Романов.
Но полковник Кудрявцев предложил другой вариант беседы.
– А ведь ты, Алексей Александрович, так и не закончил своей лекции. Сейчас, с новыми данными, что ты мог бы добавить? Почему мы оказались тут? Почему здесь раньше появились аборигены – столь же странные, сколь похожие на нас. Тебе не кажется, что эти племена больше похожи на какую-то карикатуру. Страшный, но все же фарс? И, наконец, почему вместе с нами сюда переместились души давно погибших маньяков? И не «проснется» ли в наше отсутствие еще кто-нибудь?
– Это тебе лучше знать, Александр Николаевич, – чуть улыбнулся Романов, – ты же у нас больше других общался с Виталькой Дубом, и с колдуньей, что живет внутри него. Кстати, насчет самого имени. Думаю, в нем как раз первая разгадка и кроется. Что-то мне подсказывает, что вот так назвать созданное им существо Спящий бог – если это его причуды – просто не мог. Тем более, выдумать всяких так обезьянов, неандерталов…
– Или жидовок-амазонок с «Железным Капутом», – подхватил командир, – Анатолий, в твоих фантастических романах таких племен не встречалось? Сдается мне, что в городе Дубова Виталькой только ты называл… и называешь. Ни в чем не хочешь нам признаться?
«Варяг» чуть притормозил ход, но в сторону не вильнул; побелевшие руки водителя не шелохнулись на руле. Но сам Никитин отчаянно замотал головой:
– Если я даже и подсказал что-то вам, товарищ полковник… ну – там, где вы были «богом»; спящим, или каким другим, – тракторист повернул голову к товарищам, ничуть не боясь попасть в какое-то местное ДТП (ни одного препятствия за полтора часа езды по бескрайнему оранжевому морю травы им не попалось), – то эти шутки были вполне безобидными.
– А какие были не… такими?
Это уже заинтересовался профессор.
– А такие, Алексей Александрович! Подумайте, кто мог призвать сюда чудовищ, которых мы везем с собой в прицепе? Только тот, кто сталкивался с ними прежде; кто, быть может, уже ощутил на собственной шкуре их ярость и колдовство. Много таких людей вы знаете, товарищ профессор?